Я — седьмой гном. То, что Белоснежка побывала у нас, и что с ней потом приключилось, — это вы все знаете. А вот обо мне вы не слыхали. А она, кстати говоря, на моей кровати стала спать после того, как шесть других ей оказались малы. Моя-то, правда, тоже была маловата.
Но она всё-таки осталась в ней. А я лежал рядышком с шестым братом и не мог уснуть, всё хотелось мне поглядеть на прекрасное дитя человечье.
Кикимор болотных я вроде повидал. Все они такие приятно-ленивые, но уж больно прилипчивы.
И наших женщин хорошо знаю — деловитые, веселые, но ведь ни минуты не посидят спокойно.
За эльфами, танцующими на сыром лунном лугу, я тоже иногда подсматривал. А плащи у них какие — закачаешься, прозрачные, не поймешь что.
Но это дитя — человеческое… Как она воздушные поцелуи нам посылала, когда мы наутро на работу уходили! Сердце у меня стучало, прямо как серебряный молоточек.
Хозяйка она была — просто прелесть. Всегда цветы на стол поставит. Но в углах выметала не так чтобы очень чисто. Приходилось шестому да мне убирать снова. А я и с удовольствием.
Вы знаете, что потом у нас пошли с Белоснежкой сплошные несчастья. Помните отравленный гребень злой королевы? Мне самому пришлось вытаскивать его из Белоснежкиных волос, и волосы её покрыли меня целиком.
А шнуровка, которой эта ведьма хотела удавить её? Ведь это я первый развязал её, я первый обнаружил удушающие шнуры.
Ну а потом эта история с отравленным яблоком. Тут уж ничего нельзя было сделать. Тут уж она была считай что мертвая.
Вот и смастерили мы хрустальный гроб.
Когда мы несли её в этом гробу по всей стране, тут-то и появился красавчик принц: шляпа с лазурными перьями, облегающий камзол, рукава с буфами, рейтузы в обтяжку, в общем, весь с иголочки.
Братья с радостью подарили влюбленному принцу гроб с Белоснежкой, просто потому, что он их очень просил. Но это было совсем не по мне.
Я пытался не отставать от слуг, которые несли гроб. Их длинные человечьи ноги шагали быстро. Мне приходилось прямо-таки скакать за ними.
Я хотел во что бы то ни стало ещё разочек посмотреть на лицо Белоснежки.
Скок-поскок — резво прыгал я среди высокой травы, перескакивал через толстые корни деревьев, помахивая своим маленьким фонариком.
Когда же я наконец обогнал этих длинноногих и стал прыгать уже прямо у них под ногами, слуга, который шел впереди, испугался и споткнулся. Толчок передался и остальным, и гроб закачался у них на плечах. И вот они ставят его на землю. Заглядывают внутрь. Я тоже смотрю туда через их ноги. Крышка гроба поднимается. Белоснежка жива, она отводит от губ руку с огрызком отравленного яблока. Она произносит свое: «Где я?» Прекрасный принц отвечает свое: «Ты со мной». Она падает в его объятья. Он сажает её на своего коня.
А я остался — и остался-то с носом! Ну а то, что и на этот раз она обязана мне жизнью да ещё и прекрасным принцем в придачу, — этого Белоснежка до сих пор не знает. Не знает она и о том, как сильно я её любил.
Я думаю, что она иногда вспоминает о нас, семерых гномах, особенно когда дети поют: «За дальними горами, у гномиков лесных…» Но меня, одного из них, седьмого, — меня-то она наверняка давно забыла.
Я самый старший брат из трех братьев, какие обыкновенно в сказках бывают. Вечно я должен поперед всех в путь отправляться, и всегда-то я впросак попадаю.
Ворюга-трактирщик подменяет мне скатерть-самобранку. Я потешаюсь над старухой и того не вижу, что это волшебница. Король кидает меня в яму со змеями, оттого что не сумел я зайцев пасти. Принцесса велит отрубить мне голову, оттого что не смог я её загадок отгадать иль никак мне её не рассмешить было.
Уж кто знает в этом деле толк, так это мой меньшой братец, младшенький наш, — он тебе и плутовские козни расстроит, он тебе и волшебницу учует, он и зайцев пасти мастер, и загадки принцессам отгадывать, и смешить-веселить мастак.
А ведь дом-то он ни на что не годен был. Я ж у себя в хозяйстве — первый человек, за что ни возьмусь — всё в руках горит, а как попаду на чужбину — ну прямо дурак дураком.
Может, так всё в мире нарочно устроено: выпадают на мою долю одни неудачи, чтобы потом малой наш пришёл да и сделал всё справно.
А уж о нашем среднем братце тут и сказать-то нечего. Он лицо уж совсем незначительное, про него-то и рассказывается всегда как бы между прочим, потому что все события уже со мною приключились.