Пограничник. Том 6: Шпионские игры

Глава 4

— Еще один, — выдохнул Наливкин раздраженно, — товарищ майор уже порывался пожертвовать собой, чтобы мы отошли! Теперь и ты туда же⁈

За спинами снова закричали душманы. Сумерки уже давно перетекли в темный афганский вечер, и мы заметили, как у задней, южной стены караван-сарая маячат желтоватые лучи фонарей. А «Аисты» неплохо подготовились к преследованию. Ничего не скажешь.

Наливкин, оторвав взгляд от приближающихся преследователей, снова заглянул мне в глаза. На его скулах заиграли желваки.

— Мне в группе герои не нужны, Селихов. Мне нужны солдаты, которые выполняют поставленную задачу. Ясно тебе?

— Вы решили, что я собираюсь пожертвовать жизнью? — Хмыкнул я.

Наливкин удивленно округлил глаза. Приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но я его опередил:

— Нет. Я просто обеспечу отход и вернусь. У меня есть идея, как нам оторваться. Но для этого кто-то один должен остаться в этом ущелье.

— Какая идея? — Решительно спросил Наливкин.

Крики и улюлюканье шедших по нашему следу врагов, усилились. Снова началась стрельба, и мы все аж присели, оберегая головы.

— Нет времени, — сурово покачал я головой, — давайте гранаты.

Наливкин уставился на меня так, будто хотел прожечь взглядом. Я глаз не отвел. Тогда капитан не выдержал и обернулся. Уставился на удивленно вытянувшего лицо Маслова и сказал:

— Дай Селихову гранаты! А потом отходим!

Оба офицера принялись рыться в своих подсумках. Я получил от них еще три Ф-1. РГД-5 они почти не носили, отдав маломощные «шутихи» на откуп Зваде и Малинину.

Я распихал гранаты и полученные магазины по карманам. Если все пойдет по моему плану, патроны мне не пригодятся. Однако стоило перестраховаться на случай, если нужно будет прорываться к своим с боем.

— А теперь идите, — Сказал я. — Встретимся с вами в условленном месте.

— Маслов, поднимай товарища майора! — Не сразу распорядился Наливкин, — мы отходим!

Когда Ефим помог разведчику подняться и бросил пару слов афганцу, чтобы тот увел с собой тихо плачущую женщину, Наливкин снова обратился ко мне:

— Если ты не вернешься, Селихов, Таран меня придушит. А потом уж и я найду тебя на том свете, и тоже придушу, понял⁈

— Не найдете, — ухмыльнулся я.

Наливкин даже кисловато прыснул:

— Это еще почему?

— Атеист я, товарищ капитан. Не верю я в тот свет.

— Вот как. В наших окопах затесался атеист? — Как-то горько рассмеялся Наливкин.

— Хотя знаете, что? — Сказал я, после секундного раздумья.

— Что?

— Кое-во что я все же верю.

— Во что?

— В судьбу, товарищ капитан. А еще в то, что каждый из нас — и есть ее творец. И сегодня мне не судьба помирать. Уж я это знаю.

Нафтали вел свой отряд в горы. Чтобы найти врагов, освободивших пленников, он взял с собой тех моджахеддин, кого мог бы назвать элитой.

В этой семерке воинов были те немногие «Аисты», что своей свирепостью и воинской доблестью заслужил уважение главаря «Чохатлора».

На счету каждого из них числился не один и не два убитых шурави. Не раз и не два, советские солдаты просили у них пощады. Просили, чтобы «Аисты» сохранили им жизнь. Но «Аисты» не знали пощады. И те воины, что шли сейчас за Нафтали, были воплощением этой простой истины.

Штурм караван-сарая дался «Чохатлору» несложно. Бандиты, что защищали его, оказались ни рыба ни мясо. Они не стояли до конца. Они плохо стреляли и небыли обучены воинской грамоте. Не отличались солдатской смекалкой. Потому гибли легко.

«Аисты» без особого труда выдержали перестрелку с ними, потом опрокинули и заставили бежать и сдаваться. Тех, из них, кто рассчитывал сохранить себе жизнь, сложив оружие, Нафтали приказал казнить.

Этим и занималась прямо сейчас основная группа «Аистов». К слову, после перестрелки под скалой, Нафтали приказал всему своему отряду выдвинуться по следу шурави, заставших их врасплох у старой пастушьей стоянки.

Спецназ советов «Аисты» так и не нашли. Но нашли конный разъезд душманов, что выехал из караван-сарая на сигнал бедствия — голубя, что успели отправить своим, переправлявшие пленников, моджахеды, которых Нафтали, вместе с людьми Абади, успел захватить у стоянки.

«Аисты» уничтожили и разъезд тоже. Но не весь. Нескольких моджахеддин отпустили сознательно, чтобы проследить, куда они приведут солдат «Чохатлора». Они привели «Аистов» к караван-сараю.

Нафтали надеялся, что к этому моменту, спецназ шурави тоже будет там. То обстоятельство, что советов тут не оказалось, несколько расстроило командира «Черного Аиста».

А когда в конце боя, он узнал от своих людей, что пленных, в том числе и советского шпиона, вывели из темницы, то даже обрадовался. Обрадовался, потому что сразу понял, чьих рук это было дело.

По всей видимости, спецназ проник в караван-сарай незаметно и прямо во время боя. Незаметно вошел и также мастерски вышел. Да… Нафтали хотел бы убить этих советских спецназовцев. Хотел бы зарезать каждого из них собственным ножом.

Ведь для умелого воина нет больше счастья, чем убить другого умелого воина.

Нафтали надеялся, что сегодня ночью ему доведется шанс уничтожить командира этого спецподразделения лично. Даже не так. Он не надеялся. Он был почти уверен в этом.

Раз шурави зашли в караван-сарай незамеченными, значит, их было немного. Малой группой они, несомненно, могли двигаться быстро и скрытно. Но сейчас шурави обременены слабыми, изможденными и, возможно, ранеными пленниками. И с такой ношей далеко они не уйдут.

«Чохатлор» настигнет их. Это лишь вопрос времени.

— Нет, они туда не пошли! — Крикнул широкоплечий, но невысокий Абу, указывая выше, в горы, — слишком крутой подъем. Они скрылись здесь, на тропе!

Аисты достигли расщелины в скалах, выросших на горе. По ее дну шла неприметная каменистая тропа.

Нафтали слышал шурави еще в тот момент, когда его люди только поднимались к этой тропе. Командир «Черного Аиста» даже видел тени советских солдат. Пригнувшиеся силуэты, двигавшиеся вверх по склону, а потом растворившиеся в темноте.

У тропы «Аисты» стали медлить. Принялись спорить о том, в каком направлении им продолжать преследование. Часть были убеждены, что шурави поднялись выше, в горы, чтобы запутать след и затруднить преследователям работу. Другие настаивали на том, что спецназ все же пошли по тайной тропе.

— Они хотят, чтобы ты так думал, Абу! — Кричал Редай, высокий, но худощавый душман, с уродливым шрамом на подбородке. — Хотят, чтобы мы думали, что они не станут подниматься выше!

Как обычно, любые споры тут же пресек Нафтали.

— За мной, — сурово сказал он, снимая с плеча автомат и направляясь к тропе.

А потом командир «Чохатлора» вдруг застыл у начала тропы. Поднял голову и прислушался.

Нафтали был сыном пустыни. Он рос без отца, умершего от лихорадки, когда командиру «Черных Аистов» было лишь пять весен отроду. Его слабая мать не могла в одиночку содержать хозяйство, и потому оно запустело настолько, что иногда им нечего было есть.

Уже с малых лет Нафтали боролся за собственное выживание: воровал еду, отбирал ее у тех, кто был слабее. И так сам становился сильней.

Становился подобен животному. Зверю, что каждый день живет лишь затем, чтобы не умереть. Звериная жизнь отразилась на Нафтали звериным нутром. Нутром жестоким, безжалостным, но чутким до любой опасности.

Вот и сейчас «Аист» чувствовал эту опасность. Это его нутро просто выло о ней. Да только глаз не видел, откуда опасность могла исходить.

— Абу, что встал? — Огрызнулся он на одного из своих самых преданных «Аистов» — Пошел! Веди людей вперед!

Абу вздрогнул. Его округлое, испещренное шрамами, после суровых и тяжелых тренировок по рукопашному бою, лицо вытянулось от удивления. И все же, возражать он не стал. Только перехватил автомат и пошел первым. За ним последовали и остальные Аисты.

Когда случилось то, что случилось, Нафтали уже понял, что совершил ошибку. Но было поздно.

Он не знал, кто угодил в ловушку первым. Взрыв гранаты прозвучал внезапно и прямо в центре группы, углублявшейся дальше по тропе, в неширокое ущелье.

Ф-1, а то, что это была именно она, Нафтали не сомневался, грохнула с такой силой, что сразу перебила Гатолу и Абдулахаду нижние конечности. Остальные «Аисты» стали заваливаться на землю, израненные осколками.

Нафтали не успел ничего предпринять, прежде чем прозвучал второй взрыв. Новая граната разорвалась уже ближе к нему. Теперь Нафтали не защитили камни узкого ущелья. Он почувствовал, как осколки впиваются в тело, и упал на четвереньки.

Несколько мгновений огромный «Аист» силился встать, но, оглушенный взрывом, почувствовал, что не может. В ушах у него зазвенело так. Что казалось, голова вот-вот лопнет. Зрение помутилось. Все плясало перед глазами.

Нафтали завалился вперед, потом набок. С трудом перевалился на спину. Не чувствуя ни рук, ни ног, он так и замер у входа в ущелье.

Когда развеялось эхо взрывов, гробовая тишина повисла над горами. Казалось, ни один зверь или сам шайтан, не осмеливался нарушить эту тишину. И все же, ее нарушили. Нарушили раненные гранатой бойцы «Чохатлора», принявшись дико стонать и выть от боли.

Нафтили лежал на спине и слышал их вопли приглушенными, словно бы доносились они ни с этого, а с того света. Из самого ада.

«Эти собаки устроили нам засаду, — подумал Нафтали, — они не стали уходить, поджав хвосты, а расставили растяжки. Установили где-то в камнях гранаты. Знали, что мы их не заметим. Сейчас они нападут».

Нафтали совершил ошибку. Нет, ошибка была не в том, что он направил своих людей в это крохотное ущелье. Не в том, что не приказал хотя бы с фонарями осмотреть его, перед заходом. Он ошибся, потому что решил, что шурави не решаться идти в бой. Что станут его бояться.

А они не стали.

Вся группа из восьми, включая Нафтали, моджахедов, лежала на земле. Большинство из них были уже мертвы. Умерли мгновенно от двух прозвучавших взрывов. Остальные слабо шевелились, звали напомощь.

Нафтали не шевелился. Он понимал, что у него были силы, чтобы подняться. Чтобы встать и… Что тогда? Бежать? Отходить? Он не знал.

Первый раз в жизни, шок от такого стремительного поражения сковал его волю. С таким чувством командир «Чохатлора» еще не сталкивался. И как и любое животное, первый раз столкнувшееся с новыми обстоятельствами, он впал в ступор.

Даже когда отряд советских солдат стал выползать из своих укрытий где-то в камнях, ступор не отступил.

Нафтали видел темную, стройную фигуру, спустившуюся по левой стене скалы и спрыгнувшую на тропу, прямо к лежащим там «Аистам».

«А где остальные?» — Промелькнуло в голове вожака «Черных Аистов».

Тень опустилась к одному из еще живых моджахеддин, отобрала и отбросила автомат, которым тот неуклюже пытался воспользоваться. А потом Нафтали отчетливо услышал, как нож зашелестел в ножнах.

Расстояние до шурави было приличным, не меньше десяти метров. Нафтали знал, что не мог бы услышать звука вынимаемого ножа. Не мог, но услышал.

Шурави был один. Он опустился к душману и добил его ножом. Потом встал, медленно переступая погибших, опустился к другому раненному. Убил и его.

Нафтали поразило, как Шурави делал это. Он убивал совершенно непривычным для командира «Аистов» образом. Нет, движения его были четкими и быстрыми, как того и требовалось. Однако, в них не было ни ярости, ни жажды убийства. Шурави не наслаждался смертью своих врагов. Он убивал их с холодной головой, чтобы закончить их страдания.

— Стой! Стой! — Внезапно Нафтали услышал изломанный болью, хриплый голос одного из своих людей.

Он узнал этот голос. Кричал воин по имени Садо. Он был хорошим моджахедом. Убил много шурави. А еще немного говорил на русском языке. Откуда он знал язык врагов, Нафтали не знал. Да и никогда не интересовался этим. До сегодняшнего дня, это умение его «Аиста», казалось, Нафтали совершенно бесполезным. Ведь зачем разговаривать с тем, кого ты должен убить? А теперь все изменилось. Сейчас Нафтали хотел бы знать, о чем они с шурави повели разговор.

— Стой! Ты… Я… — Захлебывался Садо, — не надо убивать…

— Ты и так уже умрешь, — раздался в ночи тихий голос шурави.

Голос был моложавым, но тон его оказался холодным. Таким, каким обычно не говорят молодые, полные огня в душе мужчины. Так говорят старые, бывалые войны, пережившие большую войну.

Их манеру речи, являющуюся отражением внутреннего спокойствия и хладнокровия ни с чем ни спутать. Нафтали и раньше слышал такие голоса. Слышал среди своих «Аистов», а еще у бывалых советских офицеров, которых ему доводилось убивать.

Но этот мужчина был слишком молод для офицера. Молод для того, кто успел бы пережить немыслимое военное время.

— Пощады… — Взмолился тогда раненный душман, — не убивать… Пощады…

— Ты истечешь кровью раньше, чем тебе успеют помочь, — сказал Шурави. — Такая смерть будет очень неприятной.

Нафтали лежал на спине, обратив лицо направо, к тропе. Он хорошо видел темный силуэт худощавого советского солдата, возвышавшегося над умирающим «Аистом», лежавшим у его ног.

А потом шурави опустился.

— Меня… Меня звать Садо… — залепетал «Аист», — Садо. Как тебя?.. Как звать тебя?

— Как меня звать, нет никакой разницы, — спокойно ответил солдат.

— У меня есть мать. Есть жена… Они…

— У тех советских людей, кого ты убил, тоже были матери. У многих были жены.

— Нет… Пощада… Нет…

В этот раз шурави не ответил Садо. Тогда «Аист» простонал свои последние слова:

— Ты… как шайтан…

«Шайтан» — единственное слово из их короткого разговора, которое понял Нафтали.

Садо затих, когда солдат ловким движением вонзил ему нож прямо в сердце. Потом солдат поднялся, осмотрелся. Живых аистов не осталось вокруг. Никого, кроме Нафтали.

Командир «Чохатлора», не двигая головы, глянул вниз. Увидел свой АК-74, лежавший рядом.

Не так много времени нужно было, чтобы схватить оружие, подняться, и выстрелить в этого шурави. Но Нафтали медлил.

С изумлением он понимал, что не может решиться на такой шаг. Что он боится проиграть. Боится, что если схватится за оружие, солдат убьет его.

И это чувство было в новинку для Нафтали. Раньше, в любом бою, перед лицом любой опасности, Нафтали знал — он выживет. Но сейчас эта уверенность покинула командира боевиков.

Нафтали напряг всю свою силу духа, чтобы перебороть этот страх. Чтобы взять автомат и выстрелить. И все равно не решился.

«Он пришел один, — все крутилась в голове „Аиста“ мысль, ставшая какой-то навязчивой, — он пришел один. В одиночку убил всех моих лучших людей. Как он решился на такой самоубийственный шаг? Кто он такой?»

Внезапно эту мысль заменила новая. Она была короткой и лаконичной. Была, как просветление, словно бы объясняющее все, что сейчас произошло.

«Шйтан. Это Шайтан, — завертелось в голове у главаря 'Чохатлора, — это Шайтан. Шайтан, вернувшийся с того света и поселившийся в человеческом теле.»

А потом Шайтан глянул на него. У Нафтали забилось сердце так быстро, как не билось никогда. Он молился Аллаху, чтобы тот дал ему сил случайно не пошевелиться. Казалось, вся воля Нафтали вмиг улетучилась. Осталась одна лишь звериная натура, жаждущая любыми способами остаться в живых.

Нафтали просто задержал дыхание. Притворился мертвым, чтобы Шайтан не пошел к нему.

Перед тем как закрыть глаза, чтобы не смотреть в черное в темноте лицо этого шурави, Нафтали все же посмотрел. И, к ужасу своему успел уловить некоторые черты его лица: овал, линию подбородка, форму скул, носа. Он уже видел этого человека. Этого юношу. Этого пограничника. Того самого пограничника, что не так давно ослепил его на один глаз. Он запомнил его хорошо. Очень хорошо.

При любых других обстоятельствах Нафтали бы предпринял все, чтобы убить его. Но сейчас у вожака боевиков даже не возникло такой мысли. Лишь желание выжить билось у него в душе.

Нафтали чувствовал, что Шайтан смотрит на него. Чувствовал и молился про себя, чтобы шурави не приблизился и не вонзил ему нож в сердце.

Нафтали не ощущал больше ничего: ни боли от ран, ни теплой крови, что сочилась из них, ни воинской ярости. Только страх.

А потом Нафтали услышал шаги. Шум камешков и гальки, хрустевших под сапогами Шайтана.

Нафтали на миг показалось, что он не самостоятельно задержал дыхание. Что от страха он просто потерял возможность дышать.

С диким, животным ужасом, стиснувшим ему горло, командир «Чохатлора» осознал, что Шайтан направился к нему, чтобы убить.