Зима. Страна битых стекол. Пронизывающие ветра и ранняя темнота...
Северная Ирландия во всей ее красе...
Сказать, что никто уже не помнил, с чего все началось... здесь все всё прекрасно помнили, раны еще 1916 года были свежи как будто их нанесли еще вчера. Никто не знал, что будет в будущем, и не хотел знать. Обострение болезни — длилось уже десять лет и все знали, что за этими десятью пройдут еще десять, а потом еще и еще. Англичане — парни с жесткой верхней губой, но их упрямство — ничто перед ирландским упрямством...
Молодой, на вид лет тридцати человек — сел в автобус на одной из ничем не примечательных остановок, за исключением того что она была из бетона — хоть какая-то защита в случае взрыва или обстрела. Автобус был совершенно не английским — одноэтажный Бристоль, белый с синим, похожий на советский ЛАЗ — 695. И бурчал мотором он точно так же.
Молодой человек был нездешним — чисто выбритый, загорелый — тем самым загаром, который въедается в кожу от долгого пребывания на солнце, от того он сильно был похож на испанца или итальянца. Одет он был в широкие, туристские штаны и крепкую, с капюшоном куртку, на ногах ботинки армейского образца, как у скинхедов или футбольных болельщиков. По-английски он говорил с континентальным акцентом, но вряд ли можно было понять, каким. Возможно, немецким.
Еще год назад — он служил в совсем других местах. Где палящее солнце, где пыль, где песок, и меж тобою и смертью последний рожок. Афганские моджахеды давали за его голову сто, затем пятьсот тысяч афгани. Он считал это забавным...
Английский он выучил быстро — спецкурьер ЦК КПСС должен был знать минимум два иностранных языка, причем английский — обязательно. Он знал немецкий и еще пять языков — во Львове это считалось нормальным...
Документы у него был на имя Моргана Фримена, уроженца Ливерпуля. Неизвестно, почему именно этот город — но это дало ему неделю пребывания в Ливерпуле, чтобы закрепить легенду. Он даже побывал на том самом переходе...
Автобус был старый, едва тянул. Двери хлябали. Остановки объявлял не водитель, а кондуктор. Поделившись с усталой, невзрачной женщиной мелочью — он занял место, поднял капюшон и погрузился в себя.
Здесь все — были погружены в себя. Не видеть, не слышать, не спрашивать. Благодарить Бога за каждый прожитый день. Не привлекать внимания хищников всех родов и видов
Но хищники сами находили тебя, устремляясь как акулы на кровь.
На очередной остановке, в салон вошли трое. Все трое — здоровые, один бритый наголо, все в тяжелых ботинках Доктор Мартенс и коже. За проезд они платить и не подумали. Один откашлялся и смачно харкнул на пол, второй, пройдя по салону, пнул по ножке сидения, на котором сидел странный незнакомец
— Ты кто такой? Ты местный?
Незнакомец не ответил, он сидел, будто йог на медитации, погруженный в себя.
— Выйдем на следующей. Есть базар.
Дверь прощально хлябнула, и автобус взвыл мотором, с облегчением прощаясь со странной четверкой. Впереди, перед остановкой — стоял старый Ровер, фары его были выключены, но двигатель работал
— Туда иди, мужик...
— Погоди-ка...
Один привычно схватил лоха, второй — обшмонал карманы
— Ничего — сообщил он чуть растерянно — даже документов нет
— Э, мужик! Ты кто?
...
— Ладно, сади его в машину. По виду похож, а дальше старшие разберутся...
Хулиганы — они относились к PAGAD, люди против гангстеризма и наркотиков, общественной организации созданной ИРА для прикрытия — насмотрелись полицейских приемов и в кино и в жизни и пытались вести себя так же как полицейские. Кроме того они были расистами и в их понимании — в их руках был итальяшка, существо стоящее на заведомо более низкой эволюционной ступени. Сколько раз они доказывали это, пробивая выезда в Европу — там в некоторых странах для противостояния британским футбольным болельщикам мобилизовывали армейские части.
Один из них попытался посадить чужака в машину, как это делают в полицейских боевиках — и понять не понял, да и не успел, как он оказался вдруг с вывернутой рукой. А через секунду — по челюсти прилетело автомобильной дверью, и стало не до понимания.
Второй, наголо бритый, на головку выше чужака, уже садился в машину и тоже ничего не успел сделать, даже развернуться — получил сильный пинок по кобчику и завыл, вывалившись из машины. Третий и четвертый — поняли, что все идет совсем не так как они рассчитывали — но чужак, каким-то невероятным образом, подпрыгнув на месте и перекувыркнувшись через крышу машины, оказался перед ними. Двое — мешали друг другу, атаковать мог только один. Третий получил удар растопыренными пальцами в глаза, а потом — классический, в солнечное. Четвертый — единственный без штампа «УБ»[26] в паспорте, который привел машину — попытался выхватить пистолет, но не успел. А когда пришел в себя — дуло его египетской Беретты смотрело ему прямо в лицо...
Чужак отступил на шаг и осмотрелся. Было темно, единственными источниками света на улице были окна домов, фонари были давно разбиты. Улица была пуста. Какая-то припозднившаяся женщина, увидев, что происходит, развернулась и бросилась бежать, каблучки цокали в темноте. Весь город жил в атмосфере непроходящего страха...
Время у него есть. Пусть, может быть и немного.
Взяв водителя за рубашку, он рывком поднял его, немного стукнув головой об машину
— Ты кто такой, придурок?
...
— Будешь молчать, и завтра твое фото и фото твоих приятелей будет напечатано в газете. Под заголовком: «Жертвы дикарей»...
— Спокойно, мужик...
Вместо ответа чужак взвел курок пистолета
— Это ты спрашивал Микки Стивенса в баре?
— Не помню.
— Микки сказал, тебе чтобы ты ехал в автобусе, так? Мы те, кто должны тебя встречать.
— Все четверо?
— Мужик, это опасный город
Незнакомец хмыкнул
— Из-за тебя что ли? А эти твои приятели?
— Они со мной. Поодиночке в городе не ходят
— Микки должен был передать мне что-то. Что?
От страха — водитель это забыл, но тут же вспомнил
— Он просил передать, что лучший кофе не в Париже, а в Константинополе.
Незнакомец спустил курок с боевого взвода
— Где будет встреча?
— Далеко. Почти час ехать.
— Тогда не будем терять время. А эти пусть валят.
— Они мне нужны
— Обойдешься.
Поняв, что лучше не испытывать судьбу, водила угрюмо кивнул
— Пушку верни? Она тут дорого стоит.
— Обожду. Поехали
Когда красные стоп-сигналы машины растаяли во тьме трое, с грехом пополам поднявшись, и поддерживая друг друга, перебрались на ту сторону дороги и стали ждать автобуса. По крайней мере, двоим было не обойтись без медицинской помощи.
Ехать действительно пришлось немало — час в дороге, хотя расстояния на острове небольшие. Плутали по дорогам, чтобы сбить возможную слежку. Дороги тут были узкие, едва две машины разъезжались. Где-то обсаженные кустарником, где-то — по обе стороны были каменные заграждения по пояс. Любой британский солдат знал, как они опасны.
Наконец, они перестали петлять и въехали на какую-то заброшенную ферму. Из-за туч — вылезла, растелешилась луна, заливая мир серебряным, потусторонним светом...
На ферме их ждали трое. Черные куртки, ухмыляющиеся, наглые, преступные лица. Все трое с оружием — М1, Стерлинг и М16. Дешевые отморозки, расходный материал вялотекущей партизанской войны, а так же религиозной, социальной и всякой прочей. Они уже не представляют другой жизни, в десять лет они кидали камни в британских солдат, в тринадцать — пятнадцать совершили первое серьезное преступление, впереди — пуля или пожизненное в Лонг Кэше. Лучшее что для них можно представить — уехать в Бостон и начать все с чистого листа. Но и там многие попадут в итоге в тюрьму...
— Эй, Майк — поприветствовал прибывших один из них — все в порядке? Что с рожей?
— На одного козла нарвался. Где старшие?
— Сейчас будут...
Сейчас — растянулось на полчаса, здесь все соблюдали осторожность, везде были свои глаза и уши, и не приходилось сомневаться, что вокруг фермы полно соглядатаев, ищущих признаки военной или полицейской операции.
Наконец — откуда-то из темноты на лунный свет вышел средних лет мужчина, коренастый, со светло-рыжими волосами...
Адам Риордан, член Совета армии. Первое убийство совершил в тринадцать лет, сейчас ему тридцать девять. В его профессии — дожить до таких лет большое достижение.
По сути — он мало чем отличался от любого из полевых командиров Пешаварской семерки. Но он был нужен.
Риордан близко подходить не стал. Опытный
— Кто ты?
— Человек.
Риордан вышел из себя — он вспыхивал как порох, национальный характер сказывался
— Приятель, тут в окрестных холмах немало таких шутников схоронили.
— Вам нужно оружие или нет?
Риордан хмыкнул
— Оружие нужно всем и всегда. Ты продаешь или...
— Или. Вы получите оружие бесплатно — первую партию. Затем получите еще — но только если будете прислушиваться к нашим советам.
Риордан пнул ногой сухой ком навоза, он рассыпался
— Если ты думаешь, что сможешь купить нас своими коммунистическими бреднями, то глубоко ошибаешься. Лично мне вся эта хрень до одного места, да?
— Тебе нужно оружие или нет?
Риордан никак не мог поймать нить разговора.
— Где оно?
— Не здесь.
— А ты кто?
— Я должен вам передать. И научить пользоваться. Потом я уйду. Условие — использовать полученное оружие только против военных объектов
— Ты ставишь нам условия?
— Я могу уйти прямо сейчас.
— Ты уверен?
Боевики подобрались. Риордан посмотрел на водителя, привезшего чужака
— А где остальные?
— В больницу поехали — ответил чужак
Странно, но это Риордана немного успокоило. Насилие было для него простым, понятным и обыденным делом.
— Ну, ладно. Что надо чтобы забрать это оружие? Спеть Интернационал или еще какую-то фигню сделать?
— Нужен траулер. Надо будет выйти в море...