Танковая бригада размещалась в старых солдатских казармах. Вид у них был довольно неказистый. Чувствовалось, что люди надолго в них не задерживаются. Некогда им присмотреть «за домом», покрасить его, привести в порядок.
Бывшие трактористы и шоферы учатся водить танки, стрелять из пулеметов и орудий. Сложная военная наука дается не без труда, тем более что мало кто знает, какой он в самом деле, этот настоящий бой.
Вот почему, когда сержант Иван Макаренков доложил, что явился сюда прямо из госпиталя, командир части искренне обрадовался.
— Значит, фронтовик? — спросил он.
— Фронтовик, только неудачный, — с огорчением ответил Иван Макаренков.
— Почему?
— Получилось так, что на фронте был без году неделю — ранили. Попал в госпиталь, а потом вот сюда, в Горький.
Макаренков, действительно, пробыл в боях недолго. Но воевал хорошо и приобрел уже опыт, получил закалку, прошел проверку боевого мастерства.
Когда поднятая по тревоге 22 июня 1941 года их танковая бригада встретила под Луцком фашистские танки, сержант Макаренков не считал, сколько против него стояло машин противника, не оглядывался назад, а смело бросился на врага. Его машину подбили в первом же бою, а самого Макаренкова ранило. Но и после этого не ушел с поля боя отважный танкист. Он присоединился к стрелкам и стал воевать в пешем строю. Только когда его ранило вторично, на этот раз тяжело, Иван попал в госпиталь. Конечно, всей этой истории Макаренков новому своему командиру не стал рассказывать.
Командир выразительно провел ладонью по горлу.
— Такие, как ты, нам вот как нужны. За одного битого двух небитых дают. Принимай машину и приступай к занятиям. Учи других, как фашистов на фронте бить, и сам учись. Рассказывай товарищам, как в бой шли, как был ранен, как из боя вышел. Необстрелянному все интересно.
Так сержант Иван Макаренков стал вроде внештатного инструктора.
— Он, фашист, не такой уж страшный, — рассказывал Макаренков в перерывах между занятиями. — Это у меня неудача вышла, а вот наш ротный, лейтенант Могильный, так он в том бою два фашистских танка подбил. Одному гусеницу перебил, а другому пушку снарядом заклинил. А пехотинцы — так те бутылками здорово жгут фашистские танки.
Солдаты с интересом слушали Ивана.
В конце апреля 1942 года танкистов вместе с машинами погрузили на баржи и повезли вверх по Волге. Через два дня показались в небе вражеские самолеты. Они прошли над головами, не обратив на баржи никакого внимания. Танкисты смотрели им вслед, пока те не скрылись за горизонтом. Было досадно оттого, что враг так беспрепятственно летает в нашем советском небе.
Через две недели добрались до места назначения. Это был знаменитый Ленинградский фронт, о котором почти каждый день слышали по радио и читали в газетах.
Иван Макаренков попал в танковую бригаду подполковника В. В. Хрустицкого — энергичного, деятельного, бесстрашного командира.
— Тебя враг должен бояться, а не ты его, — частенько говорил он танкистам.
Но, славя отвагу и мужество, он постоянно подчеркивал большое значение воинского умения. Ивану Макаренкову он при знакомстве сказал:
— Обстрелянный, говоришь? Это хорошо. Умение для нас — главное.
— Мы в Горьком все время учились.
— И здесь тоже с этого начнете. У нас закон: нет боев — учись.
Действительно, фронтовики времени зря не теряли. Пройдя «академию» первых дней войны, они продолжали учебу. Чуть свет начинались занятия. Танкисты преодолевали холмы и овраги, учились водить машины по болотам, по лесам, по бездорожью, днем и ночью, стрелять с ходу и с коротких остановок.
Бригада была вооружена танками Т-60 — самыми малыми по тому времени машинами. Танкисты любовно называли их «малютками».
— Мал золотник, да дорог, — говорили они. — Броня у него не ахти какая, да и огневая сила меньше, чем у среднего танка. Но зато мы пройдем там, куда средним и тяжелым танкам лучше и не соваться.
Экипаж Т-60 состоял из двух человек — командира машины и механика-водителя. Командир одновременно был и стрелком, и наблюдателем, и радистом. Это очень сложно и трудно. Понятно, что каждый командир стремился подобрать себе такого механика-водителя, который понимал бы его с полуслова.
Командиром у Ивана Макаренкова был лейтенант Дмитрий Иванович Осатюк. Лейтенант Осатюк и старший сержант Макаренков быстро сдружились. Уже через несколько дней они не просто все знали друг о друге, но по одному взгляду могли определить, кто о чем думает. Стоило Осатюку во время учебных стрельб сказать Макаренкову: «Внимание», и тот знал, что надо немедленно сбавить скорость, — лейтенант будет вести огонь. И не просто сбавить, а сделать это на выгодной для стрельбы площадке, чтобы машина шла плавно, без клевков, без рывков. Наблюдая за «полем боя», Макаренков стремился вести машину так, чтобы лейтенант мог лучше выполнить и тактическую, и огневую задачу.
Осажденный Ленинград вступил в новый, 1943 год. Стоял январь — морозный, голодный, полный мук и страданий.
Девятого января в роте состоялось комсомольское собрание. На нем выступил командир и сказал:
— Скоро мы пойдем в наступление. Не стану призывать вас быть мужественными, бесстрашными. Уверен, что так оно и будет. Я хочу только предупредить: пойдете в бой, помните, что за вашей спиной Ленинград и его люди — голодные, обессиленные, но не сдающиеся врагу.
Никогда не выступавший Макаренков не выдержал.
— Я так думаю, — сказал он. — Надо драться сколько есть сил. Танк подобьют — пешим иди. Пока глаз наш зорок, а руки могут держать оружие — будем беспощадно уничтожать гитлеровцев, мстить за муки нашего народа.
Решение собрания было коротким: в бою комсомольцам быть впереди, драться с врагом не щадя жизни.
Через два дня бригада скрытно заняла исходные позиции для наступления. В 9 часов 30 минут 12 января 1943 года лавина огня и стали обрушилась на позиции фашистов. Два часа двадцать минут продолжалась артиллерийская подготовка.
Танковая бригада подполковника Хрустицкого наступала на поселок Марьино, раскинувшийся на левом берегу Невы. Еще не смолк грохот орудий, а танки уже вышли на лед. Ловко обходя полыньи, «малютки» преодолели реку.
Выбравшись на берег, Макаренков дал газ. Он знал, что сейчас главное — быстро преодолеть передний край врага, ворваться в его оборону.
— Держи на сопку! — приказал Осатюк.
Макаренков понял, о какой сопке идет речь. Впереди, метрах в трехстах от берега, был небольшой бугорок. «Там может быть огневая точка», — подумал он. Так же думал и Осатюк. Именно поэтому он и приказал ему двигаться на сопку.
Как и предполагали танкисты, на сопке находилась артиллерийская батарея. Вкопанные в землю противотанковые орудия остались неподавленными. Гитлеровцы уже начали выкатывать их на прямую наводку.
Первым это увидел лейтенант Осатюк.
— Внимание!
Макаренков тоже заметил опасность. Он сбавил скорость. И в этот момент раздался выстрел, за ним второй. Бугор, на котором стояло орудие, заволокло дымом.
— Порядок, Иван Михайлович! — крикнул Осатюк. — Есть на нашем счету два орудия.
Машина выскочила на пригорок. В конце широкого заснеженного поля виднелся кустарник.
— Прибавь скорость! — скомандовал лейтенант.
Но Макаренков не успел выполнить это приказание. Откуда-то из глубины вражеской обороны прилетел снаряд и разорвался рядом с танком. Машина остановилась.
— Сейчас посмотрю, что такое.
Макаренков вылез из танка и осмотрел машину. Взрывом повредило правый ленивец.
— Можно отремонтировать, — доложил он командиру.
Макаренков и Осатюк не замечали ни свиста пуль, ни грохота разрывов, ни жгучего мороза, от которого руки пристывали к металлу. Они работали, не обращая ни на что внимания, стремясь как можно быстрее ввести в строй «малютку».
Вскоре машина снова мчалась вперед, туда, где наступала бригада. Они подоспели к своим в самую жаркую минуту боя.
Противник перешел в контратаку. Около пятисот гитлеровцев, поддержанных тяжелыми танками, вышли из леса южнее Марьина.
Танкисты открыли огонь. Три вражеские машины отделились от наступавших и двинулись в направлении танка лейтенанта Осатюка.
Осатюк и Макаренков понимали, что, оторванные от своих и атакованные тремя тяжелыми танками, они беспомощны, — гитлеровцам не стоило большого труда их уничтожить. А те, словно почуяв легкую добычу, приближались к «малютке».
— Давай назад, к роще! — крикнул лейтенант.
Он знал, что в роще развернулась противотанковая батарея старшего лейтенанта Романова. Если фашисты попадут под ее огонь, им несдобровать.
Макаренков бросал машину то вправо, то влево, чтобы не попасть под прицел фашистских танков. «Малютка» приближалась к роще. За ней шли фашистские машины.
Достигнув рощи, Т-60 пошел вдоль опушки. Со стороны казалось, что танку некуда деться и он двигается куда попало, лишь бы уйти. Гитлеровцы повернули за «малюткой». Они сделали то, что хотели Осатюк и Макаренков, — подставили свои борта под огонь батареи старшего лейтенанта Романова.
Артиллеристы давно поняли, что происходит перед рощей. Когда «малютка» минула батарею, противотанковые орудия открыли огонь по фашистам. Один из танков завертелся на месте — снарядом перебило ему гусеницу. Сразу же машины сбавили ход. Пушки на вражеских танках стали искать новую цель. Но еще один залп артиллеристов — и огонь охватил вторую машину. Третий танк повернул назад.
А «малютка» развернулась и снова пошла вперед. Лейтенант Осатюк, прильнув к пулемету, поливал огнем залегшую на поле фашистскую пехоту.
18 января 136-я стрелковая дивизия генерал-майора Н. П. Симоняка и 61-я танковая бригада подполковника В. В. Хрустицкого, отразив последнюю вражескую контратаку, на плечах разгромленного противника ворвались в Рабочий поселок № 5, где соединились с частями Волховского фронта.
Встреча была необычайно радостной. Полтора года ждали ее воины обоих фронтов — Ленинградского и Волховского. И вот она свершилась!
За несколько дней боев танковый экипаж лейтенанта Дмитрия Осатюка уничтожил несколько полевых и противотанковых орудий, девять пулеметных точек.
— Хорошо действовали, товарищи! — сказал Дмитрию Осатюку и Ивану Макаренкову командир бригады подполковник Хрустицкий. — Умело и смело!
— Командование представляет вас к награде, — добавил комиссар Румянцев. — Вы заслужили ее. Кроме того, товарищ Осатюк представляется к очередному офицерскому званию, а вас, товарищ Макаренков, поздравляем со званием старшины…
После дня передышки бригаду снова ввели в бой. За час до выступления Макаренков подошел к командиру. В руках он держал страницу из тетрадки.
— Товарищ лейтенант… — сказал он, и по выражению его лица Осатюк понял, что произошло что-то необычное.
— Слушаю вас.
— Товарищ лейтенант… Вот, посмотрите…
Осатюк взял лист, начал читать:
«В партийную организацию 61-й отдельной танковой бригады. От комсомольца Макаренкова Ивана Михайловича…»
Осатюк внимательно посмотрел на товарища.
— Правильно решил, Ваня. Не сомневаюсь, хороший будет из тебя коммунист. Вернемся из боя, напишу тебе рекомендацию…
Этот памятный бой был самым тяжелым из тех, в которых довелось участвовать Ивану Макаренкову.
Гитлеровцы контратаковали яростно, ожесточенно. Впереди шли тяжелые танки. В цепях пехоты двигались тягачи с легкими противотанковыми пушками. То и дело разворачиваясь, они вели огонь по «малюткам», прикрывая свои танки и пехоту.
Советским танкистам приходилось туго. Одна за другой выходили из строя наши боевые машины. А фашистские танки, казалось, не несли никаких потерь.
— Эти цели нам не по зубам! — крикнул Осатюк механику. — Давай прорывайся к пехоте!
Макаренков молча кивнул головой. Свернув за кустарник, он остановил машину. Когда прошли танки и появилась немецкая пехота, дал газ. Теперь нашему танку угрожала двойная опасность — не только спереди, но и сзади. Но зато перед ним были цели, которые под силу «малютке».
— Не задерживайся! — командовал Осатюк.
Макаренков хорошо видел гитлеровцев. Вот они совсем рядом, фигуры в ненавистных зеленых шинелях. Приставив к животу автоматы, они бежали, вернее, пытались бежать по глубокому январскому снегу, чтобы не отстать от танков.
— Ну, гады, получайте! — крикнул Иван и, попеременно работая рычагами, устремился к атакующим.
Танк врезался в цепь, развернулся и пошел вдоль нее, подминая гусеницами пулеметы и их расчеты. Десятки автоматных очередей понеслись ему навстречу.
Сквозь снежную пелену Макаренков заметил что-то черное. Присмотревшись, различил тягач с орудием. Фашистские артиллеристы торопливо разворачивали пушку, спеша открыть огонь.
— Ваня! — только и успел крикнуть Осатюк.
«Малютка» рванулась к орудию и подмяла его под себя вместе с прислугой.
Прибавив скорость, танк устремился за тягачом. Поравнявшись с ним. Макаренков резко развернул машину. «Малютка» со страшной силой ударила по тягачу и опрокинула его на бок.
Советские танкисты оказались уже за линией пехоты. Водитель, развернув танк в обратном направлении, устремился к фашистской пехоте с тыла. По пути смял еще одно орудие. Тем временем Осатюк выстрелом из пушки в моторную часть поджег немецкий танк, оторвавшийся от колонны.
В самый разгар боя страшный взрыв потряс «малютку». Машину заволокло дымом. Двигатель заглох. Оба танкиста — и командир, и механик-водитель — были ранены, оглушены. Осколками снаряда Макаренкову оторвало ступню правой ноги, пальцы на левой ноге.
Придя в себя, Макаренков услышал голос лейтенанта:
— Давай, Ванюша, выбираться…
— Люк не открыть… Поверните пушку назад…
Подтянувшись на руках, старшина с трудом перевалился через край люка и упал в снег.
— Автомат… — вспомнил он. — Товарищ лейтенант, автомат!
Осатюк вылез из танка с двумя автоматами.
— Быстрее в сторону! — крикнул он. — Пока фашисты не разобрались в чем дело.
Превозмогая боль, лейтенант потащил механика к ближайшей воронке. И в тот момент, когда они были почти у цели, гитлеровцы заметили их. Над головами просвистели пули. Несколько фашистов бросились к советским танкистам.
Завязался неравный бой. Сколько он длился — двадцать минут, полчаса, — трудно сказать. Когда отразившие контратаку однополчане достигли этого места, они нашли в воронке потерявшего сознание старшину Макаренкова и слабевшего с каждой минутой лейтенанта Осатюка. Вокруг воронки лежало несколько десятков фашистских трупов. А чуть поодаль стоял израненный, изрешеченный осколками и пулями танк Т-60, уничтоживший в тот день немало живой силы и техники противника.
После того как танкистам была оказана первая медицинская помощь, боевые друзья бережно положили их на трансмиссию танка и повезли в тыл. Впервые в жизни Иван ехал на танке не как механик-водитель. Было горько и обидно оттого, что именно сейчас, когда так успешно развивается наступление под Ленинградом, он вынужден покинуть строй.
Госпиталь, куда привезли друзья старшину, находился в здании Педагогического института имени Герцена.
Однажды, когда Макаренкова принесли с очередной перевязки, сосед по койке спросил:
— Слышь, Иван, тебя как по батюшке величают?
— Михайлович. А что?
— Указ, понимаешь? Указ о присвоении Героя Ивану Михайловичу Макаренко. Не ты ли?
— Нет. Моя фамилия Макаренков, а не Макаренко. Да и когда мне было проявить геройство! Вот видишь? — слегка шевельнул он ранеными ногами.
В тот же день в госпиталь дружной гурьбой ввалились однополчане. От них Иван узнал, что в указ вкралась ошибка. Они поздравили его с высокой наградой, пожелали скорее поправиться. Высокого звания был удостоен и старший лейтенант Осатюк — верный друг и боевой командир старшины Макаренкова.
А выздоровление затянулось. Только в начале ноября 1943 года старшину Макаренкова выписали из госпиталя. Дали ему в руки костыли, провожатого и отправили в Москву, в Кремль, за высокой наградой.
После того как Секретарь Президиума Верховного Совета СССР зачитал указ, Михаил Иванович Калинин спросил:
— Значит, ваша фамилия правильно Макаренков?
— Так точно, Михаил Иванович. Макаренков Иван Михайлович.
Калинин тепло улыбнулся:
— Видите, как у нас получается: Михаил Иванович — Иван Михайлович. Вроде как родственники. Куда же теперь вы, товарищ Макаренков?
— На родину, в Воронежскую область, — вздохнул Иван. — Раз отвоевался, буду трудиться. Не ради славы — ради жизни на земле! — невольно пришли на память полюбившиеся строки.
Все засмеялись. Улыбнулся и Калинин. Иван смутился, покраснел.
— Любите стихи? — спросил Михаил Иванович.
— Не так чтобы очень. Но попадаются среди них хорошие. Эти когда-то услышал по радио и не могу забыть.
— А что ж! Слова хорошие. «Не ради славы — ради жизни на земле». Очень даже правильно сказано.
Вот уже семнадцать лет работает Иван Михайлович Макаренков на Липецком металлургическом заводе. Пришел сюда, когда, кроме ТЭЦ и нескольких цехов, по существу, ничего не было. С тех пор здесь выросли доменные печи, электросталеплавильный цех, цехи горячей и холодной прокатки.
И сейчас, как и много лет назад, Иван Михайлович не может без волнения видеть яркое зарево, встающее над цехами, когда сталевары выдают плавку.
Идет металл, так нужный Родине для великих свершений, для жизни на земле!