Сильнее магии

Глава 41

Через некоторое время Таддеус опустился на одно из двух кресел, стоявших перед камином. В ладонях он зажал бокал с бренди, рассеянно заметив, что в отблесках пламени спиртное становится похожим на жидкое золото и напоминает цвет глаз Леоны.

— Мы можем предположить, что Делбриджа убили из-за кристалла, — сказал он. — Возможность того, что его очень кстати прикончил вор-домушник, слишком ничтожна, к тому же такое совпадение маловероятно.

— Согласна, — кивнула Леона, сидевшая в другом кресле. — Мой кристалл снова исчез. Черт возьми! После всех этих лет! — Она ударила рукой по подлокотнику. — Подумать только, всего каких-то несколько дней назад он был у меня в руках!

Фог вытянулся на полу перед камином, уткнув морду в лапы. Глаз он не открыл, но, услышав в голосе Леоны напряжение и разочарование, пес слегка задергал ушами. Настоящий барометр настроения хозяйки, подумал Таддеус.

Что касается его отношений с Лесной, Таддеусу больше не нужно было доказательств того, что между ними существует почти мистическая связь, к тому же рядом с ней у него возникало удивительное ощущение какой-то целостности, полноты. Он искал ее всю жизнь, даже не подозревая об этом. Она заполнила собой все пустоты, что позволило ему обрести себя самого. Таддеус испытывал удовлетворение оттого, что он просто жив, что находится с ней в одной комнате.

Он уютнее устроился в кресле, позволяя себе насладиться близостью Леоны, любуясь ею. Она сняла ливрею и осталась лишь в плотно обтягивающих брюках и в его рубашке, которая была ей очень велика.

Когда они входили в дом, Леона вытащила из-под пояса брюк полы рубашки. И теперь она свободно болталась на ней, подчеркивая изящество ее ключиц и запястий, открывшихся его взору после того, как Леона подвернула манжеты. Как это получается, что женщина кажется невероятно чувственной в мужской одежде? — спросил себя Таддеус. Он вспомнил, какое Леона произвела на него впечатление во время их первой встречи в галерее, когда она выбежала из-за массивной каменной статуи и угодила прямо в его объятия. Женщина, полная тайн и загадок.

В данный момент рядом с ним сидела еще и женщина, в которой так и бурлила досада.

— Мы обязательно найдем кристалл, — спокойно сказал он.

Похоже, она даже не услышала его. Леона невидящим взором смотрела на огонь, разведенный Таддеусом, и была полностью погружена в свои мысли.

— Произошло столько всего, что невольно задаешься вопросом, не была ли она действительно колдуньей, — прошептала Леона. — Может быть, она прокляла этот камень?..

Таддеус ничего не сказал в ответ, дав ее словам повиснуть в воздухе, чтобы Леона осознала их смысл.

Леона замерла. Затем с видимым усилием она взяла бокал и щедро плеснула в него бренди.

Таддеус вздрогнул и приготовился к неизбежному.

Леона схватила ртом воздух, когда огненный напиток пробежал по ее горлу. Ее глаза наполнились слезами. Она судорожно вздохнула и закашлялась. Леона торопливо сунула руку в карман, но ничего там не нашла.

Таддеус вынул кусочек льна из собственного кармана и протянул его Леоне.

— Когда ты в следующий раз вздумаешь нарядиться в мужское платье, вспомни, что ни один джентльмен не выходит из дома без носового платка, — сказал он.

Не обращая на него внимания, Леона промокнула глаза платком и несколько раз глубоко вздохнула. Ей явно надо было собраться с силами и взять себя в руки.

— Я больше привыкла пить шерри, — едва слышно проговорила она.

— Это заметно. Ну а теперь я бы хотел сказать, что мы с тобой уже достаточно играем в эту игру.

— Игру? — переспросила Леона. Ее голос все еще был хрипловатым от огня, запылавшего у нее во рту после глотка бренди. — Какую еще игру?

Таддеус задумчиво покачал в руке свой бокал.

— Думаю, тебе пора сказать мне, почему ты так уверена в том, что камень утренней зари принадлежит и подчиняется тебе.

Леона замерла, как будто он ввел ее в состояние транса. Фог поднял голову и вопросительно посмотрел на нее.

— Этот камень — наше семейное достояние, которое мы передаем из поколения в поколение, — осторожно ответила Леона.

— Которое твоя семья теряет с завидным постоянством, — заметил Таддеус.

— Это происходит главным образом из-за того, что его крадут члены общества «Аркейн», — сказала Леона.

Пожав плечами, Таддеус сделал большой глоток. Леона глубоко вздохнула, вытянула ноги к огню и устроилась в кресле поуютнее.

— Тебе все известно, да? — спросила она.

— Ты имеешь в виду тот факт, что ты происходишь из рода Сибиллы, колдуньи-девственницы? — уточнил Таддеус. — До сих пор я лишь строил догадки об этом, но сейчас, полагаю, сомневаться не приходится: в сложившихся обстоятельствах этот вывод напрашивается сам собой.

Леона скривила гримасу.

— Знаешь, мы все возненавидели это… прозвище, которое ей дали в обществе «Аркейн», — сказала она.

— Сибилла, колдунья-девственница? — Таддеус пожал плечами. — А что, мне оно кажется занятным. Это же легенда, а от легенд всегда ждешь чего-то необычного.

— Она никогда не занималась колдовством — не больше, чем я или ты, — промолвила Леона. — Она была замечательным, очень одаренным алхимиком, ничуть не хуже, чем твой бесстыдный Силвестер Джонс. Сегодня ее назвали бы ученым.

— Сибилла, девственница-ученая… Это как-то не звучит, — усмехнулся Таддеус.

— Да не была она девственницей, — сухо вымолвила Леона. — Во всяком случае, до конца своих дней. И я — тому доказательство. А еще — моя мама, бабушка и все наши предки по женской линии. Мы все — ее потомки.

— Ну хорошо. Однако даю тебе слово, что прозвище «колдунья-девственница» — это что-то театральное… Просто такое приукрашение.

Леона презрительно хмыкнула.

— Типичные россказни членов общества «Аркейн», — бросила она.

— Да уж, такого рода вещи мы сочиняем неплохо, — согласился Таддеус.

Леона нахмурилась:

— Ну хорошо, часть с колдуньей я еще понимаю, но с какой стати ее нарекли девственницей?

— А вот это уже вина Силвестера. Он был в ярости из-за того, что она отказалась отдать ему свою невинность. Судя по его запискам, Сибилла сказала ему, что посвятила свою жизнь алхимии.

— Он ее не любил, — сдавленным голосом произнесла Леона. — Он всего лишь хотел использовать ее в эксперименте, чтобы узнать, передадутся ли его физические таланты его потомкам.

— Знаю. Вместо нее он нашел двух других талантливых женщин, одна из которых — мой предок. Но Силвестер все равно всю жизнь негодовал по поводу того, что Сибилла отказала ему.

Леона откинула голову на спинку кресла.

— А ты давно догадался? — спросила она.

— Разумеется, главным ключом стало твое умение работать с кристаллами, — сказал Таддеус.

— Но я же не единственный человек на свете, который умеет обращаться с кристаллами.

— Да, но, судя по легенде, камень утренней зари отличался от других кристаллов, — проговорил Таддеус. — Силвестер считал, что талант проводить сквозь него потоки энергии встречается крайне редко. Сибилла была единственной знакомой ему женщиной, которая могла делать это. Поэтому резонно предположить, что человек, унаследовавший ее таланты, тоже может работать с этим кристаллом.

Леона крепко сжала губы, ни на мгновение не отрывая глаз от огня в камине.

— М-м-м… — промычала она через некоторое время.

Таддеус подождал еще немного. Когда стало ясно, что Леона больше ничего не скажет, он посмотрел на Фога.

— Легенда также утверждает, что у Сибиллы был преданный ей волк, с которым она не расставалась. Силвестер подозревал, что между ней и животным была физическая связь. Это приводило его в восторг, потому что до тех пор считалось, что паранормальными способностями обладают только люди.

— Складывается впечатление, будто ты хочешь выложить мне все совпадения с легендой, — сказала Леона.

— Ха! Есть еще короткое описание Сибиллы, которое Силвестер сделал в своих записках, — добавил Таддеус. — Так вот… не поверишь, но ты имеешь с ней поразительное сходство.

Леона повернулась, чтобы взглянуть на него.

— Поразительное?

— «Колдунья чрезвычайно опасна, ее волосы черны, как ночь, а глаза имеют странный оттенок янтаря, — процитировал Таддеус. — Она обладает властью управлять чужими сновидениями».

Неожиданно Леона заинтересовалась его словами.

— Ты считаешь, что и я чрезвычайно опасна? — спросила она.

— В самом лучшем смысле этих слов, — улыбнулся Уэр.

— А Силвестер Джонс еще что-нибудь написал? — полюбопытствовала Леона.

— Насколько я помню, там было что-то про «вероломную мегеру», «строптивицу», «кошку», «сварливую бабу»… Да-да, именно эти слова встречаются в его записках, — договорил Таддеус.

— Не слишком-то лестное описание.

— Ну-у… Это как посмотреть, — усмехнулся Таддеус. — Мне оно показалось… интригующим.

— Правда? Так ты пришел к выводу, что я произошла из рода Сибиллы, основываясь на этом нелестном описании и на нескольких совпадениях? — спросила Леона.

— Нет, было еще одно, последнее, не такое хрупкое, — признался Уэр.

— Это какое же?

Таддеус встал, взял бутылку и налил себе еще бренди.

— Ты не задала мне главного вопроса, когда я сообщил тебе, что, по мнению Калеба Джонса, кто-то готовится украсть самую бережно хранимую тайну общества «Аркейн», — сказал он.

Леона смотрела на него с опаской и с некоторым смущением.

— Насколько я помню, я задавала тебе немало вопросов, когда ты заговорил об этом, — промолвила она.

— Да, так оно и было. Но самых очевидных вопросов ты не задала, — настаивал на своем Таддеус. — Ты не попросила меня объяснить сути тайны, которая заставляет людей убивать.

Леона заморгала, а затем с отвращением бросила:

— Черт возьми!

— Ты могла и не спрашивать, верно? — Он приподнял бокал, глядя на нее, а затем снова сел в кресло. — Потому что ты все знала о формуле.

— Легенда о формуле основателя — это часть моего наследства, — призналась Леона. — Она передавалась через много поколений от матери к дочери. Сибилла считала, что одержимость Силвестера в его стремлении усовершенствовать эликсир, который, по его мнению, расширит и увеличит его паранормальные способности, — это чистейшей воды безумие. Он верил даже в то, что эликсир продлит ему жизнь. А Сибилла была уверена в том, что, в конечном счете, этот эликсир убил его.

— И, несмотря на это, она украла формулу?

Леона сердито посмотрела на него.

— Некоторое время она была его ассистенткой, — сказала она. — Она сделала копию формулы и, уходя от него, забрала ее. Она ее не украла.

— А зачем она это сделала, если считала, что эликсир не помогает?

— Одно время Сибилла надеялась усовершенствовать формулу — хотя бы ради того, чтобы доказать свое превосходство над Силвестером. Они до самого конца были непримиримыми соперниками. Но, в конце концов, Сибилла пришла к выводу, что использовать эликсир всегда будет опасно. И все же она не смогла уничтожить копию формулы. Во всяком случае, она намекает на это в своих записках.

— Потрясающе!

Леона широко развела руками.

— Очень хорошо! Тебе известно, кто я. Полагаю, не так уж и важно, каким образом ты пришел к этому выводу. Журнал, в котором Сибилла описывала опыты, был утерян. Никто из членов моей семьи не знает, что случилось с сейфом, в котором она, по предположению, хранила другие свои тайны. Но у меня есть две записные книги, записи в которых можно считать то ли ее дневниками, то ли письмами. В них она недвусмысленно описывает чувства, которые питала к Силвестеру.

— И что же еще она говорила про него? — спросил он.

— Среди всего прочего она называла его «невежественным обманщиком» и «большим лгуном».

— А почему она считала его лгуном?

— Он пытался обмануть Сибиллу, пообещав ей, что они будут работать бок о бок, делиться друг с другом секретами и развивать вместе свои силы. Она полюбила его и считала, что Силвестер тоже любит ее. Но когда она поняла, что он хочет всего лишь использовать ее в своем эксперименте по… размножению, Сибилла пришла в негодование. Она поняла, что в его жизни всегда будет только одна большая страсть, и эта страсть — поиск формулы. Поэтому она и ушла.

— Взяв с собой камень утренней зари и копию формулы, — договорил Таддеус.

— Она имела право и на то и на другое, — твердо сказала Леона.

Он улыбнулся.

— Что тут, по-твоему, смешного? — спросила Леона.

— По-моему, самое забавное в том, что я буду сопровождать прямую наследницу Сибиллы, колдуньи-девственницы, на первый Весенний бал общества «Аркейн», — ответил он. — А моей семье, да и всему Обществу ничто не может быть так дорого, как добрая легенда.