Слава героям

А. Сметанин ПЯТЬ ШАГОВ

Старшина Иван Иванович Белый замедлил шаг и указал на небольшую высотку, скаты которой вплотную подступали к тихому, поросшему осокой ручью:

— Вот здесь, на этом месте. Раньше тут фашистский дзот стоял.

Наталья Михайловна сняла с головы платок и с трудом опустилась на траву. Ноги плохо слушались ее. Всю дорогу от воинской части до Красного Села она крепилась, не давала воли слезам, и только здесь, на месте гибели Саши, сердце матери не выдержало. Не выдержало, хотя прошло уже двадцать лет и давно бы пора зарубцеваться старым ранам.

Для нее словно не стало весны, не стало большого зеленого поля. Слезы серой пеленой заволокли глаза. Потом в этой пелене закружились и поплыли какие-то белые-белые мухи, устилая все вокруг плотным ковром. И будто наяву увидела мать покрытую снегом землю и тот хмурый январский день тысяча девятьсот сорок четвертого года…

Мутный холодный рассвет. Низкие облака ползут над заснеженным полем, сплошь изрытым траншеями, опоясанным кривыми линиями проволочных заграждений. Снаряды грызут мерзлую землю.

Принесли кашу. Холодная, сверху прихвачена ледком. Солдаты ковыряют ее ложками и отправляют в рот хрупкие желтые комочки. Некоторые отставили прочь котелки и жуют сухари вприкуску с салом.

— Ну как, заправился? — спрашивает у наводчика станкового пулемета Александра Типанова его помощник, невысокий голубоглазый солдат с едва заметными рябинками на лице.

— Заправился. А ты?

— И я. Говорят, на сытый желудок при ранении легче боль переносить. Верно?

— Не знаю, не был ранен.

Александр прячет едва заметную улыбку в темно-карих глазах. Он понимает, что помощник волнуется перед атакой, побаивается неизвестности, которую таит в себе всякий бой, и пытается разговорами отвлечься от невеселых дум. Типанов себя не считает обстрелянным солдатом, но он все же уже не раз побывал и под бомбежками, и под артиллерийскими обстрелами еще в ту пору, когда служил во флотском экипаже.

Позавтракав и увязав нехитрые пожитки в вещевые мешки, оба они смотрят на продолговатую пологую высоту, которую предстоит штурмовать их батальону. Рассвело. Из окопа на подступах к высоте видны черные амбразуры дзотов на ее скатах, ломаные линии траншей и ходов сообщения. С высоты бьют пулеметы, и синие трассы пуль хищно тянутся к нашим окопам.

Низко пригибаясь по неглубокой, отрытой в снегу траншее, к пулеметчикам подходит командир роты старший лейтенант Прядко. Навстречу ему поднимается взводный лейтенант Митрофанов.

— Все готово? — Прядко выжидающе смотрит на лейтенанта.

— Все. Ждем сигнала. Задачу комбат поставил такую: с началом атаки поддерживаем огнем пехоту, а с выходом ее на левый берег ручья меняем огневые.

Лейтенант осторожно приподнимается из траншеи и показывает рукой на неглубокую балку, за которой видны окопы боевого охранения противника. Гитлеровцы усиливают огонь, словно догадываются, что именно с этого рубежа русские сделают последний бросок на Красное Село — ключевую позицию всей немецкой обороны под Ленинградом.

На солдатах гремят смерзшимися полами мокрые полушубки. Клочьями торчит шерсть из разодранных о колючую проволоку рукавов. За два дня непрерывных боев батальон поредел. Особые надежды сейчас комбат возлагает на орудия и пулеметы.

Александр смотрит на артиллеристов. Их «сорокапятка» стоит рядом. Солдаты в маскхалатах и касках перетирают снаряды, раскладывают их на кусках брезента под станинами.

— Ленты проверил? — спрашивает Типанов у второго номера.

— Проверил. Чистенькие, как орешки.

Сильный огневой налет обрушивается на позиции гитлеровцев. Косматые султаны разрывов заволакивают высоту, кажется, на ней нет ни одного живого места, а плотность огня все нарастает и нарастает.

— Огонь! — раздается над ухом Александра.

Типанов, до боли сжимая рукоятки, давит на спуск «максима» и дает длинную очередь по первой траншее. Под горячими гильзами шипит снег. Лента, извиваясь змеей, скользит в приемник. Тяжелое уханье дальнобойных, хлесткие выстрелы орудий прямой наводки, треск пулеметов, стрекотанье автоматов, резкие разрывы вражеских снарядов — все это сливается в сплошной, неумолчный гул боя.

— …та-ку-у!.. ре-ед! — доносится откуда-то справа.

Пулеметчик видит, как поднимаются в атаку пехотинцы, как над черными полосами немецких траншей пляшут едва заметные, недобрые огоньки, и сильнее давит на спуск. Пехотинцы идут по глубокому, в черных проплешинах снегу. Кое-кто из них падает в этот изрытый снарядами снег и замирает. Может быть, замирает навсегда.

Вот пехотинцы поодиночке и группами начинают выходить к балке. Вытащив ленту и развернув пулемет, Типанов с помощником ползут по проложенному следу. Но след узкий. Как назло, впереди роты не прошел ни один танк. Танкисты ударили где-то левее, в обход высоты.

Пот заливает глаза, тает снег, попавший на кожух пулемета. Но разве ползком успеешь за наступающими! Подбегает сержант, они втроем подхватывают пулемет и, спотыкаясь, быстро идут по глубокому снегу. Сколько прошло времени с начала боя — неизвестно, но кажется, что бой длится давным-давно.

— Стой! — хрипло командует сержант. — Ставь пулемет сюда. — Он указывает рукой на едва заметный бугорок.

Типанов наводит пулемет на траншею, из которой бьют фашистские автоматчики. «Максим» клокочет, глотая ленту за лентой. Слева от пулеметчиков пехотинцы схватились врукопашную с боевым охранением гитлеровцев, в воздухе сверкают ножи и приклады.

Впереди пулемета разрывается мина. Осколки барабанят по щитку. Новая очередь, и Александр видит, как перебегавшие по ходу сообщения гитлеровцы один за другим падают.

— Так вам, так… — зло шепчет он.

По щитку щелкают пули, фонтанчиками вздымается снег. Пулеметчиков обдает волной горячего воздуха. Они прижимаются к земле и быстро оглядываются назад.

— Тьфу ты черт!

Это те же «сорокапятчики». Приволокли пушку на руках и бьют по дзоту, из которого строчит фашистский пулемет.

От амбразуры отваливаются бревна и доски, сыплется песок.

— Здорово! Еще разо-ок! — кричит второй номер расчета.

В кожухе пулемета снова закипает вода. Пока меняли огневую позицию, «максим» немного остыл, а теперь вновь из горловины идет пар. Принесли патроны — две ленты. «Мало, очень мало», — думает наводчик.

Пехотинцы ведут бой уже в первой траншее немцев, но это там, на правом фланге, а здесь, в центре, дзот прижал стрелков к земле.

Александр сквозь шум боя замечает, что «сорокапятка» больше не бьет по дзоту. Он поворачивается и видит, что прямым попаданием снаряда орудие разбито. Оно повалилось набок. Ствол уткнулся в землю. Один из оставшихся в живых артиллеристов вытаскивает из-под станины товарища.

А дзот продолжает бить по нашей пехоте. Гитлеровскому пулеметчику хорошо видна залегшая в снегу цепь второй роты.

Кончилась лента.

— Давай живей! — торопит Александр помощника, разворачивая пулемет влево.

Теперь амбразура дзота хорошо просматривается в прицел.

— Последняя, — кричит напарник и стучит рукой по коробке.

Александр смотрит на командира.

— По амбразуре дзота — короткими! — отрывисто бросает тот, явно одобряя инициативу солдата.

Пули врезаются в накат. Гитлеровцы замечают пулемет и обрушивают на «максима» огонь миномета. Ранен командир расчета. Он с трудом отползает в сторону и машет рукой, мол, продолжайте огонь.

Александр бьет метко, но поразить укрытого за накатом пулеметчика не так-то легко. К тому же, поразишь одного, а на смену встанет другой. Их там много.

И вдруг верный «максим» смолкает, — кончились патроны. Пустая коробка валяется на снегу.

Что делать? Типанов на мгновенье задумывается. Вся надежда у стрелков на него — пулеметчика. С каждой минутой редеет цепь роты. Отсюда с левого фланга это хорошо видно.

Впереди пологая лощинка. Она невдалеке от дзота. Александр замечает, что трассы пуль фашистского пулемета проходят выше ее. «Мертвая зона», — мелькает мысль.

— Ну погоди, сволочь! — Александр берет автомат сержанта, нащупывает на поясе две гранаты.

— Дай еще одну, — он протягивает руку второму номеру. Тот, не спрашивая ни о чем, кладет тяжелую ребристую гранату в протянутую ладонь.

Ползти тяжело. В левой руке автомат, в правой — граната. Его, Очевидно, заметили фашистские автоматчики. Пули с шипением буравят снег, но это только подгоняет Александра. Еще метр, еще, еще…

Вот она — балка. Типанов отталкивается локтями и коленями и скользит по пологому склону. Только вперед. Каждая секунда промедления стоит человеческих жизней.

Дзот виден как на ладони. Амбразура его уже не кажется такой маленькой. Александр дает очередь из автомата. Рядом разрывается мина. Мерзлая земля барабанит по каске. Наводчик протирает их рукавом и снова бьет по амбразуре. На какое-то время фашистский пулемет умолкает, но вскоре огонь его обрушивается на роту с прежней силой.

По дзоту стреляют и пехотинцы, но для их автоматов слишком велико расстояние. Типанов снова дает меткую очередь. Но вот автомат умолкает. Александр отводит затвор. Казенник пуст, кончились патроны.

Еще раз прикидывает расстояние — метров семьдесят, гранатой не достанешь. Впереди большая воронка. Надо доползти до нее, а оттуда к другой, крутые края которой вспучились рыжими глыбами мерзлой земли перед самой амбразурой. Типанов ползет к воронке. Ползет тихо, сливаясь с землей. Метр, два, три, пять… Есть воронка! Он кубарем скатывается на дно и встает на одно колено. Отсюда можно бросать. Пехотинцы замечают смельчака и, видимо решив его поддержать, усиливают огонь по врагу.

Озябший палец с трудом пролезает в кольцо. Александр рывком выхватывает кольцо и, крепко сжимая в руке гранату, осторожно приподнимается. Вот он — дзот. Изо всех сил Типанов размахивается, швыряет гранату и падает на дно.

— Раз, два, три, четыре… — мозг непроизвольно отсчитывает секунды. Взрыв. Над головой свистят осколки.

— Готов? Нет. Стреляет, гад.

Перед тем как ползти к той глубокой, с вывороченными краями воронке, Типанов оглядывается назад. На ровном поле лежит в снегу вторая рота. Солдаты лихорадочно окапываются, но разве снег защита! Некоторые приподнимаются и тут же падают как подкошенные.

Александр вскакивает и перебегает ко второй воронке так быстро, что гитлеровцы, уже заметившие его вблизи дзота, не успевают дать ни одной очереди. На мгновение выглянув, он прицеливается и бросает вторую гранату. Дзот так близко, что видно, как граната ударяется о козырек амбразуры. Пулемет смолкает.

— Готов! — Типанов высовывается из укрытия.

Дзот молчит.

— Есть еще граната. А ну, для верности. — Александр приподнимается и бросает третью гранату. Смолкает свист осколков, и он видит, как обваливается козырек амбразуры, как сыплется с наката земля.

Типанов встает во весь рост и, размахивая автоматом, кричит:

— Вперед, гвардейцы! Вперед!

Но пехотинцев не нужно звать. Они все видели, и едва смолк фашистский пулемет, как рота дружно поднимается в атаку. Солдаты бегут цепью, оставляя за собой глубокие борозды. Фашистские автоматчики открывают огонь из второй траншеи, но они не в силах остановить наступающих.

— Ур-р-а-а! — катится по склонам и вдруг смолкает.

Александр вначале не понял, что случилось. Один за другим падают атакующие, где-то рядом вновь глухо стучит пулемет.

— Дзот?!

Типанов оборачивается и на мгновение его сковывает ужас. «Дзот ожил! Дзот ожил!» — звенит под каской. А в руках автомат с пустым диском. И ни одной гранаты.

Решение созревает молниеносно.

— Все равно я заткну тебе глотку! — твердо шепчут губы.

Добрые, улыбчивые карие глаза становятся жесткими. Александр разбегается и падает на амбразуру, цепляясь руками за выщербленные, обледенелые бревна наката. Гаснет свет в глазах.

Фашистский пулеметчик поражен, подавлен увиденным. Где-то там, за этим упавшим грудью на пулемет русским солдатом, поднимаются и вновь идут в атаку его соотечественники. Страх леденит тело и душу врага. Он уже сломлен, он уже разбит. Молчит в его руках пулемет, захлебнувшийся кровью русского бойца.

— Пойдемте, Иван Иванович. — Мать тихонько поднялась и, устало опираясь на руку старшины, пошла к ожидавшей ее машине.

Она ехала в часть, где незримо продолжал свою солдатскую службу ее сын, в роту, в списки которой навечно зачислен ее Саша.

В сопровождении командира полка и его заместителя поднялась на второй этаж чистого, светлого здания казармы. Кто-то заботливо распахнул перед ней двери, кто-то принял из ее рук дорожную сумку.

— Дорогая Наталья Михайловна! Вторая мотострелковая имени Героя Советского Союза Александра Типанова рота занимается боевой подготовкой. Рад доложить вам, что рота является лучшей в части. Солдаты, сержанты и офицеры готовы в любую минуту выступить на защиту своей Родины. Дежурный по роте сержант Карпов.

По-уставному, четко и красиво, сержант сделал шаг в сторону и, повернувшись направо, замер.

Старушка растерялась. Сначала она хотела обнять этого рослого, статного парня, но, видимо решив, что у военных так не делается, тихо сказала:

— Спасибо тебе, сынок.

Долго беседовала она с солдатами у койки сына, над которой висел его портрет.

Вечером солдатский клуб был забит до отказа. Матери вручали подарки, а потом слушали ее рассказ про тихую Цну на Рязанщине, про село Устье, где в небольшом домике над самой рекой родился и вырос Александр Типанов, про то, как он учился в школе, работал трактористом, помощником механика на пароходе, как она провожала его в армию ранней осенью 1942 года.

— Был Саша парень работящий, серьезный, — закончила свой рассказ Наталья Михайловна. — Был таким, как вы все. Большое спасибо вам за память о нем, за добрые ваши дела. Служите, сынки, по чести, по совести, как мой сын служил.