Пограничник. Том 6: Шпионские игры

Глава 5

За десять минут, до предшествующих событий

Мой план против преследователей был прост по сути, но сложен в исполнении.

Прежде чем вскарабкаться немного выше по скале, на широкую площадку, я установил внизу, в ущелье, три гранаты.

Это было очень деликатное дело. Приходилось взводить их и аккуратно устанавливать под своим весом или между камней, чтобы прижать предохранительную скобу. Однако в то же самое время, поставить их необходимо было таким образом, чтобы любое, даже самое легкое движение, заставило гранату пошевелиться и сдвинуться с места, освободив скобу.

При этом работать пришлось быстро. Аисты были уже на подходе.

Гранаты я расставил так: одну недалеко от входа в ущелье, между камней. Туда, куда, вероятнее всего, наступит враг, чтобы обойти неудобный обвал небольших булыжников, лежавший на пути.

Чтобы преодолеть его, человек, должен будет переступить эту кучу. И именно за обвалом я и поставил гранату.

Следующая легла примерно в середине ущелья. Ее я поставил под своим весом на узкой части тропы, за камнем. Там тропка петляла между камнями, и враг, оберегая ноги, точно пойдет по ней.

Последнюю, у выхода, тоже пришлось подставить под собственным весом, но прикопать, присыпать камнями на тропе и лишь надеяться, что на нее наступят.

Я не знал, сколько за нами выдвинулось врагов. Однако ущелье было узким. Тут от взрыва не спрятаться. Вероятно, большая часть врагов попадет в мою западню. Если же нет — у меня был запасной план.

Закончив с гранатами, не без труда я забрался на левую часть скалы. Метрах в трех над землей, там расположилось плоское место, поросшее травой и несколькими тоненькими и молодыми акациями, вцепившимися корнями в более пологую в этом месте скалу.

Там я залег с автоматом так, чтобы хорошо просматривался вход и середина тропы. Правда, чтобы вести огонь по выходу, пришлось бы переползти немного ближе.

Здесь от осколков меня должна была защитить стена. В то же время я мог пулей добивать тех духов, кто останется боеспособным после взрыва.

Однако был у моего плана и вынужденный изъян. Если врагов останется слишком много, то пути отхода не будет. Я не смогу незаметно для них спуститься со скалы и уйти.

Оставалась надежда еще на две РГД-5, что были у меня с собой с самого начала моего пути.

Когда «Аисты» появились у входа в ущелье, я затих. Сначала там замелькали лучи фонарей. Потом я увидел неразборчивые, нечеткие в темноте тени, что следовали за лучами. Дальше, услышал голоса.

Сердитая, гавкающая речь душманов приглушенная расстоянием, донеслась до моего уха.

Они о чем-то спорили. Потом один из них, видимо, командир этой группы, рявкнул на остальных.

По его приказу они принялись продвигаться в ущелье. Я приготовился.

Первую гранату душманы умудрились обойти. Вернее, им просто повезло на нее не наткнуться.

Я стиснул рукоять автомата, прицелился в одного из духов, что следовал в середине группы. К слову, я насчитал всего восемь человек.

Если они пройдут и вторую, придется открыть огонь, чтобы создать смятение в их отряде. В неразберихе кто-нибудь да зацепить гаранту.

Я взял на мушку высокого, худощавого духа в большом тюрбане. В темноте казалось, что это и не тюрбан вовсе, а огромная голова, покоящаяся на тонкой шее.

Задержав дыхание, я мягко положил указательный палец на спуск. Приготовился давить.

А потом услышал краткий хлопок. Один из «Аистов» наткнулся на гранату.

Душамны ничего не поняли сразу. Когда прогремел взрыв, понимать было уже поздно.

Ф-1 рванула, сразу сложив двоих духов, оказавшихся прямо над ней. Остальные, пораженные осколками, принялись валиться на землю, словно мешки.

Упав, один из них, зацепил и первую гранату. Тогда она тоже сработала — рванула, оставив от душмана непонятное месиво, лишь отдаленно напоминавшее человеческое тело.

Привычным делом, прогремевшие взрывы сменились абсолютной тишиной. Уже через секунду ее разорвали крики и стоны раненных.

Я приподнялся на локте. Стал осматривать то, что осталось от отряда.

Духов вошло восемь. Четверо погибли сразу. Еще трое слабо шевелились, стонали, звали на помощь. Один крупный дух, лежавший у захода на тропу, оказался под вопросом. Он не подавал признаков жизни, но в то же время в момент взрыва был далековато от эпицентра.

Большая часть осколков ушла в его дружков и скалы. Ему тоже наверняка перепало. Но смертельная ли оказалась рана, судить было нельзя.

Духи кричали и выли от боли. Исступленно звали своих.

Но я видел их ранения и знал, что свои, выдвинись они сейчас, не успеют прийти к ним на помощь. Да даже если успеют, все эти люди умрут еще до рассвета.

Я медленно и тихо поднялся. Повесил автомат в положение «на спину», чтобы он не мешался. Потом хотел было уйти, но замер.

Ничто не мешало мне уйти прямо сейчас и не тратить ни минуты времени. Ничто, кроме моих собственных принципов.

Я вздохнул.

— Когда-нибудь, Паша, ты наживешь себе проблем этими своими принципами, — прошептал я тихо.

А потом принялся спускаться.

Пусть, там, внизу, лежали в агонии мои враги, но я не мог просто бросить их сейчас в таком состоянии.

Когда постоянно видишь смерть, начинаешь относиться к гибели людей особым образом. С одной стороны, смерть становится обыденностью. Становится частью твоей повседневности. Но с другой, ты приобретаешь определенное уважение к жизни, когда видишь, как тяжело люди парой с ней расстаются. Лучше уж оборвать их муки. Пусть хотя бы уйдут спокойно.

Я спрыгнул на землю. Осмотрелся и прислушался. Потом пошел к первому душману.

Тот полулежал на спине на груде каких-то камней, осыпавшихся когда-то с вершины. Одна его нога оказалась перебита осколками. Он дышал тяжело, со странным свистящим звуком. Видимо, его легкие, пронизанные осколками, коллапсировали.

Когда я извлек штык-нож и опустился к нему, тот попытался поднять свой автомат.

Потянул его, попробовал вскинуть. Я отобрал его АК, откинул. Потом добил его ножом в сердце. Дух затих, откинул голову.

Когда я пошел ко второму и опустился уже к нему, тот застонал. Взгляд его остался решительным, а лицо, хоть и искаженная секунду назад гримасой боли, сделалось серьезным.

Душман, тяжело дыша, едва слышно что-то проговорил. Потом оторвал руки от ран в области сердца и живота. Указал на них взглядом.

Он был слаб. Я видел, что каждое движение давалось духу с невероятным усилием. Он не протянет долго.

Душман снова с трудом бросил мне несколько слов, указав взглядом на мой нож, потом его стала колотить дрожь.

Я не понимал значения этих слов. Но по взгляду понял суть.

«Аист» понимал, что умирает. Что жить ему осталось несколько минут. Понимал и просил дать ему уйти спокойно.

Я перехватил нож обратным хватом, чтобы спрятать от умирающего окровавленный клинок. Потом едва заметно кивнул. Душман произнес на пушту еще одно слово. Его значение было мне знакомо.

— М-мананах… — Прошептал он и, откинув голову, закрыл глаза.

«Спасибо», значило это пуштунское слово.

Когда «Аист» умер, я поднялся к следующему. Последний не подавал признаков сознания, но его грудь все еще прерывисто вздымалась и также прерывисто опускалась. Я закончил и его муки.

Потом осмотрелся. Прислушался.

В ущелье было тихо. Однако где-то ниже, у караван-сарая, уже звучала человеческая речь. Видимо, другие «Аисты», услышав взрывы, поспешили проверить, что же твориться. Поспешили выяснить, нужна ли погибшему от моих гранат отряду, помощь.

Тем не менее я решил проверить и последнего, лежавшего у тропы.

Это был крупнотелый душман. Силуэт его, валявшегося на спине, напоминал мне образ убитого охотниками медведя.

Приготовив штык-нож, я направился к нему. Шел медленно и как можно тише, чтобы не привлечь к себе внимания «Аистов», уже несомненно двигавшихся сюда.

Когда до тела осталось не больше двух метров, я увидел, как свет фонарей замелькал совсем рядом. Душманы были близко.

Я бросил последний взгляд на лежавшего передо мной душмана. В темноте я не видел его лица. Но комплекция показалась мне знакомой. Это был одноглазый. На первый взгляд, он лежал без движения, словно мертвый. Но я уже понял, что это было не так. Дух был ранен, но он только притворялся мертвым. Притворялся, потому что боялся смерти.

Глянув на тропу, что вела вдоль арыка к ущелью, я увидел, как тени душманов торопливо двигались вверх. Они были уже близко.

Я быстро прикинул два и два. Убить его ножом я не успею. Застрелить из автомата? Тогда тут же привлеку к себе внимание приближавшихся «Аистов» и рискую нарваться на погоню.

К тому же то обстоятельство, что одноглазый, предводитель «Чохатлора» еще жив, сыграет мне на руку. Его люди будут заняты его же эвакуацией. Будут заняты тем, чтобы понять, жив ли кто-то из тех, кого я сегодня убил. Это задержит преследователей, и даст нам возможность уйти. Я понимал, что мой поступок будет рискованным, но сейчас этот ход был тактически верным. И я пошел на риск.

«Мы еще встретимся, — подумал я, — и тогда, я тебя убью. Но пока что, поживи еще немножко. Поживи, чтобы и мы могли уйти и выжить.»

С этими мыслями я поднял его автомат. Дух тут же выдал себя, едва заметно вздрогнув. Тогда я разрядил и выкинул его оружие подальше.

А потом обернулся и торопливо, но тихо стал пробираться по ущелью, чтобы догнать своих.

— Товарищ капитан, — Малинин позвал Наливкина полушепотом, — он совсем плох.

Наливкин глянул на Искандарова.

Мужчина лежал на расстеленной на земле плащ-палатке. Еще одну, скомканную, ему положили под голову. Он был в сознании, но его сильно лихорадило.

Разведчик перенес недолгий, но достаточно сложный переход очень тяжело. Группе пришлось подниматься в гору, по пологому склону, а потом торопливо спускаться в ущелье, чтобы отыскать остальных.

Группа оставила Селихова примерно сорок минут назад. Уже на подходе к стоянке — расщелине почти у самого входа в ущелье, они услышали два взрыва. Это Селихов задерживал «Аистов», чтобы выиграть им время.

По неровной, причудливой формы скале, спускался узенький водопад. Он падал в небольшое озерцо у основания скалы и мелким ручьем уходил куда-то в ущелье.

На правом берегу ручья, на мелкой гальке и устроили они свою стоянку.

Стоянка была неплохо скрыта. В темноте ее было тяжело обнаружить, если, конечно, не знать о ее существовании.

Наливкин глянул на лошадей, опустивших морды к ключевой воде, чтобы напиться.

Собак устроили в удачно подвернувшейся 'естественной конуре", под нависшим над землей со скалы камнем, напоминавшим причудливый сгусток сначала расплавленного, а потом застывшего металла.

Стоянка была довольно удачной. Одна беда — радиостанция тут совершенно не работала. Когда Малинину придется выходить на связь с нашими, он должен будет выйти из расщелины, обойти ее и подняться по склону выше, чтобы можно было попробовать поймать хоть какой-то сигнал.

— Что с ним? — Спросил тихо Наливкин.

— Инфекция в ногах. Довольно тяжелая, — вздохнул Малинин, — у него высокая температура. Я дал ему хлортетрациклин. Обработал и перевязал ступни. Это все, что я мог сделать сейчас.

— Правильно ли я понимаю, что нам следует поторапливаться? — мрачно спросил подошедший Шарипов.

Наливкин наградил особиста тяжелым взглядом.

— Малинин, — вместо ответа позвал Наливкин.

— Я, товарищ капитан.

— Возьми с собой старшего сержанта Нарыва. Поднимитесь, где повыше и попытайтесь выйти на связь с кем-нибудь из наших.

— Есть.

Малинин пошел за Нарывом, что отводил лошадей от водопоя, и сейчас накидывал поводья на большую сучковатую и сухую корягу, давным-давно упавшую в эту расщелину откуда-то со склона горы.

Вместе они отправились вдоль ручья, чтобы попытаться выйти на связь.

— Селихов еще не вернулся, товарищ капитан, — сказал Наливкин.

Шарипов вздохнул. Покивал.

— Селихов — отличный солдат. Немного своенравный, но отличный. Этого у него не отнять.

— Верно. Не отнять, — согласился Наливкин, с некоторым недоверием поглядывая на особиста.

— Разговор будет тяжелым, но вы же понимаете, о чем он пойдет.

— Вы хотите бросить Селихова и отходить, — догадался Наливкин.

Шарипов помолчал.

Капитан «Каскада», хотя и заподозрил поначалу что-то неладное, сейчас поймал себя на мысли, что несколько удивлен.

Шарипов, либо мастерски отыгрывал свою роль, либо, ему и правда было тяжело вести такой разговор.

Неужели этот скрытный и хладнокровный человек и правда жалеет о том, что он собирается сейчас предложить Наливкину?

— Вы не хуже меня знаете, что без жертв нет победы, — начал Шарипов. — Если мы не сдвинемся с места прямо сейчас, то майор не доживет до утра. Он слишком слаб. Ему нужна срочная помощь. Нужно немедленно выдвинуться туда, где нам смогут обеспечить хотя бы его эвакуацию.

— Вы не хуже меня знаете, — парировал Наливкин, — что мы своих не бросаем. Не бросим и Селихова. Если б ни он, Искандаров попал бы в руки Аистам. Более того, мы все попали бы в руки Аистам. Потому я прошу вас отбросить все эти мысли.

— Искандаров — советский разведчик, — возразил особист. — Он обладает серьезным опытом и знаниями в своей профессии. Под его руководством в Кабуле работала целая сеть информаторов. А связь даже с некоторыми из них будет весьма полезна советской разведке в этой войне.

— Мы остаемся, Хаким, — твердо сказал Наливкин.

Шарипов поджал губы и засопел. Опустил взгляд.

— Думаете, мне легко такое предлагать? Думаете, легко осознавать, что чтобы сделать правильный выбор, придется обречь кого-то на смерть? Но подумайте головой, товарищ капитан. Прислушайтесь к здравому смыслу. Все говорит о том, что нужно как можно скорее уходить.

— Я своих не бросаю, Хаким, — повременив несколько мгновений, ответил Наливкин. — Не бросаю и точка.

— Селихов — храбрый и умелый воин. У него вполне достаточно силы духа и тела, чтобы выбраться самостоятельно, — не сдавался Шарипов.

— Я все сказал.

Шарипов заглянул капитану «Каскада» в глаза.

— Вы, наверное, считаете, что мне плевать на Селихова? Ведь мы с ним постоянно цапались. Да и с вами тоже цапались. Потому я так легко отказываюсь от сержанта Селихова, чтобы спасти Искандарова?

Наливкин молчал, но взгляда не отводил.

— Если вы так думаете, то ошибаетесь, — продолжил Шарипов, не дождавшись ответа. — Да. Не так давно я подозревал Селихова в том, что от него могут быть проблемы…

Особист осекся. Сглотнул тяжелый ком, застрявший у него в горле, а потом продолжил:

— Да, что греха таить? Я его боялся.

Наливкин удивленно приподнял бровь.

— Знаешь, — особист перешел на «ты», — какие штуки этот Селихов отмазывал? В первый же день на заставе он попал в стрелковый бой. Попал без оружия, потому как Таран их, под защитой стариков, отправил привести в порядок перепаханную медведем КСП…

Шарипов вдруг повеселел. Даже улыбнулся и сдержанно рассмеялся:

— Так, Селихов умудрился зарубить душмана тяпкой, потом застрелить еще нескольких из автомата, что занял у раненого товарища, а потом увел группу душманов от своих, чтобы те могли уйти. В одиночку увел. Представляешь?

Наливкин молчал. Если бы капитан не знал Селихова лично, то решил бы, что особист рассказывает ему какие-то байки. Однако несколько часов назад Наливкин сам видел, как сержант Саша Селихов, девятнадцати лет от роду, в одиночку уничтожил троих душманов. И при этом даже бровью не повел.

— А знаешь, чем все закончилось? — Шарипов показал Наливкину золотой зуб в улыбке, — тем, что он взял в плен ханского сынка. Вот чем. Ну разве ж часто таких солдат встретишь?

— Ты думал, что он не тот, за кого себя выдает?

Наливкин признался сам себе, что в этом вопросе он понимал особиста. Ведь тоже думал о Селихове подобным образом.

Шарипов покивал.

— Да только сейчас я и не знаю, что о нем думать. Я все ждал, что Селихов что-нибудь эдакое выкинет. Когда он без приказа стал стрелять по духам, решил: вот оно. Но, видать… я ошибся.

Офицеры замолчали. Наливкин глянул под скалу, где сидели на камнях спасенные группой люди. Девочка обнималась с мамой. Вместе они тихо плакали. Освобожденный Афганец молчал. Казалось, он дремал, слушая мерный шум водопада.

— Селихов много хорошего сделал. Много полезного, — сказал Шарипов. — И сейчас я понимаю, что мне горько предлагать тебе такое решение проблемы. Но Селихов — солдат. Он давал присягу отдать саму жизнь за нашу страну. А вот Искандаров… Искандаров может сегодня умереть зря. Тогда и жертва Селихова будет напрасной.

Наливкин задумался. Поджал губы и спрятал взгляд. Сейчас ему почему-то стало неловко смотреть в глаза особисту. А еще странно было осознавать, что в чем-то Шарипов действительно прав.

— Я не оставляю своих, капитан, — не поступился Наливкин принципами.

— Очень хорошо, — вздохнул Шарипов. — Но тогда ты рискуешь потерять и сержанта Селихова, и майора Искандарова.

Шарипов хотел было уже уйти, даже обернулся. А потом задержался, потому что они услышали шаги. Кто-то шел вдоль ручья.

— Малинин с Нарывом возвращаются, — констатировал Наливкин. — Быстро они. Думал, будут дольше сигнал ловить.

— Да нет, — напрягся Шарипов, — это не они. Там один человек.

Офицеры замерли. Темная фигура приближалась.

Человек непринужденно шел у ручья, неся на плече автомат.

— Кажется, товарищ капитан, — вздохнул Наливкин, — наш с вами спор больше не имеет никакого смысла.

— Согласен, — улыбнулся Шарипов. — Сейчас я с вами искренне согласен.