Слава героям

В. Маяков ВОЛЯ КОМАНДИРА

Огневой налет начался в полночь. Все вокруг загрохотало. Командир дивизии Щеглов приказал радисту соединить его с полками. Первым отозвался подполковник Шерстнев.

— Третий… — услышал Щеглов его мягкий, с хрипотцой голос.

— Как у тебя, Александр Иванович?

— Жарко.

— Не пришлось бы и попариться, — предупредил Щеглов, давая понять, что надо быть готовыми отражать вражеские атаки.

А что противник накапливал для этого силы, командир дивизии знал достоверно. Вечером он разговаривал с немецким пленным. Тот рассказал, что фашистское командование перебросило сюда значительные подкрепления.

Что ж, этого и следовало ожидать. Отвоеванный в феврале 1944 года у врага плацдарм на левом берегу Нарвы, видимо, сильно пугал немецких генералов. Отсюда советские войска могли предпринять наступление, ставящее под угрозу устойчивость вражеской обороны в Эстонии.

Командир другого полка Яков Иванович Кожевников вызвал Щеглова сам.

— Немецкие автоматчики под прикрытием артиллерийского огня, — доложил он, — атакуют позиции двух батальонов.

— Не мне вам объяснять, что делать, — сказал Щеглов. — Прошу только все время держать в курсе. Помогу вам артиллерийским огнем.

Командир дивизии окончил разговор и задумался. Что значила эта несколько необычная для немцев ночная атака? Предпринималась она с серьезными намерениями или была просто боевой разведкой? Могло быть и то, и другое. Комдив на всякий случай распорядился подготовить к бою резервные подразделения.

Его предусмотрительность оказалась не лишней. Два подразделения вскоре пришлось передвинуть к переднему краю. Но не на помощь Кожевникову, а на участок полка Шерстнева. Здесь противник наносил наиболее сильный удар…

В разгар боя Щеглова вызвал к рации командарм. Находился он далеко отсюда, но расстояние не могло изменить его басовитый голос. Щеглов ждал, что командующий начнет расспрашивать о вражеской контратаке, потребует подробного доклада о боевой обстановке. Но, к его удивлению, командарм сказал:

— От души поздравляю, Афанасий Федорович…

— С чем? — вырвалось у Щеглова.

— Еще не знаете? Вам присвоено звание Героя Советского Союза…

Поблизости от блиндажа разорвался снаряд. Сверху посыпался песок. Лампа на столе замигала и погасла.

Щеглов, поблагодарив командарма, попросил:

— У меня очень шумно. Разрешите прервать разговор…

Тревожной была та ночь. Фашисты в нескольких местах атаковали наши позиции, стремясь пробиться к переправам через Нарву и отрезать войска на плацдарме.

Затишье наступило только под утро. Щеглов пришел на наблюдательный пункт, и здесь мысли его вновь вернулись к разговору с командармом.

Герой Советского Союза! Что может быть выше этого звания для военного человека! Что ж, он, офицер-коммунист, постарается его оправдать.

Война застала капитана Щеглова на штабной работе. Как офицер оперативного отдела, Афанасий Федорович почти все свое время проводил в частях Северного фронта, протянувшегося от Белого моря до Балтийского. Но постепенно поездки становились короче. Линий фронта угрожающе придвигалась к Ленинграду.

На месяц удалось задержать немецкие войска на лужской позиции. Но затем, прорвав наши оборонительные линии, фашисты в августе вновь ринулись на Ленинград.

Щеглова вызвали к начальнику штаба. Афанасий Федорович предполагал, что опять придется куда-то шагать с чрезвычайными поручениями, где-то выправлять положение. Но ждало его другое.

— Будете в кратчайший срок формировать артиллерийский полк, — сказали Щеглову.

Задание не удивило Афанасия Федоровича. В артиллерии он был не новичок. Службу начинал в пушечной батарее, окончил артиллерийский факультет военной академии. Но вот срок… Однако возражать не стал, понимая, что такая поспешность не каприз начальства…

Вскоре 690-й противотанковый истребительный полк двинулся к Гатчине.

Щеглов к реке Ижоре приехал первым. До войны он не раз переезжал ее, узенькую, извилистую, с заросшими кустарником болотистыми берегами. Она пересекала шоссе Ленинград — Гатчина, образуя естественное препятствие для вражеских танков и автомашин.

Командир полка выбрал место для батарей, одну из них он решил выдвинуть вперед, правее моста, где излучина речки прижималась почти к самой дороге. Остальные батареи наметил расположить в боевых порядках оборонявшейся здесь 2-й ополченческой дивизии.

К Ижоре батарейцы прибыли на закате солнца, а спустя шесть часов уже вели бой с фашистскими танками.

Щеглов из своего окопчика пристально следил за движением вражеских танков. Они приближались с каждой минутой. Теперь все решали быстрота действий и точность огня артиллерийских расчетов.

— Готов? — спросил Щеглов по телефону у командира батареи, выдвинутой вперед.

— Так точно!..

— Без моей команды огня не открывать! Бить по бортам!

Танки шли ровной шеренгой. На броне сидела пехота. Когда машины взобрались на высотку и, набирая скорость, двинулись к мосту, Щеглов скомандовал:

— Огонь!

Несколько снарядов разорвалось около головного танка. Однако он продолжал идти вперед, но вторая бронированная машина, подбитая снарядом, завертелась на одном месте, задымила. Экипаж головного танка, заметив это, круто свернул влево, потом начал пятиться назад, к лесу. Отступили и остальные танки.

Артиллеристы отбили первую атаку. И вторая попытка прорваться на шоссе не принесла врагу успеха. Оставив на берегу Ижоры несколько десятков убитых, фашисты опять отступили к лесу.

Наступила передышка. Временная, конечно. В этом Щеглов не сомневался. Его интересовало, что противник собирается делать дальше. Разведчики получили задание пристально следить за каждым шагом немцев. А их командир отправился на наблюдательный пункт стрелкового полка.

Тщательно сопоставляя собранные сведения, Щеглов все больше тревожился за свой левый фланг. Там река была у́же, имелось больше естественных укрытий для танков на противоположном берегу Ижоры. И командира полка потянуло туда, чтобы лично убедиться, как артиллеристы готовятся к бою.

— Как у вас? — спросил он у командира батареи.

— Пока спокойно. Но слышен шум моторов в лесу.

Щеглов обошел огневые позиции.

— Смотрите в оба, — предупреждал он артиллеристов. — Ваш участок, думается мне, теперь главный.

И командир не ошибся. В самом деле, не прошло и десяти минут, как немцы начали здесь свою третью атаку. Из перелеска выскочили танки и устремились к реке.

— К бою! — крикнул Щеглов.

Лязгнули затворы, ожили стволы орудий. Артиллеристы взяли на прицел стальные чудища.

Когда вражеские машины, стреляя на ходу, миновали низину и вышли на открытое место, Щеглов приказал командиру батареи открыть огонь. Расчеты ударили дружно. Первыми же выстрелами подбили два танка. Один из них охватил черно-багровый огонь.

Наши артиллеристы стреляли прямой наводкой. Но и вражеские танки слали снаряд за снарядом. Кто-то, крикнув, свалился у орудия. За ним второй, третий… Был убит командир батареи, тяжело ранены оба командира взводов.

Но батарея не прекращала огня. Выходило из строя одно орудие — другое усиливало темп стрельбы. Погибал наводчик — его место занимал заряжающий.

Пришлось встать к орудию и самому Щеглову. Вражеские танки продолжали лезть, их надо было остановить во что бы то ни стало. Афанасий Федорович действовал то за наводчика, то за заряжающего. Он и командовал, и сам стрелял по бронированным громадам, которые, если их не задержать, смяли бы своими гусеницами расчеты и двинулись к Ленинграду…

Артиллеристы 690-го полка отбили и третью танковую атаку. На их рубеже враг не прошел. И досадно было, что во второй половине дня Щеглов получил приказ отойти. Впоследствии он узнал, что, задержись полк у Ижоры, батарейцы оказались бы в окружении.

Отходили к реке Тосне. Щеглов с забинтованной шеей — ранило осколком — шел в середине колонны. Невесело было на душе. Когда же все-таки окончится тягостное отступление? Близок, совсем близок Ленинград. Дальше отходить некуда!

Когда до нового рубежа оставалось километра два, впереди раздался взрыв

— Поторопились саперы! — с горечью вырвалось у Щеглова.

Да, у кого-то не выдержали нервы, — взорвали мост, не дождавшись, пока пройдут наши отступающие войска.

Как быть? Строить переправу, когда над головой почти непрерывно гудят вражеские самолеты, когда по твоим пятам ползут немецкие танки? Или бросить орудия и переправляться через реку вплавь? Кто-то уже так и поступил. Рядом с мостом сиротливо стоят четыре исправные зенитные пушки.

Нет, совесть не позволяет этого делать. Щеглов решил обороняться на этом берегу у взорванного моста. Артиллеристы заняли огневые позиции. И для зенитных пушек подобрали расчеты из водителей машин, тыловиков, офицеров штаба.

Показались немцы. За ними тщательно наблюдали артиллерийские разведчики. Они передали данные для стрельбы. Полк ударил из всех пушек. Открыла огонь и зенитная батарея. И снова фашистам пришлось остановиться.

Когда спустились сумерки, Щеглов приказал строить переправу. Из воды вытаскивали обломки старого моста, принесли откуда-то бревна.

В полночь по легкому и шаткому настилу с правого берега на левый осторожно переправили первое орудие. Получилось! И вот следом за ним перебросили второе, третье…

К утру на правом берегу не оставалось уже ничего. Левый же стал новым рубежом обороны артиллеристов и присоединившихся к ним за ночь отступавших подразделений.

Новые позиции — новые бои. Трудные, незабываемые, славные…

В декабре 1941 года наши войска освободили Тихвин. Бои эти имели большое значение для судьбы Ленинграда. Если бы фашистским дивизиям удалось удержаться на захваченных ими осенью рубежах, положение осажденных защитников невской твердыни стало бы просто критическим. Они лишались единственной железнодорожной артерии, по которой подвозилось продовольствие и боеприпасы к ладожской «дороге жизни».

Командование Ленинградского фронта решило забросить в тыл противника лыжный полк. Своими действиями он должен был облегчить наступление Тихвинской и Волховской группировок.

Афанасия Федоровича Щеглова, которому незадолго до этого присвоили звание майора, вызвали к члену Военного совета А. А. Жданову.

— Как вы относитесь к назначению вас командиром лыжного полка? — спросил он у Щеглова.

— Я — коммунист. Куда меня направят, там и буду воевать.

— Смерти не боитесь?

— А я и не собираюсь умирать в тридцать лет.

— Это верно, — улыбнулся Жданов. — Умирать и не нужно. Пусть фашисты гибнут от наших ударов.

Майору Щеглову вновь поручили ответственнейшее дело. И он взялся за него с присущей ему энергией.

Командир лыжного полка осмотрел множество участков, прежде чем выбрал место для перехода линии фронта. Приглянулся ему лес вдоль железной дороги между станцией Погостье и разъездом Жарок. Деревушку от деревушки здесь отделяло несколько километров, дорог почти никаких. А силы свои немцы сосредоточили главным образом по селам.

Ночью разгулялась непогода. Ошалелый ветер носился по опушке, по насыпи железной дороги, поднимал снежные вихри.

Щеглов стоял на переднем крае в густом кустарнике. Стараясь казаться спокойным, он, однако, то и дело посматривал на часы, словно от них зависело то, чего он так сильно ждал.

Час назад Щеглов послал вправо и влево по взводу красноармейцев со станковыми пулеметами, установленными на салазках. Они должны были завязать с гитлеровцами бой и вести его до тех пор, пока полк, сосредоточенный у линии фронта, собьет противника с насыпи и втянется в лес.

Слева, у разъезда Жарок, застрочил немецкий пулемет. Ему ответили с нашей стороны.

— Подошли, — доложил начальник штаба Антон Миролюбов, вынырнувший из темноты.

Щеглов не ответил. Он только чуть склонил голову, прислушиваясь к звукам закипавшего боя.

Взвилась вверх красная ракета, тотчас же и справа раздались звонкие очереди автоматов.

— Передать на батареи — огонь.

И почти сразу ударили расположенные сзади полка в лесу орудия. Ощетинилась огнем немецкая оборона. Вспыхнувший от пулеметной очереди бой становился все сильнее и ожесточеннее.

— Вперед, за мной! — крикнул Щеглов и, поднявшись, устремился к насыпи.

До нее осталось метров тридцать, когда загремело «ура»… Щеглова нагнали. Увидев это, он убыстрил бег и одним из первых вскочил на насыпь. Справа, почти рядом, раздалась автоматная очередь. Кто-то из наших бойцов бросил туда гранату.

Гитлеровцы были смяты, и роты двинулись к лесу…

Через час сделали короткий привал. Осмотрелись, проверили людей. Бой прошел на редкость удачно. Два взвода, завязавшие бой на флангах, отвлекли внимание гитлеровцев от главных сил, позволили полку прорвать линию фронта. Теперь — в путь по маршруту, разработанному в штабе 54-й армии.

В полдень к Щеглову прибежал связной от командира сторожевой заставы.

— По лесной дороге движется к фронту колонна вражеских машин, — сообщил он.

— Пропустить, — приказал Щеглов.

Пока немцы прокладывали дорогу в глубоком снегу, выпавшем за ночь, лыжники устроили засаду. И едва машины поравнялись с ней, ударили пулеметы. Колонна была разгромлена…

Утром лыжники напали на немцев, обосновавшихся в большом селе на перекрестке двух дорог. Уничтожили продовольственные склады, много машин. Затем разгромили гарнизон в деревне Смердыня. Здесь немцы приспособили несколько домов для отдыха своих офицеров, которые приезжали сюда с переднего края.

Ночной удар лыжников застал фашистов врасплох. И хотя в деревне находилось больше сотни офицеров, они не смогли противостоять стремительной, дружной атаке.

Когда бой затих, лыжники по приказу Щеглова выстроились на деревенской улице. Бойцы устали, но не показывали виду. Командир обошел строй, поблагодарил за отвагу.

Полк продолжал наносить молниеносные удары в тылу врага. Вдогонку за ним снаряжали погоню, а он оставался неуловимым. Лыжники совершали многокилометровые переходы и появлялись там, где их меньше всего ждали. Спали на снегу и в лесных шалашах, отогревались у костров.

Дорого обошелся врагу первый рейд полка в фашистскую «глубинку». А когда подошли к концу боеприпасы и продовольствие, лыжники пробились к своим, дерзко напав на два неприятельских полка, засевших в прифронтовой деревне.

После короткого отдыха — второй рейд, затем третий, четвертый, пятый… Всю зиму до распутицы, когда начали таять снега, действовал во вражеских тылах лыжный полк. И если трудно складывалась порой обстановка, лыжники всегда на самых опасных участках видели своего командира — неутомимого, дерзкого, решительного…

— Не он боится смерти, — говорили о Щеглове, — а она его обходит за версту.

Однажды произошел такой эпизод. Немцы, стремясь окружить полк, бросили против него крупные силы. Все туже сжималось кольцо. Бойцы несколько суток не спали, еле держались на ногах…

Перед поляной, где разведка натолкнулась на немцев, лыжники развернулись в цепь. Но слишком сильным был огонь врага. И ослабевшие бойцы не выдержали, отпрянули назад.

Это была самая страшная минута в жизни Щеглова. Только атака — яростная, решительная — могла спасти полк от разгрома. Щеглов бросился наперерез отступавшим солдатам и закричал:

— Слушай мою команду! За мной, вперед!

Рядом появились комиссар полка Чуркин, командиры рот, политруки. За ними пошли роты. Лыжники обогнали своего командира. Их натиск заставил фашистов разомкнуть кольцо. Полк выбрался из западни.

В первых числах января на Пулковских высотах часто видели полковника Щеглова. Он проходил мимо развалин обсерватории в траншеи переднего края, к лесопитомнику, пристально рассматривал вражескую оборону. И хотя местность казалась пустынной и вымершей, Афанасий Федорович знал, что это не так. Каждый клочок земли здесь был под огнем, каждый холмик придется брать с бою.

Через Пулково убегала к Гатчине и дальше к Пскову и Киеву шоссейная дорога. Это на ней, у реки Ижоры, капитан Щеглов со своими храбрецами-батарейцами останавливал фашистские танки. Теперь, спустя почти три года, думал Афанасий Федорович, роли переменились. Немцы будут обороняться, а мы наступать.

Главный удар из-под Пулкова наносил 30-й гвардейский корпус. В центре участка прорыва должна была действовать дивизия, которой командовал Щеглов.

К наступлению в дивизии готовились уже не первый месяц. На занятиях разыгрывались разные варианты боя. Гвардейцы напряженно учились прорывать долговременную вражескую оборону, преодолевать минные заграждения, маневрировать, двигаться вплотную за огневым валом.

Полковник Щеглов, появляясь в полках и батальонах, приказывал снова и снова повторять учебные атаки и строго взыскивал, если кто-нибудь из командиров батальонов или рот не выполнял распоряжение.

— Жалеете бойцов? — спрашивал он в таких случаях. — А забыли, что еще Суворов говорил: больше пота, меньше крови.

Сам Щеглов тоже не давал себе поблажек. Его тренировки, правда, носили иной характер. Он подолгу вел мысленно дуэль с командиром немецкого полка, оборону которого предстояло сломить 63-й гвардейской дивизии. Думал и за себя, и за противника, стремясь заранее предугадать его действия.

14 января Щеглов прощался с Ленинградом. Машина медленно ехала по городу, который за время войны стал особенно близок и дорог Афанасию Федоровичу… Сколько раз он с душевной болью видел, как гибли от бомб и снарядов ленинградцы… Этого уже не будет… Еще день, два, — и враг откатится от стен города.

Щеглов не сомневался, что наступление наших войск приведет к разгрому противника, хотя добиться победы нелегко…

Всю ночь на 15 января 1944 года Щеглов провел на наблюдательном пункте. Полки выдвигались в передовые траншеи, саперы прокладывали проходы в минных полях.

Мглистое утро поднималось над землей. Люди с нетерпением ждали рассветного часа. Им не терпелось ринуться вперед.

Заговорила наша артиллерия. Вражеский передний край заволокло дымом. Часовая стрелка сделала полный оборот по циферблату, а канонада не ослабевала.

Командира дивизии больше всего беспокоило, как бы в полках не прозевали тот миг, когда огневой вал начнет смещаться с первой траншеи во вторую, а затем в третью.

Афанасий Федорович то и дело звонил в полки, справлялся, напоминал.

— Пошли! — доложил командир полка Яков Иванович Кожевников.

— Пошли! — радостно донесли командиры и других полков.

Он увидел и сам, что стрелковые цепи устремились в атаку. Остались позади минные поля, проволочные заграждения, загорелся бой в первых немецких траншеях. Здесь роты не задерживались, двигались все дальше и дальше.

В обычных условиях полкилометра проходишь не замечая. В бою же это расстояние может отнять и день, и неделю, остановить на месяцы. Полкилометра способны обескровить и полк, и дивизию.

Этого, к величайшей радости Щеглова, не случилось. Левофланговый полк Кожевникова, нацеленный на черневшие впереди Виттоловские холмы, быстро продвигался вперед. Кожевников донес:

— Батальон Дмитрия Зверева достиг Виттолова, перерезал дорогу Красное Село — Пушкин.

— Передайте мою благодарность, — сказал Щеглов.

На три километра сделал рывок батальон! Щеглов начал подтягивать и другие подразделения. Советовал, приказывал, помогал…

Боевую задачу первого дня дивизия выполнила. Не прекратился бой и ночью. В темноте гвардейцы обходили немецкие опорные пункты, проникали во вражеский тыл, захватывали и блокировали доты, к которым днем немыслимо было бы подступиться. К переднему краю подтянулись орудия, танки…

На следующее утро полки всеми силами возобновили наступление. И несмотря на то, что противник перебросил сюда свежие силы, угрожающе нависая над открытыми флангами дивизии, полки продолжали продвигаться вперед.

Сменил свой наблюдательный пункт и Щеглов. Такое у него выработалось за время войны правило: своими глазами видеть то, что происходит на поле боя. Пришел к командиру полка Афанасьеву и, весело улыбаясь, сказал:

— Не ждали? Думаю у вас обосноваться.

Был Щеглов не один, а с оперативной группой и радиостанцией. Афанасьев понял: и ему надо перемещаться в передовой батальон.

Немцы яростно бились за каждый выгодный рубеж, часто переходили в контратаки. Во время одной из них тяжело ранило начальника артиллерии дивизии Феоктиста Андреевича Буданова. Санитары на салазках увезли потерявшего сознание офицера в безопасное место.

На какое-то время управление артиллерией нарушилось. А как раз в этот момент разведка донесла: в роще «Желтая», правее полка Шерстнева, немцы накапливаются для контратаки.

Щеглов приказал сосредоточить огонь по роще. И, видя, как рвутся наши снаряды, он со злостью сказал:

— Это вам за Буданова!..

Контратака врага была сорвана. Полк Шерстнева сделал новый бросок и 18 января ворвался в Красносельский лагерь, который на карте значился как «Базар».

Щеглов, получив донесение, сперва не поверил.

— Ты не ошибаешься, Александр Иванович? — переспрашивал он. — Может быть, тебя неправильно информировали?

— Нет, — донеслось в ответ. — Я сам здесь нахожусь.

— Тогда жди в гости…

Левее Красносельского лагеря темной громадой высилась Воронья гора. С нее немцы корректировали огонь своих дальнобойных батарей.

Под вечер 18 января комдив со своей оперативной группой приблизился к горе. Мимо нее промчались бегом. За открытым местом, которое простреливалось, уже был лагерь.

После короткого разговора с Шерстневым произошло то же, что и у Афанасьева… Командир полка перебрался на командный пункт батальона, а Щеглов обосновался в его блиндаже.

В дивизии оставалось мало сил, а командир корпуса и штаб армии требовали захвата Вороньей горы. Оказавшись у ее подножья, Щеглов создал ударную группу и наметил план штурма неприятельской цитадели.

Бой длился всю ночь. Утром 19 января над Вороньей горой взвился алый стяг…

Преодолев Виттоловские и Дудергофские высоты, дивизия уходила все дальше и дальше от Ленинграда. Пополненная маршевыми ротами, она форсировала реку Нарву и захватила вместе с другими частями плацдарм на ее левом берегу.

Там к Афанасию Федоровичу и пришла весть о присвоении ему звания Героя Советского Союза. А вскоре новая радость — боевой офицер стал генералом.

Еще не раз враги испытали силу подготовленных и осуществленных им ударов: при прорыве мощных оборонительных полос на Карельском перешейке, в Эстонии… Войну он закончил в Курляндии, командуя стрелковым корпусом.

Прошли многие годы. Сейчас Афанасий Федорович Щеглов командует войсками Бакинского округа ПВО.

Недавно мы вдвоем сидели в его кабинете. Из широкого окна был виден город, раскинувшийся внизу. Разговор шел о боях под Ленинградом.

— Письмо получил на днях, — сказал Щеглов. — Знаешь от кого? От Залетова.

Он достал письмо. Подал мне еще несколько писем от боевых друзей.

Почтальоны часто приносят в служебный кабинет генерала письма из Ленинграда, с Урала, из Москвы, с Украины. И каждая такая весточка — дорогое сердцу воспоминание, еще одна страничка большой книги о мужестве и стойкости, о храбрости и бесстрашии гвардейцев Ленинграда, которых растил, воспитывал, водил в бой Афанасий Федорович Щеглов.