Современная датская новелла

ВСПЛЕСК

Вигго Фредриксен, слегка прихрамывая, переходил ратушную площадь. Все вокруг смотрели только на его ноги — он был в этом уверен. Башмаки мучили его и лишали сил. Когда он свернул на одну из узких улочек, солнечный луч внезапно вспыхнул в витрине обувного магазина — и он отвел глаза.

Эта вспышка света пронзила его, словно взгляд, напомнив о том же, о чем говорила и Ригмур: надо купить новые башмаки. Из-за этих башмаков она даже записала его на сегодня к врачу «по душевным болезням». К психиатру то есть — туда-то Вигго как раз и направлялся.

Он пошел медленнее. Еще немного — и придется ему, лежа на кушетке, объяснять этому самому врачу, что у него болят башмаки, — да-да, именно башмаки, а не ноги. Этого толком-то и не объяснить!

Конечно, врач постепенно вытянет из него все — он читал об этом. Вплоть до ерунды: что Ригмур вяжет теперь спицами, а не крючком. И что она из-за нескольких седых прядок выкрасилась в чужой, жгучий цвет, который в нее накрепко въелся. В женщин ее возраста все въедается, как уверяет Эйгиль из соседнего дома, — а уж Эйгиль-то знает в женщинах толк!

В некогда ласковой, как лето, душе Ригмур теперь довольно часто бушевала такая свирепая пурга, что Вигго приходилось буквально натягивать воротник на уши. По мнению Эйгиля, это тоже вполне естественно.

Может, еще рассказать этому занятому доктору, что их дочь Лотте ожидает второго ребенка и при этом собирается венчаться в церкви? Она грозилась даже нацепить миртовый венок, фату и все, что положено. Что ж… Он на мгновение остановился. Нет, Ригмур явно поторопилась с этим врачом.

Ковыляя вдоль по улице, он так и слышал, как на него градом сыплются нетерпеливые вопросы доктора — и свои собственные сбивчивые ответы. Под конец этот психиатр наверняка скажет, что его дело — вытягивать мысли из голов пациентов, как макароны, приставшие ко дну котелка.

— Но ваш котелок — абсолютно пустой, господин Фредриксен! К его гладкому дну — тефлоновому, или как там это называется, — ровным счетом ничего не пристает.

Пустой! Взвешен, найден слишком легким… или слишком обыкновенным. Быть обыкновенным — это самое удобное, этого от него и ждут. «Думаешь, ты что-то собой представляешь?» Нет, ничего подобного он, разумеется, не думал. Разве что однажды, на школьном концерте, когда играл на виолончели и все слушали его, затаив дыхание. И еще, конечно, когда женился на Ригмур. Он очень гордился своей прелестной женой.

Но все это было слишком обычным, чтобы излагать доктору. А как расскажешь о потрясении, которое пережил однажды утром, увидев свои башмаки, уставившиеся на тебя из-под кровати — поношенные, но еще вполне крепкие — две грустные копии тебя самого! Обуться в них казалось просто немыслимо.

И в ответ ему явственно слышался презрительный смех врача:

— Не ошиблись ли вы адресом, милейший? В другой раз обратитесь к сапожнику!

Он снова остановился, на сей раз привлеченный витриной музыкального магазина. Вот телевизор, видеокассеты, а у дверей — ящик с уцененными пластинками. Вигго порылся в нем — и нашел! Миг — и он уже входит в магазин с концертом для виолончели в руках.

— Можно прослушать эту пластинку?

Позабыв о башмаках, Вигго устремился к одной из кабинок. Еще миг, думал он с нетерпением, и этот тесный закуток превратится в райскую обитель, где он блаженно воспарит в облаках музыки. И никто не войдет и не попросит «прекратить этот шум». Но все кабинки оказались заняты, и пришлось довольствоваться наушниками возле пульта.

Однако с первыми же звуками концерта это маленькое неудобство перестало для него существовать. Он закрыл глаза, и бархатные звуки нежно окутали все его существо. Каждая нота была ему хорошо знакома, ведь когда-то, давным-давно, он сам играл эту вещь. И очарование длилось, покуда его не разрушил внезапный и чуждый ритм, отбиваемый соседом. Приподняв наушники, Вигго негодующе взглянул на разрушителя — какого-то типа в овчине и с лентой на лбу. Так это же соседский Мортен, сын Ингер и Эйгиля!

— А, Мортен, это ты, — Вигго чуть помедлил, — что дома? Твой папаша все еще соломенный вдовец?

Парень приподнял один наушник, мрачно ухмыльнулся:

— А то как же! Теперь она ударилась в аэробику, ходит на курсы, потом еле ноги таскает — ну а старик ворчит. Кстати, он сменил-таки свой бензовоз на японский, с таким мотором, что, черт подери…

Вигго теперь менее всего хотелось слушать про мотор. Он поспешно перебил Мортена, попросив передать отцу: пускай тот заглянет в гости, если вдруг заскучает. И оба снова погрузились в музыку — каждый в свою. Однако вскоре Мортен соскочил с табурета. Не похож на отца, тот — усидчивый, отметил Вигго и попросил перевернуть пластинку.

В тот же миг его взгляд упал на экран одного из включенных видеомагнитофонов. Трогательная молодая пара напомнила ему, как они с Ригмур бродили когда-то по Зоологическому саду. Фильм был, очевидно, старый. Концерта Вигго уже не слышал. Как хорошо он помнит те воскресные прогулки и вечера, которые они проводили то у его, то у ее родителей. Бесконечные воскресенья! Бесконечное ожидание прибавки к зарплате, бесконечные поиски жилья. Ригмур выучилась шить — ей хотелось работать дома. Он же устроился коммивояжером в одну скобяную фирму, дела пошли на лад, и он даже начал было снова играть на виолончели.

Инструмент он купил у того самого приятеля, который когда-то учил его музыке. У родителей не нашлось ни единого лишнего эре на подобные вещи — детей было много. «Учились бы чему-нибудь такому, чем можно прокормиться», — любил повторять отец.

Когда они с Ригмур наконец поженились, в их квартирке места для музыки тоже не нашлось. Чуть заслышав его игру, жена затыкала уши, особенно когда он разбирал что-нибудь новое. Ей казалось, будто все беды мира с грохотом врываются в ее жилище.

Ригмур… Настроение его сразу упало. Психиатр! Взглянув на часы, он понял, что уже опоздал. Вигго не стал дослушивать концерт. Тревога вернулась, и, когда он наконец слез с высокого табурета, привычная боль снова пронзила ступни. Но едва он вышел на улицу с пластинкой под мышкой, тучи рассеялись. Сияло солнце. Звуки торопливых шагов, чередуясь с пассажами концерта, задавали некий ритм, которому он невольно подчинялся.

Вигго миновал магазин готового платья, куда Ригмур сдавала свои модели. Раскупали их хорошо, а вот его последняя поездка по делам фирмы оказалась убыточной — и если бы только последняя! А стандартные дома всегда стоили дорого, к тому же счет за отопление — и свадьба Лотте! Они готовы взять все расходы на себя — так и сказали! — но он-то как-никак отец невесты! Вигго опять стал приволакивать ноги. Наверняка на него все смотрят! Надо взять себя в руки.

Лотте и Хенрик весь день были дома с малышом, и только поздно вечером Вигго наконец остался с женой наедине. Ригмур не терпелось узнать, что сказал врач.

— Ты что, даже не ходил к нему? — Вязанье вместе с толстыми спицами выпало у нее из рук, а глаза грозно сверкнули.

— Ты хоть представляешь себе, как трудно записаться к нему на прием?

Вигго встал: надо собрать вещи, ведь во вторник снова уезжать. Однако пурга разыгралась не на шутку.

— Господи, да неужели ты думаешь, я не знаю, как ты собираешь вещи? Опять примешься возиться со своими башмаками и начищать их, словно это лампа Аладдина. Может, ты надеешься вызвать джинна, который кинется исполнять твои желания? — Ригмур негодующе рассмеялась. — Нет, человек — сам кузнец своего счастья, ты просто никогда не хотел этого понять — ни ради самого себя, ни ради семьи. А ведь у нас с тобой скоро серебряная свадьба, — неожиданно сказала она.

От этих слов комната заходила ходуном. Под его взглядом все сжалось до размера телевизионного экрана, вне которого на сей раз не было ничего — ни музыки, ни райской обители. Светлый прямоугольник замигал и погас, стало темно, и тогда вернулась боль — такая резкая, что Вигго пришлось сесть.

Только спустя некоторое время он снова смог расслышать позвякивание спиц; не сразу вернулось и зрение. Оглянувшись, он заметил, что щеки Ригмур покрылись пунцовыми пятнами.

Вязаное платье полнило ее.

— Ну, скажи что-нибудь! Сейчас ведь опять уткнешься в свою книгу, а нам надо поговорить!

— К черту! — пробормотал он и снова поднялся. Обоим хотелось выпить. Она осушила свой стакан единым духом. Буря улеглась; Ригмур подняла вязанье, показывая, как много уже сделано.

— Ох, черт! — вздохнул он. С чего это он чертыхается? Ладно, пусть он сумасшедший, однако нельзя же причинять другому боль — хотя бы словом.

— Ну, в этом-то ты понимаешь лучше меня, — произнес он.

— Что такое? — она взглянула на него. — Послушай, я ведь не хотела тебя обидеть!

Поиграв стаканом, она наполнила его снова. Глаза ее округлились и чуть повлажнели. «Как же мы были когда-то влюблены друг в друга!» — подумал Вигго. Ригмур ободряюще улыбнулась ему:

— По правде говоря, у нас все сложилось именно так, как надо. Сбылись все наши надежды, верно? — Она усмехнулась. — Когда я рассказала Лотте про нашу свадьбу в мэрии, она только хмыкнула: «Вы всегда были обывателями!» А пусть говорят, что хотят, правда? И пусть делают, что хотят, — никто их ни к чему не принуждает, они сами…

Он закашлялся, и Ригмур дала на минуту отдых своим неутомимым пальцам.

— Кстати, у меня идея. Конечно, понадобятся деньги, но у меня они есть. Давай отпразднуем нашу с тобой серебряную свадьбу, как настоящую, с музыкой. Представляешь — я в подвенечном платье…

Вигго заволновался:

— С музыкой! Но ты же ее не выносишь!

— Вздор! Как же без музыки танцевать свадебный вальс?

— Вальс? — он посмотрел на свои ноги.

— Да! Ведь тогда был только убогий завтрак у родителей после регистрации в ратуше. Почему нам нельзя, если им, молодым… Вот было бы изумительно, правда?

В дверь позвонили. Лотте, которая еще не успела уйти, открыла. Пришел Эйгиль — недолго же он заставил себя ждать, подумал Вигго.

Не успев войти, сосед спросил, когда состоится свадьба.

— Которая? — растерялся Вигго, не переварив толком предложения Ригмур.

Эйгиль и Ригмур взглянули на него в недоумении, и Вигго поспешно добавил:

— Ригмур, моя жена, собралась венчаться…

Ригмур метнула в его сторону взгляд и пробормотала сквозь зубы:

— Ты же мне так ничего и не ответил!

Эйгиль, уже успевший расположиться на диване, удивленно захохотал:

— Вот как? А с кем?

Потянувшись, он схватил Ригмур за руку и усадил рядом с собой, и, так как ему никто не ответил, он сказал, что на этот раз, надо полагать, очередь его, Эйгиля. Пятна на щеках Ригмур превратились в очаровательный девичий румянец, и по взгляду гостя Вигго понял, что тот находит его толстушку весьма недурной. И руки ее не выпускает — этот Эйгиль знает подход к женщинам! Они с Ингер — хотя Ингер, кажется, несколько суховата, зато многие другие…

Мысли Вигго получили новый толчок, и, поглощенный ими, он отправился за стаканом для Эйгиля.

— Что это у тебя с ногами, старик? Ты как-то странно ходишь!

Вигго обернулся.

— Это не ноги, а башмаки! — упорствовал он.

— Может, гвоздь где торчит, — равнодушно предположил Эйгиль, продолжая играть пальцами Ригмур. Она улыбалась ему — видно, решила отомстить Вигго за то, что он так и не ответил на ее предложение. Вот уж не вовремя заявился этот Эйгиль! Вигго чувствовал, как раздражение в нем нарастает.

— Никакой не гвоздь, — сердито возразил он. — Бывает, эти башмаки стоят себе, но взглянешь на них — и видно, что ходить в них — сущая пытка.

Эйгиль сказал, что лично он отдал бы их кому-нибудь, но Вигго ответил, что так нельзя: каждый сам должен носить свои башмаки.

— Навязчивая идея! — иронически предположил Эйгиль.

Наконец эти двое расцепились, но лишь для того, чтобы чокнуться. Эйгиль что-то говорил, Ригмур глупо хихикала. В это время в гостиную вошла Лотте. Они, наверное, уже погуляли с малышом. Она посмотрела сперва на парочку на диване, потом на Вигго, возившегося с проигрывателем — тем единственным источником музыки, которым он еще смел пользоваться, и то когда Ригмур не было дома. Лотте подошла к отцу.

— Папа! Мы с Хенриком вчера искали на чердаке одну вещь — и увидели там твою виолончель. Хенрик взял ее…

Вигго вскочил.

— Взял мою виолончель? — Он чуть не выругался опять.

— Взял и сменил струны. Она ждет тебя на прежнем месте!

В разговор вмешалась Ригмур:

— Не кажется ли тебе, что без этого шума можно и обойтись?

— От виолончели нет шума, — отрезала Лотте. — Зато у вас, Эйгиль, сейчас очень даже шумно. Мортен устроил там сборище…

Новые струны! Никто не заметил, как Вигго исчез. Наверху, в чулане, стоял футляр, а в нем — его старый пузатый приятель. Вигго достал инструмент, уселся на первый попавшийся стул и прикоснулся к струнам. Где-то далеко хлопнула дверца машины. Лотте с Хенриком позаботились о нем, хоть им и некогда. Внизу было тихо — опять небось обнимаются. Но эта мысль тут же ушла, уступив место тому давнему неутоленному рвению, с которым он предался игре, и еще долго он не мог отложить виолончель, решив вернуться к ней, как только Ригмур уснет.

Спустившись с чердака, Вигго чуть помедлил перед дверью гостиной. Нет, они его не хватились. Он слышал самоуверенный голос Эйгиля. Ригмур смеялась — он, должно быть, острил. Да, этот умеет завоевывать женские сердца и ковать свое счастье! Вигго почувствовал, что задыхается, и вышел на улицу. Уже стемнело. Из дома Эйгиля неслись звуки негритянского празднества. Вигго пошел на голос тамтамов, но остановился: из дому вышел Мортен под руку с какой-то девицей…

— Эй! — крикнул он, — нашел стоящую музыку?

Вигго кивнул:

— Конечно. А ты?

— Ее ты как раз и слышишь!

— Превосходный ритм! — признал Вигго. — И гитара великолепная, — добавил он, помолчав.

— Ты войди в дом и послушай! Там столько народу, что тебя никто не заметит, — осклабился Мортен.

Вигго колебался недолго. Барабаны джунглей влекли его с магической силой.

Его оглушило и завертело, едва он переступил порог гостиной, точно такой же, как его собственная, — только эта была заполнена танцующими. Как хорошо они танцевали! Тесно прижимаясь друг к другу или изгибаясь и прыгая в прекрасном, раскованном соло, немыслимом в танцевальном классе фрёкен Смит! Одна из девушек двумя пальцами вторила мелодии на пианино. Здорово у нее получалось! Пробираясь к ней сквозь толпу, он почувствовал, как дрожит пол у него под ногами. Девушка заметила его и перестала играть.

— Ты кто? — воскликнула она удивленно. — Хочешь, потанцуем? — Она рассмеялась. — А что тут такого — пошли!

Девушка схватила его за руки.

— Ты бы снял башмаки!

Сама она была без туфель. Ее длинные каштановые волосы взлетали в такт ударам барабана и страстным гитарным переборам. Вигго пошел за ней — не мог не пойти. Она сама была танцем, прекрасным, живым инструментом, на котором хотелось играть и играть, раскрывая себя…

— Какой ты славный, — воскликнула она и отпустила Вигго, давая ему возможность скинуть пиджак. Он радостно смеялся: она все время была рядом — то кружилась, легко и ритмично переступая, то прижималась к нему так близко, что они, казалось, сливались в одно существо. Ему страстно хотелось, чтобы эта музыка не кончалась никогда, — и тут она как раз кончилась.

По дому прошел водоворот, увлекший танцующих на кухню, где стояло холодное пиво. Волна унесла и девушку; Вигго остался один, словно обломок затонувшего корабля. Немного постояв, он вышел обратно в темноту и направился к своему безмолвному дому.

А там — Ригмур и Эйгиль стояли у стола с полными стаканами. Они были такие же возбужденные, как и он сам.

— Боже, как ты незаметно подкрался! — Они переглянулись.

— Гляди-ка, он снял башмаки, он шпионит за нами, точно! — хохотала Ригмур.

— Мы слышали, как ты играл наверху, — спокойно сообщил Эйгиль. — Поднялись за тобой туда, все обыскали…

— Весь дом обшарили, — коротко подтвердила Ригмур.

— Где же ты был? — спросил Эйгиль, но ответа дожидаться не стал. Поспешно допив свой стакан, он поблагодарил хозяев за прекрасный вечер и раскланялся. Надо выспаться — завтра ему предстоит важное дело…

Вигго смотрел и не верил собственным глазам. Они притащили сюда виолончель! Он подошел к ней — и внезапно ноги его опять ощутили башмаки, которых не было!

— Это я попросила Эйгиля принести ее вниз, — проговорила Ригмур за его спиной. — Теперь вроде бы это модно. Эйгиль считает, что ее можно хорошо продать, ведь ты на ней больше не играешь. На эти деньги и устроим свадьбу. Мы же не станем приглашать много народу! — Она прильнула к нему, грузная и чуть навеселе. Но тут же в ее голосе послышалась тревога: — Какой ты горячий! И где твой пиджак и башмаки? Тебя что, ограбили?

— Как сказать, — пробормотал он, высвобождаясь из ее объятий.

Обхватив виолончель обеими руками, он понес ее наверх и там, сев на стул, ласково и нежно погладил ее, словно спасенную от неведомой опасности, и наконец слегка дернул струну. И тогда вновь послышался рокот барабанов; властный, ни на миг не отпускавший его ритм жаром разлился по телу до самых кончиков пальцев. Туго натянутые струны превратились в кожу барабана, и ее ощущали уже не только пальцы: ноги его тоже отбивали ритм, и Ригмур в изумлении застыла на пороге и звать его не стала.