Слава героям

Н. Кондратьев ВОЛОДЯ ИЗ УЛЬЯНОВСКА

В землянке было жарко. Длинный, острый, как шило, язычок коптилки тускло освещал обветренные, темные от загара лица солдат.

У маленького столика сидел парторг роты старший сержант Павел Виноградов. Бойцы видели его большую, коротко остриженную голову. Седых волос было больше, чем черных.

Глухим, простуженным голосом парторг читал статью из фронтовой газеты «На страже Родины»:

— «Великий город Ленина — город-фронт». Два с половиной года стоит он на боевом посту. Он отбил все штурмы, отразил все воздушные налеты, преодолел холод и голод, которыми враг думал задушить город. Он разорвал кольцо блокады и наносит врагу удар за ударом.

Когда немецкие варвары убедились в полной неприступности Ленинграда, они в бессильной злобе стали бешено обстреливать город, стараясь разрушить его, истребить как можно больше его жителей…»

Павел Виноградов протянул газету сидевшему рядом с ним солдату:

— Посмотри, Сергей Тарасович, с кем немцы воюют.

Рядовой Сергей Лопатин подался вперед к столу и увидел на газетной странице несколько фотоснимков. Худощавый узколицый мальчик неловко опирался на высокие костыли. Рядом с ним, сжав маленькие кулаки, сидела на стуле девочка. Она не могла стоять — ступни ног были оторваны. А дальше — курносый мальчонка на костылях. Солдат поднес газету к глазам, долго смотрел, не моргая, потом сказал:

— На моего Мишку похож, как две капли воды. Вот третий слева.

— Твой Мишка в Вологде живет, — заметил Владимир Деев, — а вот у Павла Михайловича семья в Ленинграде.

Павел Виноградов быстро расстегнул полушубок, достал бумажник и вытащил из него письмо, сложенное треугольником, и желтоватую любительскую фотографию.

— Я каждый немецкий снаряд как бы глазами провожаю и думаю, где он упадет — на Выборгской или Петроградской стороне, — сказал Виноградов, разглаживая письмо. — Послушайте, что жена пишет: «Когда я узнала, что снаряд попал в школу, побежала туда, как сумасшедшая. Что там творилось, Павлуша, описать не могу! Сын соседки Леня Назаров — помнишь, который голубей разводил — лежит, а лица у него нет. Димка Борисов сидит, обхватив колени, и все спрашивает: «Мамочка, как же я буду без ножки?» Ищу своего Борьку. Вижу, он стоит на коленях и Сене Голубеву руку перевязывает. Я подбежала, взяла у него бинт, смотрю на Сеню, а у него в лице ни кровинки. Тяжело раненный Женя Кутарев все просил директора не расстраивать отца: у него сердце больное».

— Вот эти ребятишки. Сам до войны фотографировал. В первом ряду второй справа — мой Борька, а рядом с ним его дружки: Сеня Голубев — изобретатель, модели самолетов любил делать, и самый шумливый во дворе — голубятник Ленька Назаров…

Карточка медленно шла по кругу. Солдаты смотрели на веселых ребятишек, сидевших на поленнице березовых дров. Пожилые вспоминали своих детей, а молодые — недавнее детство.

— Жена моя спрашивает: «Когда же вы отгоните окаянных? Когда мы будем спать спокойно?» Завтра все ленинградцы услышат наш ответ, — сказал Павел Виноградов, когда карточка вернулась к нему. — Завтра мы идем на Ропшу. Наша рота направляющая. Большая честь выпала нам, товарищи. Командир батальона красный флаг нам передал и велел поставить его на высоте «Квадратной».

Парторг медленно свернул цигарку, осмотрел солдат и спросил громко:

— Кто понесет флаг?

Владимир Деев порывисто поднялся:

— Разрешите мне, Павел Михайлович.

Все посмотрели на молодого солдата. Лицо его казалось вылитым из бронзы. Темные брови сошлись над тонким, с горбинкой носом, пухлые губы крепко сжаты.

— А, Володя из Ульяновска, — улыбнулся парторг. — У тебя ноги легкие. Пожалуй, донесешь.

Владимир Деев, припав грудью к мерзлому брустверу траншеи, смотрел на обезглавленные сосны высоты «Квадратной». В рыжую овчину полушубка глубоко врезались лямки вещевого мешка. В нем любимые книги — «Чапаев» и «Как закалялась сталь», тяжелые обоймы патронов, сухой паек. За голенищами сапог торчат снаряженные рожки к автомату. У пояса полушубка — две гранатные сумки.

Старшина пошутил:

— Не солдат, а ячейка боепитания.

— Приготовиться к атаке! — передал старший сержант Петров.

Владимир Деев повторил команду и поднял с бруствера легкое древко красного флага.

Ракета, фырча, прочертила алую дугу в мутном небе.

Деев первым выпрыгнул из траншеи и побежал по рыхлому черному снегу. Назад не оглядывался. Слышал — восьмая рота движется за ним.

В первой траншее увидел разбитый пулемет. Рядом двое в изодранных осколками зеленых шинелях. Не задерживаясь, Владимир Деев устремился ко второй траншее. По багровому лицу скользили крупные капли пота. Теперь он отчетливо видел высоту «Квадратную», расщепленные высокие пни сосен и берез, разбросанные бревна от дзотов, неровную линию траншей.

Откуда-то слева торопливо застучал немецкий пулемет. От тяжелого удара мотнулась голова. На каске глубокая вмятина. «Спасибо вам, труженики Урала, добрую сталь сварили. Выдержала… Пулемет… Рота окажется сейчас под фланговым огнем».

Справа чернел ход сообщения, который тянулся до самой высоты. Деев перебросил автомат за спину и пополз, разрезая сугробы. По ходу сообщения пробирался пригнувшись. На повороте столкнулся с немецким офицером. Автомат дважды брызнул огнем. Немец упал под ноги Дееву.

Владимир Деев вышел на высоту «Квадратную». Пулемет теперь был позади, в полуразрушенном дзоте. Но к нему нет хода сообщения. Деев пополз по взрытой, жесткой земле, задыхаясь от усталости. Камни и мерзлые комья содрали кожу на локтях и коленях. Владимир встал и, прислоняясь к искалеченным деревьям, двинулся к дзоту. Жадно глотая пропахший гарью воздух, с силой швырнул в распахнутую дверь дзота гранату. Потер исцарапанную руку, прислушался. Пулемет молчал. Бросил в дзот еще одну гранату.

Сначала не поверил тишине. Подошел к двери и прощупал темные углы дзота очередями автомата. Потом залез на дзот и взмахнул красным флагом.

Солдаты восьмой роты, увидев кумачовый флаг над опаленными бревнами, оторвались от земли и двинулись к высоте.

Деев достал фляжку, сделал несколько глотков.

— Володя! — услышал он голос. К нему шагал старший сержант Павел Виноградов.

— Жив, орленок, — крикнул он. — От всей роты спасибо тебе. Пойдем дальше — на Ропшу.

Пересекли кустарник, вышли на широкую ровную поляну. Неожиданно глухо, словно обухом по дереву, стукнул миномет. За ним второй, третий… И сразу же перед стрелковой цепью, словно густые кусты, выросли разрывы. Солдаты замедлили шаг.

— Вперед! — крикнул Павел Виноградов. — За Ленинград!

— Вперед! За Ленинград! — подхватил Владимир Деев и поднял над головой флаг.

Солдаты, низко пригнувшись к земле, бежали за колыхавшимся флагом. Они прошли сквозь стену огня.

— Командира роты убило, — морщась от боли, сообщил Сергей Лопатин, затягивая бинтом рану на левой руке.

— Слушайте мою команду! — крикнул парторг. — Вперед на перекресток дорог! Отрежем немцам пути отхода!

И солдаты направляющей роты пошли по лесу. Старый питерский большевик Павел Виноградов и комсомолец из города Ульяновска Владимир Деев шагали рядом. На лесной поляне они увидели огромные длинноствольные пушки. У крайней тяжелой «берты» лежали солдаты орудийного расчета.

— Прямое попадание, — определил Деев. — Сегодня, Павел Михайлович, твоя женка и Борька будут спать спокойно.

— Боря-то уснет, а вот жена, пожалуй, глаз не сомкнет. Обо мне думать будет…

В феврале 1944 года на плацдарме западнее города Нарвы восьмая рота закрепилась на главенствующей высоте «Три березы». Бойцы отбили шесть яростных атак неприятеля. На исходе были боеприпасы.

Деев сполз с высоты к сраженным немцам и притащил трофейный пулемет. Им он отражал седьмую атаку. Недалеко от мелкого окопчика, где стоял пулемет, упала вражеская мина. Взрывная волна опрокинула Деева. Полузасыпанный землей, он потерял сознание.

Его подобрали санитары. Не разобравшись, положили на волокушу и потащили к братской могиле. Солдат очнулся от толчков, простонал:

— Тише, черти! Растрясли, сил нет…

Бородатый санитар наклонился над раненым, сказал удивленно:

— Ишь ты! Оживел, малец!.. Ну, потерпи немножко. Сейчас мы тебя на санки перекантуем и в медсанбат наладим. На живом все заживет.

Правду сказал бывалый солдат: победил Владимир Деев смерть…

Из госпиталя послал в Ульяновск письмо:

И снова в бой.

Владимир Деев одним из первых переправился через широкую, вспененную разрывами снарядов и мин реку Нарву.

На огромном зеленом поле непрерывно поднимались и опадали черные фонтаны земли. На темном бугре четко выделялись багровые вспышки выстрелов вражеского пулемета. Видно, хорошо замаскировали фашисты огневую точку, — уцелела, окаянная, не попала под наши снаряды.

Деев вздрогнул, поняв, какая страшная опасность нависла над друзьями-товарищами, — вот сейчас они выскочат на открытый луг и попадут под кинжальный огонь пулемета. Надо подавить дзот. А поляна открытая, ровная, заметят и срежут на полпути. Деев осмотрелся и заметил заросшую высокой травой канаву, рассекавшую луг. Плотно прижимаясь к вязкому дну ее, прополз триста трудных метров, не отдыхая.

Обрадовался, увидев распахнутую дверь дзота. И бросил в нее гранату-лимонку. Упругая взрывная волна опрокинула Деева. Поднялся, осмотрелся: по широкой поляне стремительной волной катилась стрелковая цепь…

Деев помахал товарищам пилоткой, просигналил — дорога открыта — и побежал к желтевшей ленте шоссе. Слева увидел грузные столбы огня и дыма — горела Нарва. Оттуда мчался окутанный облаком пыли немецкий грузовик. Деев прострочил из автомата кабину. Машина резко метнулась вправо и опрокинулась в кювет.

Подоспели боевые друзья и перерезали шоссе Нарва — Таллин. На рубеж восьмой роты противник двинул четыре танка и батальон пехоты.

Глухо гудела, стонала земля под тяжелыми машинами. Они приминали кусты. Стреляли с ходу. Их нужно остановить, не пустить к дороге, иначе танки вдавят в землю не успевших окопаться бойцов.

Деев увидел ползущего к танкам лейтенанта Иллариона Чурюмова. В правой руке — стянутые бинтом гранаты. Один — против четырех! Надо помочь. Владимир двинулся к головной машине. Пожалел, что осталась одна граната. Промахнешься — раздавят!..

Не промахнулся Владимир Деев. Танк остановился. Успех сопутствует смелым! Вторую вражескую машину подорвал лейтенант Илларион Чурюмов.

Уцелевшие два танка повернули назад и скрылись в роще. Наши солдаты залповым огнем расстреливали убегавших за танками фашистов.

О подвиге героя рассказала листовка, выпущенная политическим отделом армии:

Она заканчивалась призывом:

Осенью 1944 года 131-я Краснознаменная Ропшинская дивизия с боями прошла по Эстонии и достигла последнего рубежа врага — каменистого сурового острова Саарема. Перед бойцами лежала узкая, длиннющая полоса — полуостров Сырве. Запомнилась горькая солдатская шутка: «Это аппендицит с гитлеровской начинкой». Командование поставило перед дивизией задачу — закончить освобождение Советской Эстонии. Для этого нужно было пройти в непрерывных боях тридцатикилометровую полосу минных полей, траншей, противотанковых рвов, колючей проволоки.

Наступавшие не имели возможности маневрировать — мешало море. Героическая попытка наших соседей — бойцов эстонского соединения — высадить десант в тылу противника окончилась неудачей. Приходилось лобовыми атаками отбивать каждый хуторок.

В память врезался скоротечный жестокий бой за деревушку Инду. В начале его кратко и выразительно «высказались» гвардейские «катюши». Затем взрыли передний край противника мины и снаряды. Еще висело над полем тяжелое темное облако пыли и дыма, а сигнальные ракеты уже приказывали: «Поднимайтесь в атаку! Вперед!»

Рядовой Владимир Деев снова возглавил атаку. Бывалый солдат, получивший в свое время золотые часы из рук Чапаева, Иван Виноградов крикнул:

— Полетел орленок! Настоящий герой!

Гитлеровские пулеметчики поздно заметили Деева. Солдат сильно размахнулся и кинул гранату. Срезанные осколками, сползли на дно окопа номерные вражеского пулемета.

Рядом с Деевым упала вражеская мина. Он выпрямился в полный рост и рухнул на землю. Двумя руками схватился Владимир за живот, словно хотел вытащить нарастающую страшную боль.

Санитары вынесли Деева с поля боя. Я увидел его по дороге в медсанбат. Он узнал меня и рвущимся от непереносимого страдания голосом попросил:

— Товарищ капитан… возьмите в кармане документы. Напишите маме так: умер сразу, на поле боя… Маме будет легче…

— Через месяц ты сам напишешь письмо маме, Володя…

Он хотел еще что-то сказать, губы его шевелились, дрожали, но я ничего не услышал. Из кармана гимнастерки достал прошитые осколками документы: заявление в партию, три рекомендации и комсомольский билет.

Накануне атаки он написал эти строки:

Умер Володя из Ульяновска, не узнав о том, что добрая слава его дошла до Кремля. Седой президент Страны Советов Михаил Иванович Калинин подписал указ о присвоении рядовому Владимиру Николаевичу Дееву звания Героя Советского Союза.

Благодарная Родина обессмертила своего верного сына. Одна из новых улиц Ульяновска названа именем Героя Советского Союза Владимира Деева. К широкой полноводной Волге, к памятнику Владимира Ильича Ленина выходит эта улица.

На Саареме, в древнем эстонском городе, носящем имя Виктора Кингисеппа, есть улица, огибающая крепостной парк. На голубых дощечках, прикрепленных к домам, написано: «Улица Деева». В центре ее под столетними елями и кленами возвышается мраморный обелиск — памятник ратной славы над могилой героя.

Я побывал в детском доме имени Владимира Деева в Кингисеппе. Увидел знакомый портрет фронтового друга и под ним строчки на эстонском и русском языках:

Я рассказал детям все, что знал о Дееве. Они слушали внимательно, и в глазах их светились вдохновенные огоньки радости и восхищения.