Сказ о Халлеке Торсоне

Глава 33

Это действительно был бревенчатый дом, длинный, чуть заметно покосившийся, с выбеленными песком и временем стенами. Он стоял у дороги, проходившей между холмами, спёкшимися под солнцем до состояния глиняных горшков. Похоже, дождь здесь явление почти сказочное, подумал Халлек. У коновязи под навесом скучали две маленькие лошадки, похожие больше на осликов. Из сарая доносилось квохтанье кур, да разомлевший короткошерстный пёс лежал, выставив в сторону все четыре лапы. Людей нигде не было видно.

Халлек подошёл к двери — её заменяла рама с натянутой кисеёй — и позвал:

— Ау, хозяева!

Ответом ему было невнятное сонное бурчание, изданное хриплым мужским голосом. Покачав головой, нордхеймец открыл хлипкую дверку, пригнул голову и вошёл, оказавшись в просторном зале со стойкой-барьером вдоль длинной стены. Дюжина квадратных столов со скамейками, и гамак, натянутый между двумя опорными столбами. В гамаке, сложив на животе смуглые суховатые руки, покачивался тощий дядька неопределённого возраста. Его гладкая лысина мерно поблёскивала под лучиком солнца, пробивающимся через щель в занавесках на ближнем оконце.

Один глаз открылся, окинув фигуру Халлека на фоне дверного проёма. Следом открылся второй глаз, оба выпучились, и дядька попытался сесть в гамаке, но не удержался и полетел на пол, брякнув об дерево худыми коленками. Халлек снял ранец, пристроив его на ближайшей скамье, и сел рядом, пристроив меч поудобнее. Он уже понял, что его принесло не к городу, а по причине какой-то ошибки или вмешательства забросило куда-то в пустыню. Не зря же Свальбард что-то рявкнул, когда Халлека уже затянуло перемещение. Но изменённый переброс всё равно «вылетел» к ближайшему жилью. Ну или постоялому двору, что сейчас было всё равно.

— Ты кто? — сипло спросил хозяин, разглядывая эдакое чудо, рассевшееся за столом.

— Человек, — хмыкнул он.

— А так сразу и не скажешь. Ты что, прямо пешком и пришёл, дылда такая?

— Прилетел, — Халлек провёл по воздуху ладонью и шлёпнул ею о стол.

— Это другое дело, — трактирщик пожал плечами, догадавшись, что странный гость не особенно разговорчив. — Есть хочешь?

— И есть, и пить, тащи давай что имеется.

— Что есть, то и будет… время не самое бойкое, караваны почти не ходят, редко когда нарочный проскачет. Что-то было, — пожал хозяин плечами и поковылял за стойку.

— А Эль-Фетрен далеко?

— Четыре дня конному, если по дороге, или три напрямик, по пустыне. Но прямо только на верблюде можно.

— На ком? — о таком животном Халлек ничего не знал.

Трактирщик привстал из-за стойки, снова оглядел его, протянул «Аааа, ну да» и сказал:

— Увидишь, сегодня к вечеру должен подойти небольшой караван. Есть рис с фруктами, вино есть красное, хлеб, сыр, зелень.

— Всё неси, я есть хочу.

Халлек тем временем расстегнул диковинный мешок, подаренный Свальбардом. Прочная ткань была выделана на удивление хорошо и ровно, не похоже на домашнюю. Швы двойные, а местами и тройные, тоже гладкие. Внутри обнаружились разные свёртки и пакеты, перевязанные или застёгнутые. Решив, что пока рано залезать в собственные запасы, Халлек хмыкнул и закрыл ранец. На стол опустился большой круглый поднос с несколькими блюдами. Хозяин уселся напротив. Теперь Халлек рассмотрел, что ему где-то за пятьдесят. Глаза тёмно-песчаного цвета с узкими полосками морщинок, уходящих к вискам, кожа пергаментная, выдубленная здешними жаркими ветрами. И характер, привычный ко всем переменам в жизни.

— Ты с самого севера? Здесь есть ваши, иногда заходят, — сказал трактирщик, наблюдая, как Халлек наворачивает распаренный рис с сушёным виноградом и курагой.

— Угу, я знаю, — буркнул он, кивая. — Я тоже по делу, но промахнулся. Недолёт. Отвлекли, — сказано это было таким тоном, будто подобные перелёты для него занятие совершенно будничное, и произвело на трактирщика соответствующее впечатление. Он пожал плечами с невозмутимостью истинного сына пустынь и отправился куда-то в задние комнаты. Звуки, донёсшиеся вскоре оттуда, дали Халлеку понять, что он будил или своих домашних, или прислугу. Время, в общем, было уже к полудню. Пора бы и глаза продирать, но здесь, видимо, было принято спать дольше и ложиться попозже, чтобы работать когда не так жарко.

Подметя всё, что было на подносе и плоских тарелках, Халлек попробовал местное вино. Оно отличалось лёгкостью, и как он понял, скорее заменяло воду, чем было именно вином. Вскоре появились две девчонки лет десяти, двойняшки, и занялись уборкой зала. На Халлека они посмотрели как на предмет обстановки. Хозяин, всех разогнав и раздав указания, вернулся, узрел вычищенные тарелки и покачал головой.

— Ну ты и пожрать. А деньги-то у тебя есть?

Покопавшись в поясном кармашке, Халлек достал оттуда монету, тускло блеснувшую розово-стальным глянцем адаманта.

Трактирщик воззрился на него как на призрак собственного дедушки. Хотя, учитывая, где было дело, собственному восставшему дедушке он удивился бы меньше.

— Знаешь, на сдачу я могу отдать половину трактира и все дворовые пристройки в придачу. Но тебе ведь не унести столько.

— Сдалась мне твоя сдача. Ты сказал, к вечеру должен подойти какой-то караван?

— Да, самый дальний срок — завтрашнее утро.

— Тогда я снимаю у тебя комнату до вечера или до утра. И будет хорошо, если ты подберёшь мне какую-нибудь здешнюю одежду. Ещё, — Халлек провёл пальцами по заросшим щекам и шее, — ещё устрой мне горячей воды и мыла. Или хотя бы зольного щёлока.

— Всё будет! — хозяин подскочил, едва не опрокинув скамейку. — Комнаты все свободны, самую лучшую дам. Пойдём.

«Самая лучшая комната» была шесть на десять шагов, чистенькая, но такая же потрёпанная временем, как и весь постоялый двор. Обстановка более чем скромная, из мебели наличествовали кровать и вешалка — она же, по совместительству, оружейная стойка. Рукомойник на трёхногом табурете.

— Всё принесут, сейчас, — трактирщик исчез в коридорчике, и довольно скоро появились те же две девчонки, то ли дочки, то ли внучки, и парень постарше. Они принесли по ведру горячей и холодной воды, свёрток, и чашку с каким-то липким белёсым порошком, видимо, местным мылом. Халлек, выпроводив их, на ощупь побрился с помощью второго ножа и вымылся. Зато одежда пришлась в самый раз: свободные льняные штаны, сапоги из мягкой кожи, с ремнями-завязками, рубаха с длинными широкими рукавами и пояс-кушак из когда-то яркой ткани. На голову полагался платок с обручем. Размер, судя по всем, был почти один на всех — длинные штаны подворачивались под пояс, рубаху тоже можно было подоткнуть. Некоторая поношенность только на руку, решил Халлек и, засунув вместо ненадёжного засова кинжал, завалился на кровать.

Сон всё равно не шёл. Лёжа с закрытыми глазами, в полудрёме, он вспоминал время, проведённое с Сейдой. Яркий взгляд эльфини возникал перед ним, но из головы не шли слова Свальбарда. «Впереди у ваших путей не было ни узла, ни хотя бы перекрёстка». Верить не хотелось, но Халлек, призадумавшись, понял его правоту. Собрав чувства воедино, он вздохнул. Так или иначе, а надо жить дальше. Их отношения были простыми и честными, но Нордхейм действительно принимал не всех. Даже жители Озёрного Края не всегда могли остаться там жить, под холодным северным небом, среди суровых лесов и гор. Жрецы объясняли это тем, что духи камня, слагающего хребты и холмы Нордхейма, придирчивы к людям. И вправду, величие гранитных склонов, скал и обрывов трогало что-такое в душе. И человек либо смирялся и уходил, либо находил силы встать вровень с этим. А может ещё что действовало.

Ворочаясь, Халлек всё же придремал на какое-то время, тем более, жара давила, делая воздух вязким и ленивым. Разбудили его невнятные звуки, доносившиеся со двора. Как будто кто-то громко и протяжно икал. А ещё там вяло переругивались и договаривались. Доковыляв до рукомойника, Халлек сполоснул лицо и раскрыл плотные ставни. Горячий воздух, нагретый солнцем за день, треснул по голове сухим кулаком.

На дворе стоял караван, видимо тот самый, обещанный трактирщиком. Вместо лошадей в нём были диковинные горбатые твари, косматые, почти как индрики, с губами-лепёшками и мосластыми ногами. Числом в дюжину. Рядом стояло несколько человек, на вид одинаковых в своих нарядах, похожих на то, в чём был Халлек — светлые просторные штаны, рубахи, платки, у некоторых ещё были свободные накидки. Только по разговорам можно было понять, что часть из них женщины. Вооружены все узкими длинными саблями или необычными мечами, похожими на очень вытянутые стилеты.

— Это наверное и есть верблюды, — хмыкнул Халлек, возвращаясь к умывальнику, чтобы вылить на голову остатки воды. Прихватив вещи, он вышел в общий зал, где за столами уже кто-то сидел, такие же тощие и неприметные личности, как и хозяин этого древнего заведения. Сам он виднелся за стойкой.

— Аа… Ну как тебе наши края? — поинтересовался трактирщик.

— Слишком много солнца, — пробурчал ещё не совсем проснувшийся Халлек.

— Хах! А у вас его слишком мало. Видано ли, чтобы люди жили там, где всего два времени года — зима белая и зима зелёная?

— Мы же живём, — нордхеймец пожал плечами.

— А вы и не люди, — трактирщик усмехнулся. — Или спите, или едите, или воюете.

— А ещё, — Халлек навис над ним и зашептал, — а ещё мы не успокоимся, если за день хоть кого-нибудь не убьём.

Передёрнувшись, трактирщик отодвинулся в сторонку.

— Там это, — он судорожно кивнул на дверь, — там караван пришёл. Они задерживаться не будут, перекусят и дальше пойдут, как раз в Эль-Фетрен. А вот их старшина, между прочим.

Халлек посмотрел на светлокожего пожилого мужичка, подошедшего к стойке; одетого по-местному, но лицо выдавало в нём уроженца коренной Весталии. Алый шёлковый пояс с кистями и дорогие сапоги, лён штанов и рубахи — белёный, тонкой нити. И глаза не по возрасту яркие, зелёные с коричневатым ободком. Он коротко, но внимательно окинул Халлека взглядом и кивнул, здороваясь:

— Приветствую. Меня зовут Джалиф. Я родился здесь, у меня отец из Империи, — ответил он на вопросительный взгляд.

В ответ Халлек представился и протянул руку. Пальцы караванщика оказались такими же крепкими, как его собственные.

— Вы направляетесь в Эль-Фетрен, — сказал Халлек утвердительно.

— Верно. Но телохранители нам не нужны, а лишних верблюдов нет.

— А я и не прошу нанимать меня, — усмехнулся он. — Просто я немного промахнулся и теперь придётся идти до города пешком. Хочу присоединиться к вам.

— Не придётся, — пожал плечами трактирщик, который до сих пор был под впечатлением от адамантовой монеты. Хотя наибольшее впечатление на него произвёл сам Халлек. — У меня есть лошадь. Не самая лучшая, но до города дойдёт. Можешь там её и оставить.

— А, это другое дело, — кивнул старшина каравана. — Я не против. Но котёл у нас общий, на стоянках все делятся всем.

Халлек понимающе кивнул, это было обычное и верное правило.

Постоялый двор они покинули, когда солнце на две ладони приблизилось к волнистому песчаному горизонту. Тени удлинились, и в воздухе ощутимо потянуло прохладой. Чистое, безоблачное небо быстро выстуживалось. Лошадка и в самом деле не блистала достоинствами, это была обычная хозяйственная лошадь, но шла она хорошо и ровно. Трактирщик ухаживал за ней как следует. Посматривая на молчаливых попутчиков, Халлек сделал несколько выводов.

Во-первых, везут они что-то весьма дорогое. Вьюки на верблюдах небольшие и удобные, позволяющие животному быстро бежать, не сбивая боков. Во-вторых, седоки, в том числе три женщины, двигаются как хорошие, обученные воины, нанять и содержать которых недёшево. В третьих, как догадался Халлек, эти горбачи могут топать себе и днём, под любым солнцем. Но они всё равно дождались вечера и идут теперь, срезая по возможности дорогу. А значит…

У самого края зрения что-то мелькнуло. Света ещё было достаточно, чтоб рассмотреть что угодно, но прямой взгляд не увидел ничего кроме бесконечного песка. Халлек решил было, что непотребное мерещится от переутомления, днём он толком не отдохнул, но движение — или чем бы это ни являлось — вскоре повторилось. Толкнув свою лошадку ногами, он выехал в голову каравана.

— Джалиф, за нами кто-то шастает. Не могу уловить, всё время из взгляда выскальзывает.

— Да?.. Это плохо.

Старшина, не оборачиваясь, приподнял руку и сделал пальцами какой-то знак. Халлек почувствовал шевеление и шелест металла. Наступало самое нехорошее время, когда солнце уже село, но настоящей ночи, к которой глаза привыкают быстро, ещё не наступило.