Сила Единства

Глава 11

— Марина, прошу тебя, успокойся!

Наверно, это были не самые удачные слова, и я сразу это осознаю.

— Не говори мне успокоиться, Джон! — возбужденно отвечает она. — Я прихожу в себя. Не понимаю, где я вообще нахожусь. И первое, что я должна лицезреть — этот… ублюдок?!

Смертоносный осколок льда все еще парит в миллиметре от здорового глаза Пятого. Я мог бы попытаться использовать телекинез и отбросить его, но тут шанс пятьдесят на пятьдесят: либо я действительно ее обезоружу, либо случайно воткну ледышку прямо в лицо незадачливому Пятому. Видимо, бедолага тоже это понимает. Он не делает ни малейшего движения, застыв, как и оружие Марины, и разведя руки в стороны, показывая, что он безоружен. Безоружен и совершенно гол, если уж на то пошло.

— Ты в безопасности, — говорю я Марине.

— Прошу прощения, но все выглядит совершенно иначе, — возражает она.

Я бросаю взгляд через плечо. За моей спиной дальше по коридору видна дюжина вооруженных до зубов солдат с опущенными пистолетами. Не думаю, что они много понимают в происходящем, но сам их вид не слишком гостеприимен. В нескольких футах перед ними стоит Девятый, скрестив руки на груди и сжав губы. Вряд ли можно ожидать, что он вступится за Пятого. По сути он просто строит из себя нашего защитника и лишь поэтому не приветствует Марину.

— Мы на секретной военной базе неподалеку от Детройта, — объясняю я Марине, стараясь говорить нейтральным тоном. — Ты была ранена в битве с Сетракусом Ра. Я тебя подлечил, и ты находилась здесь, пока не придешь в себя.

— Значит, Сетракус Ра все еще жив.

— Да, — киваю я. — Хотя Шестая сильно его зацепила. Пока что он не давал отмашку на атаку городов. У нас есть в запасе немного времени. Немного, но хватит, чтобы спланировать наш следующий ход…

— А что насчет этого? — для акцентирования проблемы ледяной осколок, парящий перед носом Пятого, делает движение. Пятый отшатывается, но в ответ Маринино оружие подлетает еще ближе, и он снова замирает.

— Мы поймали Пятого в Нью-Йорке. Он наш пленник.

— На пленника он не похож.

— Он мне кое в чем помогал. А сейчас он возвращается в свою камеру. Правда, Пятый?

Пятый бросает на меня быстрый взгляд. Нервно сглотнув, он чуть отклоняет голову назад и кивает.

— Да, — тихо говорит он.

При этих словах Марина с издевкой ухмыляется. Она оборачивается ко мне, и в ее глазах я вижу, что она, борясь с гневом и смятением от встречи с Пятым, хочет доверять мне.

— Пожалуйста, Марина, — прошу я. — Я знаю, что делаю.

Она медленно опускает ледяное острие. Как только оно удаляется от лица Пятого, тот бросается вокруг него и прячется от Марины за моей спиной. Бросив на нее взгляд, в котором смешались страх и стыд, он торопливо удаляется в коридор, навстречу Девятому и солдатам.

— Из всех ужасов воны, которые мне довелось повидать, этот — самый худший, — замечает Девятый, разглядывая приближающегося голого Пятого. Кто-то из солдат хихикает. Я разочарованно качаю головой — просто отличный комментарий для того, чтобы снова разозлить нашего пленника.

К моему облегчению, Пятый лишь распрямляет плечи и ничего не отвечает. Солдаты, перешептываясь и таращась на него, расступаются. Пятый не обращает на это никакого внимания. Видно, в данный момент он рад даже тому, что может по собственной воле вернуться в камеру. Отлично. Может, он наконец-то учится расставлять приоритеты.

— Так, ребята, шоу окончено! — кричит Девятый, взмахами рук предлагая солдатам удалиться.

Он уходит за угол коридора вслед за Пятым, но до нас еще доносится его звучный голос:

— Ну же, исполните долг перед родиной и найдите этому парню штаны!

Мы с Марино остаемся наедине. Она перемещает к себе по воздуху сосульку, берет в руки, ломает ее острый конец и прижимает остаток к голове. Потом с неуверенной улыбкой поднимает на меня глаза.

— Прости, что так… резко среагировала. Приходишь тут в себя и видишь его… Я просто… я пытаюсь не быть такой… такой мстительной.

— На твоем месте я бы тоже так среагировал, — отвечаю я Марине и киваю на кусок льда, который она прижимает к голове. — Как ты себя чувствуешь? Голова еще болит?

— Так, немного, — говорит она. — Я помню, как Сетракус Ра швырнул меня на землю, а потом…

— Ты была в ужасном состоянии, — сообщаю я. — Я приложил все усилия, чтобы тебя спасти.

— Ты спас мне жизнь, — кивает Марина и прикасается к моей руке. — Я чуть не умерла, стояла на самом краю. Я это точно знаю.

При этих словах я удивленно приподнимаю бровь. Марина права: когда Лекса привезла ее, она еле держалась. Но она сказала это таким тоном, что я нутром почувствовал — за ее словами скрывается нечто большее.

— Пока я была без сознания, мне снился Сетракус Ра. Или как-то ворвался в мой сон. Он предстал в образе…

Лицо Марины искажает гримаса отвращения, а тело содрогается. Обломок льда в ее руке трескается и взрывается, а ее пальцы покрывает свежая изморось.

— Он принял облик Восьмого. Пытался уговорить меня… уговорить сдаться.

Я бросаю взгляд в направлении, куда только что удалился Пятый. Он тоже упоминал о сне, связанном с Сетракусом Ра. Полагаю, тот факт, что ему нужно серьезное восстановление в физическом смысле, вовсе не означает, что он не может доставать нас телепатически.

— Пятому он тоже являлся, — говорю я Марине. — Предлагал ему сдать нас.

Марина удивленно вскидывает брови:

— И он сдал?

— Говорит, что нет, — отвечаю я. Я поверил Пятому, когда он сказал, что не стал нас предавать, но также понимаю, что для Марины это не доказательство. — В любом случае мы привели его сюда с завязанными глазами. Он не смог бы нас выдать, даже если бы захотел.

— Наверное, Сетракус Ра пришел ко мне, потому что я уязвима, а к Пятому из-за… ну, из-за их общего прошлого… — размышляя вслух, Марина умолкает. — А кто-то еще?..

— Нет. Я всех видел сегодня утром. Кто-нибудь бы что-то рассказал, — уверяю я Марину, хотя в подсознании раздается тревожный звоночек.

— Значит, мы с Пятым — легкие мишени, — нахмурившись, констатирует Марина. — Не очень-то воодушевляет.

— Он в отчаянии, — говорю я, хотя не совсем уверен, что действительно в это верю. — Он не знает, где мы, а мы знаем, что он ранен, и знаем, где его найти. Когда мы кое-что уладим для военных, мы собираемся нанести визит в Западную Вирджинию и покончить с ним.

При упоминании о военных Марина одаривает меня непонимающим взглядом. Только теперь до меня доходит, сколько всего она пропустила, пока была без сознания. Я отвожу ее обратно в лазарет. Обстановка внутри скромная — несколько коек, разделенных занавесками, и оборудование для отслеживания состояния больных и раненых. Комната совершенно пуста — Марина была здесь единственным пациентом. Когда мы остаемся одни, я ввожу ее в курс дела. Я рассказываю ей о битве в Нью-Йорке, о звонке президента, о том, откуда взялся Пейшнс Крик и о назначении генерала Лоусона командиром нашего особого отряда. Знаю, я сейчас говорю, как командир, вводящий в курс дел какого-то солдата, весь такой деловой… Но я просто не могу остановиться.

Марина терпеливо слушает, но я замечаю, как глаза ее сужаются, а взгляд становится более пристальным.

— Джон, — уловив паузу в потоке моей речи, вставляет она, — а где остальные? Все в порядке?

Я устремляю взгляд в пол. До меня доходит, почему я так подробно расписываю ей нашу обстановку. Разумеется, Марина должна знать положение дел, но есть кое-что еще.

Она не знает.

Я избегаю упоминания о том, что случилось с Сарой.

Мне еще не приходилось этого делать. Делиться с кем-то этой новостью. Произносить эти слова.

Марина выжидающе смотрит на меня. Она догадалась, что что-то не так.

— Сара… Она… — я устало протираю руками лицо. Не могу смотреть на Марину, произнося это, так что просто смотрю в пол. — Ее больше нет.

Потрясенная Марина закрывает рот рукой:

— Нет…

— Она пыталась помочь Шестой, а Сетракус Ра… — я качаю головой, не желая представлять себе произошедшее. — Она спасла Шестую, хотя сама была ранена… Но она потеряла слишком много крови…

Внезапно Марина подается вперед и обнимает меня. Одной рукой она охватывает меня за плечи, другой за голову и с силой прижимает к себе. Только когда я чувствую силу ее объятий, я понимаю, как напряжен был все это время. Мое тело до такой степени окостенело, что я едва могу расслабиться в ее руках. Но это Марину не останавливает. Я глубоко вздыхаю и с удивлением слышу собственные всхлипы. В последнее время все вокруг вертелось кувырком, так что я и не понимал, как сильно нуждался в чем-то подобном. На мгновение я облокачиваюсь лбом на ее плечо и чувствую, будто что-то треснуло в груди. Глаза затуманиваются, и я стискиваю Марину — пожалуй, даже сильнее нужного, хотя она ничего не говорит на этот счет.

Почувствовав, что щеки стали влажными, я отпускаю Марину и вытираю лицо.

— Боже, Джон, мне так жаль. Мне так… — Марина умолкает и бросает взгляд на свои руки. — Если бы я не… Я бы могла что-то сделать. Могла бы ее спасти.

— Нет, — отвечаю я. — Даже не смей так думать. Это неправда и ни к чему хорошему не приведет.

Мы оба умолкаем, просто сидим рядом на одной из жестких коек изолятора. Марина телом облокачивается на меня и берет за руку. Наши взгляды устремлены на выложенный пестрой плиткой пол.

Через некоторое время Марина мягким голосом нарушает тишину:

— После смерти Восьмого я была вне себя от ярости. И это было не так, как обычно. Дело было не в том, что я в него влюбилась. Это было… Ты же знаешь, мы все теряли близких. Но Восьмой… Он… Он был первым человеком, с которым я представила себе будущее. Понимаешь, о чем я? Расти в монастыре с Аделиной, которая упрямо избегала тренировок и отрицала, что мы на войне — это словно знать, что надвигается катастрофа, и не предпринимать никаких мер по ее предупреждению. Злой рок всегда подкарауливал за углом: еще несколько шрамов, и они добрались бы до меня. Я молилась с сестрами, слышала, как они говорили о рае, в который верят земляне. Но я никогда не осмеливалась представлять себя в этом мире. Я никогда не размышляла о том, что будет потом, после чего-то. До тех пор, пока не встретила Восьмого. Когда я была с ним, то могла помечтать о будущем. А вместе с этим и настоящее стало лучше. Когда Пятый его убил, все это у меня словно отняли. Я чувствовала… и до сих пор чувствую себя…как бы это сказать…обманутой. Обкраденной.

Я киваю, слушая речь Марины.

— Я встретил Сару как раз после того, как получил третий шрам. Я был следующим, мне подписали смертный приговор. Это должен был быть самый ужасный период в моей жизни, но каким-то образом встреча с ней все изменила к лучшему. Мой чепан Генри думал, что я свихнулся. Хотя, полагаю, он все же понимал меня. Она помогла мне найти цель, ради чего сражаться. Ну, вот как ты сказала, у меня возникло чувство, что кроме бесконечного выживания ради выживания есть что-то еще. А теперь…

— А теперь, — повторяет Марина, ее задумчивый голос полон грусти. — Что нам делать теперь?

— Ничего не остается, кроме как закончить начатое, — отвечаю я, чувствуя, как с этими словами напрягаются мои мышцы. Марина не отпускает мою руку.

— Перед тем как Сетракус Ра уничтожил Святилище, я была там, и энергия Лориен позволила мне поговорить с Восьмым, — произносит Марина.

Я ошеломленно смотрю на нее — не знал, что такое возможно. Она грустно улыбается в ответ.

— Это было недолго, лишь несколько секунд. Но это действительно был он, Джон. И это дало мне веру в то, что дальше нас может ждать нечто большее — не только смерть и тьма.

Я отворачиваюсь от нее. Знаю, она пытается вселить в меня надежду, просто я пока к этому не готов. Я жажду лишь мести.

— После этого я ощутила такое спокойствие на душе. Мой гнев исчез, — Марина саркастически посмеивается, наверное, вспомнив, как всего несколько минут назад чуть не лишила Пятого оставшегося глаза. — Как очевидно, долго это не продлилось. Я пыталась… Я всегда пыталась… жить благородно, праведно, как этого хотели бы Старейшины. В свете всего, что с нами произошло, я старалась не растерять себя. Но как оказалось, достаточно лишь Пятому показаться в поле моего зрения, как во мне возрождаются самые худшие чувства, меня с головой окутывает гнев.

— Может, это не самая худшая твоя сторона, — говорю я Марине. — Может, именно такими нам и нужно сейчас быть.

— А кем мы будем после этого, Джон?

— То, что будет после, меня не волнует, — говорю я. — Мы и так уже столько потеряли. Если мы не победим, если не остановим Сетракуса Ра, тогда ради чего все это?

Я чувствую, как рука Марины начинает испускать болезненный холод. Вместо того чтобы отдернуть руку, я включаю Люмен и возвращаю ей свое тепло.

— Без Сары мне плевать, что со мной произойдет, — продолжаю я. — Я просто хочу их всех уничтожить. Уничтожить Сетракуса Ра раз и навсегда. Сейчас меня волнует только это.

Марина кивает. Она не осуждает меня за эти слова. Думаю, она меня понимает. Она знает, каково это — гореть желанием броситься в самое пекло боя, ухватив этот момент, чтобы не сломаться.

— Я лишь надеюсь, что в нас осталось хоть что-то от нас прежних. Что-то, что еще можно будет возродить, когда все это закончится, — тихо говорит Марина.

— Я тоже надеюсь, — признаю я.

— Хорошо, — кивает она. — А теперь за дело.