Слишком сладко

ГЛАВА 33

Нико

Я поднимаю глаза от телефона Шона, когда ролик заканчивается. Мои руки трясутся, а мысли живы, в постоянном движении, как гнездо змей. Я практически пылаю от всепоглощающего гнева.

Если бы здесь был Джейк, я бы разорвал этого ублюдка на части.

Крики Мии повторяются в моей голове, добавляя новый слой зла в мой беспорядочный разум, но все обрывается, когда я замечаю тройняшек в дверном проеме с бледными лицами.

Я не слышал, как они вошли.

Как только Мия откусила Джейку кусок члена, он бросил телефон, и больше ничего, кроме потолка, не было видно, но ее лицо и светлые волосы несколько раз мелькнули на экране, когда она протаранила крышку унитаза по голове Джесси. На секунду видно, как он падает, а потом слышен только звук рвоты Мии, Джонни говорит со мной по телефону, и врываются мои братья, повышая голос, прежде чем оказать помощь Мие.

Сейчас они выглядят хуже, чем два часа назад, и смотрят на меня, ожидая моего хода. В Q у Коди не было крови, но сейчас она есть, губа разбита, костяшки пальцев в синяках.

Это ничто по сравнению с тем, как выглядит Брэндон Прайс, стоящий между Кольтом и Конором, лицо распухло, нос сломан. Крупные слезы с примесью крови скатываются по его щекам, создавая беспорядок, достойный Хэллоуина.

Он не смотрит на меня, его взгляд приклеен к полу, обе руки держат мои братья, хотя я сомневаюсь, что он побежит.

Он бы далеко не ушел.

Гнев врывается в мой избитый разум, как советский ледокол, ослабляя собранное мною до сих пор самообладание. Без Мии рядом со мной это просто непреодолимо. Без ее волшебной способности утихомиривать самую страшную ярость.

Но ее здесь нет. Она наверху, спит после того, как пережила то, что не должна переживать ни одна женщина, из-за этого ублюдка, который стоит в моей гостиной и плачет.

Мне плевать на его раскаяние.

Душераздирающее, первобытное безумие гудит в моей голове, вгрызаясь в каждую мышцу.

— Шон, — выкрикиваю я, скрежеща зубами между губами, впиваясь взглядом в ублюдка, ответственного за то, что Мия пострадала.

Периферийным зрением я замечаю, как Шон наклоняется вперед, то ли чтобы лучше видеть меня, то ли готовясь сделать то, что я скажу.

— Да, брат?

— Убирайся.

Он уже не на службе, не в форме, но он коп. Я не хочу, чтобы он смотрел на то, что сейчас произойдет, и закрывал на это глаза. А он бы закрыл. Так было в прошлом, когда я вымещала свой гнев на Джареде и когда Логан избил Ашера несколько лет назад. Если бы кто-то из нас попросил, он бы это сделал, но ставить под угрозу его карьеру я не намерен.

В горле Брэндона зарождается страдальческий хнык. Его руки сцепляются по бокам, и он набирается чертовой смелости открыть рот.

— Скажи хоть одно гребаное слово, и я позабочусь о том, чтобы оно стало для тебя последним, — огрызаюсь я. — Убирайся из моего дома, Шон. Сейчас же.

По тому, как нервно подрагивает его колено, я понимаю, что он разрывается. С одной стороны, ему нужно думать о Джеке, Джоше и своей работе, с другой — он хочет прикрыть меня и, возможно, не дать мне выйти за рамки дозволенного.

Ни Логан, ни Тео не встанут на моем пути, если только ситуация не выйдет из-под контроля, а их определение выхода из-под контроля отличается от определения Шона.

— Я останусь, — говорит он, прислонившись к дивану. — Мне нужно разобраться с кучей дерьма, Нико. Я не хочу возвращаться сюда через час, задерживая твою задницу, и мы оба знаем, что твои тормоза откажут и без меня.

Коди и Кольт толкают Брэндона вперед. Он спотыкается о свои ноги — зрелище охренительное… всемогущий квотербек почти падает на колени. Сегодня он не такой самоуверенный.

Судя по его поведению, он знает, что я непредсказуем. По крайней мере, я был таким, пока был с Кайей. Никто не мог встать со мной лицом к лицу и сказать, что он победил.

Тогда я сломал слишком много костей.

И сейчас я собираюсь увеличить их число. Мия сломала ему нос, но я намерен сломать его гребаный позвоночник.

— Чувак, прости. Это был просто розыгрыш, ясно? Просто ради смеха, понимаешь? Как…

— Просто для смеха… Смеялась ли Мия, когда ты заставил ее встать перед тобой на колени на вечеринке в честь Весенних каникул? Смеялась ли она, когда ты сказал ей, что она должна трахнуть тебя за сломанный нос?

Моя сдержанность умирает печальной смертью уже через два предложения. Я вскакиваю на ноги, и мои старшие братья делают то же самое, готовые либо схватить меня, либо помочь мне. Двое точно помогут. По поводу Шона вердикт еще не вынесен. Он может быть самым спокойным из Хейсов, но у него есть непредсказуемая сторона.

Никто из них не реагирует, когда я хватаю Брэндона за воротник и толкаю его к стене. От звука, с которым его голова отскакивает от кирпичной кладки, у меня сводит желудок. Он опасно близок к звуку удара керамической крышки бака для воды о голову Джесси.

— Смеялась ли она, когда ее домогались? Когда ей пришлось ударить какого-то ублюдка коленом по яйцам, чтобы он ее отпустил? — спрашиваю я, глядя ему в лицо. — Смеялась. Ли. Она? Смеялась?

— Нет. — Он прочищает застрявший в горле ком страха. — Нет, не смеялась. Никто не должен был прикасаться к ней, пока она сама не разрешит.

Я снова отпихиваю его назад. Это чертовски неестественно, что я не вырубил его без сознания, что я контролирую себя, хотя успокаивающая магия Мии находится двумя этажами выше.

Но мысль о ней тоже работает. В какой-то степени.

Мой локоть отходит назад, и кулак врезается в уже сломанный нос Брэндона.

Я не был бы собой, если бы не нанес хотя бы один удар.

Его голова снова ударяется о стену, и я отхожу в сторону, пока его кровь не испачкала мою футболку.

— Ты отменишь это. — Я делаю паузу, разминая шею. — Ты отменишь охоту, заберешь приз и скажешь всем, чтобы они и пальцем ее не трогали. Ты извинишься на коленях и поклянешься на своем члене, что разберешься со всеми, кто скажет ей хоть одно нецензурное слово. В том числе и с твоей психованной подружкой. Понял?

Он кивает несколько раз, вверх-вниз, как кукла.

— Да. Понял. Я все отменю, но… Я не знаю, о какой девушке ты говоришь, чувак. У меня нет девушки.

— Лучше бы у тебя ее никогда не было, — бормочет Тео, устраиваясь на диване рядом с Логаном.

— Блэр, — говорю я. — Разберись с ней. И если я когда-нибудь узнаю, что ты играешь в игры, ставя на кон безопасность другой девушки, ты подавишься своим членом.

— Никогда, клянусь. Теперь я знаю, что может случиться… — он замолчал, его глаза наполнились свежими слезами. — Черт, чувак. Прости меня. Я не думал, что все так закончится. Это была просто игра.

— Девушек насилуют и за гораздо меньшие деньги, чем двадцать пять штук, — говорит Шон, все еще стоя на ногах и готовый вмешаться.

Он прав, не доверяя мне. Я не уверена, что с меня хватит.

— Их насилуют за чертову халяву, парень, — продолжает он. — Ты богат и, видимо, ничего не понимаешь, если не можешь поставить себя на место того, у кого нет денег. Тебя бы стошнило, если бы ты увидел, какое дерьмо я творил на протяжении многих лет. Ты понятия не имеешь, на что люди идут ради денег.

— Мне жаль. Правда, мне жаль, — задыхается Брэндон, встречая мой взгляд и вытирая лицо рукавом. — Ты же знаешь, я бы никогда не сделал такой глупости, если бы знал, что Мия твоя.

— Какая разница, чья она?! — огрызаюсь я. — Повзрослей, мать твою. У тебя есть сестра! Поставь ее на место Мии на секунду. Это все еще была бы игра, если бы сегодня в туалете была Кэти?

— Нет, конечно, нет. Черт, чувак… это так сюрреалистично. Тот ролик, который ты показал, будет преследовать меня во сне.

— Надеюсь, он сожрет тебя заживо. В том, что пережила Мия, есть и твоя вина. Не ошибись, парень. Если кто-нибудь еще раз к ней прикоснется, то будет чертовски жестоко расплачиваться. А теперь убирайся из моего дома.

— Я позабочусь об этом. Обещаю. Я все отменю.

Кольт берет его за плечо и направляет к двери. Как только она захлопывается за ним, Святая Троица объединяется и, взявшись за руки, загораживает дверной проем.

— Послушай, нам очень жаль, Нико, — говорит Коди так, будто едва держит себя в руках. — Мы были с ней, она всегда была с нами, но когда Грейсон рассказал нам о призе, мы набросились на Брэндона и…

— Я знаю, — хмыкаю я, массируя виски.

— Нет, не знаешь. Мы облажались. Мы должны были быть внимательнее, мы должны были… — Кольт прерывает себя. — Мы не будем просить тебя позволить нам снова взять ее с собой.

— Нет, не будете. Я, черт возьми, не ее хозяин, так что вы меня не просите. Вы спросите Мию. И лучше тебе это сделать. Ей нужны эти вечера, Кольт. Мне нужно, чтобы она отрывалась и веселилась, чтобы потом не жалеть о том, что не сделала этого. — Я опускаюсь на диван, принимая стакан виски от Тео. — Я не виню вас за то, что произошло сегодня. Вы ведь заботились о ней, когда набросились на Брэндона, не так ли?

Они все кивают, каждый берет стакан у Тео, который играет бармена, молча подливая напитки.

— Я не просил Джонни присматривать за Мией, потому что не доверяю вам, что вы все сделаете правильно, — говорю я, делая большой глоток. — Я просто… Я работаю над своим дерьмом, пытаюсь усмирить эту контролирующую сторону. На это нужно время.

Коди выпускает весь воздух из легких, а затем стискивает зубы, словно пытаясь взять себя в руки.

— Она влюблена в тебя, понимаешь? И она боится, что ты ее бросишь.

— Я знаю, — хмыкаю я, отставляя стакан в сторону. — Я совершил несколько ошибок на этом пути, но я учусь ориентироваться. Она не такая, к какой я привык, и я несколько раз облажался, но не волнуйся. Я обещал, что не причиню ей вреда, и я не причиню.

Он смотрит на меня со смесью извинения и облегчения.

— Как она? Тебе нужно, чтобы мы что-нибудь сделали?

— Нет. Она спит. Не думаю, что это ее еще задело, но мы все будем рядом, когда это случится.

— Она крепче, чем кажется, — признает Кольт, присаживаясь на табуретку у пианино.

— Да… — протяжно выдохнул Конор. — Иногда она слишком жесткая для своего собственного гребаного блага.

Мия не просыпалась с криками.

Ни разу. Она почти не двигалась всю ночь.

А она все еще спит, губы сжаты, одна рука на моих ребрах, другая под подушкой.

Я провожу пальцами по ее руке под одеялом, готовясь к тому, что она проснется.

Ее волосы разметались по подушке, которую она почти никогда не использует, прижимаясь лицом к моей шее или груди, и мне чертовски нравится, когда она так близко.

Это не самая удобная позиция — лежать на спине большую часть ночи, но если это означает, что Мия будет выгибаться под меня, я с удовольствием потерплю боль в пояснице.

Она спит у меня в объятиях только по выходным. Этого начинает не хватать. Каждую ночь без ее теплого тела рядом со мной становится все труднее засыпать.

Мои наручные часы показывают, что уже девять тридцать, когда она начинает ворочаться, меняя позы каждые несколько секунд, словно пытаясь найти ту, которая позволит ей поспать еще немного.

Я не спал почти два часа, но не решался вырваться из ее объятий.

— Доброе утро, — шепчу я, целуя ее голову.

— Доброе утро, — вздыхает она, натягивая плед так высоко, что не видно ничего южнее ее носа. — Шон приходил вчера вечером?

— Да. Он вернется сегодня около одиннадцати, чтобы поговорить с тобой.

Я стягиваю плед и подталкиваю ее, пока она не ложится на спину. Неприятный синяк на боку ее милого личика запускает ярко-белый холодок гнева, будоражащий мой разум.

Синяк больше, чем моя гребаная рука. Красно-фиолетовый от щеки до челюсти.

— Так плохо? — спрашивает она, расчесывая свои светлые локоны на одно плечо. — У меня бы этого не было, если бы не дефицит фактора свертываемости крови. Это пройдет примерно через неделю. — Она поджимает губы, и по ее щекам разливается горячий розовый румянец. — Ты видел ролик?

Я обхватываю ее за талию, притягивая к себе.

— Видел, детка, и, прежде чем ты спросишь, это ничего не меняет. Мне жаль, что ты прошла через это. — Я целую ее в лоб, прижимая локти к ее ребрам. — Мне жаль, что ты не чувствовала, что можешь доверять мне. Я больше не подведу тебя.

— Это не твоя вина. Пожалуйста… — шепчет она, прикусывая внутреннюю сторону щеки. — Не делай этого. Не вини ни себя, ни тройняшек, ни кого-либо еще, хорошо? Это никому не поможет. Это случилось. Все кончено. Мы не можем повернуть назад…

— Не веди себя так, будто ничего не произошло. Тебе нужно время, чтобы это пережить, — вклинился я, предвидя, к чему это приведет. Она считает все случившееся недействительным, принижая его серьезность и последствия. — Не торопись. Я здесь, и я никуда не уйду.

— Я не тороплюсь, Нико, но я уже проходила через это. После Ашера я все держала в себе. Я ни с кем не разговаривала неделями. Спроси своих братьев. Я говорила односложными фразами, снова и снова проигрывая ту ночь. Мне потребовалось много времени, чтобы исцелиться. Я не хочу повторять эту ошибку.

— Ты можешь поговорить со мной. Я видел, что произошло, но я выслушаю, если ты захочешь выплеснуть все наружу. Я найду тебе психотерапевта, если это то, что тебе нужно.

— Я проходила терапию в прошлом году. Я знаю, как с этим справиться. Я не хочу постоянно думать о том, что сделал Джейк, или гадать, что было бы, если бы я поступила по-другому. Я не хочу оглядываться назад, потому что, если я это сделаю, я не смогу двигаться вперед. Я поговорю с Шоном и расскажу тебе все, что ты хочешь знать, но потом я хочу двигаться дальше, хорошо?

— Могу я как-то помочь?

— Можешь начать с повторения того, что ты сказал прошлой ночью.

Маленькая улыбка искривляет мои губы, когда она улыбается, а глаза сверкают. Она такая чертовски сильная…

— Что я сказал?

Она хрипит, упираясь обеими руками мне в грудь, пытаясь вывернуться из-под меня.

— Я тебе не скажу.

Я беру ее руки в свои и снова прижимаю к себе, глядя в эти зеленые глаза, которые держат мою душу в заложниках.

— Я люблю тебя, детка. — Я наклоняю голову, чтобы поцеловать ее, но она закрывает рот рукой и качает головой.

— Я люблю тебя, но я не буду целовать тебя, пока мы не почистим зубы.