Глава 14

Нафтали сверлил меня суровым взглядом. Молчал.

— Я против, Саша, — проговорил Шарипов. — Он может предать нас в любой момент.

— Пусть только дернется, — Наливкин нахмурил брови. — Тут же получит пулю в голову.

Мы готовились к передаче командира «Чохатлора». Душманы уже ждали нас за забором двора мечети. Они пришли конными. Масловы насчитали больше тридцати человек. Сложно было сказать — явились ли «Аисты» в полном составе или всё же оставили какой-то резерв в горах.

Предполагалось, что в конвое, который поведёт Нафтали к Шеру, будут четыре человека: оба капитана, Глушко и я. Остальные четверо спецназовцев вместе с Нарывом и освобождёнными нами пленниками забаррикадировались на втором этаже. Там же были и Искандаров с пакистанским шпионом.

Парни, которых мы освободили из заброшенной пастушьей хижины, несмотря на ранения, решительно заявили, что тоже хотят поучаствовать в обороне мечети. Оружия для них у нас не было. Потому Наливкин приказал им метать гранаты и подносить патроны бойцам.

Нельзя было исключать, что всё пойдёт не по плану. Тогда все, кто сейчас на втором этаже, останутся последней линией обороны.

— Если душман согласился вывести этого своего Шера на чистую воду, — продолжал Шарипов, — то это не значит, что мы можем доверить ему оружие.

— Нож — символ его силы, — суховато заметил Наливкин.

Нафтали по-прежнему молчал. Ждал, что же мы решим.

— Отдайте ему его нож, товарищ капитан, — сказал я, глянув на Наливкина.

— Саша, — Шарипов ступил ко мне, положил руку на плечо. — Риск и так слишком велик. Зачем всё усложнять?

— Нож нужен ему, — обернувшись к особисту, я кивнул на Нафтали. — Это элемент ритуала.

— Это он тебе сказал? — насупился Шарипов.

— Я доверяю Селихову, Хаким, — сказал Наливкин. — Мне казалось, ты тоже.

Шарипов сглотнул слюну.

— Доверяю. Но это не значит… — Он осекся. Не закончил своей мысли.

— Нож — важен, — надавил я, перебив особиста.

— Глушко! — позвал Наливкин.

— Я!

— Достань нож из вещей этого душмана. И принеси.

— Есть!

Когда Глушко прибежал к нам через минуту, то протянул капитану Наливкину кривой нож в чёрных кожаных ножнах. Наливкин передал его мне.

Не сказав ни слова, я пристально посмотрел в тёмные, маленькие глаза Нафтали, который не отрывал от меня своего взгляда всё это время.

Нафтали был связан: ноги ему опутали так, чтобы он мог идти, но не бежать. Здоровую руку привязали длинной верёвкой к ногам, чтобы он не мог свободно ею пользоваться. Сломанная же безвольно висела на перевязи.

Без колебаний я протянул ему нож.

— Ты просил? Тогда возьми.

Нафтали, конечно же, не понял моих слов. Он уставился на своё оружие. Потом принял его. Одной рукой, неуклюже, заткнул за армейский ремень.

— Все готовы? — выдохнул Наливкин и отсоединил магазин. Проверил патроны внутри. — Ну тогда пойдёмте! А то наши гости нас, видать, уже заждались!

Когда мы вышли за пределы двора мечети, Шер со своими людьми уже спешился. По левую его руку стоял гигант, с которым он приезжал в прошлый раз. По правую — немного ссутулившись, застыл безбородый «Аист» с изуродованным большим ожогом лицом.

Нафтали внимательно уставился на Шера. Он буквально ловил взгляд молодого душмана. Шер же всячески избегал смотреть Нафтали в глаза.

Кроме того, я заметил, что теперь Шер держался уже не так самоуверенно и нахально, как раньше. Будто бы могучая аура командира «Чохатлора» давила на него. Заставляла сомневаться, нервничать.

Я счёл это хорошим знаком.

Когда Нафтали пошевелился излишне резко, Булат, которого я вёл на поводке, покосился на него. Зарычал.

Мы взяли пса на всякий случай. Во-первых, он мог помочь нам обезвредить Нафтали, если бы тот замыслил бежать. Ну а во-вторых… Стоило видеть лица душманов, когда они увидели советскую служебную собаку. Особенно такую, как Булат. Это дорогого стоило.

Часть из них, кто тоже спешился и стоял за спинами Шера и его дружков, принялись плеваться и шептать проклятия. Плевались даже некоторые конники, оставшиеся верхом.

Судя по гаденькой улыбке Наливкина, он тоже понял, в чём было дело. Даже бросил Булату:

— Хорошая собака. Молодец. Будешь у нас «психологическим оружием».

Не поняв странной похвалы, Буля на миг уставился на командира «Каскада», шедшего рядом со мной и ведущего Нафтали под руку.

Мы с душманами замерли друг напротив друга. Разгулявшийся ветер гнал пыль и песок. Трепал наши волосы и душманские широкополые одежды. Привычным делом шумел в пронизанных дырами стенах мечети, что высилась позади нас.

Шер решился и вышел вперёд.

— Его рука, — начал он по-русски, указав на шину Нафтали, — сломана. Вы пытали его?

— Спроси об этом лучше своего командира, — ответил я настолько громко, чтобы перекричать буйный порыв ветра.

Шер нахмурился. Бросил Нафтали несколько слов. Нафтали ответил.

— Что он сказал? — шепнул я Наливкину.

— Как и договаривались. Сказал, что сломал руку, когда упал с коня.

Когда после слов Нафтали выражение лица Шера никак не изменилось, я понял — он поверил лжи командира «Чохатлора».

— Вижу, шурави обращались с нашим любимым командиром достойно, — наконец заговорил Шер.

— Да уж получше, чем ваш брат с советскими солдатами, — язвительно ответил ему Наливкин.

Шер хмыкнул.

— Пусть Аллах покарает меня, если я буду лгать, — продолжил он. — Я убивал шурави ровно так же, как ты убивал моджахеддин, советский капитан. Но я никогда не обходился с пленниками недостойно. Никогда не унижал воинов, что по своей собственной воле складывали оружие и вверяли мне свои жизни.

Теперь хмыкнул уже я. Вышел вперёд. Скомандовал Булату, который тоже выдвинулся рядом со мной:

— Место.

Могучий пёс уселся, словно бы взяв меня под охрану. Он чутко следил за врагами. Навострил уши и не спускал с них глаз.

Шера заинтересовал такой мой шаг. Но он промолчал.

— Тогда докажи это, Шер, — сказал я.

— Я ничего не обязан тебе доказывать, шурави, — прошипел Шер, словно змей. — Только лишь соблюдать наш договор. Это всё.

— Докажи не мне, — я покачал головой. — Докажи это твоему командиру.

С этими моими словами Нафтали вышел вперёд. Я услышал едва уловимый, похожий на хрип стон боли Нафтали. Раны беспокоили «Аиста» при каждом движении.

Нафтали сказал что-то своим низким, утробным голосом. Слова Нафтали прозвучали громко, трубно и, казалось, ввели Шера в замешательство.

Я глянул на Наливкина, что выступил вместе с душманом. Тот шепнул мне:

— Спросил Шера, он ли командует теперь «Аистами».

Шер на мгновение замешкался, вцепившись в рукоять своего кинжала и то сжимая, то разжимая пальцы. Потом торопливо заговорил на дари. Поклонился.

— Оправдывается, — тут же перевёл Наливкин. — Говорит, что был вынужден.

Нафтали не спешил отвечать. Он внимательно смотрел на изворотливого, словно уж, Шера.

— Ту маро мекоши? — прошипел наконец Нафтали. — Чойи маро мегири⁈

Шер побледнел. Жёлтоватые глаза его округлились от изумления. «Аисты» за спиной молодого душмана зашептались.

Гигант, что стоял по левое плечо Шера, вздрогнул. Уставился на него дурными от удивления глазами. Потом что-то возбуждённо спросил у Шера.

Тот отмахнулся, нервно бросил два гавкающих слова огромному «Аисту».

— Нафтали обвиняет его в предательстве… — шепнул Наливкин, увлечённо слушавший переговоры душманов. — Спрашивает, желает ли он убить Нафтали и занять его место.

Шер торопливо, потеряв самообладание, заговорил. Голос его звучал так, будто молодой душман оправдывается.

— Шер обвиняет нас во лжи… — перевёл мне напрягшийся Наливкин.

Не успел Шер договорить свой монолог, как Нафтали прервал его и крикнул, ударив себя в грудь:

— Ба Корам касам бихур!

Шер остолбенел от изумления. Душманы за его спинами затихли. Казалось, даже ветер перестал трепать их одежду. Так неподвижно они застыли.

— Требует поклясться на Коране, — сказал Наливкин, словно бы повторил вынесенный приговор.

— Биргай… — с презрением бросил Нафтали, прервав тишину, которую разбавлял лишь гул ветра.

Это слово, будто пощёчина, заставило Шера вздрогнуть. И без перевода было ясно — Нафтали прилюдно оскорбил молодого душмана.

Шер вдруг посерьёзнел. Взгляд молодого духа стал решительным. Черты лица ожесточились. Словно бы обострились.

Он повернулся к безбородому. Что-то приказал ему. Душман со шрамом стянул с плеч вещмешок. Принялся что-то искать в нём.

Нафтали грубо прервал их. И Шер, и «Аист» с обожжённым лицом замерли. Уставились на Нафтали.

Тот хрипло и прерывисто заговорил. Видно было, что командир «Чохатлора» теряет силы от ран. Что стоять ему всё сложнее. Но он держался, стараясь не показывать слабости.

— Требует, чтобы он поклялся не на своём Коране, — быстро и тихо перевёл Наливкин.

— Абдула! — крикнул Нафтали своему гиганту-подчинённому.

Гигант засуетился. Выкрикнул несколько приказов, и кто-то из «Аистов» передал ему книгу — чёрный, украшенный арабской вязью том Корана.

Гигант подошёл к Шеру. Протянул ему книгу. Молодой душман несколько мгновений помедлил, но всё же взял её из больших рук духа, названного Абдулой.

Потом, нерешительно глянув на Нафтали, крепко вцепившись в книгу обеими руками, он направился к нам.

* * *

Всё тело Нафтали болело. Сильно ныла рука, сломанная Шайтаном.

Несмотря на боль, Нафтали не показывал слабости Шеру.

«Он трясётся. Боится меня, — думал Нафтали, пока молодой моджахед шёл к нему, держа в руках Священный Коран. — Значит, Шайтан был прав. Шер задумал предательство».

Нафтали не удивило это обстоятельство. Он всегда тщательно следил за Шером. Осаживал заносчивого юнца, когда тот пытался выпячивать при остальных «Аистах» свою гордыню.

Удивило его другое.

«У Шайтана, у этого неверного шурави, больше чести, чем у многих моих моджахеддин», — подумал Нафтали.

Шер приблизился. Заглянул было в глаза командира «Чохатлора», но тут же опустил взгляд, делая вид, что рассматривает искусно изукрашенную обложку священной книги.

— Значит, душа моя ещё не отправилась к Аллаху, а ты уже назвал себя новым вождём, ведь так, Шер? — прохрипел Нафтали низким утробным голосом.

— Я уже отвечал тебе на этот вопрос, господин. Я был вынужден. И потом, мы делили бремя лидерства с Абдулой. Мне не понятны твои обвинения и оскорбления. Я…

— Молчи, мальчишка, — прервал его Нафтали.

Потом Нафтали глянул на своего приближённого Абдулу поверх плеча Шера. На лице огромного моджахеда застыло недоумение. В маленьких глазах, чей взгляд был направлен на Нафтали, читался немой вопрос. Нафтали знал, какой.

Шер покосился на большую собаку, сидевшую у ног шурави. Того самого шурави, что смел разговаривать таким дерзким образом.

Молодой моджахед узнал его сразу. Бросил ему взгляд. Глаза шурави оставались спокойными и холодными. Молодое лицо было бесстрастным и казалось высеченным из камня.

— Ты поклянёшься передо мной, — сказал Нафтали. — Поклянёшься по-настоящему. Не той предательской клятвой, которой ты пытался обмануть шурави, но истинной клятвой перед лицом всех «Чёрных Аистов» и самого Аллаха.

Шер молчал, мялся на ногах. Нафтали видел, как его пальцы, сжимающие Священный Коран, белеют от напряжения.

— Поклянёшься, что, вызволяя меня из плена, берёшь ответственность за мою жизнь, — продолжил Нафтали, когда Шер не решился ничего ответить. — Если я умру — это будет твоя вина.

— Я поклянусь, — сказал наконец Шер после долгого молчания.

Шер раскрыл книгу. Внезапно Нафтали с шипением вынул изогнутый клинок из ножен. Шер вздрогнул, даже зажмурил на миг глаза.

Командир «Чохатлора» показал ему свой нож. Положил его на левую страницу Корана.

— Клянись, — сквозь сжатые зубы протянул он.

Шер сглотнул. Его острый кадык вздрогнул на тонковатой шее. Потом он опасливо поднял правую руку. Положил её на правую страницу Корана. Облизал иссохшие губы и заговорил:

— Клянусь именем Аллаха, что не отдавал приказа стрелять в тебя. Если я лгу — пусть моя душа не войдёт в рай, а моё тело не найдёт покоя.

Нафтали показал в улыбке желтоватые зубы, казавшиеся на фоне бороды маленькими и даже заострёнными, словно акульи клыки.

Все замерли вокруг. Казалось, даже ветер на мгновение стих. Будто бы само время пошло медленнее, чем обычно.

— В тебе меньше чести, чем в Шайтане, — проговорил Нафтали холодно.

— Ч-что? — не понял Шер.

— Щенок… — Улыбка сошла с лица Нафтали. — Ты забыл сказать главное. Сказать, что ты берёшь меня под свою защиту, как пленного. Или ты забыл древний обычай?

Глаза Шера на миг округлились. В них блеснул страх. А в следующий момент они внезапно сузились, подобно змеиным.

Шер снял руку со священного Корана. Медленно потянулся к своему тюрбану. Потом так же медленно развязал его, и ткань, словно знамя, сползла ему на плечи. Он поклонился Нафтали, но не опустил глаз.

— Я преклоняюсь перед твоей проницательностью, Нафтали. В последний раз.

Молодой шурави среагировал быстрее, чем раздался выстрел. Он бросился к Нафтали и схватил его за рукав.

Но молодой мужчина не мог быть быстрее пули.

Спустя секунду после того, как где-то в горах раздался хлёсткий звук снайперского выстрела, Нафтали вздрогнул. В его животе, чуть левее пупка, прямо в армейском поясе появилась большая дыра.

Кровь брызнула на одежду и лицо Шера. В этот момент молодой «Чёрный Аист» улыбался.

* * *

Я среагировал быстро, схватил Нафтали, чтобы оттянуть.

«Непокрытая голова, поклон, — думал я, — это сигнал для убийцы».

Но было поздно. Нафтали ранили.

— А, сука! — крикнул Наливкин, хватая душмана, когда тот, сражённый пулей, стал валиться на землю.

Шер, тем временем, выхватил из кобуры наган. Направил его было на меня.

Я не видел, когда на Шера прыгнул Булат. Просто не заметил — так он был быстр.

Пёс вцепился в вооружённую руку Шера. Тот вскрикнул, задрал дуло пистолета в воздух.

Среди душманов началась неразбериха.

А потом прогремели первые выстрелы.

Когда мы бросились к глиняному забору, чтобы укрыться самим и утянуть туда раненого Нафтали, я обернулся.

Увидел среди переполоха, что начался между духами, Шера. Булат всё ещё трепал его за руку. Но душманёнок выгнулся дугой, задрав свободную руку, и рухнул на колени.

Я быстро понял, в чём дело.

Гигант Абдула стоял на широко расставленных ногах, выбросив руку со своим ТТ вперёд. Ствол его пистолета дымился. Он застрелил Шера в спину.

— Отходим, отходим! — кричал Наливкин.

Выстрелы спровоцировали и других аистов. Раздалась новая стрельба. Закричали умирающие люди. Заржали кони.

Безбородый душман накинулся на Абдулу, и они принялись биться в рукопашную.

Все остатки отряда «Аистов» утонули в хаосе междоусобицы.

— Булат, ко мне! — крикнул я, когда мы оказались за забором, а потом вскинул автомат.

Когда пёс перестал трепать обессилевшую руку уже мёртвого Шера, то обернулся и стрелой помчался к нам.

Как только он юркнул за глиняный забор, я закричал снова:

— Огонь! Огонь!

Я открыл огонь с колена. Надо мной заговорил АК Наливкина.

Глушко отчаянно выскочил из укрытия и залёг рядом со мной, поставив на сошки свой пулемёт. Следом затрещал и он.

А потом начали стрелять и со стен мечети. Мы всеми силами помогали душманам уничтожить самих себя.

«Аисты» таяли на глазах. Кто-то погибал, сражаясь друг с другом и совершенно не обращая внимания на наш огонь. Другие бросали оружие и пешими убегали в степь. Третьи пускали лошадей в галоп.

Бой закончился так же быстро, как и начался. Заметив, что их становится всё меньше, душманы дрогнули под нашим огнём и пустились бежать врассыпную — кто пеший, кто конный.

Там, где совсем недавно перед нами стояли больше тридцати «Аистов», теперь вразнобой лежали не меньше двух десятков мёртвых, одетых в чёрное.

Силуэты тех, кому удалось спастись, один за другим исчезали вдали. Скрывались за грязно-жёлтыми порывами пылевой бури.

— Сдюжили, — сказал Наливкин, прекратив огонь по отступающим. — Ёп твою мать! Сдюжили! Справились, Сашка! Прекратить! Прекратить огонь!

Он потрепал меня по плечу. Я глянул на Наливкина.

Постепенно бой полностью стих. Последние выстрелы звучали над мечетью. Последние пули отправлялись вслед исчезнувшим вдали душманам. А потом все звуки заменил собой лишь гул злого афганского ветра.

— Сдюжили, — кивнул я тихо.

— Голова! Голова-парень! — расчувствовался Наливкин, когда я встал. — И-и-и-и-э-э-э-х!

Он по-своему простодушному обыкновению бросил автомат и заключил меня в объятия, даже оторвал от земли.

— Тихо вы, капитан, — улыбнулся я, — духи не убили, так вы точно всю душу из меня вытрясите.

Когда Наливкин меня отпустил, повесил руку мне на плечо и улыбаясь во все тридцать два, заявил Шарипову:

— Видал⁈ Вон что учудил твой подопечный! Вон что выдумал! Всех духов, как рукой сняло!

Шарипов поднялся. Ладонью стёр с потного лба налипшую пыль.

— Видал, капитан. За малым мы не померли. По краю, так сказать, прошлись.

Потом особист вдруг приблизился. Протянул мне руку.

— Извини. Извини, что сомневался.

— Только глупцы не сомневаются, — сказал я.

— Ты не выглядел сомневающимся, — хохотнул Шарипов. — Ну, когда всё это проворачивал.

— Талант, как говорится, не пропьёшь, — хмыкнул я ему в ответ.

— Так, ладно, — Наливкин посерьёзнел. — Мы ещё не дома. Отмечать будем, как границу пересечём. А пока что — рано расслабляться. Работаем дальше.

Он обернулся к мечети, закричал:

— Звада!

— Я!

— Спускайся давай! У нас раненый!

— Есть!

— Малинин!

— Я!

— Расчехляй свою шарманку! Прослушивай эфир!

— Есть, товарищ капитан!

— Фима!

— Я!

— Следи, куда чёрные уходят! Не вернутся ли! Остальные — спуститься! Нужно собрать оружие и патроны! Ранеными заняться! Добивать только тех, кто окажет сопротивление!

Я тем временем глянул на Нафтали. Тот был ещё жив и даже пришёл в сознание. Он полулежал под забором, зажимая рану здоровой рукой.

— Долго не протянет, — сказал мне Шарипов. — Рана брюшной полости. Вон, видишь? Ноги не шевелятся. Да и не шевелились, когда мы его тянули. Отнялись. Пуля хребет перебила.

— Вижу, — сказал я.

— Сука! Глушко! Ты чего? — вдруг крикнул за моей спиной Наливкин.

— Да я што-то… — простонал Глушко.

— Зацепило тебя, вот што!

В пылу боя мы и не заметили, как ранили Глушко. Только сейчас я увидел, что весь его правый рукав потемнел от крови.

— Да нормально всё… Товарищ капитан…

Глушко вдруг не удержался на ногах, но Наливкин его придержал.

Шарипов бросился к раненому бойцу.

— Зараза, — пыхтел Наливкин, — кровь не останавливается. Капитан, зажми тут. Вот так. Звада! Ну где ты там, мать твою за ногу⁈

— Шайтан, — услышал я вдруг хриплый, слабый голос Нафтали. Обернулся.

— Шайтан… — позвал он снова, не снимая руки со своей страшной раны. А потом на ломаном, очень плохом русском, позвал: — Твой, ходить… Я…

— Вот так. Нормально… — лепетал Наливкин за моей спиной. — Очнулся, Глушко? Ну хорошо! Жить будешь. Звада тебя быстренько на ноги поставит…

Видя, что жизни товарища ничего не угрожает, я потрепал Булата, прижавшегося к моей ноге и гавкнувшего на запах свежей крови Глушко. А потом направился к умирающему «Аисту».

Загрузка...