08-10 сентября 1985 года. Ленинград — Москва, СССР

Интересный собеседник — Эдуар Баладюр. Мудрый.

Мудрость человека складывается из двух вещей — то что он пережил и то что дал ему Бог. У Баладюра хватало и того и другого, и пока Громыко занимался международными делами — урегулированием по Афганистану — наша группа предприняла вояж по предприятиям Ленинграда, чтобы показать прибывшей делегации советские производственные возможности и породить мысли об организации совместных предприятий.

Заглянули на телефонную станцию — сейчас это огромные шкафы с оборудованием, соединение чуть ли не вручную, по межгороду так до сих пор и от «телефонных барышень» ушли довольно давно. Обнаружили еще старое оборудование Siemens — до революции именно эта фирма занималась телефонизацией Петрограда. Вышли на разговор о производстве современного оборудования и помощи в телефонизации хотя бы крупных городов, а то очередь на телефон может быть больше года. Понятно, что многие французы никогда не были в Ленинграде и удивлялись, что здесь так много неизвестной в Европе европейской культуры. Я подумал, что в перспективе, несмотря на все противодействие КГБ надо поднимать вопрос о либерализации визового режима и привлечении туристов в город.

И вообще в целом надо подумать— а почему так сложно и дорого получить советскую визу и еще сложнее — советское гражданство. Кого и чего мы боимся? Если мы обладаем уникальным общественным строем, при котором любой может реализовать себя — почему мы так отгородились от внешнего мира? К чему все это? В первые годы советской власти — таких ограничений не было, все ездили. Ленин столько лет прожил в Европе, для этого поколения большевиков наши ограничения показались бы дикостью. К чему они?

ЦРУ боимся? Ну, так я приводил пример — по всей стране разъезжают американские инспектора, проверяют, сколько у нас зерна уродилось. Это норм?

Но по пути — мы заговорили с Баладюром о коммунизме, и он сказал мне вот что

-... вы отстаете, дорогой Михаил. Вы уже идейно отстаете от нас, простите за прямоту

Я не буду приводить этот разговор, поспорили мы конечно и неплохо так поспорили. Но по пути в Москву я сильно задумался.

Большевистский проект в 1917 году победил в строго определенной стране, с конкретными ее реалиями. Сейчас СССР изменился до неузнаваемости, достаточно сказать, что доля городского населения подходит к 80 %, в России она выше, достигнута практически стопроцентная грамотность населения — по уровню овладения знаниями СССР претендует едва ли не на мировое лидерство, каждый четвертый ученый советский. При этом — многие родовые черты советского проекта остались неизменными и к изменившейся ситуации уже не подходят.

Несмотря на огромное количество идеологов — наша идеология практически не развивается, львиную долю времени они тратят на осуждение чужой идеологии и на разоблачение ересей — но не на разработку чего-то своего, нового. Молодые ученые продвигаются лишь в том случае, если они начетнически и некритично повторяют старые догматы. Из идеологии — мы пришли практически в религию.

Я знаю, что через несколько лет, если ничего не сделать, СССР рухнет. Но рухнет не только страна, рухнет идеология, сам общественный строй. Что еще хуже — я знаю, что за последующие тридцать лет не будет никакого движения, вперед, никакой попытки приспособить догмы к реальности. На Западе коммунизм не окаменел, он развивается — вот что говорил мне Баладюр. Во Франции у власти коммунисты, но — другие коммунисты.

Меж тем, что будет после 1991 года. Оставшиеся на тот момент без страны коммунисты направят все усилия на две вещи. На восстановление СССР — но делая при этом удивительно мало, например, в арабском мире есть партия БААС с филиалами почти во всех странах региона, в Сирии и Ираке они у власти — но это именно единая партия. У КПРФ и КПУ например — не будет никаких единых структур, они не будут помогать друг другу, как это делает БААС. И что тогда стоят эти слова «какую страну потеряли!». Ну потеряли — а дальше то что? Действия — где? Если вы не можете сами объединиться — о чем речь[49]?

Ну и разумеется, будет критика. Критика, критика, критика. При беспрецедентном уровне информационной открытости, позволяющем изучать хоть Троцкого, хоть Маркузе — нет, мы не будем читать Маркузе. Лучше мы в десятитысячный раз поговорим про Сталина, про Солженицына, обсудим ... хм... предательство Горбачева. Все что угодно -только не предлагать что-то новое, не изучать опыт других, не двигаться вперед.

Тут как то я читал книгу ... там еще, до того как сюда попал. Не помню автора. Он развивает тему, что якобы в коммунизм не нужно верить массам, достаточно исполнять положенные ритуалы и все будет в стране хорошо. Я не знаю, каким надо быть идиотом чтобы написать подобное — тем более что на глазах развалилась страна и люди, в силу собственного неверия и равнодушия — пальцем не пошевелили чтобы ее спасти.

Ладно... будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас бы поспать как следует. Все равно — обратно в Москву не самолетом, а поездом решил поехать Красной стрелой. Вот и высплюсь... наверное.


Утро красит нежным цветом...

Стены древнего Кремля...

Утром — на Ленинградском, КГБ успело все перекрыть. Выругал — люди с электричек не могут выйти, двери не открывают. Холуйства у нас хватает.

Пожал руки начальнику поезда, бригаде, поблагодарил. Пока суд да дело — народ, прослышав, что на платформе Горбачев — скопился. Пришлось устроить импровизированный митинг, произнес речь, минут на пять. Речь была, конечно же про Перестройку — надеюсь, мне удастся сделать ее другой. Да в общем то и выхода другого — нет.

Запомнился выкрик одной женщины: Михаил Сергеевич, мы за вас!

По пути в Кремль думал о том, что не стоит ли все таки рискнуть и начать уже сейчас реформу системы управления с введением поста президента СССР? Вообще, первым президентом СССР должен был стать еще Л.И. Брежнев, потому что тогда разрабатывали не один, а несколько вариантов конституции, одна из них была разработана с сильным заимствованием из конституции США и там был пост президента СССР и деление страны на штаты. Заимствовали, конечно, без ума, поверхностно — но было. Правда потом это вычеркнули — то ли сам дорогой Леонид Ильич то ли товарищи по Политбюро.

А так — вопрос о индоктринировании конституции США в российскую действительность он очень давний. Первая попытка была аж при Александре I — он находился в переписке с Томасом Джефферсоном и тот ему послал по его просьбе текст Конституции США. Второй раз при Николае II и после него в 1917 году — тогда в ходу опять появилось понятие «штаты». Третий раз — при Брежневе, и не просто так Андропов потом пытался реализовать новое деление страны на штаты. Лично я кстати считаю это большой ошибкой и волюнтаризмом.

Вопрос о конституции Горбачева рано или поздно встанет, конечно. Прикидки у меня есть, за основу я думаю взять именно американскую конституцию. Но тут вопрос — что за чем внедрять. Если просто ввести пост президента СССР и превратить Верховный совет в полноценный парламент — это явно будет не то. По-моему говорил уже: реформу надо начинать с судебной системы, с появления по-настоящему независимого суда. С воспитания кадров, которые не будут перед государством: чего изволите?

Если удастся воспитать сильный, независимый корпус юристов и создать для него судебную систему — мы гарантированы от повторения 1937 года. Если же нет...


В Кремле был Егор с документами, я подписал нужное, потом сказал

— Похоже, Егор мы выйдем из Афганистана. В ближайшем будущем.

Лигачев смотрел на стол, на руки

— Что думаешь? Только честно?

— Честно? Я и сам не знаю, что мы там делаем...

Да уж...

С Афганистаном — никогда не было полной ясности. Зачем мы там? Амин предателем не был, это установлено. Потом, тридцать с лишним лет спустя американцы начали копаться в своих архивах и писать книги про Афганистан, закрывая пробелы. Так, например, всплыло, для чего Амин искал контакты с американцами в семьдесят девятом. Оказывается, он хотел решить вопрос о разблокировании валютных счетов Афганистана в американских банках, заблокированных после Апрельской революции. Он и не думал приглашать в страну американские войска — как то подало КГБ на Политбюро. Когда он учился в США, то он дважды не сдал экзамен на доктора философии. Самолюбивый Амин такого забыть не мог.

Зато есть записная книжка Амина, изъятая после штурма дворца Тадж-Бек. Там было написано: телефон резидента ЦРУ в Индии... — и номер. Непонятно, почему в Индии, хотя рядом Пакистан и там есть станция в Исламабаде. Но вот такая штука — в Азии наиболее сильная резидентура КГБ сидела именно в Индии, и она занималась и Афганистаном и телефон резидента в Индии — там, наверное, знали, а вот в Пакистане — могли и не знать.

Все это идет из темных и мрачных интриг конца семидесятых. Тогда неожиданно для многих произошла революция в Иране. Полностью проамериканская страна, которой американцы продавали такие системы вооружения, какие не продавали Израилю — в один момент стала радикально антиамериканской. Но и наши там ничем не поживились — КГБ, ЦК КПСС, ставившие на партию ТУДЕ полностью провалились. Мы не смогли сделать ТУДЕ партией представляющей интересы всех городских слоев, и после короткой, малоизвестной гражданской войны верх взяли исламские радикалы Хомейни. Тогда встал вопрос о том, что делать с Ираном дальше. И есть у меня предположение, что те спецгруппы, которые готовили для вмешательства в исламской среде — они готовились для удара по Ирану и фанатикам Хомейни, а не по Афганистану. Иран — это нефть, много нефти, это прямой выход на берег Персидского залива, с Ираном мы могли бы взять США за горло, поставить под угрозу главный маршрут их нефтяных поставок. А американцы допустить этого никак не могли — разрабатывалось даже применение в Иране ядерного оружия. Но кто-то в советских спецслужбах и верхах — кто-то, кто условно говоря «продался Западу»[50] — решил отклонить удар и спроектировал афганский кризис. Не на ровном месте, конечно. Но факт — в 1979 году ГРУ и КГБ давали в Москву взаимоисключающую информацию, и военные, в частности маршал Огарков были категорически против силового вмешательства. Но Устинов — решил поддержать Андропова, и думаю не просто так: он был чужим в своем ведомстве, и с ним были люди с темной биографией.

Одновременно с этим — произошел и военный переворот в Пакистане и военные повесили премьера Бхутто, который заговаривал об «исламском социализме». Вот мы и решили, что теряем позиции в регионе и потому надо применить силу. И применили — но все оказалось намного сложнее, чем изначально казалось.

— Надо проработать вопрос поддержки афганского режима после примирения. В примирении участвуют далеко не все, радикалы типа Халеса или Хекматияра явно продолжат войну. Нельзя допустить, чтобы афганское правительство национального согласия пало.

Лигачев уставился на меня

— Да как оно падет? Мы столько туда вложили.

Как-как. Да вот так. Ты 2020 года не видел. Кабул скайдайвинг клаб.

— Всякое может быть. Я, Егор, на воду дую. Столько ошибок совершили. А сейчас мы будем вынуждены идти на компромисс со старым режимом, с монархическими и частично даже исламскими слоями, с духовенством. Это интересно еще и тем, что в случае успеха у нас будет модель взаимодействия прогрессивных и регрессивных слоев в одном государстве и в одном историческом периоде. Мы получим ответ на вопрос, может ли в принципе соседствовать прогрессивный социальный строй социалистического типа с остатками полуразвитой буржуазии и духовенством. Могут ли они не воевать, но работать вместе на интересы страны. Это не просто отвлеченный вопрос. Это вопрос возможности победы социализма во многих странах третьего мира — там мы неизбежно столкнемся с теми же самыми проблемами...

...

— Егор, ты чего. Что-то сказать хочешь?

— Тут... Раиса Максимовна пришла.

— Сюда?

— Да. Я ее в своей комнате отдыха пока посадил.

— Ну, ладно. Пусть сюда идет

— Михаил Сергеевич. Тут это... Я Зину посылал к ней. Поговорить.

— И что? Чем разговор закончился?

...

— Ох, Егор Кузьмич. Ругать тебя не ругаю, но имей в виду: роль свахи, как и миротворца в семейных дрязгах — самая неблагодарная работа на свете.

,

Терпеть не могу таких вот... историй.

Как то и в той жизни не сложилось и в этой ... не очень выходит.

Раиса Максимовна сидела и смотрела на меня, а я сидел и смотрел на нее. И я понимал, что должен первым начать говорить, но понимал и то что опять окажусь под каблуком, да и то что я скажу, будет ложью.

Потому первой начала Раиса Максимовна

— Здравствуй...

И молчание

— Сказать было нельзя? — спросил я

— Что сказать?

— Что тебя что-то не устраивает в браке. Что ты хочешь уйти.

...

— Рая. Мы можем сколько угодно так глядеть. Скажи.

Она улыбнулась, но невесело

— Ты изменился.

— Ну, само собой.

— Нет, правда. Ты никогда так со мной не разговаривал.

— Мы никогда вообще не разговаривали о нашем браке, верно? Может, пора поговорить?

Она задумалась

— Знаешь... я когда кандидатскую писала, я по домам ходила с таким же вот вопросом. Что для вас ценно в браке?

— И что тебе отвечали?

— Да по-разному отвечали.

— Ну, давай ты ответь. Что для тебя ценно в браке?

...

— Или что для тебя было ценно в браке

— Взаимопонимание — сказала она

— Взаимопонимание — повторил я — ты хочешь сказать, что его у нас нет?

— А что, есть?! — вдруг выкрикнула она — ты же дома не бываешь! Ни о чем не говоришь, молчишь! Я тебя о чем прошу — ты половины не сделал!

О!

Вот оно!

Так получилось, что в той жизни во время подготовки — нам давали много психологии. Тогда ей полностью заменили часы, которые ранее отводились на марксистско-ленинское учение. И получилось, что психология стала самым важным предметом в курсе подготовки — тем более что в девяностые стало можно говорить о многом, о чем нельзя было раньше даже на курсах Военно-дипломатической академии. Так что мы серьезно изучали техники манипуляции, и эта наука — она ведь не только в разведке, она прекрасно и в жизни применима. Прекрасно видишь манипуляции своей второй половины... может, потому и не получается. Слишком хорошо все видно.

Слишком.

— Рая, давай так. Здесь не Ставропольский край, а я не стол заказов. Я стал Генеральным секретарем слишком рано и сейчас мне каждое лыко — будет в строку. Если ты этого не понимаешь...

— Да я понимаю — сказала Раиса Максимовна после театральной паузы — но хотя бы обращать внимание на меня ты — можешь?

— Могу, Рая. Я всегда про тебя помню. Но работы много и будет еще больше. Слишком много завалов накопилось, еще с семидесятых толком вопросы не решались. Так что извини — как в Ставрополе не будет.

Раиса смотрела в пол, на ковер

— Да, еще...

...

— Приходила Нанули...

Раиса смотря на меня поняла, что я не понимаю, о ком речь и уточнила

— Нанули Шеварднадзе.

Я снова не понял

— И?

— Она просит... раз все сорвалось... вернуть хотя бы часть денег.

— Каких денег? — не понял я

Раиса смутилась и произнесла

— Ну, которые они дали нам. Взаймы.

Она говорит про деньги за назначение

— О! Михаил Сергеич, нежданно — негаданно!

...

— Так, рассказывай. Что за деньги за назначение.

— Деньги за назначение, что непонятного? Когда мы уезжали из Ставрополя, на последней встрече мы договорились — я Эдика перетаскиваю в Москву, сразу, как только будет возможно. Он мне за это денег дал.

— Много?

...

— Много спрашиваю?

— Двести.

— Двести чего?

— Двести тысяч долларов, что ты как маленький!

...

— Так все делают. Но раз так получилось — Нанули права, надо вернуть, хотя бы часть. Иначе слухи пойдут, нельзя так.

...

— Что молчишь?

— Да вот думаю, что ты за с..а такая, взяточник хренов. Ты на какую должность его сватал?

— Какая разница, какую.

— Что значит, какая разница? Тебе все равно, куда человека ставить?

— Конечно, он же партийный человек, республикой руководил. Куда партия поставит, там и будет работать.

— Ты придуриваешься? Думаешь, можно поставить человека куда угодно руководителем, и он начнет рулить? Без подготовки, без всего?

— А что такого? Все так делают? Ну, я думал его либо на МВД либо на КГБ поставить. Он генерал милиции все-таки, с взятками в Грузии боролся. Запасной вариант — в МИД.

— Б... ты это серьезно? Человек тебе дал взятку двести тысяч долларов, а ты его собрался на МВД либо на КГБ ставить? Взяточника? Чтобы он на следующую должность там насобирал? Ты вконец охерел или как?

— Скажите, пожалуйста. Ты что, всегда на одну зарплату жил?

— Я взятки не брал никогда.

— Так тебе и не давали, наверное.

...

— Никто в системе на зарплату не живет. Это неправильно. У тебя должна быть команда. Люди приносят тебе деньги, а ты поднимаешь их наверх. Что не так то? Это не взятка, кстати, это уважение.

— Это провокация грузинского КГБ может быть.

— Какая, то, что Шева денег дал? Да брось...

— То, что Нанули... как там ее — объявилась. И именно сейчас. Грузия сейчас как осиное гнездо разворошенное, для них заиметь компромат на меня... или на тебя, что одно и тоже. С..а. вот меня угораздило вляпаться в дерьмо.

— Послушай... успокойся, главное. Это быть не может. Нанули... ты не понимаешь.

— Все я понимаю!

— Она не может работать на КГБ, потому что тогда система отомстит. Ей, ее детям, ее внукам. Если она настучит — всех ее детей и внуков ни на одну нормальную работу не возьмут, институт не дадут закончить, жить не дадут. Этого не может быть просто. Надо половину хотя бы вернуть, это правильно будет.

— Правильно будет — тебя в тюрьму лет на десять. Жаль, что это невозможно

— Откуда ты такой взялся...

— Откуда ты такой взялся!? Знаешь, на кого ты похож?! На того еврея!

— Еврея? Какого еврея.

— Такого! У еврея как то раз спросили, что бы он делал, если бы стал царем. Он ответил — я бы жил лучше, чем царь, потому что я бы еще немножечко шил. Дешевки. Продаетесь, с..а, за мятый трешник.

— Помолчал бы

— Это ты помолчи. Мне подумать надо.

— Миша... что с тобой?

Так это она и пришла потому что не знает, что делать. Долг-то общий

— Ладно.

— Возвращайся домой. Нанули скажи — деньги мы вернем. Не сразу, но вернем.

— Как? Я почти все потратила.

— Не знаю, как, но вернем.


История эта сделала мой день, дальше у меня была встреча с группой Валового — но рассказать ничего не могу. Не помню потому что, все как в тумане.

Раиса Максимовна вернулась домой, но все то же самое — как мертвец в доме. Легли спать отдельно...

Сна ни в одном глазу.

Ли Куань Ю сказал — начните борьбу с коррупцией с того что посадите трех своих друзей. Они будут знать за что — и вы будете знать за что. Увы, но в СССР это невозможно — пока, наверное — по многим причинам. Андропов только попытался сделать борьбу с коррупцией приоритетом — и как кончил? Что интересно, он с этими своими болячками жил пятнадцать лет, и ничего. А стал генсеком, начал борьбу с коррупцией — и привет.

В ящик сыграл.

То, что я делаю сейчас — торговая мафия, Человек и закон, аресты — это все удары по мафии торговой. Они всегда считались законной добычей, еще во времена Российской Империи купцы для чиновников были и дойной коровой, и людьми, с которыми можно не церемониться, они и давали деньги и их презирали. В России, как и в СССР — не воспитано уважение к богатству. Но — чиновничья мафия, кланы, в конце концов, сама система...

Система — это то, что есть и одновременно — то чего нет. Это совокупность всех чиновничьих кланов. Один идет наверх и тянет за собой всех остальных. А эти остальные — обязаны приносить Папе деньги. Выживание системы обеспечивается заговором молчания — если ты на чем-то попался — ты должен молчать. Отдай все, что у тебя требуют, признайся в том, в чем тебя обвиняют, и иди — в зону или даже под расстрел. Хотя со времен Хрущева ни один чиновник не расстрелян. Входят в положение, дают по минимальным пределам санкций — восемь, девять лет. А то и вовсе — оправдывают.

Мы не пашем, не сеем, не строим,

мы гордимся общественным строем,

мы бумажные, важные люди,

мы и были, и есть мы, и будем.

Наша служба трудна изначально,

надо знать, что желает начальник,

угадать, согласиться, не спорить

и карьеры своей не испортить...[51]

Ничего удивительного в том, что взяточничество добралось и до кресла Генерального секретаря ЦК КПСС. Со мной.

Интересно, кстати, Брежнев — брал?

Наверное, нет. А вот дочь его, зять, сын — уже — да.

Михал Сергеич — он... нельзя сказать, что он вынужденно играет по этим правилам — отнюдь нет. В девяносто первом например, президент Южной Кореи Ро Дэ У который сам потом сядет за взятки, решил проблему признания СССР Южной Кореи как государства очень просто. Вручил Мише деньги, полумиллиона долларов. Через несколько дней Эдик Шеварднадзе заявил, что СССР признает Южную Корею.

Интересно, сколько дали самому Эдику, например американцы — за сдачу тысячемильной зоны. А сколько дали немцы — что интересно, переговоры об объединении ГДР происходили не в Москве — а почему то в забубенном санатории ЦК КПСС на юге, в хорошо знакомом Горбачеву месте. Может, это потому что там не могло быть постоянного контроля и легче и принять деньги и спрятать их до поры — времени.

Сам Эдик Шеварднадзе, кстати, в начале карьеры в Грузии боролся с коррупцией. Легенды ходили о том, как он на заседании ЦК республиканской компартии, обошел стол собрал со всех золотые часы и выкинул в мусорку. Но потом он понял, что с коррупцией в Грузии бороться бесполезно — и потому ее надо возглавить!

Вот отсюда — и двести тысяч долларов на взятку другу Мише...

Знаете, чего мне никак не понять? Отчего игра то идет такая мелкая? Вдумайтесь — за министерское кресло в Москве дают всего двести тысяч долларов. За министерское кресло в сверхдержаве!

За полмиллиона решается глобальный вопрос который до того тридцать лет решить не могли.

Все это не столько мерзко сколько мелко. Такое ощущение, что до власти дорвались люди, которые в жизни больших денег не держали, вот и продаются по дешевке и страну распродают. Они например, представить себе не могут, что каждая крупная отрасль СССР — это миллиарды, десятки миллиардов долларов. Сколько может, например стоить советское авиастроение если треть самолетного рынка мира принадлежит ему?

Больше чем Боинг, по идее. Но это все продается — готовы продать — по цене одного их лайнера. Помнится... в Ташкенте в начале девяностых Ил-76 новенький меняли на пару японских иномарок.

Б... что меня это так завело то?

Да вот и завело — я сколько лет в Америке жил, цену вещам знаю. Меня бесит не столько факт коррупции — она и в США есть. Сколько то, как дешево готово здесь продаваться это поколение. За машину Мерседес, за замок в Германии, за полмиллиона долларов наличкой в кейсе. То что стоит тысячу долларов они готовы продать за рубль, но прямо сейчас и в карман. И как с такими работать, как реформы делать, если они и тебя за мятый трешник продадут?

И таких ведь не один Шева, не один Миша. Таких полно.

Кстати — сколько еще таких вот «засад» за спиной, у кого еще ты в долг взял, Михаил Сергеевич? А?


Загрузка...