Подминая густые заросли кустарника, танк, обогнув озеро, вышел на шоссе и помчался в сторону Выборга. Экипаж «тридцатьчетверки» получил задание разведать шоссейную дорогу в направлении станции Сяйне. В двух километрах от станции у развилки дорог танкисты должны были остановиться и вести наблюдение до подхода бригады.
Когда танк скрылся в лесу, полковник Ковальский повернулся и пошел к затаившейся в молодом сосняке танковой колонне. У опушки командир бригады еще раз обернулся и пристально посмотрел на дорогу. Над ней все еще стояло легкое облако пыли, поднятое танком. Чуть дальше, над озером, кружила стайка диких уток, встревоженных шумом машины.
Полковник взглянул на часы. До подхода частей 86-й стрелковой дивизии оставалось два часа. «За это время танкисты, если все будет благополучно, успеют разведать дорогу. И как только подойдет пехота, мы без задержки двинемся дальше», — рассуждал про себя комбриг.
Прошло тридцать минут. От разведчиков поступила первая радиограмма: «Проходим лес. Противник не обнаружен». Теперь полковник ждал сообщения с конечного пункта.
— Товарищ полковник, разрешите доложить.
Комбриг обернулся. Из башни его машины высунулся совсем еще юноша стрелок-радист. По выражению его лица полковник понял: что-то случилось…
— Докладывайте.
— Лейтенант Тришкин при выходе из леса налетел на мину. Разорвана гусеница. Шоссейная дорога заминирована. Рядом проходит проселочная дорога.
— Никто не пострадал? — спросил комбриг.
— Нет, ничего не передавали. Еще сообщили, что до развилки дорог не доехали три километра.
— Передайте лейтенанту, пусть оставит с машиной механика-водителя, а сам с остальными возвращается сюда. — Полковник помолчал, а потом тихо произнес:
— Где-то здесь бродит недобитый полк Лагоса. Как бы не нарвались на них. Радист! — крикнул полковник. — Передайте, башенный стрелок пусть тоже останется.
Лейтенант Тришкин снял наушники.
— Ребята, приказано мне со стрелком-радистом вернуться в батальон. С машиной останутся Сальников и Алексеев.
Лейтенант открыл люк и высунул на карабине шлем.
— Кажется, спокойно.
Теперь он выглянул сам, приподнялся на руках, вылез на броню и легко соскочил на землю. За ним спрыгнул Сальников.
— Да, здо́рово ее рассадило! — сказал он, показывая на растянутую сзади танка гусеницу.
Тришкин обошел вокруг машины.
— Почва торфянистая, — послышался его голос из-за танка, — не застрянем мы тут, Михаил Степанович, если попробуем свести танк с дороги?
— Застрянем — не застрянем, а убираться отсюда надо, — ответил механик-водитель.
— Старайся заехать вон в тот куст, — указал Тришкин на заросли лозы между невысоких, но густых елок. — Там обзор хороший и замаскироваться удобно. Только как тронешься, не останавливайся.
Танк качнулся, осел на один бок и пошел рывками, словно хромой. Оставляя полосу взрыхленного чернозема, перемешанного с зеленой травой, он, описав круг, медленно въехал в куст и, задев за ель, остановился. На броню посыпались пожелтевшие иглы.
— Елку повредили, — с сожалением произнес Сальников, соскакивая на землю.
Тришкин взглянул на ствол дерева с ободранной корой.
— Черт с ней, с елкой! Быстрей маскируйтесь.
Танкисты вышли из машины. Они торопливо ломали ветки ольхи, которая росла тут же у дороги и заставляли ими просветы вокруг танка.
— Ну, кажется, хватит, — остановил их лейтенант. — Если наставим больше сучьев, куст будет походить на шалаш, а шалаш всегда привлекает внимание.
Танкисты прекратили работу и подошли к командиру.
— Вы, — обратился к Сальникову лейтенант, — останетесь за старшего. Ваша задача — сохранить машину и вести наблюдение. Особенно следите за проселочной дорогой. Она может быть оставлена противником незаминированной для прохода своих войск. Такие случаи бывали. Чуть что, сразу сообщайте комбригу. Ну, а теперь полезайте в машину и старайтесь не шуметь.
Сальников положил руку на плечо Алексееву.
— Пошли, Лешка, в машину. Не будем командира задерживать.
Попрощавшись с друзьями, командир танка и стрелок-радист подождали, пока они залезли в танк, прикрыли башню ветками и по обочине торопливо зашагали обратно.
Прошло около часа.
— Открой-ка люк, Лешка, — предложил Сальников башенному стрелку, — прохладней будет и наблюдать удобней.
Алексеев, подняв крышку люка, взялся за шлем.
— Можно не проверять. Если бы здесь были немцы, они бы не вытерпели, когда мы сводили машину с дороги, и ребятам не дали бы спокойно уйти.
Сальников помолчал и как бы про себя сказал:
— Это нам еще повезло, что мина была не фугасная.
— Умирать-то кому хочется. Тем более сейчас, когда наша берет, — ответил сверху башенный стрелок.
— Мы с тобой громко разговариваем, а в лесу и не заметишь, как кто-нибудь подойдет.
— Тс-с, — подал знак рукой Алексеев, — дай-ка бинокль.
Танкисты замолчали.
Впереди на пригорке около проселочной дороги виднелся хутор. Калитка открыта. В голубом домике выбиты окна.
— Ну, что там?
— Ничего не слышно, мне показалось, как будто моторы гудят, а теперь опять тихо.
— Пусти-ка меня, я понаблюдаю, — сказал водитель, поднимаясь в башню, — а ты садись у рации.
Танкисты прислушались. Тишина. Только на окраине леса кричал чибис.
— Парит, как перед дождем. — Сальников посмотрел на небо.
Огромная туча надвигалась прямо на солнце и вскоре заслонила его. Стало прохладней. Повеяло лесным ветерком.
— Теперь уже недолго нам тут сидеть, — продолжал водитель. — Как только подтянутся части восемьдесят шестой дивизии, танковая бригада сразу двинется вперед.
Он вдруг умолк. До слуха явственно донесся приглушенный гул моторов. За хутором, там, откуда доносился этот шум, поднималась туча пыли.
— Лешка, слышишь шум? Идут машины, похоже, что танки. Подготовь связь с комбригом.
Башенный стрелок привстал, заглянул в отсек и потрогал снаряды. Перед отправкой в разведку им выдали запасной боекомплект.
Шум нарастал. Потом через пригорок стали переваливать машины. Теперь было видно, что это танки. Пыль, словно дымовая завеса, мешала рассмотреть, чьи это машины. Не спуская глаз с дороги, Сальников крикнул:
— Лешка! Передавай нашим: от хутора мимо нас по проселочной дороге движется колонна танков. Шестнадцать машин. Рассмотреть, чьи машины, мешает пыль.
Сальников торопливо спустился вниз, захлопнул люк и приник к смотровой щели. Танки проходили в тыл, наполняя лес гулом моторов и лязгом гусениц.
— Михаил Степанович, штаб отвечает, что в этом районе наших танков не должно быть, хотя и не исключена такая возможность. Говорят, что это могут быть остатки танкового полка Лагоса. Спрашивают, надежно ли упрятана наша машина.
Перевалив за пригорок, танки вскоре скрылись за выступом леса.
— Черт их распознает в такой пыли. Сбоку они напоминают немецкие машины БТ-3. — Немного подумав, продолжал: — Да и ввязываться в нашем положении в драку… Ну, ничего, наши знают, в случае чего, встретят. Конечно, раз они нас не заметили, мы бы смогли их обстрелять, но пока мы рассуждали, они уже прошли. А бить по последним машинам нет смысла.
— Что теперь толковать. Как говорится, после драки кулаками не машут. И где это видано, чтобы подбитый танк сам вступил в бой с шестнадцатью машинами!
Сальников замолчал. Он не мог отделаться от мысли, что, пропустив неизвестные танки, они допустили оплошность. За время войны он бывал во многих боях и никогда не отсиживался в кустах, а тут что же получилось? «Если это был враг, — размышлял танкист, — значит, я, можно сказать, струсил. За командира оставлен я, — значит, я и должен был решать. Правда, гусеница разорвана и есть приказ сохранить машину. Сохранить, но как? Можно отсидеться, затаившись в кустах до прихода своих, а можно было открыть огонь. И пока немцы разобрались бы что к чему, можно было сжечь несколько машин. Конечно, наш танк тоже могли уничтожить».
— От нас до проселочной дороги метров семьдесят? — как бы продолжая свою мысль, спросил Сальников. — Как ты думаешь, немцы, если это были они, смогли скоро заметить танк, если бы мы ударили по ним?
— В смотровую щель много не увидишь, к тому же в шуме трудно сразу разобраться, откуда бьют. Все зависит от случая.
— Ты тут побудь, — прервал разговор Сальников, — а я вылезу. Ветка мешает просматривать дорогу.
Обломав ветку, он отошел в сторону. Танк темной громадой виднелся в раскидистом кусте лозы. «Если внимательно смотреть, сразу видишь, что это за штука. Правда, спасают елочки. Их зеленые лапы со стороны дороги прикрывают машину. Тут главное, кто вперед кого обнаружит. Но что напрасно волноваться, еще неизвестно, чьи это были машины».
Нарастающий гул моторов, быстро заполнявший весь лес, прервал его размышления.
Сальников бросился к машине, захлопнул люк, включил поворот башни и приник к окуляру прицела. Он почувствовал знакомое волнение, которое всегда охватывает его перед боем. Но стоило ему только взяться за штурвал разворота пушки, как им снова овладело спокойствие.
— Лешка, давай связь.
Из леса один за другим показались танки. В их движении чувствовалась какая-то нервозность. Не соблюдая интервала, они двигались мимо разведчиков. Передняя машина, оторвавшись от остальной колонны, уже поднималась на пригорок. Разворачивая за нею башню, Сальников вдруг увидел черный крест на желто-грязном фоне.
— Лешка, заряжай! — забыв обо всем, закричал он, доворачивая башню.
Сейчас он не думал, что будет дальше, кто выйдет победителем в этой схватке. Башенный стрелок ловким движением вставил в магазин обойму. В то мгновение, когда башня уходящего танка попала в перекрестие прицела, танкист нажал на гашетку. Но танк продолжал двигаться как ни в чем не бывало. «Промазал», — мелькнуло в голове. Он взял прицел пониже. Выстрел — и танк резко остановился. Из-под башни заклубился черный дымок.
Следующая машина была подбита, когда она, обогнув горящий танк, пыталась выйти из зоны обстрела. Потом Сальников развернул пушку на идущую сзади машину. Танки сошли с дороги и расползлись по лугу. Они стремились уйти к хутору и скрыться за спасительным пригорком. Только одна машина медленно двинулась в сторону леса и, как бы принюхиваясь, водила пушкой. Но выстрелить гитлеровские танкисты не успели. Михаил выпустил подряд два снаряда, и танк остановился. Два гитлеровца выкарабкались из люка, свалились на траву и поползли в придорожный кустарник.
«Из пулемета бы чесануть, да некогда», — подумал механик-водитель, смахивая рукавом гимнастерки щипавший, глаза пот.
— Лешка, не задерживай, — дело идет к концу! — ободряюще крикнул он, разворачивая башню на следующую цель.
Башенный стрелок и так старался. Он держал наготове тяжелую обойму, ожидая команды: «Лешка, заряжай!» Уцелевшие машины, раскачиваясь на ухабах, на полном ходу мчались к хутору. Но то одна, то другая, словно наткнувшись на что-то непреодолимое, вздрагивали и резко останавливались. И сразу же из-под башен вырывались клубы густого дыма.
Задыхаясь в пороховом дыму, Сальников посылал снаряд за снарядом по вырывавшимся вперед машинам. Он остановился только тогда, когда понял, что больше нет ни одной движущейся цели. Поворачивая башню, он еще раз осмотрел поле боя, но «целых» танков действительно не было. Вокруг горящих машин чернела трава. В огне лопались патроны, тяжело бухали взрывы снарядов. Черный дым косо подымался вверх и настойчиво тянулся к повисшей над лесом туче.
Сальников опустился вниз. Башенный стрелок подал флягу, а сам потянулся открывать люк.
— Нет! Не надо, не открывай, — остановил его Михаил. — Вражеские танкисты где-то близко, в кустах. Теперь-то они разберутся что к чему. А подобраться в лесу к неподвижной машине пара пустяков. Мне самому приходилось подрывать немецкий танк, застрявший вот так, как мы.
— Тут только пятнадцать, одной машины нет, — произнес башенный стрелок. — А горят здорово. Издалека можно подумать, что это горит склад горючего.
Сальников пододвинулся к смотровой щели.
— Да, пятнадцать. Значит, еще одна была? А я и не считал их. Как заметил черный крест, так и начал лупить. Тут уж было не до счета…
— Ну что, будем передавать комбату? — спросил Алексей.
— Подожди, дай отдышаться, — допивая последний глоток воды, ответил Михаил, продолжавший наблюдать за дорогой.
— Связь готова, — спустя минуту доложил башенный стрелок.
В этот момент сквозь треск взрывающихся боеприпасов до них донесся гул мотора. Танкисты встрепенулись, они решили, что ожила какая-то из подбитых машин. Сальников приник к прицелу. Из леса выскочил танк, на поляне он резко сбавил ход. Танк еще не остановился, как из башни выкатились три гитлеровца в черных комбинезонах и, размахивая руками, бросились в канаву. Все это произошло так быстро, что Михаил не успел даже решить, что ему делать. Оставленный танк стоял, опустив пушку, словно просил пощады.
— Лешка, фрицы сами выскочили из машины. Что делать?
— Лучше стукнуть, спокойней будет, — ответил Алексеев.
— Так и быть, я ее малость покалечу, пока фашисты не одумались и не вернулись обратно.
В лесу раздался приглушенный свист.
— Кто бы это мог быть? — спросил башенный стрелок. Голос его утонул в пушечном залпе.
— Гусеницу сбил, — ответил Сальников, — пусть постоит, как мы, так надежней будет.
— Я говорю, кто бы это мог свистеть? — снова спросил Алексеев.
— Черт его знает. Наверное, какой-нибудь недобитый фашист. Пускай свистит. Главное, чтобы они не очухались и не подобрались к нам, — тихо ответил Сальников и вдруг замолк.
Танкисты прислушались. До них явственно донесся гул моторов. С каждой минутой он нарастал и нарастал. Уже был слышен не только шум моторов, но и скрежет гусениц. Сальников на всякий случай повернул башню в сторону выходящей из леса дороги. Но на поляне показалась «тридцатьчетверка».
— Наши! — крикнули одновременно оба танкиста и крепко, по-солдатски, обнялись.
Их уже заметили, к ним спешили друзья. Впереди всех на машине ехали полковник Ковальский и лейтенант Тришкин.
— Молодцы, спасибо за костры. — Полковник по очереди обнял героев и расцеловал.
Подбежавшие танкисты поздравили отважный экипаж со славной победой. Полковник, наблюдая, как механики из аварийной службы натягивают гусеницу, счастливо улыбался.
Через месяц в часть пришло сообщение: Указом Президиума Верховного Совета СССР механику-водителю Сальникову Михаилу Степановичу присвоено звание Героя Советского Союза. Высокой правительственной награды был удостоен и башенный стрелок Алексей Алексеев.