Сказки немецких писателей

ВЕЛИКАН И ЕГО ДОСПЕХИ

Жил-был на свете великан. И вот этого великана, когда был он ещё совсем маленьким, поймали как-то раз горбуны-карлики и сделали своим рабом. Он возделывал им поля, прял пряжу на платья, молол муку и пек хлеб, занимался домашним скотом и стряпал. Великан строил карликам дома, да ещё рубил деревья в лесу и добывал камни в горах. Он умел доставать из недр земли уголь, железо и золото; он ходил за уродливыми детишками карликов, укачивал их на руках, стирал их грязные пеленки и выполнял все малейшие прихоти и капризы.

Он был очень старательный и к тому же добрый великан.

Ну а за это карлики заковали его в кандалы, били да колошматили, ругали и издевались как могли. И пока они пили хорошие вина и потчевались вкусными кушаньями, которые великан для них готовил, он должен был сидеть в углу и довольствоваться коркой хлеба. Карлики наряжались в шелка и бархат, а великану, который шил для них эти платья, доставались грязные отрепья. Карлики занимали самые уютные комнаты и спали в мягчайших кроватях, которые смастерил для них великан, а сам он жил в крошечной жалкой пещере, где едва помещался, и была та пещера ему домом и в летний зной и в лютые морозы. Вот какие злые хозяева были эти горбатые карлики.

Как-то раз, когда великан был ещё молодым, попытался он разорвать свои цепи. Карлики за это избили его до полусмерти, а потом стали морить голодом. Тут не выдержал великан, вскочил с ревом диким, разорвал цепи и нагнал на карликов страху страшного. Но отбежали они на почтительное расстояние, и полетели в великана копья да стрелы бесчисленные; не устоял он тут и рухнул без сил, истекая кровью.

А когда очнулся, то увидел, что сковали его карлики снова цепями ещё пуще прежнего. Как побитая собака воротился он в свою пещеру.

Шло время, и чем старше становился великан, тем чаще задумывался он над судьбою своею горькою; не оставляли эти мысли его ни днем, ни ночью. Занимаясь работой повседневною, всё пытался он понять, отчего это так всё происходит. Вот карлики утверждают, что, мол, так положено, и испокон веков так было. Но великана такой ответ не устраивал. Как-то раз, когда возделывал он поле в одиночестве, мимо шел странник; разговорились они, и рассказал тот чужестранец, что лежит за горами страна великанов. Только великаны те раза в два его сильнее, живут свободно и независимо, сами пользуются плодами трудов своих и нет у них никаких рабов. С того дня поселилась в душе великана затаенная тоска, злость на жизнь свою не давала ему покоя. День-деньской думал он, ломал голову, как бы ему через те горы перебраться.

Скоро заприметили карлики, что великан замышляет что-то недоброе. Вот работает он и бормочет себе под нос, а то примется сам с собою громко разговаривать, а ещё нет-нет да и ответит как-нибудь дерзко тому карлику, что более всех над ним куражился. «Надо быть начеку», — сказали карлики, понавесили на него ещё цепей и приставили охрану вооруженную, чтоб следила за каждым его шагом. «Как же выбраться мне из плена этого? — подумал великан. — Надо справить мне кольчугу крепкую, тогда стрелы их и копья мне не страшны будут». Как стемнело, пошел великан к себе в пещеру и начал снаряжение делать. Тяжкая это была работа. Дни и ночи напролет корпел великан над своими доспехами. Вот уж сил никаких нет, сон готов уже сморить его, тогда вскочит он, бывало, ударит кулаком по наковальне и скажет себе: «Хочу быть свободным». И давало ему это силы новые и вселяло в него радость.

Как-то раз заметили карлики, чем великан занимается. И когда заснул он, вошли они в его пещеру и сломали все доспехи. Огорчился тут великан, но решил не сдаваться. И смастерил себе новые доспехи, ещё крепче и надежнее прежних. Не под силу будет карликам сломать их. С того дня все мысли его были отданы этим доспехам. Сделал он себе шлем, и латы, и наколенники. Выковал меч острый. Иногда внутренний голос говорил ему: «Пора! Вставай! Разорви цепи! Облачись в доспехи, возьми меч и прорви кольцо стражников, а потом иди за горы!»

Но великан всё думал, что время ещё не приспело. Вот и доспехи немножко подправить надо: тут укрепить, там подладить, — и меч оказывался то слишком легким, то слишком тяжелым.

Но и карлики тем временем не сидели без дела. Они прорыли по всей стране рвы да канавы, на пути в горы устроили всяческие ловушки, западни, засеки из сучьев. Стрелы свои обработали ядом: попадет такая стрела — несдобровать великану. И вот когда всё готово было, принялись они опять измываться над великаном, стали бить его, понукать, заставлять работать пуще прежнего. Ну а тот гнет на них спину, а сам про себя думает: «Ничего, если что и у меня мои доспехи есть». И принялся он снова с удвоенным рвением совершенствовать свое снаряжение.

Так прошли дни, недели, месяцы, годы. Начнут, бывало, карлики его тузить-колотить, а он думает: «Ну погодите же!»- и угрожает им своим оружием. Но никогда не наденет он своих боевых доспехов. Уж давно они готовы. Но теперь он считает, что слишком это ценная вещь, чтобы подставлять её под стрелы карликов. «Я должен сберечь свои доспехи», — сказал себе великан и охранял их теперь как зеницу ока.

В конце концов великан и вовсе забыл, для чего он, собственно, смастерил себе доспехи. Забыл он и те горы, и страну ту за горами. Он считал себя свободным оттого только, что у него были доспехи. Умные карлики позволили ему верить в это и только посмеивались про себя, когда он начинал бряцать оружием, угрожая им. Они-то знали, что доспехи уже давно стали слишком тяжелыми и громоздкими для великана. Да и меч уже давно притупился и покрылся зазубринами и трещинами. «Ты очень могучий великан», — говорили они своему рабу, а великан даже не замечал, что они попросту насмехаются над ним.

Вот ведь какой глупый великан, правда?

ХАМЕЛЕОН

Однажды охотники напали на след пантеры. Долго длилась погоня, но вот пантера скрылась в диких зарослях и затаилась там, чтобы отдышаться и перевести дух. Вдруг прямо у неё над головой раздался чей-то голос:

— Хи-хи-хи, ну, что я говорил? Какой прок в том, что у тебя сильные лапы и рычишь ты свирепо? Всё равно кончишь жизнь свою в страхе и испуге. Не умеешь ты по-умному приспосабливаться к обстановке.

Поглядите, как присмирела наша пантера — тише воды, ниже травы!

Пантера взглянула наверх, но нигде не обнаружила обладателя этого зловредного голоса. Вокруг были только зеленые листья да ветки, которые покачивались на ветру. Собралась уж было пантера дальше идти, как тут снова голос:

— Сочувствую тебе, милая пантера, но тебя уже ничто не спасет. Когда ещё было время подумать, ты и слушать ничего не хотела. Вот погляди на меня! Пока ты чванилась да похвалялась своею силой, повсюду наживая себе врагов, я старался научиться понимать обстоятельства. И теперь я умею ловко приспосабливаться ко всем цветам и оттенкам, смотря по обстановке. Оттого меня никто не трогает, а за тобой всё время гоняются. Я расту и процветаю, а ты и тебе подобные подвергаются постепенному истреблению. Приспособление, дражайшая пантера, — вот единственный путь к благополучию!

Пантера встряхнулась, её раздражала эта глупая болтовня.

— Кто ты? — сердито спросила она, вглядываясь в листву.

— Я хамелеон, — пискнул голосок, — из рода ящериц. Я научился менять окраску, как только приближается опасность. Я всегда приспосабливаюсь к окружающей обстановке. Тем самым я оберегаю себя от уничтожения и обвожу вокруг пальца охотников, равно как и зверей, которых я поджидаю в засаде.

Только теперь удалось пантере разглядеть уродца, который принял зеленую окраску в тон листвы и теперь полз по ветке, пыхтя и сопя. Он подстерегал мелких насекомых, и стоило появиться какой-нибудь букашке, как он тут же стремительно выбрасывал длинный язык, напоминающий дождевого червя, и заглатывал добычу. Пантера поднялась. Сначала она зализала раны, почистила свою красивую шкурку, потом выгнула спину и показала когти.

— Ты что затеваешь? — испуганно спросил хамелеон со своего места на верхушке дерева.

— Я вижу охотников. Они приближаются. Хочу выйти им навстречу, — спокойно ответила пантера.

— Ты в своем уме? — завопил хамелеон. — Ведь это чисто самоубийство! Они пристрелят тебя. Последуй моему примеру, укройся внизу среди ветвей! Погляди, как я ловко сменил окраску, теперь меня не отличишь от дерева. А как минует опасность, я снова стану прежним!

— Потому что ты — хамелеон, — отрезала пантера, — а я — из рода тигров, — сказала она и приготовилась к прыжку.

Охотники уже были близко. Не успели они опомниться, как пантера опрокинула нескольких на землю и прорвала кольцо преследователей. Когда же она решила отдохнуть — её снова окружала свобода и простор бесконечных степей и лесов.

Ну а что же было дальше с хамелеоном?

Ходят слухи, будто один немецкий профессор, который поселился у охотников, поймал его и привез домой. Говорят также, что он подарил беззащитное животное своему племяннику для развлечения. Мальчику доставляло огромное удовольствие наблюдать за художественными способностями этого умного животного. Если хамелеон сидел на чем-то красном, то мальчик перегонял его на лиловый, потом — на голубой, затем на черный. И всякий раз хамелеон тут же менял окраску.

Немецкий профессор и его маленький племянник не переставали удивляться совершенству этого славного животного.

Но вот приблизился день развязки. Профессор куда-то вышел, и мальчик остался дома один. Тогда он взял клетчатый платок, постелил его на стол и хотел посмотреть, как в этом случае проявит свои способности хамелеон. Бравый хамелеон, привыкший приспосабливаться к одному цвету, и теперь старался из всех сил, чтобы стать разноцветным. Но ничего у него не вышло.

Он явно перестарался и оттого умер.

МАЛЕНЬКИЙ КОРОЛЬ И СОЛНЦЕ

Жил-был на свете маленький король. Очень сердило его то обстоятельство, что солнце, вот так, ни у кого не спросясь, восходит над горами. И велел он солнцу не подниматься без спросу, а ждать, пока он сам его позовет. Но солнце не слушалось его.

Разгневался тогда маленький король необычайно. Приказал своим военачальникам принести цепи да канаты и пригнать десять тысяч солдат. И поклялся маленький король, что привяжет он, мол, солнце к земле.

А солнце поднималось всё выше и выше.

Маленький король взобрался на башню, а вокруг велел установить тысячу пушек. Стоя на самом верху, закричал он солнцу:

— Я выше, чем ты!

Взял он фонари, зажег их и сказал:

— И я могу светить!

Но солнце понималось всё выше и выше.

И за шумел-загудел лес у подножья башни.

И запели листья лесные.

И звери вышли на луга, покрытые утренней росой, чтобы поприветствовать солнце.

Маленький король дрожал от гнева и страха.

Его подданные вышли на улицы, они смотрели на солнце и на маленького короля, стоявшего на высокой башне. Он совсем уж разошелся-разбуянился: всех, мол, убью, кто заикнуться посмеет, что солнце более могущественно, чем я.

Перепугались тут подданные.

И только какой-то малыш рассмеялся. И вот уже захохотали другие ребятишки. А потом и их мамы.

Тут и папы принялись хохотать и дедушки; смеялись вместе с ними и юноши, и девушки, и даже самые старые-престарые старушки. Все смеялись — деревья и звери, смеялись даже самые маленькие травинки-былинки. И этот смех людей, зверей и растений звучал как страшная буря.

Вот так и не стало больше подданных!

Маленький король кинулся со всех ног бежать, а его палачи да охранники попрятались спешно по подвалам. Не дал народ им укрыться, вытащили их, связали по рукам и ногам и заставили выйти — так сказать, погреться на солнышке.

Потом все вернулись к своим делам. Только ребятишки побежали на луг и принялись там плясать и петь.

А солнышко улыбалось.

РАБ (Восточная сказка)

Далеко-далеко на Востоке жил некогда богатый и могущественный султан. И была у него супруга, соединяющая в себе многие высокие достоинства. Она была сведуща и в науках, и в искусствах и поражала красотой и изяществом. Давным-давно, когда она была ещё ребенком, её похитили разбойники, увезли далеко от высоких гор её свободной родины и поднесли в дар султану.

Султан с ревнивой любовью тирана стерег свою юную супругу. Он подарил ей замок, в котором она жила: у неё были роскошные одежды и тонкие яства, красивые рабыни и сверкающие драгоценности — словом, всё, о чём может только мечтать любая женщина. Она же должна была во всем покоряться своему повелителю.

Стражи султана охраняли замок. Госпоже не дозволено было покидать его пределы, и она могла гулять лишь в садах, обнесенных высокими каменными стенами.

Один или два раза в год, в дни самых торжественных праздников, ей по разрешению супруга позволялось покидать свою золоченую тюрьму.

В царских одеждах появлялась она перед гостями, и они завидовали султану и превозносили его — обладателя столь драгоценного сокровища.

Нередко, когда султан чувствовал усталость или бывал болен, он призывал свою супругу, и её сладостное пение наполняло его новой силой, а глаза его наслаждались неизъяснимой привлекательностью её облика.

Для подданных султан был суровым господином. И однажды, когда вспыхнул бунт, только хитрость старого евнуха помогла ему спастись… Евнух посоветовал как можно скорее призвать госпожу, чтобы она явилась народу во всей своей блистающей красоте, а придворные тем временем кричали бы мятежникам:

«Поглядите, какое сокровище! И вы хотите его уничтожить?!»

Расчет евнуха оказался правильным. Ослепленная необыкновенной прелестью и величием госпожи, толпа забыла свое возмущение, все пали ниц и привычно закричали:

— Да здравствует султан!

Однако среди рабов султана был один юноша, стройный и исполненный отваги в гораздо большей мере, чем это подобает рабу. В то время как все склонили головы, он дерзко поднял взор и взглянул в лицо госпоже. И тогда он увидел, какая глубокая печаль лежит на её лице. И подумал юноша: «А ведь госпожа, верно, несчастлива». Он расспросил самых старых слуг султана и узнал, что госпожа родом с тех вольных гор, что тянутся по ту сторону пустыни. Там маленькой девочкой, бедная и босая, пасла она коз своего отца. И её до сих пор терзает тоска по вольной бедности родины. Тут юноша и говорит сам себе: «А что, если я освобожу прекрасную и завоюю её любовь?»

День и ночь думал юноша, как бы проникнуть за высокие стены.

Вскоре это желание превратилось у него в пламенную страсть. Юноше уже казалось, что тогда жена султана остановила на нем свой взор. Это придало ему смелости, и вот однажды он спросил себя: «Разве мое тело не так же стройно и прекрасно, как тело султана, разве не столь же гордо я держу голову, или, может быть, сердце мое не так отважно?»

— Я завоюю любовь принцессы или умру! — воскликнул он.

И вот однажды вечером юноша прокрался в сады дворца. Он знал беседку, в которой госпожа любила сидеть в одиночестве перед заходом солнца. И не раз рабы по ту сторону садовой ограды прислушивались к нежным звукам, которые ветер доносил из беседки. И тогда они разгибали сгорбленные спины, забывали о рубцах от бича, кивали друг другу и шептали:

— Госпожа поет!

Даже надсмотрщики, услышав это пение, делались тихими и приветливыми.

Нежная грусть таилась почти всегда в песнях госпожи. Но иногда они превращались в песни горячего гнева, в необузданные гимны свободе, мятежные песни борьбы — песни, какие пели в горах её родины.

И как-то смутно становилось тогда на душе у рабов. И хотя старики говорили: «Это не для нас»- молодые всё же сжимали кулаки. Но песни эти обрывались всегда резким неприятным звуком струн, отголосок которого звучал как плач обиженного ребенка.

Молодой раб стоял в беседке и ждал. Как прекрасно было всё вокруг! Деревья нашептывали тихую песню, золотые лучи закатного солнца струились между листьями, высвечивая спелые плоды. В кустах, покрытых вечерней росой, пели птицы, доносился аромат цветов, а в мраморную раковину фонтана падала серебряная струя воды. И страстные мечтания охватывали всё его существо.

Тихий шорох песка на садовой дорожке заставил юношу поднять голову. Госпожа! Сердце его замерло, потом бешено заколотилось. Покраснев, как застигнутый врасплох мальчишка, стоял он перед той, что была предметом самых дерзких его мечтаний… Как непостижимо прекрасна была эта женщина! В легком вечернем одеянии, горделиво держа голову, она подошла ближе, и взгляд её остановился на рабе. Не в силах произнести ни слова, юноша упал к её ногам.

Госпожа нахмурила брови.

— Кто ты? — спросила она. — И почему ты на коленях?

— Я раб, который любит тебя, — еле выговорил юноша.

Госпожа смерила его взглядом. Юноша затрепетал.

— А ты дерзок, — проговорила она наконец.

— Я готов дерзнуть на всё! — воскликнул юноша, вскочив на ноги; как по мановению волшебной палочки, исчезли вдруг его неуверенность и робость. Смело смотрел он в глаза своей госпоже. И, как поток, прорвавший плотину, полились из его уст пламенные, страстные признания.

Госпожа слушала его, опустив голову. Счастливая улыбка заиграла на её нежных губах, улыбка давно похороненной, но вновь ожившей надежды. Неужели настал час избавления? Правда, тот, кто пришел спасти её, — совсем не принц, о котором она всегда мечтала. Но разве её спаситель хуже оттого, что он раб?

Она испытующе посмотрела ему в глаза, а потом сказала:

— Только свободный может обладать мною.

— О, если б я был свободен! — воскликнул юноша и понурил голову.

— Дух твой свободен, — ответила госпожа, — разве так трудно освободить тело?

— У меня нет ни денег, чтобы заплатить выкуп, — печально ответил юноша, — ни оружия, чтобы убить моих мучителей!

Тогда госпожа быстро подошла к нему, вынула из складок своей одежды стальной кинжал, вложила его в руку юноши и тихо удалилась.

Потрясенный, раб не двинулся с места. Кинжал огнем жег ему руку, и всё же чувство огромной радости переполняло душу. Он стал разглядывать оружие. Рукоятка была искусно украшена чеканкой. Среди затейливых узоров красовалась надпись из двух слов. На одной стороне было написано «Мудрость», на другой — «Будь отважен!». И тогда юноша поцеловал клинок. С высоко поднятой головой, не как раб, а как господин, он покинул сад.

Среди придворных султана с некоторых пор царили беспокойство и замешательство. Узнали они, что у одного молодого раба хранится кинжал госпожи. Никто не отваживался отобрать у него это оружие, ибо оно обладало волшебной силой и делало непобедимым того, кто его носил. А юноша обходил хижины рабов и призывал их не подчиняться своим надсмотрщикам и идти за ним.

Когда придворные уже не знали, что и предпринять, — ибо ни битье палками, ни даже казни не помогали, — отправились они к султану. Бросились они перед ним на землю и возопили:

— О, господин, смилуйся над своими верными слугами! Твоя жизнь в опасности. Гнусный пес украл кинжал госпожи. Теперь он подстрекает твоих рабов не подчиняться тебе и убить тебя.

Тут султан страшно разгневался и приказал умертвить подстрекателя. Но придворные объяснили ему, что это невозможно, пока кинжал в его руках. И тогда страх охватил султана.

Но был при дворе маленький безобразный карлик — придворный шут султана. Его шутками и фокусами придворные всегда восхищались; в народе же он слыл могущественным чародеем. Карлик тряхнул своим шутовским колпаком и сказал:

— А кинжал мы у него выманим.

И, отвечая на настойчивые вопросы придворных, он открыл им свой тайный план. Теперь султан радостно ухмылялся. А придворные тихо посмеивались…

На следующее утро султан велел позвать юношу.

Он встретил его очень милостиво, похвалил его высокий рост, благородную осанку, острый ум. «Убей льстеца», — подсказывал юноше голос мудрости. «Нет, пусть он сначала всё выскажет», — отвечало честолюбие. А султан продолжал говорить. Он понизил голос, и на его лице изобразилось выражение истинной боли.

— Слушай же, юноша, — проговорил султан, — сердце мое полно раскаяния, и совесть терзает меня. Я грешил много. Конечно, не всегда именно я был виновен в том зле, которое причинялось тебе и твоим товарищам. Часто управляющие искажали мои указы и жестокими методами проводили в жизнь мои гуманные законы. Но с сегодняшнего дня ничто не должно стоять между мной и народом. Вы не должны больше быть рабами. Вот эти сокровища, которые ты здесь видишь, отныне принадлежат вам. Я отрекаюсь от престола; у меня к тебе есть только одна просьба: спаси госпожу!

И султан умолк в глубоком волнении. Юноша тоже задумчиво молчал. Он не замечал гадкой ухмылки карлика. А султан тем временем продолжал:

— Ты видел её, сын мой. Ты знаешь, как дорога она всему народу. Разве не подобна она прозрачному источнику в раскаленной пустыне, драгоценному перстню, сверкающему в лучах солнца! Ах, эти злодеи, разбойники, которым ничто не свято, хотят сегодня ночью выкрасть её и может быть, даже убить. Мне донесли, что стражники подкуплены.

Султан бросил на юношу коварный взгляд. Лицо юноши грозно нахмурилось.

— Как, госпожа в опасности?! — воскликнул он. — Я спасу её! Разве не она вручила мне этот кинжал?! Всю мою кровь до последней капли я отдам за госпожу!

Султан поднялся.

— Благодарю тебя, юноша, — ласково проговорил он. — Отдай свой кинжал оружейнику, он заточит его.

— Никогда! — воскликнул юноша и схватился за пояс. Но кинжала там не было.

— Кинжал! — закричал он и неверными шагами отступил назад. — Где мой кинжал?

Вместо ответа кто-то невидимый ударил его сзади по голове. Стражники схватили юношу.

— Твой кинжал, — с издевательской усмешкой проговорил карлик, — распался на тысячу осколков. Слова повелителя превратили его в стекло. Вместо того чтобы вести борьбу, ты вел… переговоры.

Юноша без памяти упал на пол.

Когда он пришел в себя, его со всех сторон встретил отвратительный, глумливый смех. По острой боли, пронизывающей его тело, он понял, что его лишили мужественности. Переполненный стыдом и гневом, он хотел покончить с собой. Но он не смог этого сделать, потому что был крепко связан. А из темных углов выползали придворные и пинали его ногами. Даже рабы, которые раньше шли за ним, теперь плевали ему в лицо.

Прошли годы. Прекрасная госпожа до сих пор ещё пленница султана. Подданные, как и прежде, стенают под его тяжелой пятой. Придворные и надсмотрщики истязают и грабят их. А перед входом в покои госпожи стоит жирный евнух. Он ревностно несет свою службу и следит, чтобы ни один дерзкий безумец не проник к госпоже. И никто уже не узнает в обезображенном лице кастрата благородные черты того юноши. Взгляды свои он переменил. Он не завоевал любовь госпожи, зато завоевал милость султана.

МАЙСКИЙ ЖУК И ПЧЕЛА

Однажды сырым весенним днем золотисто-коричневая пчела и майский жук отправились на поиски пропитания.

Ветерок доносил откуда-то издалека аромат цветов. И захотели они их отыскать.

— Полетим вместе, — сказал майский жук, — я большой и сильный, а у тебя есть страшное жало. Так что мы удачно дополняем друг друга и можем принести друг другу пользу.

Пчела согласилась.

Итак, пчела и жук пустились в путь, и пока они летели, жук без устали похвалялся своей осанистой фигурой, полированными крыльями цвета красного дерева, своими чувствительными усами и бархатистым черным животом, похожим на роскошный сейф, набитый до отказа.

Рядом с ним пчела почувствовала себя бесконечно маленькой и незначительной и с готовностью спешила ему подчиниться. Но когда майский жук стал то и дело отлетать в сторону и присаживаться чуть не на каждый зеленый кустик, пчелу охватило беспокойство.

— Дорогой друг, — робко проговорила она, — не забыл ли ты о цветущем дереве?

Майский жук почувствовал себя уязвленным, он пробурчал что-то про незаслуженное недоверие и наконец разразился тирадой о некоторых чересчур дотошных буквоедах, не способных оценить реальную обстановку. Настроение было несколько испорчено, но, несмотря на это, путешествие продолжалось. Вскоре повстречался спутникам небольшой низенький кустик, на котором уже появилось несколько зеленых листочков.

— Эй, — воскликнул майский жук, — взгляни-ка на это зацветающее деревце, дорогая пчелка! Уже совсем скоро на нем распустятся чудесные цветы. Можешь поблагодарить меня за то, что я тебя сюда привел.

— Уважаемый майский жук, — отвечала пчела, — но ведь здесь почти ничего нет! На этом жалком кустике никогда не распустятся медоносные цветы. Поспешим дальше! Я так хочу добраться поскорее до цветущего дерева. К тому же здесь нам не дадут покоя мальчишки.

— Пустая болтовня, — грубо оборвал её жук. — Честно говоря, эти твои цветущие деревья представляются мне скорее идеалом будущего, чем объективной реальностью настоящего. Следует отличать теорию от практики и желаемое от действительного. Зеленый листок у тебя перед глазами ценнее тысячи цветков на дереве где-то вдали. Милая пчелка! Так не будем же пренебрегать и небольшими находками на нашем пути! Тогда мы постепенно и неуклонно будем двигаться к цели.

Доводы майского жука были так убедительны, что пчела в конце концов почти согласилась с ним. Но она не могла питаться листьями и по-прежнему страдала от голода, а поэтому отважилась высказать некоторые сомнения.

— Милый жук, — сказала она, — а что, если за время этого долгого пути деревце отцветет, отцветет прежде, чем мы до него доберемся?

— Ты просто не способна мыслить в историческом масштабе, — прогудел в ответ майский жук. — Что нам до цели, главное — мы летим.

— Но мы всё-таки должны добраться до нектара, — упорно настаивала на своем пчела, — ведь для этого мы и отправились в путь.

— Да заткнись ты наконец! — рявкнул взбешенный майский жук. — Просто ты хочешь своей дурацкой демагогией помешать мне наесться досыта?

И с этими словами он снова, удобно устроившись, принялся за еду. А опечаленная пчела уселась на самой верхней почке и попробовала слизывать сочащийся из неё сладковатый сок.

И вдруг заметила она двух мальчишек, которые неслышно обошли куст и как раз приготовились схватить майского жука. Гневно жужжа, она взлетела и бросилась прямо в лицо разбойникам. Мальчишки мгновенно отпрянули и пустились наутек.

А майский жук, котоpoгo напугала внезапная опасность, оторвался от еды и огляделся. Но, увидев, что ему больше ничего не угрожает, он осмелел, расправил крылья и взлетел.

— Ты заметила, — крикнул он пчеле, — в какой трепет привела этих мальчишек моя внушительная фигура?

А пчела, радуясь, что майский жук вообще готов лететь дальше, поправлять его не стала. Но после недолгого полета переполненный желудок потянул жука к земле.

— Мы сейчас остановимся на минутку, — прокричал он, — насладимся заслуженным отдыхом!

— Нет, — ответила пчела, которая наконец почувствовала свою правоту, — на этот раз я с твоей жучьей политикой не соглашусь. Меня влечет вперед мечта о медоносном дереве. А ты, если тебе это больше нравится, оставайся на своем кусте. Но, смотри, берегись мальчишек — ведь теперь рядом с тобой нет жала, которое тебя защитит.

— Ну и убирайся! — в бешенстве закричал жук. — Губительница нашей дружбы! У тебя недостает мудрости вовремя перестроиться!

— Счастливо оставаться! — крикнула в ответ пчела и полетела дальше. И в одиночку она ощущала волшебный аромат далекого деревца гораздо сильнее, чем до сих пор, и в те минуты, когда её крылья бессильно опускались от усталости, этот аромат наполнял её ослабевшее от голода тельце силой и отвагой.

Наконец-то! После бесчисленных трудов, опасностей и поисков верного пути она воочию увидела то, к чему так стремилась. На холме, покрытом сочной зеленой травой, росло великолепное дерево. Его раскидистая крона бросала на землю густую тень, ветви были усыпаны миллионами белоснежных цветов, а в каждом цветке хранилась капелька благодатного нектара. Нежный ветерок покачивал ветки и широкими волнами разносил чудесный аромат и золотисто-желтую пыльцу по всей округе.

И тут отважное сердечко маленькой пчелы замерло от счастья… А пчелы летели и летели к этому дереву со всех концов света. От их усердного жужжания крона гудела, как большой колокол, который звенит где-то вдалеке и замирающие звуки которого оживляют своим благозвучием безмолвный воздух. Ни одна пчела не улетала отсюда разочарованная или голодная: для всех у деревца было вдоволь нектара. И нигде не затевалось споров, ибо никто никого не обделял.

Когда пчелка вдоволь налакомилась, она вспомнила о своем недавнем спутнике. И решила она его разыскать.

Сказано — сделано. Полетела пчела обратной дорогой.

С трудом отыскала она тот низенький кустик, на котором когда-то оставила майского жука. Самого майского жука пчела не нашла. Но зато поблизости увидела целую компанию мальчишек, которые с громкими криками возились на земле.

Из любопытства пчела подлетела поближе и была немало удивлена, увидев в руках мальчишек майского жука. Но как ужасно они его изуродовали! От его представительной внешности ничего не осталось. Блестящие крылья были испачканы, а объемный членистый панцирь на животе, который он так гордо сравнивал с роскошным черным сейфом, продавлен и разломан. Мальчишки явно захватили жука врасплох, когда он отдыхал на своем кустике. Они привязали к его ноге ниточку и забавлялись тем, что заставляли сбитого с толку жука взлетать, давая ему видимость свободы, а потом вдруг сдергивали его вниз и сажали на ладонь. При этом они выкрикивали всем известную детскую припевку:

Пчела ужаснулась. Так значит, вот какая судьба ожидала её, если б она послушалась этого жука! Стать игрушкой в руках безжалостных сорванцов? Ведь только своей целеустремленности она обязана тем, что нашла цветущее деревце. Цветущее деревце… Да-да-да, вот куда она хотела бы вернуться, и притом — немедленно. Чудесный аромат владел всеми её чувствами и указывал верный путь, а сзади доносился отвратительный крик мальчишек, который заставлял её ещё быстрее лететь прочь. А мальчишки пели всё снова и снова: