Была на свете одна большая, богатая страна, и царили там всегда покой и порядок.
И хотя в этой стране были бедные и богатые и богатые угнетали бедных, никто тем не менее никогда не жаловался, и уж тем паче никогда не ворчал или, упаси боже, негодовал. Толстый жирный король сидел себе, посиживал на золотом троне, и толстые сытые буржуи жили себе, поживали в своих прекрасных домах, ну а бедняки покорно трудились по двенадцать часов в сутки на фабриках и полях, и если порой голодали или им не хватало денег, казалось, они не замечали этого.
А было так вот отчего. Много-много лет назад жил в этой стране злой волшебник, и был тот волшебник другом короля. Волшебник мог угадывать будущее и знал, что настанет день, когда бедняки не позволят больше обращаться с собой как с безропотными животными, придет время и они станут бороться за свои права, и тогда настанет конец богатству и роскоши королей и буржуев. И решил волшебник не допустить этого. Всю свою жизнь провел он в рабочем кабинете, вырезал из стекла кругляшки, придавал им различную окраску, а потом делал из них очки. Потом наказал он королю — и велел передать этот наказ по наследству — каждому новорожденному младенцу надевать очки и под страхом смерти запретить когда-либо их снимать.
В большом прекрасном зале было разложено на специальной шерстяной подстилке бесчисленное множество очков. Ведал всеми делами теперь преемник того чародея, ему тотчас же сообщали о рождении каждого нового младенца, и он подбирал соответствующие очки и сам надевал их ребенку или поручал это своим помощникам.
Очки же были самых разных видов и фасонов. Самой сложной моделью оказались очки для бедняков; над ними волшебник трудился целых двадцать пять лет, пока, наконец, к нему не пришла удача. Стекла были сконструированы так, что вот смотрит бедняк на своих братьев и сестер — и кажутся они ему беспомощными, ничтожными созданиями, а глянет на богатея или даже на короля — и кажутся они ему сквозь эти очки существами могущественными, почти что божественными созданиями, которым должно принадлежать всё самое лучшее на свете, и бороться против власти которых никому не под силу, и которым право дано обращать всех прочих людей в своих рабов. Пришлось поломать голову волшебнику и над тем, как добиться подходящего цвета для стекол; ведь нужно было сделать так, чтобы бедняк, который носит эти очки, смотрел на свое жалкое жилище и видел его уютным и красивым, и наоборот — глядел на дома и сады богатеев, на дворцы и парки короля и не замечал их великолепия, роскоши; ведь это, в конечном счёте, может вызвать у него чувство раздражения.
А вот изготовление очков для богачей оказалось делом совсем простым: добавил волшебник немного золота или серебра, и вот уже, куда ни посмотрит богач, кажется ему, что вокруг только золото да серебро, а людей зато вовсе не замечает; увидит он рабочего и думает, что это просто машина, созданная, чтобы приносить ему пользу.
Ну а сделать очки для короля было делом вовсе пустячным, их и обрабатывать-то по-особому не надо было. Окунул чародей их разок в кровь самого жестокого человека на свете да потом пару раз в кровь самого глупого человека, и вот уже видит король сквозь те очки всё то, что видят обыкновенно короли, и выглядело всё так, как оно должно было предстать перед взором короля.
Изготовил ещё волшебник небольшое количество больших очков с розовыми стеклами; за триста лет, что истекли после смерти старого волшебника, только три раза пришлось пользоваться этими очками. Они предназначались для тех странных людей, глаза которых всё же, несмотря на обычные очки, могли что-то различать и видеть из реальной действительности.
Вот был, к примеру, один юный поэт, служил он при дворе, жил себе в радости и довольстве, всеми любим и почитаем. Писал он красивые стихи, восхвалявшие короля и его мудрое правление, а ещё сочинял он песни, в которых превозносил добродетели богачей.
Казалось бы, такой поэт должен быть самым счастливым человеком на свете; и действительно, смотрел он на мир сквозь свои посеребренные очки вполне веселыми глазами. Одно только беспокоило богатеев: не хотел поэт становиться таким же жирным и сытым, как они, но ведь он был поэт, и они прощали ему это.
Но вот как-то раз оказался поэт случайно в квартале бедняков. Был чудный летний день, солнце так припекало, что серебро, покрывавшее стекла очков, немножко расплавилось, и тогда поэт увидел одним глазком реальную действительность. Он так испугался, что даже громко вскрикнул. Он увидел усталых работяг, вкалывавших от зари до зари, худых, больных женщин, чахлых, изголодавшихся детей. И подумал он, что ведь этого ещё никто, кроме него, никогда не видал и он обязан рассказать всем эту правду. Тогда побежал он к богачам и, обливаясь слезами, поведал им о тех ужасах, какие узрел. А те посмеялись только, решив, что это он от жары немножко не в себе. Посмотрел поэт тогда и увидел снова одним глазом действительность. Крикнул он тогда богачам:
— Грабители! Убийцы! — и помчался к королю, надеясь хоть там обрести поддержку.
Но как только предстал перед его взором король, восседающий на троне, крикнул поэт ему прямо в лицо:
— Ах ты злыдень, чудовище, тупица! Кто дал тебе право сидеть на этом троне?
Связали тогда поэта по рукам и ногам и заточили в темницу, и решено уже было предать его смертной казни, если бы волшебник, хранитель очков, не замолвил за него доброе словечко и не растолковал королю, откуда зло сие происходит. Приволокли тогда смутьяна к волшебнику, тот надел ему розовые очки и сказал:
— Друг мой, твои очки сломались, вот ты и решил, что видишь такие страшные вещи. Выйди-ка теперь на улицу, оглядись по сторонам и поймешь сразу же, что ты заблуждался.
Послушался его поэт, посмотрел на мир сквозь розовые очки, и снова показалось всё ему красивым и хорошим. Бедность и нищета предстали перед ним как нечто просветленное, святое, и подумал он: «Труд облагораживает человека; как счастливы должны быть люди, которым дано вот так облагораживаться по двенадцать часов в сутки!» Богатеи показались ему снова добропорядочными друзьями, ну, а как предстал он перед ясны очи самого короля, от почтения тут же бухнулся ему в ноженьки, ослепленный королевским величием.
После этого случая ещё долгие годы ничто не нарушало покоя и порядка в стране.
Но когда молодой поэт стал поэтом старым и лежал уже при смерти, он сорвал очки с глаз, что вот-вот сомкнутся навеки, и в эту секунду ему показалось, что увидел он снова всё то, что видел тогда — летним днем. Подле него сидела молодая служанка, которая преданно ухаживала за ним всё это время. Поэт схватил её за руку и пробормотал:
— Очки, снимите очки, смотрите!
С этими словами он умер.
Девушка, опечаленная и расстроенная этим событием, вернулась к своим, неспокойно у неё было на душе. Правда, она не совсем поняла последние слова умирающего старца, ибо очки влияют не только на глаза, но и на разум, и всё же она запомнила их и порою задавала себе вопрос: как должен выглядеть мир, если на него посмотреть без очков?
Вскоре после этого она вышла замуж, и когда родился у неё сын, этакий славный крепыш, и увидела она его сияющие глаза, и вспомнились ей слова поэта, подумала она с горечью: «Как жаль будет скрывать такие чудесные глазки за уродливыми очками!» Но всё пошло своим чередом, прибыл волшебник и нацепил маленькому Фрицу на нос очки — порядок есть порядок.
Но странное дело — не хотел малыш носить очки, всё норовил их стянуть, так что родители боялись, что ему это удастся когда-нибудь, и пойдет он без очков на улицу, и схватят его тогда блюстители порядка и казнят по законам этой страны. Уж как они просили-умоляли маленького Фрица, как грозили-угрожали ему, всё напрасно: стоило Фрицу остаться одному, как он тут же начинал стаскивать очки, которые были укреплены у него на затылке хитроумным способом.
И вот уже когда мальчик стал почти юношей, удалось-таки ему снять очки, и тогда увидели его испуганные глаза очень уж страшные вещи: нищету и нужду, бессилие и беспомощность одних, богатство, благополучие, великолепие и несправедливость других. Но всё это мог он наблюдать совсем недолго, ибо тут же появлялись то мать, то сестра, которые принимались его ругать и умолять, плакать и угрожать до тех пор, пока им не удавалось заставить его снова надеть очки.
Но и того немногого, что увидел юноша, хватило, чтобы в душе его поселилась великая печаль и великий гнев.
День-деньской думал он о том, как изгнать из мира несправедливость, о которой он узнал, и решил он наконец, что во всём виноваты очки. Ведь если посмотрят на мир его друзья и товарищи без очков, то и они увидят несправедливость, которая царит вокруг, и поймут, что они вовсе не такие слабые и беспомощные, как это кажется, если смотришь через очки.
И вот однажды, когда отец работал в мастерской, а мать и сестра хозяйничали на кухне, сорвал Фриц свои очки, бросил их на землю и растоптал, так что разлетелись они на мелкие кусочки.
Но то, что увидели его глаза, оглушило его сначала как удар обухом по голове; вспыхнул в сердце его огонь мощным пламенем, опалил ему всю душу, всё перевернул, и поклялся он, что не будет ему покоя до тех пор, пока не снимут его товарищи очки и не увидят все своими глазами.
Но сначала нужно было скрыть всё это от богатеев и короля. Завязал себе Фриц глаза черным платком, сказав, что от яркого света у него, мол, глаза болят, а богачи на том и успокоились, ведь через черный платок, думали они, видно ещё хуже, чем через очки.
Наступила ночь, и под покровом темноты прокрался Фриц к своим товарищам, рассказал им про то, что видел, и призвал их сбросить очки.
Посмеялись они сначала над ним, но когда ему удалось уговорить некоторых снять очки хоть ненадолго, встали и они на его сторону.
Шло время, и вот уже всё больше рабочих примкнуло к юноше, вот уже все рабочие были с ним, образовался «Союз борьбы против очков».
И однажды вооруженные члены союза, полные решимости, вышли на улицы, окружили дома богатеев и королевский дворец. Потом пошли они по домам богачей, стали срывать с них очки, сняли они очки и с самого короля и предъявили тут свои права. Испугался король, выскочил на улицу и помчался со всех ног, и бежал он, бежал до тех пор, пока не очутился в стране, где все люди ещё носили очки и где царили покой и порядок. Богачи попытались сначала оказать сопротивление, но у них ведь теперь не было очков, и пришлось им признать власть союза, и поняли они тогда, что всю жизнь свою были жалкими глупцами-злодеями. Негодуя в душе, с затаенной ненавистью, подчинились они требованиям рабочих.
Ну а те навели действительно порядок в стране: кто работает — получает деньги по справедливости, кто лентяйничает — ничего не получает; позаботились они о детях, стариках и хворых. И никто уже не получал больше того, что заслужил.
Страна, в которой случилась эта история, лежит на востоке, там, где восходит солнце. Может быть, оттого и свет там ярче, и люди потому научились быстрее видеть правду, чем в других странах. Но мы ведь знаем, что скорость света велика, и дойдет он до других стран, и разобьют тогда люди свои очки. Ну а когда они действительно научатся видеть, они научатся и действовать. В странах, где нет ещё света, должен найтись человек, который снимет очки, разобьет их вдребезги и расскажет своим товарищам, что увидел он, и наберет в свой союз соратников, и когда будет их много-много, станут они хозяевами свободного, счастливого мира.
Был в дальнем краю, посреди синих волн моря-океана, один остров.
Земля на том острове была такая тучная, что всё росло будто само собой, люди не знали ни забот, ни трудов и могли жить, вкушая плоды земли, которые сами словно так и просились к ним в руки. Были у них и всевозможные домашние животные: коровы, которые давали им молоко, овцы, с которых они стригли шерсть, и куры, которые несли для них яйца.
Здесь всё принадлежало всем, люди не знали ни нужды, ни бедности — и это было на острове самым замечательным.
У каждого жителя острова была своя маленькая хижина. Всё, что было ему нужно из платья или еды, он брал из общих закромов или шел на берег моря к просторной хижине, где женщины пряли, вязали и ткали. Ему только нужно было зайти туда, показать свои истрепанные одежды и сказать: «Дайте мне новое платье», — глядь — уж он его и получил; ну а уж если он помогал выпасать овец, ухаживать за ними, стричь их, то он мог взять и шерсть.
И до чего же счастливо жили люди на том чудесном острове! Особенно для детей жизнь была непрерывным праздником.
Но среди жителей этого острова были, как и везде, люди добрые и злые, щедрые и жадные. Вот таким жадным был коротенький горбатый человек по имени Граббит. Очень уж удручало его то, что другие были так же богаты, как и он, и что он, как и все, должен был помогать другим возделывать общие поля и ухаживать за животными. Долго размышлял он над тем, как бы сделать так, чтобы положить конец всему этому, и вот однажды показалось ему, что он придумал подходящую хитрость, потому что он вдруг приободрился и его постоянно брюзгливое лицо посветлело.
У каждого жителя острова был разбит вокруг хижины небольшой садик. И в этих садиках люди сажали что кому по душе было — овощи или цветы, и каждый, кто выращивал овощи, мог пойти к соседу и взять у него цветов, чтобы украсить свою хижину. Сосед же, в свою очередь, мог взять у него овощи.
И вот однажды отправился Граббит в лес, свалил там несколько деревьев и приволок домой. Всю ночь напролет при свете луны проработал он не покладая рук, и вот наутро вокруг его сада протянулся высокий забор, а в заборе была маленькая калитка. Увидев забор, жители острова не могли на него надивиться, они останавливались и глядели на него, потому что никогда ещё не видели ничего подобного; больше того, они не понимали, для чего может понадобиться такое сооружение.
— Экое дивное украшение, — сказал один, — мне кажется, всё это выглядит просто безобразно.
— Да нет, — возразила ему одна женщина, — мне, к примеру, нравится. Всё так ладно да опрятно.
Одни посмеивались, другие восхищались, рассматривали и забор, и затейливую калитку, но всем было невдомек, что же всё это значит.
А у Граббита был дружок — самый сильный, могучий, но и самый глупый человек на всем острове, эдакий здоровенный дуролом, который не в состоянии был сам шевелить мозгами и верил всему, что говорили. Его-то и позвал к себе Граббит и спрашивает:
— Хочешь быть богаче и счастливее всех?
Балбес кивнул:
— Я не прочь, но только если работать не надо.
Ведь он был не только глуп, но ещё и очень ленив.
— Это не потребует от тебя никаких трудов, — проговорил хитрый Граббит, — только ты должен всегда во всем слушаться меня, а если мне кто-нибудь будет угрожать, то ты должен будешь меня защищать.
— Это я с удовольствием, — засмеялся балбес, а про себя думает: «Да на нашем острове ни один человек никогда не нападет на другого, дел у меня будет немного».
Граббит достал из тайника длинный острый нож и дал его балбесу:
— Носи его всегда с собой, и как только я позову, выхватывай нож и беги спасать меня.
На следующую ночь отправился Граббит на общинный скотный двор, забрал двух коров и двенадцать кур и спрятал у себя за забором.
Когда на следующий день жители острова, проходя мимо, заметили в саду у Граббита коров и кур, они ещё продолжали посмеиваться, принимать всё это за шутку. Но когда в положенное время женщины отправились за молоком для детей, оказалось, что не хватает молока как раз от тех двух коров, которых увел Граббит.
И вот женщины подошли к забору и стали кричать:
— Эй, Граббит, пусти нас подоить коров!
Но Граббит, стоя за запертой дверью, заорал:
— Вы что, не видите, что коровы стоят за моим забором, а всё, что находится за моим забором, мое, и вы здесь не имеете права ничего трогать!
Женщины решили, что Граббит тронулся умом, и кликнули на помощь своих мужчин, но и им Граббит заявил то же самое и добавил:
— Позавчера ночью спустился ко мне с неба ангел и говорит: «Граббит, всё, что находится за твоим забором, — это твоя собственность, а собственность священна, кто посягнет на неё, тот должен умереть». Поэтому поостерегитесь протягивать руку к моим коровам и моим курам, иначе не избежать вам небесной кары. И не только небесной.
С этими словами он подтолкнул балбеса:
— У этого парня есть острый ножик, и он убьет каждого, кто прикоснется к моему добру.
Опечалились жители острова: они и вправду поверили, что с неба спускался ангел, к тому же они боялись острого ножика и могучих кулаков балбеса. И, понурив головы, потихоньку разошлись они восвояси. А те самые женщины, которые пришли за молоком, громко стенали у забора:
— Граббит, наши дети плачут, ждут молока, что же нам делать?
— Я человек добрый, — ответил Граббит, — и мне жаль ваших невинных деток. Но собственность священна, и если я задаром отдам вам молоко, то сам оскорблю эту святыню. Вы поработайте-ка подольше, сшейте красивую одежду, и за это вы получите молоко.
Что ж, делать было нечего, и женщины подчинились.
С тех пор то и дело случалось, что жители острова, проснувшись поутру, замечали новый забор вокруг какого-нибудь сада, а за забором — коров, кур и овец. И каждый раз владелец забора говорил, что к нему приходил ангел и произнес те же слова, что и Граббиту.
И каждый из них нанимал одного из одиннадцати братьев того балбеса, давал ему большой острый нож и велел охранять его собственность.
Понемногу всё на острове стало принадлежать двенадцати мужам, которые жили в большом согласии друг с другом. Остальные жители острова должны были работать на них и получали за это едва ли половину того, что раньше.
Мало того, эти двенадцать богатеев велели своим преданным балбесам выстроить крепкий каменный дом с решетками на окнах и запирали в тот дом всякого, кто покушался на их добро.
И воцарились на острове нужда и скорбь; проходя мимо забора Граббита, люди сжимали кулаки и бормотали:
— Проклятый забор, с тебя начались все наши несчастья. Надо было сломать тебя в первый же день!
Но произносили они это чуть слышно, ведь балбес не дремал и за каждое слово против Граббита и его друзей полагалось строгое наказание. Балбесы получали больше еды, ходили в зеленых одеждах, которые были красивее, чем одежда других жителей острова, и многие мужчины, чьи дети голодали, продавались двенадцати богатеям, вступали в ряды балбесов и начинали притеснять своих же братьев.
Но всё же жители острова не стали терпеть господства двенадцати, если бы не продолжали верить в небесного ангела и в святость собственности. Двенадцать богатеев написали все вместе толстую книгу со множеством заповедей, посвященных только собственности и её священности, а того, кто не соблюдал эти заповеди, жестоко карали.
Так оно и становилось всё хуже. И вот в один прекрасный день к острову пришел корабль; он прибыл с другого острова, где не было никаких заборов, и никакой священной собственности, и никаких балбесов с острыми ножами.
Чужеземцы сошли на берег, и поскольку они казались дружелюбными, жители острова поведали им о своих бедах.
— Почему же вы не оказываете сопротивления?! — спросили их чужеземцы.
— Небесный ангел возвестил нам этот священный закон, — объяснили жители острова, испуганно оглядываясь, не слышал ли кто их жалоб.
Тут чужестранцы рассмеялись так громко, будто гром загремел, и от этого грома начали содрогаться все заборы на острове. И воскликнули:
— Эх вы, простаки! Да неужто вы не понимаете, что ваш Граббит и его одиннадцать друзей — просто воры. Они украли то, что принадлежало всем, и укрыли за своими заборами. Их священные законы — это воровские законы, а балбесы, которые охраняют награбленное добро, — это тоже всего лишь воры. Пойдемте, мы отберем у них всё назад.
У жителей острова словно пелена с глаз упала. Мужчины побежали за топорами и мотыгами, чужестранцы достали свои ножи, и вскоре по всему острову начали трещать и падать заборы.
Одиннадцать богатеев страшно испугались, вернули награбленное и пообещали больше никогда не воровать и снова начать работать. Граббит же не уступал, и чужестранцы убили его, а балбесы бежали и укрылись в лесу.
Когда чужестранцы, подняв паруса, вновь направили свой корабль на родину, они оставили веселый и счастливый остров, на котором не было отныне ни голода, ни нужды и которым никогда уже не завладеет вор с коварными, лживыми речами.