Спасти СССР, Часть 4

Через какое-то время. 11 октября 1986 года. РСФСР, Казань

Казань, конца восьмидесятых...

Город полностью поделен между молодежными группировками — конторами, в которых так или иначе состоит треть городской молодежи, оставшиеся две трети — их жертвы, как и все жители города. Тормоза слетели давно: подраться прямо в школе, ударить молотком по голове завуча, избивать семеро на одного — это все обыденность. Если раньше по негласной пацанской договоренности дрались до первой крови — то теперь до первого трупа. Массовые драки с человеческими жертвами — как в прошлом году на озере Средний Кабан, когда погибли четверо — становятся легендами, их передают из уст в уста. Типичная одежда гопника — ватная куртка (не так больно когда бьют и дешевая), натянутая по глаза вязаная шапочка и ботинки «прощай молодость» — знак смертельной опасности, который знают все. Там где собирается такая молодежь — все немедленно расходятся. Взрослые в такой же опасности, как и подростки — их и грабят и убивают. Пацаны бегают «доброе утро» и «добрый вечер» — рано утром или поздно ночью бегут по вражеской территории, сбивая с ног и запинывая всех встречных.

Романтика и сленг подростковых группировок, их неписанный кодекс — известен каждому в городе. У каждой есть своя территория, есть друзья и враги. Попался не на своей территории — выворачивай карманы, но даже это вряд ли спасет от избиения. Могут унизить — например, потребуют встать на колени. Если на твою территорию налетела чужая орда, если к тебе подошли в школе — «вставай в отмах», дерись, даже если их в несколько раз больше. Если струсишь — потом жестоко изобьют уже свои. А то и «отпишут».

В группировках есть процедура «прописки» и «отписки». Прописка разная — где просто поспрашивают, чем дышишь, где заставят драться или кого-то избить. Отписка — можно отписаться за деньги, можно — через жестокое избиение или чего похуже. Похуже — это когда встанут кругом и помочатся на тебя. Обоссанный — клеймо, с ним ты всегда будешь в самом низу, любой имеет право тебя унизить, избить, вывернуть карманы.

В группировках есть «возраста». Старшие учат молодняк и собирают деньги — каждый должен каждую неделю приносить взнос в общак. Где деньги взять никого не интересует — хоть родителей убей. Время от времени проводятся «сборы» — по условному сигналу все должны прибыть к месту сбора за определенное время. Опоздавшие получают «фанеру» — каждый наносит удар в грудь. В группировках строгая дисциплина, многие занимаются спортом, при старших запрещено курить. Все знают свой и чужие районы, при необходимости мгновенно делятся на десятки и перемещаются по городу. Группировщики поддерживают семьи севших, во время процессов угрожают и избивают свидетелей, ездят проведать находящихся в колонии членов с передачами и даже угрожают сотрудникам ИТУ*.

Вопреки общему мнению — уголовники к группировкам не имеют отношения, они сами в шоке от звериной жестокости молодежи. Самую знаменитую группировку — Тяп-Ляп возглавлял комсомольский орговик, находившийся на хорошем счету.

Милиция с группировками не справляется. Большинству участников драк нет и шестнадцати, взрослые участники в драках не участвуют. Среди дерущихся бывают уже десятилетние! Показания на старших никто не даст — оставшиеся на свободе убьют, и это не для красного словца сказано. Обычно группировщина кончается с уходом в армию — но есть старшаки и по тридцать лет.

Самые опасные группировки города — бывшая Тяп-Ляп, теперь известная как Теплоконтроль, и Хади-Такташ, названная в честь улицы, на которой выросли ее организаторы. Оба района схожи — рабочие кварталы, помесь хрущевских пятиэтажек, сталинок, частного сектора и пустырей. Километровые заборы заводов, весной и осенью — непролазная грязь, единственное развлечение — драки. В группировках состоят все или почти все. И тут и там для драк не надо повода. Дерутся, чтобы заявить о себе, от скуки, просто по привычке. Побоища превратились в варварский бессмысленный ритуал, и конца — края им не было. Сажали одних — на смену приходили другие.

В тот день, дождливый день — паренек по имени Игорь вышел из подъезда своего нового дома. Мрачно посмотрел на окружающую обстановку — низкие серые тучи, моросящий дождь, деревья в мольбе о тепле тянут к небу голые ветви — но их мольбам суждено сбыться только через полгода.

Да... неприятно. Не Одесса, где он родился и вырос. Отца перевели сюда главным инженером на завод...

Накинув капюшон, он двинулся к центру, просто хотел погулять по городу. Рядом был парк, в парке кого-то запинывали. Происходило это как то буднично — один лежит, другие пинают, кто-то проходит мимо — в Одессе бы не прошли.

Сильный слабому помоги!

Игорь притормозил — а потом шагнул к бьющим.

— Пацаны — с роскошным одесским акцентом проговорил так — вы ведете себя нехорошо. Вам мама не говорила, что семеро одного не бьют?

Переход его поразил — двое, оторвавшись от избиения, моментально кинулись на него. Без слов, безо всего — в Одессе любой драке предшествовал разговор, и часто разговором и заканчивалось — все даже отпетые хулиганы ценили и умение владеть собой, и «уместность базара», никто в общем не думал, что только он прав.

И сделали ошибку — в своем весе он был чемпионом области, да и подпольные занятия каратэ даром не прошли.

Один рухнул сразу «под себя» — нокаут и скорее всего сотрясение мозга. Второй согнулся от боли и начал неверным шагом отступать. Мягко упала на ковер из листвы арматурина...

Избиение прекратилось. Оставив лежащего, местные уставились на него, обходя с боков как волки. Но бросаться уже не пытались — лежащий без сознания один и блюющий с кровью второй наводили на невеселые мысли. Все ждали что скажет или сделает старший — а тот прекрасно понимал, что наткнулись они на явного чужака. Причем очень опасного — судьба сородичей лучший тому пример. Надо было сначала выяснить кто он

— Ты кто?

— Игорем мама назвала.

Чужак скривился от совершенно незнакомого течения речи

— А ты не охренел так разговаривать?

Ответить Игорь не успел — пробегающий мимо шибздик истошно крикнул

— Менты!

Группировщики моментально сорвались с места и побежали в парк. Игорь шагнул к избитому, протянул руку

— Встать можешь?

Парень — такой же как те, в куртке, опершись на руку, с трудом поднялся. Лицо его было в крови и грязи

— Ты кто? С какого района?

— С этого.

— Не прописался что ли еще?

— И не собираюсь.

— Забьют они тебя.

— Пусть попробуют.

От остановившегося УАЗика — набегали менты.

Темнело рано, за зарешеченным окном местного РОВД была уже ночь. Пахло хлоркой, сырой водой и бедой, снизу доносились крики — какого-то алкаша доставили.

Дознаватель снял с него показания, сильно подивившись, что пацан его возраста не только признался в драке, но и подробно перечислил приметы оппонентов, стучать было не принято — и ушел, оставив его одного. Из карманов у него все забрали, теперь ждать либо дежурного, либо опера местного. По определенным причинам он хорошо знал и структуру РОВД и полномочия каждого в его штате. Его посадили в коридоре, на расшатанный стул и он спокойно ждал.

Наконец появился мужик, явно опер, не в форме, лет тридцать с чем-то. резкий на вид, в белой ветровке. Он не знал, что это был тогда уже легендарный Айдар Торопов, один из оперов, которые разгромили Тяп-Ляп (четыре смертных приговора, два потом заменят на пятнадцать лет). Он с шумом отпер кабинет — но чужой, Игорь это понял по заминке, когда тот ключ вставлял. И еще по одной — как свет включать.

— Проходи. Чай будешь?

— Не откажусь.

Опер поискал все нужное, сунул в банку с водой кипятильник. Поморщился, глядя на немытые чашки — но мыть не пошел. Сел на стол, на стол бросил пакет с изъятым у Игоря

— Забирай. Оперотряд значит

— Он самый.

— А эти...

— Шел мимо.

— Ну, понятно...

Вода в банке забулькала, закипела

— Насчет тебя Волков с Одессы позвонил, не поленился. Знаешь его?

— Знаю.

Опер усмехнулся, достал кипятильник, бросил заварки

— Ишь ты какой. Как в гестапо на допросе. Волков просто так ни за кого звонить не будет, так что — Айдар.

— Игорь.

— Твои приедут сейчас, а пока... действительно мимо проходил?

— Ну.

Опер хмыкнул

— Обоих кого ты приложил — отвезли в больницу. У одного сотрясение мозга, у другого подозревают прободение желудка. Оба — матерые мотальщики, с Теплоконтроля. Ты где так бить научился?

— Занимаюсь.

— Занимаешься. Ну, смотри. Битой мордой тут никого не удивить, тем более что потерпевшие в милицию не идут. Но если будет тяжкий вред или труп — это мы прикрыть уже не сможем.

Игорь промолчал.

— И еще имей в виду. Если ты там привык к мушкетерскому — позвольте сударь — то тут забудь. Нападают обычно со спины, с арматурой, с молотком. Несколько человек на одного — легко. Сшибут с ног — пиши, пропало, в мясо запинают. Так что теперь — всегда за спину смотри.

Торопов написал что-то на листке записной книжки, вырвал

— А так заходи. Тут адрес и кабинет. Скажешь внизу, что ко мне — пропустят. И звони, если что. Один в поле не воин, верно?

Игорь кивнул

Зазвонил телефон, Торопов поднял трубку, послушал

— Приехали. Давай, допивай и пошли.

Внизу ждал мужик, лет сорока, аккуратные офицерские усы, ранняя проседь в волосах и интересная обувь — кроссовки, причем иностранные. Игорь знал, что к кроссовкам привыкают те, кто служил там, за речкой. А среди командиров отрядов таких было немало.

Обменявшись рукопожатием с Тороповым, с милиционером с майорскими погонами и красной повязкой — дежурный, все решения принимает сейчас он — мужик посмотрел на Игоря, кивнул

— Пошли. По дороге поговорим.

Они вышли в ночь, где бухтел на холостом ходу армейский УАЗ с гражданскими номерами. Понятно, списанная. В ДОСААФ техники было много списанной, и не только техники. Все списанное отдавали им — мебель, шкафы...

— Меня Валерий Васильевич зовут — сообщил мужик, устраиваясь за рулем — тебя родители не обыскались?

— Наверное. Игорь Эйдельман

— Говори адрес. По дороге поговорим...

Игорь назвал адрес.

Как оказалось, увезли их на другой конец города и не просто так — не раз было, что выпущенных из участка на улице ждали оппоненты, довести драку до логического финала. Пока ехали, Игоря поразили две вещи: размер самого города, и почти полное отсутствие освещения. Дорога еще как-то освещалась, а по второстепенным улицам — уже мрак. По сравнению с яркой Одессой — это навевало уныние.

— Как ты попал то сюда? спросил Валерий Васильевич, правя машиной

— Отца перевели. Он главный инженер на заводе.

— Каком?

— Резинотехнических изделий.

— Ого. Ну, поздравляю.

— Это с чем.

— Завод РТИ — это как раз рядом с Теплоконтролем. Не знаю к добру ли...

...

— Ты сам то кстати как, нормально? А то посмотрел, вроде цел, а может, в больницу надо.

— В больницу им надо.

— Да я уж знаю. Один из этих — у него мать в школе работает, всех на ноги подняла. В каком весе боксируешь?

— Второй полусредний.

— Медалист?

— Область. Мастер спорта.

— Ну, совсем хорошо. У нас в этом весе как раз никого сильнее первого разряда нет.

— А вы...

— Я старший по городу. Зал у нас основной — на базе суворовского училища, с суворовцами и боксируем. Еще на армейскую учебку ездим, когда там свободно. Ты сам то вставать на учет — собирался?

— Не успел.

— Сразу в драку влетел, понятно. Понял, что за город?

Игорь невесело усмехнулся

— Да понял. Сразу в драку, как собаки кинулись.

— При них наверное старшак их был. Это, наверное, прописка была — человека избить

— Какого?

— Да любого. Кто на дороге встретился. При старшаках давать ход назад нельзя, потом самого свои отметелят. Здесь вообще... худо всё.

— А почему так, Валерий Васильевич.

— Кто знает. Я ведь сам нездешний, в Суворовском сейчас преподаю. Суворовцы кстати тоже в патрулях участвуют, пацаны — кремень. Говорят, еще лет десять назад не было такого, а сейчас.... Сюда?

— Да, вроде.

— Завтра приходи. Открепительное не забыл?

— Нет, дома.

— Не забудь. Социализм это учет и контроль. К Вахиту в пятерку пока пойдешь. У него как раз человека не хватает.

— А Вахит он кто?

— Спортсмен. Парень правильный. Он, правда по футболу, но это тоже спорт. Я как то дал ему по мешку поработать... мешок чуть с крепления не слетел. Футболисты резкие, взрывные, выносливые, под удар ногой лучше вообще не попадать.

— У меня брат — футболист.

— Правда?

— В дубле Черноморца. А тут футбол есть?

— Ну, большого нету. Какой-то есть, конечно.

...

— Брата привози — будет.

Уже знакомый двор, темный — ни единой лампочки нет. Игорь еще не знал что это не просто так — лампы били группировщики. На Теплоконтроле ночью горела одна лампочка на весь район.

— Пойдем, провожу — Валерий Васильевич остановил машину у нужного подъезда

— Да вы что, сам дойду...

Валерий Васильевич посмотрел так, что все вопросы как то отпали сами собой.

— Ты тут еще новичок. Салага, как в армии говорят. Потому правило одно — слушаешь, что старшие говорят, и делаешь как они говорят.

...

— Перед тем как выйти из квартиры — смотришь в глазок, то же самое если кто-то звонит в дверь. Если нет глазка — врежь. На лифте не езди. Перед тем как идти вниз, выгляни в окно, что происходит во дворе. Если видишь что ждут или просто что-то непонятное — зайди домой и звони нам. Не бойся что назовут трусом — здесь война идет. Самая настоящая.

Дом — встретил привычной уже похоронной атмосферой, от которой хотелось бежать куда угодно, хоть на край света. Это было... знаете, как звенит комар? Вот примерно то же самое... так звучит беда. Беда, от которой они и уехали из Одессы

Только беда последовала за ними.

Отец посмотрел — цел вроде — и ничего не сказал, молча ушел на кухню. Мать — горе ее согнуло, из интересной женщины средних лет превратив в старуху — прицепилась

— Ты где был?

— Где надо.

— Ты опять на улицу пойдешь? Хочешь в гроб меня загнать?

Игорь ничего не ответил — прошел в свою комнатку и закрыл дверь.

Было у еврея три сына. Один умный, другой боксер, третий футболист.

Остались двое...