Спасти СССР, Часть 4

Через какое-то время. 14 декабря 1985 года. Тбилиси, Грузинская ССР

— А... деда шено! Деда мухтан траге!

Светоч и блюститель закона, многолетний председатель Верховного суда Грузинской ССР, Акакий Григорьевич Каранадзе, сын бывшего министра внутренних дел Грузии Григория Каранадзе[2], второстепенного члена «банды Берии» уволенного из органов за беззаконие и причастность к депортациям и репрессиям — с отвращением бросил на стол папку, которую ему доставили из ЦК грузинской компартии. Именно Каранадзе в свое время отменил Гамсахурдиа приговор к лишению свободы и заменил его высылкой в отдаленные районы Грузии с обязательством работать. Работать Гамсахурдиа должен был в сельской школе, нести свет знаний детям пастухов и колхозников[3]. Вообще, кстати, решение суда было по своему «гениальным» — осужденного за антисоветчину отправляли работать учителем. Сам стал антисоветчиком — научи теперь антисоветчине детей.

Каранадзе сам принадлежал к уважаемой семье и нездоровые сексуальные потребности Гамсахурдиа — для него тайной не были. Но товарищ Каранадзе был органической частью народа Грузии, ее лучших людей, грузинской элиты, государственных и партийных деятелей солнечной республики, тех самых, которые за шестьдесят лет советской власти превратили нищее имперское захолустье в процветающий край, где Волга за машину не считается, а эксперты ЦРУ считают реальный заработок в Грузии эквивалентом двух тысяч долларов США в месяц. И товарищ Каранадзе был органической частью грузинской интеллигенции, чем гордился. А неписанный кодекс интеллигенции гласил — если ты узнал что-то плохое о собрате своем, ты должен скрыть это или ты станешь изгоем и предателем. Солги если надо, сделай все что надо — но скрой. Не бойся грешным быть, а бойся грешным слыть.

— Это откуда!? — спросил Каранадзе своего помощника

— Из ЦК прислали, Акакий Григорьевич

— Деда шено! И что они хотят?

— Сверху спустили — реальный срок. И именно за мужеложство.

Каранадзе плюхнулся в судейское кресло, проигрывая все последствия этого. Позор нации, позор на весь род. Если люди про это узнают, грязь падет не на Гамсахурдиа — она падет на всех.

Потому надо лгать. Изворачиваться, лгать. Как лгали про выполнение планов, про воровство, про коррупцию. Про массовую эпидемию наркомании лгали, когда шприцы находили даже в туалете здания ЦК — и молчали, делали вид что ничего не было. Ложь — это как поезд, идущий неведомо куда. И без остановок. Купил билет — уже не сойдешь.

— Нет...

...

— Нет, нет, нет. Люди не поймут такого позора.

...

— Сын такого отца и такое... нет. Одни беспорядки уже были, хватит с нас.

Помощник с профессионально бессовестным лицом изобразил на нем понимание и рвение выполнить любые приказы начальства.

— Позвони в Асатиани[4]. Нет, лучше лично туда зайди. Пусть установят невменяемость, назначат принудительное лечение. Я на себя такой стыд не возьму.

— Понял, Акакий Григорьевич

— Иди. Деда шено, сын такого отца... и такое.

На улице в стоящем в проулке неподалеку Рафике с зашторенными стеклами, техник, следящий за аппаратурой и контролирующий запись через наушники — поднял большой палец

— Есть.