Сплит (ЛП)

Глава 6

Шайен

Уже почти четыре тридцать, когда я приезжаю на единственную вымощенную парковку у «Пистолс Питс». Проскакиваю крошечный участок для десяти машин у самого входа и добираюсь до грязной стоянки, предназначенной для остальных автомобилей.

Довольно оживлённо для четверга. Должно быть, это толпа, пришедшая к «счастливому часу» или же большая часть рабочего класса, не способная закончить будний день без холодного пива.

Я нахожу место в дальнем углу и рада старым ковбойским сапогам, найденным в задней части шкафа. Они на полразмера меньше, но чёрная кожа так изношена и мягка, что, надевая их, я чувствую себя дома. Но на этот раз в хорошем смысле.

Смотрю на себя в зеркало заднего вида. Стараясь выглядеть, как что-то среднее между «я стараюсь» и «мне по барабану», я слегка подкрашиваюсь, выпрямляю свои пышные волосы и натягиваю сногсшибательные обтягивающие джинсы, в сочетании с майкой и старой фланелевой рубашкой.

Достаточно, чтобы выглядеть как прежде, но с блеском девушки из большого города.

Солнце опускается ниже сосновых деревьев, хотя ещё светло; на улице спокойно и приятно, дует слабый ветерок, который по-своему напоминает мне осень. Песня о потерянном возлюбленном и пикапе просачивается сквозь большие амбарные двери, пока я растаскиваю грязь по парковке. Проталкиваюсь сквозь двойные створки и жду, пока мои глаза привыкнут к тусклому свету. Голоса всех уровней, от шёпота до неприятного крика, прекращают вторжение в звуковое пространство, и тяжёлые запахи выпивки и грязных сапог смешиваются так, как возможно только в сельском баре.

Я окидываю взором комнату, не задерживаясь на лицах слишком долго, и не вижу Сэм, поэтому занимаю место у барной стойки.

— Чего желаете? — женщина с неестественно рыжими волосами, выбритыми с одной стороны, бросает передо мной салфетку.

Я наклоняюсь ближе.

— Я ищу Сэм. Она ещё здесь?

Бармен прищуривается и поворачивается к парню рядом с ней, который только появляется с шестью упаковками «Хайнекена» в каждой руке.

— Монти, ты видел Сэм?

— Курит на заднем дворе, — бормочет он и приседает к холодильнику.

— Она выйдет через минуту, — женщина кивает, звеня дюжиной маленьких колец в ушах.

Нетипичная жительница Пейсона. Она также не выглядит знакомо, вероятно, приезжая.

— Спасибо.

Я барабаню пальцами по барной стойке и, чувствуя на себе взгляд, смотрю вперёд. Может быть, это плохая идея. Последнее, чего я хочу, это внезапной встречи с одноклассниками.

— Раз уж сидишь в моём баре, выпей, — огненные волосы женщины подходят к её помаде. — Итак? — она поднимает бровь и ждёт.

— У вас есть «Грей Гус»?

Парень, пополняющий запасы пива, фыркает.

— Ты ведь знаешь, что ты в баре? — она хмурится и выглядит оскорблённой.

— «Грей Гус» и воду. С лимоном, пожалуйста.

Она секунду изучает меня, будто пытается понять, затем качает головой и отправляется готовить напиток.

Ощущение, что за мной наблюдают, тяготит. Ещё одна причина, по которой я не люблю маленькие города — здесь ни от кого не спрячешься. Никогда.

Я съёживаюсь и подумываю попросить Сэм заскочить в закусочную или кофейню, куда-то кроме…

— Шайен, это ты?

Чёрт.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, собирая каждый грамм поддельного счастья, имеющегося у меня в запасе, и поворачиваюсь к…

— Адам Блeкер. Вот это да, давно не виделись.

Этот парень в два раза шире, чем был в средней школе, но даже будучи чуть более круглолицым, выглядит также. Я замечаю его клетчатую рубашку и мешковатые джинсы, понимая, что его внешний облик совсем не меняется. Неудивительно. Люди, которые остаются в этом городе, оказываются в вечном стоп-кадре.

Адам ухмыляется и опирается на барную стойку рядом со мной.

— Я не видел тебя…

— Пять лет, да, — все в этом чёртовом городе, похоже, настойчиво стремятся напомнить мне.

— Пять лет… Ух ты, — его карие глаза сияют дружелюбием. Он всегда был порядочным, отличным и милым парнем, который околачивается поблизости кучки высокомерных качков. — Чёрт возьми, как ты?

Бармен возвращается и швыряет передо мной небольшой стакан воды со льдом, затем шот с прозрачной жидкостью и салфетку с бесформенным куском лимона сверху.

«Ну, поехали».

— Ох… — я осматриваю всё, думая, что недооценила эту женщину.

— Это…

— Да, я поняла, — «Грей Гус» и вода с долькой лимона. — Умно.

— Спасибо, — её губы слегка изгибаются.

Она уходит, а я оглядываюсь и замечаю глаза Адама, мечущиеся между напитком и мной. Твою ж мать. Он ждёт.

Я выпиваю рюмку водки, и моё горло воспламеняется.

— Никогда не пасовала перед трудностями. Приятно видеть, что Шайен Дженнингс не изменилась, — он поднимает свою пинту, наполовину наполненную пивом, и я чокаюсь с ним своим стаканом воды.

— Оооо, конечно, изменилась… — Сэм прижимается к бару с другой стороны, на её лице неприязненная ухмылка. — Если бы она была той же Шай, то сбежала бы ещё десять минут назад.

Сучка. Да, приход сюда точно является ошибкой.

— Разве что… — нездоровая, но великолепная улыбка украсила её уже раскрашенное лицо. — Возможно, в тебе ещё осталось немного бойца.

— Ты собираешься проверить эту теорию, Сэм? Если так, то мне нужна ещё парочка таких, — я сдвигаю пустой шот к бару, когда коктейль «Клубничное печенье» привлекает мое внимание.

— Ещё один?

Я жду, сосредотачивая взгляд на Сэм.

Горные дети росли, выбивая дерьмо друг из друга. Я слишком стара для этого, хотя предпочитаю сохранить своё достоинство, нежели прятаться. Кроме того, идея об избавлении хотя бы от части того напряжения, что меня окружает, звучит не так уж и плохо.

Мысленно встряхиваюсь. Я больше не горный ребёнок, а чёртов репортёр. Когда-нибудь, если мне повезёт, я стану телеведущей на одном из лучших каналов. Это значит, никаких драк в баре!

Она наклоняет голову и смотрит мне в глаза несколько тихих минут, прежде чем выражение её лица смягчается.

— Мне как обычно.

Бармен вытаскивает светлое пиво в ледяной бутылке и хлопает по крышке.

— А Вам?

Светлое пиво — это выпивка для тусовки, а не топливо для драки. Это пальмовая ветвь Сэм.

Слава Богу.

— Мне то же самое.

Я выдыхаю, так как напряжение, окружающее нас, вместе с несколькими вовлечёнными зеваками, рассеивается.

Наклоняя бутылку, я пью водянистое пиво, и Сэм падает на табурет рядом со мной.

— Вижу, ты вновь познакомилась с Адамом.

— Он не особо-то изменился.

Она качает головой и подносит бутылку к губам.

— Ничуть. Наверное, всё ещё ковыряется в носу и ест козявки.

Я фыркаю, подавляя полноценный хохот.

— Наслаждаешься своим пребыванием в нашем мирном городке? — она поворачивается ко мне, её длинные загорелые ноги скрещены.

«Нет. Ненавижу».

— Конечно. Почему бы не наслаждаться? — я наклоняю своё пиво к губам.

Тишина, возникающая между нами, растягивается из секунд в минуту. Не знаю, чего ожидать от наших отношений после моего возвращения. Мы были друзьями с детства. Мне кажется, никто из нас не пропускал празднование дня рождения или ночёвку. У меня нет ни единого воспоминания, которое бы не включало Сэм, в той или иной степени. А потом я оставляю её, не говоря ни слова.

Чёрт, я не виню ее, если она меня ненавидит.

— Должно быть, ты заскочила к Дороти.

— Ага, — она должна была догадаться, каким образом мне удается ее найти.

— Тогда я уверена, что ты знаешь обо мне и Дастине.

— Пустяки, — я отмахиваюсь от неожиданного мелкого предательства. Чего я ожидала? Что Дастин останется холостым навсегда, ожидая с нетерпением ту, что уехала?

Она кивает и прижимает губы к бутылке.

— Сэм, то, как я сбежала, было неправильно. Я должна была поддерживать связь.

— Я не нанимаю на работу, Шай. Тебе не нужно подлизываться, — её глаза сужаются.

— Я прошу прощения не для того, чтобы получить работу. Мне правда жаль. После смерти мамы я просто… Не испытываю эмоций. По крайней мере, как следует, — я ковыряю отслаивающуюся этикетку на своей бутылке, избегая зрительного контакта.

Она кивает и возвращается к своему пиву, будто бы предоставляя мне уединение для того, чтобы снова натянуть маску сильной личности. Жители этого города суровы, они не плачут на людях и уж точно не становятся сентиментальными за пивом и извинениями.

Произнеся то, что должна сказать, я беру себя в руки и топлю оставшееся извинение в здоровом глотке выпивки.

— Лорин! — зовёт она, и бармен направляется к нам. — Это Шайен Дженнингс. Ей нужна какая-нибудь работа.

Рыжеволосая изучает меня и моргает.

— Дженнингс… как у…

— Ага, — Сэм посмеивается и подпирает локтями барную стойку.

— На кой чёрт тебе нужна работа? У тебя самая богатая фамилия в Пейсоне.

— Это личное, — есть в этой грязной дыре хоть один человек, не знающий, кто мой отец?

— Уважаю, — она вытирает руки о барное полотенце, прежде чем запихнуть один его конец за пояс своих джинсов. — У тебя есть опыт работы в баре?

Нет, если только распитие напитков в нём не считается, но неужели это так сложно?

Я подумываю сказать: «Нет, но может быть учёной степени в журналистике и средствах массовой информации должно быть достаточно», но прикусываю язык.

— Я быстро учусь.

— Выбор небольшой, но если ты хочешь поработать пару выходных тут и там, посмотрим, как ты справляешься, может, добавим больше часов, когда начнётся лыжный сезон.

Лыжный сезон. Единственное время в году, когда улицы Пейсона больше похожи на улицы Беверли-Хиллз. Грязь и сосны становятся фоном для тысяч отдыхающих, которые за три месяца набивают карманы города деньгами, достаточными для того, чтобы выдержать девятимесячный мёртвый сезон.

— Было бы здорово. Спасибо, — лгу я. Может быть мне стоит подумать о том, чтобы проглотить этот отвратительный ком гордости. Возвращение моей работы у Дженнингсов — это лёгкие и хорошие деньги и то, что я уже умею делать. Одна ночь каждый второй выходной за обслуживанием столиков не принесёт мне тех денег, которые я бы могла заработать у Дженнингсов. И хотя я не хочу признаваться в этом, но начинаю немного уставать от притуплённого скручивающего ощущения в моём животе, которое напоминает чувство вины при выборе местного бара вместо семейного бизнеса. Что бы подумала мама о том, что я поворачиваюсь к отцу спиной? Хмурюсь при мысли о её разочаровании.

— Это дерьмовая работа, Шай, — шепчет Сэм, наклоняясь к моему плечу.

— Тогда почему ты здесь работаешь?

Выражение её лица становится печальным.

— У меня нет выбора. Если бы был, я бы…

— Чёрт подери, посмотри, кого затянул большой город. Это?..

Я роняю челюсть и стону от баритона моего бывшего бойфренда Дастина.

— Шай Дженнингс… — он втискивается рядом с Сэм, положив руку ей на плечи. — Я думал, ты пошутила, детка.

Кажется, она слегка съёживается.

— Дастин, — киваю я. — Давно не виделись.

Его густые светлые волосы короче, чем я помню, но не менее великолепные. Загорелая кожа, тёмно-карие глаза, рост и мускулистость, которые олицетворяют привлекательность горного мужчины, но я слишком хорошо помню, что вся эта красота лишь напоказ.

— Я не заметил, — он смущенно обхватывает своё красивое лицо и смотрит на Сэм. — Сколько уже прошло?

Бармен протягивает ему невысокий стакан с тем, что похоже на крепкий бурбон со льдом.

— Не будь придурком, — бормочет Сэм.

— Как делишки, Дастин? — темноволосый парень, который выглядит, как дровосек, с его тёмной бородой, шапочкой и фланелевой рубашкой, хлопает Дастина по спине. — Как ты оказался… Боже мой! — широкие глаза парня прикованы ко мне.

Вот дерьмо.

— Это Шай Дженнингс?

Ещё один мужчина нечаянно слышит его и направляется к нам.

Мои ноги горят желанием бежать, убраться отсюда и согласиться на работу у Дженнингсов, вероятно, что я должна была сделать в первую очередь.

— Хей, — я слабо машу рукой.

— Подруга, я не видел тебя со времён… — его взгляд устремляется к потолку, а затем фиксируется на мне. — Вечеринки по случаю выпускного в доме Дастина.

Я инстинктивно бросаю взгляд на Дастина, а его глаза становятся широкими, прежде чем он спохватывается и прижимает к себе Сэм.

У Дастина была огромная вечеринка на ранчо его родителей. Мы занимались любовью на стоге сена в сарае, как парочка сельских жителей. Он сказал, что любит меня и с нетерпением ждёт совместного будущего, соединения фамилий Дженнингс и Миллер, чтобы быть чем-то вроде маленького городского дворянства. Я сказала ему, что уезжаю во Флагстаф ради школы, и надеюсь, что никогда не вернусь, таким образом закончив наш романтический период. Дело в том, что однажды я любила Дастина, насколько была способна, но я никого не любила так сильно, как ненавидела Пейсон.

Воссоединения продолжаются ещё несколько часов. Ликёр не прекращает поступать и, прежде чем я смогу контролировать себя, пускаюсь в воспоминания со своей лучшей подругой, бывшим парнем и людьми, с которыми я проучилась все школьные годы. Большинство из них, похоже, понимают, почему я уехала, кроме Сэм и Дастина, но с появлением новых напитков приходит и их окончательное прощение.

В час ночи мы выходим из бара. Слишком пьяные, чтобы ехать, мы сидим на парковке, пока половина из нас не решает позвонить Генри, нашему штатному таксисту, а другая половина предпочитает идти домой под прохладным ночным воздухом. Я запрыгиваю в такси, и так как дом моего отца находится на окраине города, меня высаживают последней. Только когда Генри останавливается у дома, у меня возникает гениальная идея. Это будет первый раз, с тех пор как я вернулась, и мне понадобится храбрость в виде алкоголя, чтобы вынести это.

В трезвом виде это было бы пыткой.

Если задуматься, в пьяном виде, возможно, будет ещё хуже.

Лукас

В комнате темно, за исключением свечения от моего фонарика. Плечо чешется из-за непокорной пружины, пробивающейся через тонкий слой подушки на моём подержанном матрасе. Я вожу рукой туда-сюда вдоль края моей кровати, бросая жёлтое свечение на три фигурки, лежащие между кроватью и стеной. Они служат данью и напоминанием о смерти.

Человек-паук, Бэтмен и Пинки Пай.

На самом деле, они не принадлежали моим братьям и сёстрам. После ночи, когда они умерли, я не мог вернуться домой. Поэтому нашёл их в одном из тех магазинов, где всё стоит доллар, вскоре после своего освобождения. У меня было мало денег, но я знал, что должен иметь их, чтобы никогда не забывать.

Это всё, что у меня остается от них; единственные воспоминания, которые мне удается сохранить, заключены в трёх персонажах мультфильмов. У меня нет домашних видеороликов или фотографий, только три куска формованного пластика со штампом «сделано в Китае» на их ногах.

Алексис любила розового пони с отпечатком воздушных шаров на его боку. У неё никогда не было вечеринки по случаю дня рождения, но один из её учителей подарил ей открытку Пинки Пай «My Little Pony», когда ей исполнилось шесть. Она мечтала о наклейках внутри, и с тех пор моя младшая сестра стала одержима.

Майки всегда пытался убедить нас в том, что Человек-паук победит в борьбе с любым супергероем, но Дейв клялся, что ничто не сможет одолеть Бэтмена, хотя мы все согласились, что парень технически не был супергероем, а просто богачом с кучей гаджетов. То есть, не то, чтобы он имел рентгеновское зрение или мог пускать паутину из рук.

Уголок моих губ дёргается при этом воспоминании, даже если оно только одно из немногих. Пкриодические провалы в памяти лишают меня большей части детства, и я ненавижу их за это. Хочу вернуть своих братьев и сестру. Полагаю, хорошо, что я практически ослеп от собственной крови в ночь их гибели. По крайней мере, то, что я помню, было скорее их жизнью, чем воплощением смерти. Во время их похорон я находился за решёткой, поэтому даже их гробы, вдвое меньше обычного размера, не могут преследовать меня.

Только эти три кусочка пластика величиной с ладонь вместе с горсткой ускользающих воспоминаний — всё, что у меня остается.

С радостью, возникающей при мыслях о них, приходит и боль. Как бы ни было больно таращиться на пластик, я должен. Я сражаюсь с печалью один на один и приветствую её. Важно помнить, на что я способен. Об ужасе того, что может случиться, если не буду держать свои чувства под контролем. Если не буду сдерживаться.

Всегда помнить.

Крошечные разрисованные лица… Я подскакиваю от какого-то шума за моим окном. Хруст гравия и… мычание?

Выключаю фонарик и закрываю глаза, чтобы сконцентрироваться, уверенный, что я ошибаюсь.

Нет, это определённо мычание и… хихиканье? Да, женское хихиканье.

Я приподнимаюсь и ползу по полу к открытому окну. Подойдя близко, я определяю, что звук исходит от ручья по другую сторону дома.

С выключенным светом могу свободно передвигаться, оставаясь незамеченным, но все окна открыты, поэтому я крадусь, чтобы не быть услышанным. Добираюсь до гостиной и склоняюсь над маленьким столиком, чтобы выглянуть из окна.

Прищурившись, я едва могу различить очертания человека. Женщина.

Как, чёрт возьми, здесь появляется женщина?

Я осматриваю ближайшие леса на предмет машины, другого человека, чего-либо, но ничего не нахожу. Она как будто появляется из воздуха.

Сюда от главной дороги, по крайней мере, восемь километров пешим ходом. Луна высока, поэтому я предполагаю, что сейчас в районе полуночи. К счастью, почти полнолуние, поэтому женщина может видеть в густой темноте.

Она спотыкается, кренится и сваливается на валун с трелью смеха.

Хм… может быть, она не видит.

Спокойно говоря сама с собой, она опускается и снимает один ботинок, потом другой, затем носки. С усилием она выпрямляется и засовывает пальцы за пояс своих джинсов. Её бедра движутся из стороны в сторону и… О Боже.

Я опускаю взгляд и моргаю.

Почему она снимает штаны?

Я не хочу вторгаться в её личную жизнь. Должен просто повернуться и отправиться обратно в постель, охраняя её скромность и честь, но… зубами прикусываю нижнюю губу, а мой желудок переворачивается в ожидании. Её лёгкое мычание и хихиканье продолжают просачиваться сквозь окно. Я не должен смотреть. Это неправильно.

Она вскрикивает.

Мой взгляд направлен на неё.

— Боже мой, как холодно!

Я поворачиваю голову, стараясь отвести глаза, но это невозможно, они будто привязаны к ней. Женщина медленно входит в воду, мягкие изгибы её тела полностью видны под лунным светом. Подтянутые ноги соединяются с её округлыми формами, а бёдра покачиваются с каждым шагом. Длинные чёрные волосы спадают на спину, их кончики тянутся к ягодицам, словно они отчаянно пытаются ощутить их мягкость, как и я.

Образы моих рук, ласкающих её бёдра и разводящих её ноги, наводняют мой разум. Тошнота будоражит мой живот, но это не болезнь, возникающая при пищевом отравлении. Нет, это кое-что опасное. Потребность, которая делает меня беспокойным, заставляет бороться с желанием. Кончики моих пальцев чешутся от стремления прикоснуться, рот полон слюны от жажды попробовать, между ног тяжело и больно.

Это плохо. Неправильно. Неприлично.

И всё же я беспомощен, будучи не в состоянии отвести взгляд.

Она не в самой глубокой части реки, вода достигает всего лишь середины её бедра, и она поворачивается лицом к дому. На секунду я пугаюсь, что меня замечают, но она не вздрагивает, а лишь продолжает с лёгкостью покачиваться, будто сливается воедино с течением.

Её лицо залито тенями, а мои глаза прикованы к её длинной шее. Я облизываю губы и представляю, какой бы она была на вкус, каким бы было на ощупь её мягкое тело. Молочная кожа пышной груди резко контрастирует с тёмными упругими сосками. Из моего рта вырывается тихий стон, когда взгляд скользит к её мягкому животу и тонкой полоске волос между её ногами.

Мои бёдра неконтролируемо изгибаются, и я погружаю руку в свои спортивные брюки, сжимая себя так сильно, что чувствую боль.

Как бы сильно я ни нуждался в удовольствии, но не должен использовать её, чтобы его получить.

«Она не моя».

Это неправильно.

Моя рука движется сама по себе, и отвращение со стыдом пронизывают меня.

Я никогда не видел такую красивую обнажённую женщину. Простое наблюдение за ней творит с моим телом то, что невозможно контролировать. Хотя я испытывал непрошенную тягу к женщине ранее, боролся со жгучим желанием, которое извивалось у меня между ног, до такого никогда не доходило. До такой потребности. В моей анонимности есть безопасность, и стыд уступает моему сильному желанию.

Я прикусываю губу от удовольствия и боли из-за моего сжатия, пока смотрю, как она водит кончиками своих пальцев по поверхности воды. Качается взад-вперёд, и я чувствую её тело, движущееся у меня в руках. Мои губы впитывают влагу с её обнажённой кожи, а руки в её длинных волосах. Каково было бы быть кожей к коже, чтобы тепло другого тела прижималось к моему?

Она выходит из тени, и мои полуопущенные веки и взгляд, застланный туманом, устремляются к её лицу — О Боже!

Я пячусь назад. Вырываю руку из штанов.

Это она.

Девушка из закусочной и дома мистера Дженнингса.

Я прищуриваюсь. Она плачет.

Низко приседаю и смотрю. Она смотрит на дом, и её щёки влажные от слёз.

Когда-то нежный звук её мычания превращается в тихие всхлипы.

Может быть, она замечает меня и из-за этого расстроена?

Но она всё ещё стоит там, совершенно уязвимая. Будто бы этот дом вынудил её плакать.

Я моргаю от странного желания утешить её. Словно женщины недостаточно пугающие, эмоциональные женщины вызывают во мне мрачность, в которой я не могу позволить себе признаться.

Кто она? В ту ночь, когда я привез Коди, она была ужасающей, но сегодня в закусочной — доброй. Даже нежной. И с этим пронзительным взглядом, который заставляет мой пульс зашкаливать, она настолько красивая, что у меня болит в груди.

Отбрасывая все мысли, я поворачиваюсь и несусь обратно в свою комнату. Заползаю в свой спальный мешок и пытаюсь не замечать всё ту же тяжесть между ног и болезненную пульсацию, которая просит моей руки. Нет. Я отталкиваю образ обнажённой женщины в реке.

Комната сжимается вокруг меня, и я закрываю глаза, умоляя сон забрать меня.