Штурмовой удар («Пламя над горами») Оригинальная версия

Пролог

Бездонно-черная сибирская ночь. Яркие звезды освещают застывшие волны запорошенных снегом вековых сосен и елей. От края до края — тайга. Снежная, величественная, молчаливо-загадочная. Тишина… Лишь иногда с глухим шумом упадет с тяжелой еловой лапы ком снега. Только звезды перемигиваются друг с другом, безучастно глядя на земную твердь.

Две звездочки кажутся больше других, и, спустя некоторое время, можно заметить, что они медленно-медленно плывут по антрацитовому небосводу, увеличиваясь в размерах. Вот это уже не звезды, а две ярчайшие кометы, чертящие небо своими огненными хвостами. Постепенно приходит звук: пронзительно звенящий гул, который превращается в грохочущий рев. Каждый факел бело-голубовато-розового пламени венчает толстый иглообразный силуэт с широким угловатым килем и заломленными назад крыльями. Еще секунда, и два истребителя чуть «вспухли», сбрасывая скорость, консоли крыльев поползли вперед, меняя угол стреловидности несущей плоскости, и огнехвостые машины плавно скользнули к земле.

— «Прилив», я «Рубин-17», прошли ближний привод, разрешите снижение.

— «Прилив», я «Рубин-26», прошел ближний, разрешите снижение.

— Я «Прилив», Рубину-17', «Рубину-26» снижение посадочным курсом разрешаю.

— «Прилив», я «Рубин 17», щитки, закрылки выпустил, шасси выпустил — зеленые горят. Я на курсе, на глиссаде. Разрешите посадку?

— «Прилив», я «Рубин-26», щитки закрылки выпущены, шасси выпущены, на курсе, на глиссаде. Разрешите посадку?

— Я «Прилив», «Семнадцатому» и «Двадцать шестому» посадку разрешаю. Условия: ветер — встречный, правый борт, семнадцать градусов, двенадцать метров в секунду… Полосам сухая.

— Условия принял, захожу на посадку.

Внизу, в непроглядной тьме, вдруг вспыхнули прожектора, неоново-яркая цепочка огней отметила границы полосы. Пара МиГ-23МЛ, многоцелевых сверхзвуковых истребителей слитно выполнила разворот и пошла на посадку. Со стороны самолеты с выпущенными закрылками и шасси напоминали чудовищных взъерошенных птиц.

Головной МиГ «чиркнул» по бетону колесами, опустил на пробеге свой острый нос. Гулко хлопнул, раскрывшись, тормозной парашют, гася скорость. Следом за ним сел и ведомый. Самолеты зацепили тягачами и отбуксировали на стоянку.

Подъехал «Газик» комполка. Пилоты, успевшие вылезти из кабин, вытянулись в стойке «смирно».

— Товарищ гвардии полковник! Боевая задача выполнена. Самолет-нарушитель перехвачен и боевым маневрированием вытеснен за пределы нашего воздушного пространства. Ведущий — гвардии лейтенант Савицкий, ведомый — гвардии лейтенант Тимченко. Разрешите получить замечания?

— Ты, вот что, — пробасил полковник, игнорируя уставные нормы. — Ты с «боевым маневрированием» поаккуратнее, мне камикадзе не нужны.

— Товарищ гвардии полковник, — начал, было, летчик.

— Отставить, гвардии лейтенант!

— Есть отставить, — покаянно ответил тот, но в глазах его блеснули озорные искры.

— Возвращайтесь в «дежурный домик» и отдыхайте, после окончания дежурства Вы и лейтенант Тимченко напишите рапорты. Все, можете идти.

— Есть! — пилоты приложили ладони к летным шлемам.

Летчики дежурной пары пошли к 'дежурному домику, где в готовности номер один располагались остальные летчики их звена.

В полку о Егоре ходили самые разнообразные разговоры и слухи. Одни считали его «отмороженным», другие ругали за слишком независимый характер и экстремальную манеру пилотажа, третьи, и их было большинство, восхищались им. Разговоры разговорами, но за полтора года стать летчиком-истребителем II класса — это все-таки серьезное достижение. Тем более, здесь, где погода не балует своим постоянством, а служба постоянно проходит на грани боевого применения.

Он очень любил летать и летал с каким-то отчаянным фанатизмом и остервенением. Его пилотаж отличался резкостью, стремительностью, каким-то внутренним изяществом. В воздушном бою Егор всегда мог найти единственное, изящное и оригинальное тактическое решение, которое переламывало ход боя и давало ему преимущество в небе.

Он «показал себя» в первом же вылете на технику пилотирования. Вылетели с комполка полковником Соболевым на учебно-тренировочной «спарке» МиГ-23УБ. Дав «добро» на выполнение высшего пилотажа, полковник ожидал от недавнего курсанта осторожного, «по всем правилам» выполнения фигур. С обязательными «площадками», когда после выполнения каждой фигуры самолет переходит в горизонтальный полет. Куда там! Егор закрутил такую карусель из виражей, бочек, иммельманов, переворотов, мертвых петель, завершив программу выходом из крутого пикирования у самой земли. Весь комплекс высшего пилотажа — без «площадок», на максимальных скоростях, запредельных режимах, с максимально допустимыми перегрузками! После полета полковник ограничился одной фразой: «Или убьешься, или станешь классным летчиком». Ветеран войны во Вьетнаме, Герой Советского Союза, сбивший трех «Фантомов», он знал, что говорил.

Его напарник, Серега Тимченко тоже был фанатично предан своей профессии. Среднего роста, широкоскулый, нескладный, с вечно торчащими ушами, он вызывал улыбку, но она быстро исчезала, если кому-либо доводилось встретиться с ним в воздушном бою. Он обладал веселым нравом, был хорошим другом. Они летали вместе еще в училище, а потом были направлены к месту службы.

В «дежурном домике» Было тепло и уютно. Мягкие тяжелые шторы, уютная мебель, мягкий приглушенный свет. Два летчика, игравшие в шахматы оторвались от своего занятия.

— Ну что? — спросил молодой капитан, поглаживая тонкие, пшеничного цвета усики. — Погоняли вражину?

— Ага, крутился тут «Орион»[1] отозвался Егор, — так мы его немножко попугали.

— Зная тебя, можно представить, как вы его «немножко попугали». «Орион», наверное, драпал от вас как заяц, — сказал напарник шахматиста, старший лейтенант, черноглазый брюнет со смуглой кожей.

Они сидели вчетвером, пили горячий сладкий чай, вели неторопливую беседу. Разговор перескакивал то на летные темы, то на знакомых и не очень девушек, то на летные будни. Мягкий свет, уютная обстановка, горячий чай. Обычные радости жизни особенно остро воспринимались сейчас, после боевого вылета, погони, скоростного перехвата враждебной цели. Но Егор сейчас не думал обо всем этом. Он просто наслаждался покоем. Потом вздохнул и сел за письменный стол писать рапорт.

В восемь-двадцать их смена закончилась. С шутками и смехом доехали на автобусе к военному городку.

— Останови тут, пожалуйста, — попросил Егор водителя. — Хочу немного пройтись пешком.

Егор выбрался из салона и пошел к своему общежитию, неторопливо, дыша полной грудью. Над безмолвной и величественной тайгой вставало солнце. Деревья они отбрасывают темно-синие тени, снег становится нежно-розовым и он искрится тысячью маленьких солнц. Постепенно лес наполняется звуками и движением — то белка пронесется по заиндевевшему насту и рыжей молнией взлетит по стволу вековой сосны, то длинно пропетляет по насту заяц.

Егор улыбнулся, представив себе эту картину. Ему было легко и хорошо, усталость не угнетала, а лишь напоминала о том, что потрудился он на славу, и работа эта была ему в радость. И теперь он идет домой отдыхать, и это было просто очень хорошо. Егор шел, улыбаясь редким в этот утренний час прохожим, радовался солнцу, новому дню, кристальной прозрачности морозного воздуха.

Он пришел домой, переоделся и завалился на кровать с томиком Рэя Бредбери. Кларисса Макклелан легкой походкой шла по мостовой, и осенние листья с легким шелестом летели ей под ноги…

Егор не заметил, как уснул. Проснулся он, когда светящийся циферблат электронного будильника показывал половину первого дня. Сладко потянулся, покряхтел, подобрал с пола упавшую книжку. Посмотрел на фотографию, стоящую на тумбочке. Там улыбалась молодая голубоглазая девушка, легкий ветерок растрепал ее коротко стриженные темно-рыжие волосы, которые золотистым ореолом обрамляли ее нежное лицо. В руках она держала букетик осенних листьев.

Егор вздохнул и пошел готовить себе яичницу. Когда это аппетитное блюдо было готово, в комнату ввалился Серега.

— О, привет! Я как раз вовремя, — сказал он, потрясая сумкой.

— Ага, ты всегда вовремя, — Егор появился в комнате, вытирая лицо и руки пушистым полотенцем.

— А у меня гостинчик есть, — сообщил Сергей.

— Что, Лена опять своего воздушного бойца закармливает? — осведомился Егор.

— Ага, — радостно сообщил Серега.

— Ладно, давай, садись жрать.

Яичница исчезала со скоростью звука. Звука скребущих по сковородке вилок.

— Ну что, ты идешь сегодня на тренировку? — спросил Сергей.

— Ага, — утвердительно отозвался Егор, пережевывая кусочек жареного сала.

Рукопашным боемон занимался давно, еще со школы. Сначала боксом, потом — самбо. На крутых жизненных поворотах эти весьма специфические знания не раз выручали его. Нельзя сказать, что он сам нарывался на драку — напротив, он всячески старался избегать конфликтов. Но Егор обладал донельзя острым чувством справедливости и не менее обостренным чувством собственного достоинства и не молчал там, где старались смолчать окружающие. А здесь он продолжил заниматься в секции рукопашного боя, организованной специально для офицеров и солдат гарнизона. Занятия вели два тренера: бывший офицер-десантник и тощего вида то ли китаец, то ли вьетнамец со странным именем — Ли Ян Лун. Десантника звали просто — Тимофей Тимофеевич, а за глаза называли ТТ.

— Слушай, Серега, а как там наши рапорта?

— Да блин, — Сергей неопределенно взмахнул вилкой. — Заходил в штаб, а там — подождите, мол, ваши рапорта еще не принимались к рассмотрению. Ну, ты сам знаешь, как у нас любят тянуть кота за причинное место.

Понятно, — разочарованно вздохнул Егор.

Об Афганистане в среде военных ходило много слухов. «Красная Звезда» печатала заметки о дружбе местного населения с воинами-интернационалистами и о злобных происках контрреволюционеров, поддерживаемых западными милитаристами. Журнал «Авиация и космонавтика» писал статьи о мирном труде советских вертолетчиков, которые доставляют продукты и медикаменты в отдаленные горные селения. Но на последних страницах этого журнала все чаще печатались материалы на тему: «Переносные зенитно-ракетные комплексы в армиях капиталистических государств». А это уже наводило на определенные размышления… Официальным публикациям не сильно верили.

Еще более недоверчиво воспринимались немногочисленные рассказы побывавших в Афгане офицеров. Они рассказывали об атаках душманских караванов с оружием, о горящих автоколоннах, взорванных бензовозах на перевале Саланг. Рассказывали о том, как «духи» пытают наших пленных, о том, что делают с пленными моджахедами наши десантники. Как утюжат гусеницами БМП горные кишлаки. И многое, многое другое… Разговоры эти происходили после изрядного количества выпитой водки и под большим секретом, чтобы, ни дай Бог, не узнали особисты или политотдел.

Много летчиков со всех частей Союза писало рапорта с просьбой об отправке в Афганистан. Егор стремился в Афган, чтобы стать настоящим боевым летчиком, научиться побеждать в настоящем, а не учебном бою. Но начальство систематически «жало» рапорты — хорошие пилоты нужны были и здесь. Но ни Егор, ни Сергей не теряли надежды.

Яичница была съедена, посуда вымыта. Егор стал одеваться.

— На тренировку? — спросил Серега.

Егор утвердительно кивнул головой. Тренировки по рукопашному бою, которые проводились два раза в неделю, выматывали душу и тело. Но, как ни странно, после них Егор чувствовал бодрость и прилив сил, тело становилось легким, словно пушинка, а мысли становились ясными и четкими.

— А я сейчас к Лене, — мечтательно сказал Сергей.

— Развратник, блин, — шутливо отозвался Егор.

— Завидуй-завидуй, — ответствовал друг.

* * *

— Приказываю! Заступить на защиту воздушных рубежей Советского Союза!

Ветер колышет красное знамя на флагштоке. Под ним стоят четверо в летных комбинезонах, меховых куртках и летных шлемах — дежурное звено. На них возложена огромная ответственность, дающая им исключительные права. Их лица сейчас суровы, в глазах читается готовность к действию.

— Задача ясна? — голос командира сейчас под стать холодному ветру.

— Так точно!

— Р-разойдись!

Глухо загрохотали по мерзлому бетону высокие шнурованные ботинки. Летчики побежали к стоящему неподалеку «дежурному домику». Там личный состав дежурного звена коротал время в готовности номер два. Войдя, летчики сняли шлемы и уселись в кружок возле сдвинутого на середину журнального столика. Уютно шипел паром электрочайник.

…Кто-то скупо и точно

Отсчитал нам часы

Этой жизни коро-о-ткой,

Как бетон полосы…

Командир звена, капитан Сорокин, задумчиво перебирал струны гитары. Егор слушал, как он поет, и думал о чем-то своем. Два других летчика — Слава Лиходеев и Леша Овчинников играли в шахматы.

— Интересно как там погода, — поинтересовался Егор.

— Погодка замечательная, — улыбнулся капитан. — Облачность, ветер, ночью снег обещали. Так что не бойся — твой любимый «сложняк» никуда не денется.

— Ладно, я вздремну немного. Если вылет — меня нет дома, а если обед привезут, тогда разбудите, — пошутил Егор.

Дежурство шло своим чередом. Солнце уже клонилось к горизонту. Подул ветер, не дожидаясь ночи начал сыпать снег. Летчики пили чай, когда зашипел динамик принудительной трансляции: «Тревога! Боевая тревога! Цель… Наведение… Погодные условия…»

Но его уже никто не слушал. Со звоном разбился стакан, летчики мгновенно повскакивали с мест. Застегивая на ходу схваченные шлемофоны, они уже мчались к стоящим наготове самолетам.

Егор белкой взлетел по дюралевой приставной лестнице, привычно упал на сидение, пристегнулся и включился в радиосеть. Доложила о готовности первая пара. Егор нажал на клавишу СПУ:

— «Тайга», я «Сокол-15», к полету готов. Разрешите запуск.

— «Тайга», я «Сокол-18», к полету готов. Разрешите запуск. — Отозвался его ведомый.

— Я «Тайга», «Сокол-15», «Сокол-18», вам — запуск.

Мощно взрыкнула АПА[2], начал раскручиваться ротор турбостартера. За спиной летчика, балансируя на легкой стремянке, техник самолета помогает завершить процедуру запуска.

— Отсчет турбостартера!

— Два! Четыре! Шесть! Восемь! Десять! Розжиг!

Полыхнуло в камере сгорания адское пламя, забилось, запульсировало огненное сердце могучего высокоточного организма — слитых воедино человека и машины. Засветились экраны ЭВМ, ожили стрелки приборов, потек по проводам ток, зашипел в шлангах живительный кислород. Спящий дракон проснулся.

— «Пятнадцатый» запуск произвел, турбина вышла на малые обороты. Все системы работают нормально. Разрешите исполнительный.

— «Восемнадцатый» запуск произвел, турбина вышла на малые обороты. На борту порядок. Разрешите взлет.

Вокруг истребителя дрожит раскаленный воздух, густой рев, кажется, заполняет все пространство.

— «Сокол-15», «Сокол-18», взлет разрешаю. Курс — двести десять градусов. Ветер по полосе: правый борт, тридцать два градуса, скорость — восемь метров в секунду. «Сокол-11», «Сокол-12», вам — минутная готовность.

— Вас понял. Взлетаю!

Яркий, голубовато-белый факел вырывается из сопла истребителя, все звуки вокруг умирают, остается только свистящий и воющий грохот. Бетонка под самолетом мелко вибрирует. Гашетка тормозов отпущена, взлетно-посадочная полоса несется серой лентой под крыло стартующему с бешеной скоростью истребителю. Во все стороны вокруг фонаря кабины, словно маленькие трассеры, разлетается снег и тут же испаряется без следа. Еще секунда — и самолет уже в воздухе. Сзади-справа и чуть выше пристраивается истребитель ведомого.

— Я «Сокол один-пять», взлет произвел. Иду в наборе, прием.

— Я «Сокол один-восемь», взлет произвел. Иду в наборе.

— Я «Тайга», вас понял. Курс перехвата двести тридцать, высота двенадцать тысяч. Цель одиночная, крупноразмерная, возможно, пассажирский или транспортный самолет.

Истребители сейчас напоминали стальные иглы, огненными нитями прошивающие серое марево снега и облаков. В кабине одной из этих «игл» пилот перещелкнул несколько тумблеров на приборной доске. Зеленоватым светом замерцал индикатор на фоне лобового стекла, превратившись в светящуюся координатную сетку. Изображение чуть подергивалось и рябило от атмосферных помех. Луч радиолокатора в сканирующем режиме искал цель и пока не находил ее.

— Я «Один-пятый», цель не вижу, экран чист.

— Цель в двухстах километрах. Курс… Высота… Пеленг… Удаление…

— Вас понял.

На огромной скорости два истребителя нагоняли неведомого нарушителя. Турбулентные потоки мотали истребители из стороны в сторону, мгла смешивалась со снегом, но они упорно шли по следу своей цели. И также упорно безмолвствовал экран локатора. Ну, где же он?.. Где? Вдруг…

— Я «Сокол-15», цель вижу! В зеленоватой сетке сканирующего поля появился яркий мерцающий огонек. — Произвожу захват цели.

Егор поменял шкалу радара, теперь вместо сетки на лобовом стекле засветилась прицельная метка, ограниченная светящимися рамками, обозначающими сектор захвата головками самонаведения ракет. К метке медленно, но неуклонно полз значок цели. Вот рамки вспыхнули, значок цели совместился с прицельной меткой.

— «Тайга», я «Сокол-15», захват произвел.

— Я «Сокол-18», захват подтверждаю.

— Я «Тайга», вас понял. Продолжайте преследование, установите визуальный контакт с целью. — Ведомый самолет, пересекший воздушную границу, мог быть шпионом, а мог быть просто заблудившимся пассажирским бортом, потерявшим ориентировку в снежной мгле.

— Вас понял, выполняю.

Заломленные назад крылья истребителей начали разворачиваться вперед, меняя сверхзвуковую конфигурацию на дозвуковую. Одновременно с этим летчики уменьшили скорость своих машин: дистанция визуального контакта не превышает двух — трех сотен метров, а в такой облачности — и того меньше. Можно было запросто врезаться в преследуемый самолет. Клочья плотного тумана разбивались о фонарь кабины. Мельтешение серых пятен мути, снежные порывы и… вот он!

Белый лайнер на фоне грязно-серых облаков, длинные широкие крылья, толстые бочонки двигателей под ними, высокий киль — это был пассажирский самолет, скорее всего, «Боинг». Он шел с включенными аэронавигационными огнями, светились иллюминаторы и пилотская кабина.

— «Тайга», я «Сокол-15, цель наблюдаю визуально. Повторяю, цель вижу. Это гражданский 'Боинг». Скорее всего, заблудился

— Я «Тайга», вас понял, «Пятнадцатый». Возьмите его в «коробочку».

Истребитель Егора занял позицию справа возле кабины «Ориона», МиГ Сергея держал на прицеле хвост китообразного самолета. Егор настроил рацию на международную аварийную частоту 121,5 мегагерц.

— Неизвестный самолет, вы нарушили воздушное пространство СССР. Ложитесь на курс сто сорок градусов и следуйте за нами, — произнес Егор по-английски.

— «Тайга», я «Сокол-15», цель на запросы не отвечает. Следует прежним курсом.

— Я «Тайга», выполните проход над целью и сопровождайте до выхода из нашего воздушного пространства.

Вас понял, выполняю. «Сокол-18», прикрой меня

Истребитель Егора выполнил широкий боевой разворот и зашел в хвост «Ориону». Не снижая скорости, он пронесся над ним и развернулся на курс сто сорок градусов.

«Следуй за мной», или «Follow» так по международному авиационному законодательству называется этот маневр. «Боинг» накренился в медленном и широком развороте.

«Тайга», самолет-нарушитель разворачивается на рекомендуемый курс, прием.

Я «Тайга», вас понял. 'Сокол-15, продолжайте сопровождение.

Понял. Выполняю.

Эскортируемый советскими истребителями «Боинг» уверенно держал предложенный ему курс. Прошло еще полчаса полета.

«Тайга», я «Сокол-15», самолет-нарушитель покинул воздушное пространство СССР.

Я «Тайга», вас понял. Возвращайтесь на базу.

* * *

После полетов Егора ждал сюрприз. В вестибюле общежития восседал в кресле ни кто иной, как Серега Фельдшер собственной персоной.

Егор заорал во всю глотку и бросился в объятия друга.

Серега!!! Привет! Каким ветром тебя сюда занесло?

Сергей улыбнулся, став похожим на довольного кота, объевшегося дармовой сметаной.

Привет, Егор! Ехал мимо, дай, думаю, зайду…

Егор сбегал к коменданту общежития, быстро уладил необходимые дела.

Все путем, сегодня ночуешь у меня, — он подхватил чемодан друга и побежал на свой этаж.

Егор познакомился с Сергеем Ивахненко на первом курсе мединститута, куда они поступили после труднейших экзаменов. Они учились на одном потоке, но Сергей уже успел окончить медицинское училище и работал в своем родном городе фельдшером «Скорой Помощи». Жили они в одной комнате в общаге студгородка. Сергей был просто помешан на медицине и лечил при необходимости почти всех постояльцев общежития, заслужив почетное прозвище «Фельдшер». Невысокий, коренастый, с открытым лицом, он производил впечатление медлительного и нерешительного человека. Но в экстремальной ситуации преображался, действовал быстро и грамотно. В компании над ним подтрунивали, но искренне уважали за профессионализм.

В комнате Егор сдвинул на середину стол и стал готовить закуску. Сергей несколько раз порывался помочь, но хозяин всякий раз осаживал гостя. Выставил тарелки, достал из холодильника запотевшую бутылку «Столичной». Вот этому Сергей решительно воспротивился и достал из своего чемодана бутылку коньяку и бутылку водки.

— Ну, Сергей, за встречу! — они выпили и закусили.

Хорошо пошла!

Ты, Серега, ешь, — увещевал друга Егор.

Некоторое время за столом раздавалось довольное чавканье.

Ну, Фельдшер, рассказывай, как там у вас дела? Как ребята, девчонки.

Нормально, живем потихньку.

Егор наполнил рюмки:

За друзей!

За друзей.

Н-да… Жизнь идет своим чередом, — задумчиво протянул Егор.

Он снова потянулся к бутылке.

За любовь! — он лихо опрокинул рюмку.

Сергей последовал его примеру.

Кстати, Фельдшер, а…

У Наташи все в порядке.

А с каких это пор ты научился читать мысли, а, Серега? — прищурился Егор.

Слушай, Егор, я же вижу, у тебя этот вопрос на языке вертится с самого начала.

Ну, так как?

Да нормально у нее все. Учится.

Хм… А в личной жизни? Ну, блин, она замуж еще не вышла? — было видно, что эти слова даются Егору с трудом.

Да нет. За кого ей выходить?

Ну, ты знаешь, не знаю. Тебе виднее.

А мне чего?

Оба почти синхронно вздохнули.

Егор, ни за кого она замуж не вышла, — обнадежил Фельдшер. — Учится она. Работает. Она очень переживала, когда ты ушел из института.

Правда⁈ — Егор горько усмехнулся. — А чего так?

Егор, не ерничай, — устало сказал Сергей.

Если бы ты знал, Серега, как мне было больно и горько. Да мне и сейчас… — он замолчал, оборвав себя на полуслове.

Они допили эту бутылку, принялись за хозяйскую. Коньяк как-то был неуместен, и его решили отставить до лучших времен.

Егор, а ты не пробовал связаться с ней? — осторожно спросил Фельдшер.

Егор отрицательно помотал головой.

Может быть, стоило?

Нет, Сергей, не стоило. Я ушел, у меня есть гордость. Понимаешь, так, как она поступила…

Ну, ты же ее знаешь…

Это не оправдание! — вскинулся Егор. — Я человек и у меня тоже есть чувства. Хотя знаешь, я до сих пор ее люблю и не могу, не хочу забывать. Очень хочу ее увидеть, но…

И, что — у тебя за это время никого не было? — осторожно, чтобы, ни дай Боже, не задеть Егора спросил друг.

Почему же… Были у меня подруги. Но что-то не то. Ненастоящие они какие-то. Хиханьки-хаханьки, танцульки. Нет, есть и достаточно серьезные, умные. Но… Ну я не знаю! Не могу я ее забыть. Ну не могу, Серега.

В комнате царил полумрак, было далеко заполночь. Похрапывал и ворочался на кровати ведомого Серега Ивахненко. Егор, вдрызг пьяный, сидел за столом и бесцельно вертел в руках стопку, в бутылке, стоящей рядом, оставалось немного водки. Егор вздохнул, с трудом освободившись от тяжких дум и воспоминаний, встал из-за стола. Его повело, но, удержавшись на ногах, шагнул к своей кровати и рухнул, зарывшись лицом в подушку. С ноги соскочил шлепанец и упал на пол.

Пробуждение было отнюдь не радостным и сопровождалось обычными для подобных дел симптомами. Егор поднялся с кровати, посмотрел на стол, за которым они вчера пили. К удивлению, он был убран, стояла дымящаяся кружка крепкого чая и упаковка аспирина. Открылась дверь, и вошел Фельдшер со шкворчащей сковородкой в руках.

Просыпайся, алкоголик, — радостно провозгласил Сергей.

Егор что-то невнятно пробурчал.

Давай-давай, жрать сейчас будем. — Друг был явно доволен собой. — Я тут слегка похозяйничал.

Егор кивнул:

Спасибо, Серый.

Они сели завтракать. Аппетитная яичница и крепкий чай постепенно возвращали Егора к жизни. К аспирину он так и не притронулся.

Сергей, — сосредоточенно сказал Егор. — Мне нужно тебе кое-что сказать.

Говори, — почувствовав перемену в голосе друга, Фельдшер настороженно замолчал.

Серега, я подал рапорт о переводе в Афганистан. И я туда поеду.

Ты это серьезно? — от неожиданности Фельдшер превратился в изваяние.

Абсолютно. Я не хотел говорить это тебе вчера, чтобы это не выглядело как пьяный бред.

Понимаю, — Ивахненко коротко кивнул. — Но почему Афганистан?

Там идет война, Сергей, — пристально глядя в глаза, сказал Егор. — Я хочу стать настоящим боевым летчиком… — Понимаешь, я способен на большее, но тут для меня места нет. А там… — он махнул рукой.

Ну и когда?..

Не знаю, начальство рапорта «жмет», но я туда все равно попаду. Буду уезжать — позвоню.

И не только мне — серьезно сказал Сергей.

Хорошо…

Они проговорили целый день, вспоминали друзей, общагу, родной мединститут. Рассказывали друг другу анекдоты, смешные истории и случаи из жизни. Егор вспоминал байки из авиационной жизни. Об Афганистане больше не говорили. Разговор то и дело касался Наташи, оба вспоминали какие-то случаи. Сергей рассказывал о ней, а Егор, затаив дыхание, слушал. Что поделать, чувства были сильнее его…

Вечером он провел друга к автобусной остановке. Оба молчали, думая каждый о своем.

Ладно, Серега, давай прощаться. Спасибо, что заехал.

Да ну что ты… Ну давай, до свидания. Удачи тебе.

И тебе тоже.

* * *

А через неделю в часть пришло сразу три приказа. Два — на награждение лейтенантов Савицкого и Тимченко орденами Красной Звезды за перехват «Ориона» и «Боинга». Третий приказ был о переводе вышеозначенных лейтенантов на новое место службы, в Демократическую Республику Афганистан.

Егор стоял в тесной кабинке междугородного телефона. Только что он позвонил Сергею Ивахненко. Старый друг сначала обрадовался его звонку, но после услышанного известия радость уступила место тревоге. Он давно знал Егора и не собирался его отговаривать. Если он что-то решил, значит ему это действительно нужно. Единственное, о чем попросил Сергей — беречь себя и не кидаться очертя голову в огонь и полымя.

Теперь Егору предстояло сделать еще один телефонный звонок. Он по памяти набрал номер. Трубку взяли почти сразу же.

Алло? — раздался в трубке приятный женский голос.

Здравствуйте, позовите, пожалуйста, Наташу, — запинаясь от волнения произнес Егор.

А кто ее спрашивает?

Ну, как Вам сказать… Старый знакомый.

Хорошо, сейчас, подождите, пожалуйста.

Алло! — пропел в трубке мелодичный голос.

Наташа, здравствуй.

Ой, привет. Егор это ты? Я так давно с тобой не говорила. Молодец, что позвонил. Как у тебя дела? Как служба?

Нормально. Собственно поэтому я тебе и позвонил.

Ты хочешь забрать меня в армию? — пошутила она.

— Нет, Наташа. Я уезжаю.

— Куда?

— «За речку».

Она все поняла.

Как?..– растерялась собеседница. — Там же…

Да, Солнышко. Я ведь военный летчик.

Я знаю, мне Сережа говорил. А когда ты уезжаешь?

Скоро. Приказ уже подписан.

Зачем?

Так надо, Наташа.

Егор, можно тебя спросить? — голос на том конце провода дрогнул. — Егор, это из-за меня ты уезжаешь?

Нет, это — приказ.

Егор, пожалуйста, береги себя.

* * *

Натужно ревя турбинами, Як-40 заходил на посадку, в иллюминаторах белел заснеженный лес. Самолет приземлился, зарулил на стоянку.

Вновь прибывшие офицеры, поеживаясь от ледяного ветра, спустились по трапу. По заиндевевшему бетону полосы струилась снежная поземка.

Всего в группе было двадцать офицеров, в основном, старшие лейтенанты и капитаны. Все недоумевали: направляли в Афганистан, приехали в какой-то лес…

До расположения доехали на двух маленьких автобусах, и сразу пошли устраиваться в гостиницу. Остаток дня прошел в бытовых хлопотах.

На следующий день всех офицеров собрали в небольшом конференц-зале. Так, по крайней мере, выглядело это помещение: на небольшом возвышении — трибуна, массивный стол рядом, за ними белый экран, расходящиеся амфитеатром ряды кресел.

Офицеры, тихонько переговариваясь, расселись по местам, словно студенты на лекции.

Вскоре появился и лектор, молодой майор ВВС.

Товарищи офицеры, здравствуйте. Все вы направляетесь в Демократическую Республику Афганистан для выполнения почетной миссии оказания интернационального долга дружественному афганскому народу. Но прежде вам будет необходимо освоить новейший секретный самолет-штурмовик. Это величайшая честь и ответственность, товарищи. Учебная программа разделена на два этапа. Первый этап — теоретический курс вы будете проходить здесь, в Липецком центре боевой подготовки и переучивания летного состава. Практику будете осваивать в 80 ОШАП[3] в Ситал-Чае на Каспии. Там же будете отрабатывать боевое применение на полигоне Закавказского Военного округа. Освоение нового типа боевого самолета будет считаться экзаменом на классность. Но не думайте, что это будет легко, — продолжил майор. — Самолет новейший, сложный, и освоить его будет очень непросто. А сейчас — прошу на выход, познакомитесь с новым самолетом.

Они направились к эксплуатационному комплексу.

В центре полупустого ангара стоял самолет. Кургузый и неуклюжий на вид, он упирался в пол ангара короткими стойками шасси, «обутыми» в толстые пневматики, раскинув в стороны короткие и широкие крылья. Но, не смотря на кажущуюся внешнюю простоватость, что-то настораживающе-хищное таилось в его облике. Чуть скошенная вниз носовая часть ощерилась встроенной пушечной установкой, тускло блестело бронестекло лобастого фонаря кабины. Высоко взметнулся акулий плавник вертикального хвостового оперения. Пилоны подвески, выглядывающие из-под мощных крыльев, напоминали зубья пилы.

Ну, как первое впечатление? — с интересом спросил майор. Эхо его голоса гулко отозвалось в тишине ангара.

Хищный он какой-то… — неопределенно пожал плечами Егор. — И мощный.

Да ладно, — сказал молодой капитан, стоящий рядом с Егором. — Чем тебе МиГ не нравится? Этот самолет дозвуковой, сразу видно. Так что — прощайте сверхзвуковой паек и надбавки.

А ты в авиацию пришел аппетит нагуливать? — спросил с иронией Егор. Окружающие летчики засмеялись. — А дозвуковой самолет может наносить более точные удары по наземным целям. И вооружения у него — до черта. — Егор ткнул пальцем в десять пилонов подвески.

Ну, все, товарищи офицеры, попрошу вас вернуться в зал, — прервал их майор.

Офицеры вернулись в зал и майор начал лекцию:

…Штурмовик Су-25 был разработан согласно концепции самолета поля боя. Исходя из этого, главными его качествами являются защищенность и огневая мощь, в сочетании с высокой маневренностью. Су-25 — моноплан нормальной аэродинамической схемы с высокорасположенным трапециевидным крылом. Угол стреловидности по передней кромке составляет девятнадцать градусов пятьдесят четыре минуты. Крыло характеризуется высокой степенью механизации…

Дни учебы проносились, словно на форсаже. Помимо изучения систем самолета, летчики тренировались в кабине-тренажере, изучали тактику штурмовой авиации, штурманское дело, боевое применение в горной местности. Кроме этого проводились интенсивные занятия по общей физической подготовке, рукопашному бою, тактике выживания, стрелковой подготовке. После занятий сил хватало только на то, чтобы доползти до койки и забыться свинцовым сном.

Потом начались зачеты: матчасть, тактика, навигация — «крыша» от напряжения съезжала напрочь.

Потом они перебазировались в Ситал-Чай. Там они узнали новость, которая никого не оставила равнодушным: майор Волков, их инструктор, после переподготовки направлялся вместе с ними в Афганистан в должности командира вновь сформированной штурмовой эскадрильи.

Вообще, их начальник и наставник был личностью неординарной. Немногословный, спокойный, он не любил рассказывать о себе. Но чувствовалась в нем какая-то скрытая сила, дремавшая до поры, до времени в глубине его спокойных карих глаз. Он был первоклассным летчиком. С 1979 года командовал эскадрильей истребителей-бомбардировщиков в Афганистане. Летал на Су-17, был сбит, получил Звезду Героя. А теперь — снова туда, но уже на Су-25.

* * *

На новом месте летчики освоились быстро. На побережье Каспия уже расцветала весна, но пилотам было не до красот. Летали они от зари до зари сначала на учебно-тренировочных спарках L-39, а потом уже и на Су-25.

Егор навсегда запомнил тот миг, когда сел в кресло нового самолета-штурмовика. Оторвавшись от земли, он поразился непривычности ощущений: вместо скоростного полета в бездонно-голубой дали стратосферы, стремительно-опасный рывок у самой земли. Ему и раньше, на МиГ-23, доводилось выполнять полеты на малой и сверхмалой высоте, но тот самолет принадлежал безграничным высотам неба, а штурмовик был рожден для поля боя, и в этом тоже была своя особенная, неотразимая красота. Так стремительный и дерзкий сокол отличается от величавого кондора.

Летчики практически все время проводили на аэродроме, только что не ночевали там. Полеты на высший пилотаж сменялись полигонными стрельбами и штурмовкой. Майор Волков гонял своих подчиненных до седьмого пота, реализуя на практике суворовскую поговорку: «Тяжело в учении, легко в бою». Сам он тренировался наравне со всеми, не давая себе никаких поблажек и вызывая заслуженное уважение летного состава.

Не обходилось и без летных происшествий. У одного штурмовика при посадке подломилась носовая стойка шасси, другой самолет вынесло с полосы при разбеге, и он перевернулся. К счастью, в обоих случаях пилоты не пострадали. Кроме того, при стрельбе из пушки от пороховых газов мог возникнуть помпаж двигателей. Однажды, во время полигонных стрельб из-за помпажа произошла остановка двигателей, самолет потерял управление и врезался в землю. Пилоту удалось катапультироваться из неуправляемого штурмовика, но при приземлении он получил тяжелую травму позвоночника и был в последствии комиссован. К счастью, такие происшествия случались крайне редко, и ни одно из них не закончилось смертью пилота.

Вообще, новый штурмовик оказался машиной своеобразной, к нему надо было привыкнуть и понять этот самолет. Но, разобравшись в тонкостях пилотирования и эксплуатации, большинство пилотов понимало, что для выполнения возложенных на него задач этот штурмовик был почти идеален.

Особенно поражало мощное вооружение: ракеты, бомбы, блоки неуправляемые реактивных снарядов, баки с напалмом, подвесные пушечные контейнеры… Да еще и встроенная пушечная установка, очередь из которой могла перепилить БТР пополам.

Пилоты откровенно наслаждались полетами на таком мощном самолете. И, не смотря на усталость, готовы были летать сутра до ночи.

Наконец, период обучения закончился, все необходимые зачеты сданы. Шестнадцать пилотов во главе с Майором Волковым сдали на классность, и теперь на груди Егора красовался значок пилота первого класса, у Сергея, соответственно — второго, а майор Волков к тому времени получил звание подполковника.

Впереди был Афганистан.

Загрузка...