Сплит (ЛП)

Глава 14

Лукас

Я лечу. Нет, не лечу, а падаю. Воздух обволакивает мое тело, и чувство невесомости наполняет грудь. Мои руки и ноги бьются, но не в панике.

В восторге.

Воющий смех девушки заставляет мое сердце бешено колотиться.

Голубая вода появляется прямо под моими ногами. Ее становится больше по мере того, как я падаю.

Я готовлюсь к удару.

Мое тело дергается. У меня перехватывает дыхание, сердце тяжело колотится, и я моргаю, пока глаза привыкают к солнечному свету.

Я в своей комнате, на своей кровати. Обхватываю голову руками, и свет подтверждает то, что я уже знаю.

Затмение.

Потираю виски, когда мои чувства возвращаются к жизни, и быстро мысленно проверяю свое самочувствие.

Головная боль.

Но это не редкость после провалов в памяти.

Смотрю на свое тело. Все еще в одежде, хотя я лежу в постели. Мои рабочие ботинки все еще на мне и… Я сжимаю и разжимаю правый кулак.

Болят костяшки пальцев?

Смотрю в окно с того места, где сижу. По-моему, сейчас раннее утро. Из моей груди вырывается стон, и тяжесть разочарования грозит снова погрузить меня в сон.

Моя память. Я должен постараться вспомнить как можно больше.

Ложусь на спину и закрываю глаза рукой.

Работаю, подбираю плитку. Там была Шайен.

Прыжок!

Мой сон, это действительно случилось.

Мои губы растягиваются в крошечную улыбку, несмотря на беспокойство о том, что я становлюсь темным. Я высадил ее у дома, вернулся к себе, чтобы поработать над своей резьбой, и… вспышка ее на моей кухне заставляет меня выпрямиться. Я не отвез ее домой. А привез ее сюда.

Она была здесь. Смотрю на светильники и… чувствую ее тело в своих объятиях, теплое и такое грустное. Я обнял ее, и она…

— Черт возьми! — ударяю кулаками по матрасу и морщусь, когда боль пронзает правый кулак.

Что она увидела?

Я ни разу не терял сознание ни перед кем с момента переезда сюда. У меня случалось несколько таких провалов в колонии, но они были короткими и никогда не привлекали внимания. Я даже прожил годы без единого затмения, но потом переехал в приют, и они вернулись с удвоенной силой. Просыпался в таком гневе, люди, которым я причинил боль, требовали ответов, но в моей голове не было воспоминаний о произошедшем. В конце концов мне пришлось бежать.

Я переезжаю в разные города, держусь особняком так долго, как только могу. Чем больше выставляю себя на всеобщее обозрение, тем сильнее становятся провалы в памяти. Только когда я переезжаю сюда, они уходят.

Но теперь провалы в памяти возвращаются. И из всех людей именно перед Шайен.

Я осматриваю окрестности в поисках доказательств ее нахождения здесь, в моей комнате, когда дуновение чего-то едкого и чужеродного просачивается сквозь туман после моего затмения. Я стараюсь идти на запах, чтобы понять, откуда он исходит, но мне не нужно далеко идти. Двумя пальцами я подношу рубашку к носу и съеживаюсь.

Духи.

Я был с женщиной.

Отвращение накатывает на меня, прожигая внутренности.

Только не снова.

Я вскакиваю, и меня накрывает головокружение. Мой желудок протестует против этого движения, но я преодолеваю тошноту и направляюсь в ванную, упираюсь руками в овальное зеркало над раковиной и смотрю на свое отражение. Большая часть моей челюсти покрыта щетиной, за исключением пятна на шее, шрамированная кожа слишком повреждена, чтобы отрастали волосы. Я провожу кончиками пальцев по сморщенной плоти и проклинаю свое состояние.

Это заноза в моей заднице, мой крест, который я должен нести.

Я срываю рубашку через голову и бросаю ее в душ, чтобы постирать. Запах духов всегда напоминает мне о матери, и я не могу рисковать снова потерять сознание так скоро после того, как прихожу в себя.

Включаю максимально горячую воду и позволяю воде литься на мою одежду, пока бреюсь. Намыливаюсь, вытираю пар с зеркала и делаю первые несколько движений бритвой, когда кое-то в зеркале привлекает мое внимание.

Какого черта?

Я приближаюсь к нему и наклоняю голову, чтобы осмотреть большой фиолетовый круг на шее.

Это… засос?

Пот выступает на моей коже, я скидываю джинсы и проверяю между ног. Ничто не кажется необычным, не то, что в прошлом, когда я просыпался голый, липкий и с похмелья.

Заканчиваю бриться и прыгаю в душ. Не знаю, как долго я там нахожусь, но к тому времени, когда заканчиваю, у меня кончается мыло, и кожа горит. Как я ни стараюсь вернуться назад и вспомнить хоть что-нибудь о том, что происходило во время моего затмения, невозможно вытянуть связную мысль.

Она была расстроена.

Я мрачнею.

Теперь у меня на шее засос.

Неужели я?.. Нет. Я бы не стал, но… О Боже. Он бы стал.

Я натягиваю серую футболку, чистые джинсы, мой желудок урчит. Когда я ел в последний раз? Хватаю свои рабочие ботинки и пробираюсь в гостиную. Мои глаза обшаривают местность в поисках улик. Все, что угодно.

Но все выглядит неизменным, ничего неуместного.

Я иду на кухню, чтобы быстро взять сэндвич с арахисовым маслом, и там на подоконнике сидят Человек-паук, Бэтмен и Пинки Пай.

Я не ставил их туда.

Альбом для рисования открыт, и мое сердце колотится, когда я приближаюсь к нему осторожными шагами. В поле зрения попадают рисунки на открытых страницах. Шайен обнаженная в реке. Ее светлые глаза смотрят на меня со страницы вместе с предупреждением, нацарапанным корявым почерком…

Время для очередной жертвы.

Я роняю сэндвич, хватаю кепку и ключи.

Шайен.

Все как в тумане, когда я мчусь по грунтовой дороге, поднимая в воздух стену пыли. Подъезжаю к дому Дженнингсов и отчаянно ищу ее грузовик, но его там нет. Мчусь к шоссе, мой пульс колотится в горле, и я ударяюсь о тротуар с визгом шин. Мой желудок снова урчит, и голод в сочетании с беспокойством за Шайен вызывает у меня головокружение.

В закусочной ее нет, в офисе Дженнингса грузовика тоже не видно. Мои худшие страхи разрастаются, и я изо всех сил моргаю, чтобы сосредоточиться на дороге и не поддаться ужасу.

У меня кружится голова, когда я сворачиваю на своем грузовике за угол и немного дальше по дороге к участку в три акра, на котором мы строим двухэтажный дом. Сразу же вижу грузовик Нэша и выскакиваю, чтобы найти какое-нибудь выдуманное оправдание своему опозданию и безумию.

Ложь — это то, в чем я всегда был хорош.

Это уберегает меня от психиатрических лечебниц, и если я справлюсь с этим, то смогу остаться в Пейсоне и сохранить свою работу. Мне просто нужно знать, что она в безопасности.

Несколько парней поднимают подбородок в быстром приветствии, а Стилтс идет мне навстречу через стройплощадку.

— Эй, парень. Чувствуешь себя лучше?

— Э-э…

«Чувствуешь себя лучше?»

Я был болен?

— Да? — я ищу Нэша или Коди, надеясь, что они смогут сказать мне, все ли в порядке с Шай.

Он показывает большим пальцем через плечо, указывая на кого-то, кто должен быть где-то за ним.

— Слышал, что случилось.

Отлично, не мог бы ввести меня в курс дела?

— Ах, да?

Я осторожен, потрму что не уверен, что мы говорим об одном и том же, но в любом случае мне нужны ответы.

Он наклоняется вперед.

— Должен сказать, рад слышать, что ты сбил с этого маленького засранца Дастина спесь. Парню нужно было надрать задницу.

Мои глаза расширяются, и я киваю. Это все, что я могу сделать, потому что иначе закричу: «О чем, черт возьми, ты говоришь?» — это привлекло бы слишком много внимания. Если то, что он говорит, правда, значит, я не отсиживался дома.

Я не просто был в отключке, а был в отключке на публике.

— В любом случае, очень жаль насчет пищевого отравления. — Он хлопает меня по плечу. — Ты все еще выглядишь немного потрепанным. Возможно, стоит подождать еще один день.

— Еще один день… да. — Мой голос нечитаем, а голова кружится.

— Ого, полегче. — Он хватает меня за плечи, его кустистые темные брови опускаются на обеспокоенные глаза, и он предлагает мне сесть. — Положи голову между колен или… черт… Принесите Лукасу воды или еще чего-нибудь? — кричит он через плечо.

Смотрю перед собой, но ничего не вижу. Это не похоже на затмение, когда я перехожу от света к темноте, как щелчок выключателя. Это…

— Лукас? — мягкий женский голос звучит в моих ушах за секунду до того, как мое поле зрения заполняется голубыми глазами. — Я держу его, Стилтс.

Шайен.

С ней все в порядке.

Один вид ее живой и здоровой немного проясняет мою голову.

Мой взгляд прикован к удаляющимся ногам Стилтса, а затем снова к ней. На ней бейсбольная кепка, надвинутая на затылок, а щека забрызгана белой краской, как и несколько длинных прядей черных волос, выбивающихся из-под кепки. Может быть, это просто облегчение от того, что с ней все в порядке, но в этот момент она выглядит как никогда красиво.

— Эй… — она берет меня за подбородок и заставляет посмотреть ей в глаза, изучая мои. — Лукас… верно? — она отворачивает лицо, но лишь слегка, как будто готовится к чему-то.

— Ага.

— Хорошо. — Она глубоко вздыхает, и выражение ее лица расслабляется. — Ты вернулся, — шепчет она, и на ее губах появляется легкая улыбка, но я не могу ответить ей тем же.

Она знает.

Я оглядываюсь по сторонам и, убедившись, что мы одни, спрашиваю то, что буквально умираю от желания узнать.

— Что случилось?

— Ты можешь идти?

Я киваю.

Она помогает мне встать, но я качаюсь.

— Лукас, ты уверен, что с тобой все в порядке? Когда ты ел в последний раз?

Последнее, что я помню, было…

— Тако.

Она дергает головой.

— Тако? Со мной?

Я снова киваю.

— Ага.

Она хмурится, подставляет плечо, обнимает меня и прижимает к себе.

— Ладно, пошли.

Мы проходим через наполовину построенный дом в заднюю часть, выходящую к густым деревьям. Я благодарен ей за то, что она такая сильная, и что, когда мы проходим мимо нескольких парней, она делает вид, что держится за меня, а не поддерживает. Если бы я не чувствовал себя таким слабым и растерянным, то впитал бы ощущение ее мягкого тела, прижатого к моему, ее тепла рядом со мной. Мы проходим несколько метров через кустарник и останавливаемся у основания большой Дугласовой ели.

— Сюда. — Она опускает меня на землю, и я падаю, прислонившись спиной к стволу.

— Извини, не знаю, что со мной. Должно быть, пищевое отравление.

Она игнорирует меня или, возможно, не слышит.

— Сейчас вернусь. — Она уходит, и ее удаляющаяся фигура расплывается, смешиваясь с вечнозелеными деревьями.

Сон умоляет забрать меня. Прохладный ветерок смешивается с теплым солнцем, которое просачивается сквозь ветви и оседает на моей коже. Мои веки тяжелеют, но прежде чем они закрываются, чья-то рука хватает меня за подбородок.

— Мне нужно, чтобы ты поел. — Она сует мне в руку бутерброд.

Я протягиваю его ей.

— Не могу. Я…

Ее лицо приближается к моему, так близко, что я чувствую ее дыхание на своих губах, вижу крошечные серые пятнышки в ее глазах и чувствую сладкий аромат шампуня.

— Ты мне доверяешь?

— Нет.

— Ешь. — Ее глаза холодны и жестки, это не просьба, а я слишком уставший, чтобы сопротивляться.

Я откусываю от бутерброда и стону, когда вкус наполняет мой рот. Меня вдруг охватывает голод, как будто все мои внутренние органы только сейчас начинают понимать, что голодают.

Она немного расслабляется, когда я проглатываю кусочек за кусочком, пока, наконец, не опускается рядом со мной, чтобы прислониться к дереву, сгибая ноги и кладя предплечья на обтянутые джинсами колени.

Как только доедаю бутерброд, она протягивает мне бутылку воды. Я выпиваю ее за несколько секунд, и она протягивает мне еще одну.

— Мне очень жаль. Не знаю почему…

— Ты не ел с пятницы.

— И что?

Ее голова наклоняется, и она пронзает меня взглядом, который заставляет опустить глаза, чтобы избежать этого.

— Сегодня понедельник, Лукас.

Моя голова резко поворачивается.

— Что?

Она сует мне в лицо пакет с зеленым виноградом.

— Ешь.

Я делаю то, что мне говорят. Страх заболеть щекочет мой затылок, но голод побеждает беспокойство.

— Не знаю, что с тобой происходит, но у меня такое чувство, что ты в таком же неведении, как и я.

Я перестаю жевать, потрясенный тем, как хорошо она меня читает, и запихиваю в рот еще виноградины.

— Дело в том, что многое произошло, и… — она поворачивает ко мне глаза, в которых светится боль. — Нам нужно серьезно поговорить.