Сплит (ЛП)

Глава 37

Шайен

— Как дела? — отец опускается рядом со мной на диван, где я смотрю на выключенный телевизор с тех пор, как Тревор уходит.

— Бывало и лучше. — Я одариваю его слабой, скорее всего неубедительной улыбкой. — Мне нужно пойти поговорить с Лукасом. Я просто… — не хочу застать его и его спутницу. — Мне нужно предупредить его, что Тревор что-то вынюхивает. Это все моя вина. Если бы я не вернулась, он жил бы спокойной жизнью.

— Как давно ты знаешь?

— Папа… — я выдыхаю, пытаясь сохранить остатки спокойствия, которые мне удается обрести с момента ухода этого мудака. — Тревор — придурок. Лукас, он…

— Никогда бы не позволил тебе пойти куда-нибудь одной с этим парнем, если бы думал, что он опасен.

— Он не опасен. Он… — Черт. У меня болит горло при воспоминании о нем с другой девушкой. — Все сложно.

— Черт, Шай… — он опускает голову на спинку дивана и трет глаза. — Лукаса судили за убийство всей его семьи? Я бы поклялся, что этот мальчик был наиболее чистым существом на этой земле.

Смотрю на профиль отца и задаюсь вопросом, должна ли я поделиться с ним секретом Лукаса. Он поймет, потому что помнит, каково было видеть, как люди осуждают мою маму, когда ее тело перестало работать, и она стала пленницей своей собственной головы.

— Так и есть. Лукас — самое чистое существо. — Я хочу закричать, что Лукас не убивал свою семью, но знаю, что это ложь. Является ли убийство меньшим преступлением, если этому есть разумное объяснение? Он все делал ради собственной безопасности, безопасности своих братьев и сестры. — Ты многого не знаешь о Лукасе.

Не могу избавиться от чувства, что предаю его доверие, но хранить тайну Лукаса — слишком тяжелое бремя. Выражение лица моего отца остается бесстрастным, и он ждет.

— Дело в том, что… гм… у Лукаса некоторые проблемы с психикой. — Я бросаю взгляд на своего отца, только чтобы увидеть, как его брови сходятся вместе. — Он страдал, папа. Его мать издевалась над ним, и спустя время, в последней отчаянной попытке его мозга справиться со всем этим он разделился… — я вздыхаю и выдавливаю эти слова из своего рта. — Он сплит.

— Объясни.

— Это называют диссоциативным расстройством личности. — Я наклоняю голову, чтобы взглянуть на него, и обнаруживаю, что он пристально смотрит на меня. — Одно тело, несколько личностей.

Он моргает и качает головой.

— Итак, Лукас…

— Лукас — это главная личность. Он тот, кого ты знаешь и нанимаешь на работу, художник, тихий парень. — Я прочищаю горло. — Гейдж — это другая личность.

— Оно имеет имя?

— Это не «оно», папа. А кто. И да, Гейдж — защитник Лукаса. Он появляется, когда Лукас оказывается в ситуации, с которой не может справиться эмоционально.

— Он жестокий? — в его голосе слышится паника.

— Он защищает Лукаса любой ценой. Я видела его злым и угрожающим, но в сердце Гейджа Лукас, так что…

— Лукас и мухи не обидит.

— Вот именно.

Он проводит двумя руками по своим волосам с проседью, и беспокойство в глазах заставляет его выглядеть старше своих пятидесяти пяти лет.

— Бедный ребенок.

Я наклоняюсь и сжимаю плечо отца.

— Мы — единственная семья, которая у него сейчас есть, и я отказываюсь позволять Тревору эксплуатировать его, когда он наконец нашел дом. Место, которому он принадлежит.

— Ты доверяешь ему, Шай?

— Ценой моей жизни. — Хотя, может быть, не так сильно моим сердцем.

— Хорошо. — Он встает и выбрасывает пустую бутылку в мусорное ведро. — Я знаю этого парня всего несколько месяцев, но он не дал мне никаких оснований не доверять ему. Это о многом говорит, когда видишь такого парня, как Тревор, от которого у меня мурашки бегут по коже, просто стоя с ним в одной комнате.

— Мне нужно пойти и поговорить с ним, папа. Отношения между нами… в некотором смысле они…

— Вы двое встречаетесь?

— Да.

Он кивает.

— Давай поедем в дом у реки и убедимся, что с Лукасом все в порядке.

— Папа…

Он поднимает руку.

— Я оставлю вас в покое, ребята, но после всего этого мне нужно самому увидеть парня.

— Хорошо.

Он берет свои ключи, а я хватаю пальто, прежде чем направиться к грузовику отца. На улице так холодно, что я вижу свое дыхание, но при мыслях о Лукасе снова покрываюсь потом от нервозности.

Что, если там Гейдж? Как отреагирует мой отец?

Я выдыхаю и забираюсь в грузовик, надеясь, что Лукас проявит себя достаточно хорошо, чтобы мой отец принял Гейджа так же легко.

Мы молча спускаемся по грунтовой дороге, ведущей к дому у реки. Мой разум обдумывает то, что нужно сказать, а также то, о чем нам с Лукасом нужно поговорить наедине.

— Ух ты! — мой отец жмет на тормоза, поднимая в воздух столб грязи.

— Бадди? — коричнево-белая собака расхаживает посреди дороги. — Что он делает?

Я выпрыгиваю и осторожно подхожу к нему.

— Привет, приятель. — Он смотрит на меня своими грустными собачьими глазами. — Все в порядке? — пес снова начинает расхаживать взад-вперед. Я поворачиваюсь к отцу и пожимаю плечами, затем прохожу остаток пути до дома. Как только место появляется в поле зрения, я прищуриваюсь на что-то похожее на темный автомобиль, припаркованный близко к кромке воды.

— Ты, бл*дь, издеваешься надо мной? — я срываюсь с места, и Бадди лает, преследуя меня. Я смутно слышу звук хлопающей дверцы грузовика моего отца, и когда моя нога касается нижней ступеньки крыльца, две руки обхватывают меня сзади за талию.

— Шай, успокойся, черт возьми, — рычит мой отец мне на ухо. — Не врывайся туда с мечом наперевес.

Мое дыхание вырывается резкими рывками, но он прав. Я ненавижу, что Тревор добирается до него раньше нас, но мне нужно успокоиться.

— Хорошо, я в порядке.

Папа отпускает меня, и я делаю успокаивающий вдох, но замечаю, что Бадди возвращается на середину дороги и смотрит на деревья.

Вместе мы поднимаемся по нескольким ступенькам на крыльцо, и мой отец стучит в парадную дверь.

— Лукас! Сынок, ты там? Открывай!

— Помогите!

— Заткнись!

Два мужских голоса.

Дерьмо!

Папа тянет меня за собой и толкает дверь.

— Какого черта?..

Я оглядываюсь и вижу, что посреди гостиной находится Тревор. Он сидит на стуле, его руки заведены за спину и закреплены скотчем, лодыжки выглядят также.

— Нэш, пожалуйста, вызовите полицию! — голос Тревора звучит слабее, чем я когда-либо слышала.

— Я так… — Гейдж сидит в углу, согнув колени и положив на них предплечья, его волосы растрепаны, свисают на глаза, которые пристально смотрят на меня. — Разочарован.

— Лукас…

Я хватаюсь за папины бицепсы.

— Это Гейдж, — шепчу я.

Гейдж усмехается.

— Не могу поверить, что тебя может привлечь такой мужчина, как этот. — Он указывает на Тревора, отвращение искажает его великолепное лицо. — Он уже дважды плакал. — Маниакальный смех срывается с его губ. — А у меня даже нет оружия!

Мой отец проходит вглубь комнаты, закрывая за нами дверь. Он переводит взгляд с Тревора на Гейджа, но в конце концов обращается к Гейджу:

— Что происходит, сынок?

Глаза Гейджа вспыхивают эмоциями от отеческого тона в голосе моего отца.

— Мистер Нэш… — он поднимается из своего сидячего положения, но не подходит ближе. Проводит рукой по волосам, чтобы пригладить их и выглядеть более презентабельно. — Приятно наконец-то познакомиться с Вами.

— Гейдж. — Мой отец кивает.

Глаза Гейджа находят мои, и его брови приподнимаются в молчаливом: «Ты ему сказала?»

Киваю в ответ. Как бы сильно я ни хотела ненавидеть Гейджа за совершенное, как сильно хочу рассказать ему, какую боль он мне причиняет, но не могу. Я должна верить, что он действует из чувства самосохранения, какой-то врожденной защиты, чтобы избежать любого рода эмоционального насилия. Боже, я больна, но все еще люблю его.

— Этот гребаный псих держит меня в заложниках! — Тревор нарушает молчание.

Гейдж закатывает глаза и неторопливо идет вперед. Мой пристальный взгляд пожирает его обнаженный торс и то, как его серые спортивные штаны свободно болтаются на узких бедрах. Он ходячее воплощение опасности и сексуальности. Его глаза останавливаются на моих.

— Он всегда был таким королем драмы?

Мой отец тычет пальцем в воздух.

— Кому-нибудь лучше начать говорить, или я вызову шерифа.

Гейдж свирепо смотрит на Тревора, отчего с лица моего бывшего исчезает то немногое, что было.

— Этот кусок дерьма появился на моем пороге, чтобы, бл*дь, допросить меня. Его попросили уйти. Несколько раз. Но он не ушел. — Он пожимает плечами. — Поэтому я затащил его внутрь и связал. — Он одаривает меня злобной ухмылкой. — Мы немного поболтали о его намерениях в отношении очаровательной Застенчивой Энн.

Это привлекает внимание и мое, и моего отца, а Тревор неловко ерзает в своих оковах.

— Похоже, у него были планы затащить тебя в Лос-Анджелес, но не для того, чтобы помочь с твоими карьерными целями. — Гейдж шлепает Тревора по затылку, заставляя его взвизгнуть. — Он собирался сделать тебя своей шлюшкой.

— Хa! Да, что ж, он мог бы попытаться. — Я пристально смотрю на своего бывшего парня. — Как будто я когда-нибудь позволю ему снова прикоснуться ко мне.

— Ты гребаная лгунья! — лицо Тревора напрягается, а на лбу вздувается вена. — Ты бы сделала все, что я попрошу, чтобы добраться до Лос-Анджелеса. Не веди себя сейчас так самодовольно. Ты трахалась со мной на протяжении всего обучения в колледже, только чтобы получить работу, и не…

— Достаточно. — Мой отец подходит к Тревору и поднимает его со стула. Со связанными запястьями и лодыжками папа перекидывает его через плечо. — Я буду снаружи. Позвоню Остину, чтобы он приехал и забрал этот мешок дерьма. Вы двое поговорите обо всем, о чем нужно поговорить, прежде чем сюда приедет шериф. А ты? — он смотрит на Гейджа сверху вниз. — Я доверяю тебе свою дочь. Не заставляй меня сожалеть об этом.

Гейдж становится немного выше.

— Да, сэр.

Удовлетворенный ответом Гейджа, мой отец направляется к выходу с дергающимся и раздраженным Тревором. Как только дверь закрывается, я смотрю на Гейджа. Между нами воцаряется тишина, мы оба бросаем вызов другому заговорить первым.

— Ты причинил мне боль.

Он откидывается назад, его плечи опускаются, взгляд направлен в пол.

— Я знаю.

— Почему? — это единственное слово вырывается как крик из моей души.

— Я думал… бл*дь. Видел тебя в больнице. Он поцеловал тебя.

Я резко втягиваю воздух.

— Ты был там? Это было не то, что ты думаешь…

— Лукас знал, что это не так. Он понял. — Он переминается с ноги на ногу и, наконец, переводит взгляд на меня. — Это был я. Я был… напуган. Думал, мы тебя теряем.

— Поэтому ты оттолкнул меня.

Его веки медленно опускаются. Это означает «да».

— Я не привык чувствовать это… — он погружает кончики пальцев в пространство между грудными мышцами, — …так глубоко. Это чертовски страшно. — Его серый взгляд встречается с моим. — А я никогда не боюсь.

Я чертовски хочу, чтобы его объяснение могло стереть память и избавить от душевной боли из-за совершенного им поступка.

— Ты никогда не будешь доверять мне настолько, чтобы полюбить.

Он делает шаг вперед, но, должно быть, видит что-то в выражении моего лица и останавливается.

— Это неправда. Я доверяю тебе. Доверяю. Но не могу потерять тебя, вот и все. Мы не можем жить без тебя, и это… — он глубоко вздыхает. — Как я могу тебе это доказать?

Я с трудом сглатываю и надеюсь, что то, что собираюсь сказать, не отбросит нас на два шага назад в том прогрессе, которого мы достигаем. Но я должна знать, что он доверяет мне, и это единственный способ.

— Расскажи мне, что произошло в ту ночь, когда погибла твоя семья.

Его лицо бледнеет.

— Ты возненавидишь меня, когда услышишь.

Я придвигаюсь ближе, пока мы почти не соприкасаемся, но отказываюсь делать первый шаг. Он потянется ко мне, когда будет готов.

— Никогда не смогла бы ненавидеть тебя, Гейдж.

— Думал, что я все испортил.

— Ты почти сделал это, но, к счастью для тебя, я так легко не сдаюсь.

— Ты должна отпустить нас, найти ту жизнь, которую ты заслуживаешь, Шай. — Его глаза сияют, и он опускает подбородок. — Я не могу обещать, что не причиню тебе боль снова.

— Конечно, ты можешь.

— Не могу. Это все так ново, и я так чертовски боюсь все испортить.

— Рискни, Гейдж. Доверься мне. Позволь понести часть этого груза за тебя. Расскажи, что произошло в ту ночь, когда погибла твоя семья.

Его руки обвиваются вокруг меня, и он зарывается лицом в мою шею, кожа его щек холодная и липкая на моем разгоряченном горле. Его большое тело обмякло на мне, что кажется желанным поражением.

— Почему ты намерена уничтожить меня, Шай? — он опускает свои стены, и моя грудь наполняется теплом, когда его доверие окутывает меня, как теплое одеяло. Его губы танцуют по моей коже. — Почему?

— Я не хочу уничтожать тебя. — Мой пульс стучит в ушах от дрожи в его голосе. Никогда не слышала, чтобы он был таким расстроенным. Я обнимаю его, прижимая к себе. — Хочу, чтобы ты позволил мне любить тебя.

Он отстраняется, его глаза мерцают, и я каким-то образом чувствую, что Лукас пытается пробиться. Обхватываю его челюсть обеими руками.

— Я люблю тебя, Гейдж. Люблю.

Его лицо искажается, как будто ему больно.

— Я причинил тебе боль. — Его голос становится как у капризного ребенка.

— Ты должен был поговорить со мной. Я бы все объяснила.

Черты его лица становятся холодными, отстраненными.

— Ни один мужчина не должен прикасаться к тебе губами.

— Гейдж, пожалуйста. Послушай меня. Дастин совершил ошибку, это точно. Он извинился. И знает, где мое место, что оно не с ним. — Я заглядываю ему в глаза, умоляя увидеть правду в моих. — Я не хочу никого, кроме тебя.

Легкая улыбка появляется на его губах.

— И Лукаса.

— Конечно, и Лукаса. — Я провожу большим пальцем по его нижней губе, и он закрывает глаза.

— Я не убивал их, — шепчет он.

Облегчение омывает меня, как самая теплая ласка. В глубине души я уже знаю, что Лукас и Гейдж не способны на убийство детей, но услышать это непосредственно от единственного выжившего той ночью человека заставляет меня успокоиться.

Он не убивал их.

— В ночь, когда они умерли… — он смотрит на свои руки. — Мама, она… умела наказывать. С ней это всегда было ментальной игрой. Я даже не знаю, что мы сделали в тот день, чтобы так сильно ее разозлить. — Он смеется, но это совсем не смешно. — Не то, чтобы ей когда-либо нужна была причина, чтобы издеваться над нами. — Выражение его лица становится мрачным, как будто кто-то щелкает выключателем. — Она позвала нас всех в комнату и вручила Майки нож.

Я поджимаю губы, сдерживая свои слова, рыдания и дыхание.

— Она приставила пистолет к голове Майки. Я помню, что он был серебристым. — Гейдж моргает, затем хмурится, как будто все это разыгрывается у него в голове. — Она сказала ему, что если он не зарежет нашу сестру, то всадит ему пулю в мозг.

Я хочу умолять его остановиться, спасти от кошмара его прошлого, но знаю, что ему нужно рассказать об этом так же сильно, как мне нужно это услышать.

— Майки плакал и умолял не убивать его. — Его голова склоняется набок, а холодные, затравленные глаза смотрят на меня. — Ты когда-нибудь слышала, чтобы десятилетний мальчик умолял сохранить ему жизнь, Шай?

Я качаю головой, не в силах вымолвить ни слова, в то время как моя душа кричит о его боли.

— Он не мог этого сделать. Каждый раз, когда Майки подносил этот нож к ее маленькой шейке, она кричала, что не хочет умирать, умоляла сохранить ей жизнь. — Он ударяет себя кулаком по виску. — Я все еще слышу это!

Слезы наворачиваются на мои глаза и грозят пролиться.

— Мне так жаль… — шепчу я.

— Мама сказала ему открыть рот. — Он послушался. Его взгляд уплывает в сторону, чтобы ни на чем не фокусироваться. — Он всегда ее слушался. Был хорошим мальчиком. — Гейдж выныривает из воспоминаний, в которых находился, перемещая свой взгляд на меня. — Она положила его дрожащие пальцы на спусковой крючок, взяла нож и приставила его к горлу нашей сестры. Дала ему второй вариант. Покончить с собой, или она убьет Алексис.

— О, Гейдж… — я прикрываю рот, когда рыдание вырывается из моей груди.

— Он вышиб себе мозги, чтобы защитить ее. — Его руки вцепились в волосы так сильно, что я могла бы поклясться, что он вырвет их из головы. — Так много крови. И слез. Боже, страх в их криках был самым ужасным.

Проходит несколько секунд молчания, прежде чем он восстанавливает контроль и продолжает.

— Я думал, что, возможно, самоубийства моего брата будет достаточно, чтобы напугать нас и заставить подчиниться. — Его глаза встречаются с моими. — Я был неправ. Она отдала этот пистолет, забрызганный кровью нашего брата, Дэвиду. Алексис тяжело дышала. Он даже не колебался, вероятно, с нетерпением ожидая смерти, потому что это должно быть лучше, чем такая жизнь. Затем настала моя очередь. Она знала, что я скорее застрелюсь, чем позволю ей прикоснуться к моей сестре, поэтому со мной она проявила творческий подход. Заставила меня сделать выбор. — Он протягивает трясущиеся руки ладонями вверх. — Медленная смерть от ножа или быстрый выстрел в голову. — Его глаза блестят от слез. — Моя младшая сестра… Мне пришлось выбирать.

— О Боже…

— К тому времени она уже успокоилась. Может быть это был шок, но я знал, что она ушла куда-то глубоко в свою голову. С болезненным удовлетворением мать наблюдала, как все мои братья и сестра получили пулю в голову. Но это моя вина… Это была моя работа — обеспечивать их безопасность. Я не нажимал на курок, но был ответственен за их смерть.

— Гейдж, нет. У тебя не было выбора; ты был ребенком, а она — животным.

Медленная, кривая улыбка расползается по его лицу.

— Тогда настала моя очередь.

— Что случилось? — я сглатываю, не уверенная, что хочу или могу справиться с ответом.

— Она засунула пистолет мне в рот, но удержала спусковой крючок. Все были мертвы, ей не кем было меня шантажировать. «Ты худший из них. По тебе никто не будет скучать. Ты никто», — сказала она. Ее глаза были почти черными. Я это помню. Это было как… как будто она была под кайфом от предвкушения кровопролития. Я знал, что умру. Черт возьми, после того, что видел, я был готов. Приветствовал это. Она нажала на спусковой крючок. Это сбило меня с ног, и я просто лежал в луже мозгов и крови моих братьев и сестры, а потом… — Его взгляд встречается с моим, возвращая его из кошмара. — Я понял, что все еще дышу. Позже, в больнице, Лукас узнал, что именно этот угол спас нас. Место под языком, вот здесь. — Он указывает на шрам у себя под челюстью. — Она уронила пистолет мне на грудь, и я помню ее смех. — Он издает смешок, но его лицо искажается от боли. — Окруженная ужасным месивом из мертвых тел своих детей — она смеялась. Тогда я потерял самообладание и ничего не мог с этим поделать. Я присоединился к ним. Захлебывался собственной кровью, но был счастлив. Взял пистолет, взволнованный тем, что, как я знал, собирался сделать дальше.

— Гейдж… — страх прокатывается по мне, и как бы отчаянно я ни ждала следующих слов, которые сорвутся с его губ, чтобы услышать то, что уже знаю, я дрожу.

Он обхватывает мою челюсть обеими руками и крепко держит голову, чтобы я не могла отвести взгляд.

— Я был спасен, чтобы выполнить это единственное задание — отомстить. Я приподнялся, — на его губах появляется томная усмешка, — и выстрелил этой сучке между глаз.

Я втягиваю воздух, и, как ни странно, слез нет.

— Ты не убивал свою семью. — Никакого страха. Даже отвращения. Только облегчение. Уважение. И чувство справедливости. — Но… ты убил свою маму.

— Она убила меня первой. — Его руки отпускают меня, и он делает шаг назад, увеличивая расстояние между нами. — И, Шай?

— Да?

За криками голосов снаружи следует топот сапог по крыльцу.

О нет, шериф. Наше время истекло.

Он поворачивается ко мне и мягко улыбается, когда единственная слеза скатывается с его глаз.

— Я тоже тебя люблю.

Дверь распахивается, и в гостиную врываются полицейские с пистолетами наперевес.

— Нет! — я двигаюсь инстинктивно, чтобы защитить Гейджа, прикрыть его своим телом. — Что такое? Что ты делаешь? — помощник шерифа хватает меня сзади и тащит в дальний конец комнаты.

Помощники шерифа окружают Гейджа, но он не убегает и не сводит с меня глаз. Они заламывают ему руки за спину.

— Лукас Мензано, Вы арестованы за…

— Арестован? — я брыкаюсь, чтобы освободиться от захвата помощника шерифа. — За что? Он ничего не сделал!

Он моргает, и выражение его лица становится напряженным от замешательства.

— Что случилось?

Печаль тянет меня на колени.

— Лукас! О Боже, Лукас! — наконец, наворачиваются слезы.

— Я не понимаю, — говорит он одному из помощников шерифа. — Что происходит? — его пристальный взгляд ищет мой, и он секунду изучает мое лицо, скорее всего, видя остатки эмоций и слез после признания Гейджа. — Что вы делаете? Почему вы ее держите? — он борется в их захвате, мышцы верхней части его тела напрягаются под обнаженной кожей.

— Лукас…

Лукас

Боль, которую я могу вынести. Жжение в моих плечах, когда я пытаюсь освободиться, боль в ногах, когда толкаюсь, чтобы добраться до Шайен, все это вечеринка по сравнению с режущей болью, когда я вижу, как она плачет.

Ее глаза опухшие, налитые кровью и мокрые от слез.

Что случилось?

Замешательство делает все заторможенным. Как будто мои мысли не могут догнать реальное время. Но ничто не имеет значения, кроме беспокойства Шай.

— Прекрати бороться, сынок. — Я игнорирую помощника шерифа и пытаюсь высвободить руки, когда меня толкают между лопаток, чтобы заставить двигаться. — Успокойся, и мы все уладим.

Нэш прокладывает себе путь через человеческую баррикаду к Шайен, и я вздыхаю с облегчением, зная, что он с ней. Он никогда и никому не позволит прикоснуться к ней. Нэш переводит на меня свой холодный голубой взгляд, и я сопротивляюсь желанию вздернуть подбородок.

Я не делаю ничего плохого, по крайней мере, насколько помню.

Последнее воспоминание о том парне, Треворе, который комментировал Шайен, а затем Гейдж толкнул меня в темноту.

Страх пульсирует по моим венам, когда мысль сильно ударяет меня.

Гейдж навредил Тревору?

Я быстро провожу инвентаризацию, мои костяшки пальцев не болят, никаких повреждений, которые могут выдать какую-то физическая драка.

У меня нет оружия, так что?..

Полиция вытаскивает меня на крыльцо, и лающий Бадди бросается мне под ноги.

— Все в порядке, приятель. Все будет хорошо. — Фасад моего дома выглядит как автостоянка, заполненная парой джипов полиции, машиной Тревора, фургоном и грузовиком Нэша. — Что случилось?

— Мы надеялись, что Вы сможете нам рассказать, — говорит помощник шерифа, ведущий меня к джипу.

Я бы хотел, чтобы я мог.

Фары светят, когда подъезжает еще один грузовик, на этот раз коричневый, с надписью ШЕРИФ золотыми буквами на боку.

В этот момент передо мной появляется Шайен и обнимает за шею.

— Все будет хорошо, Лукас. Обещаю. Я найду способ вытащить тебя из этого.

Если бы у меня были свободны руки, я бы прижал ее к себе, но у меня нет такой возможности, поэтому просто утыкаюсь носом в ее волосы и вдыхаю столько, сколько могу.

Нэш тянет ее прочь, но она вырывает руку.

— Стой, я просто хочу попрощаться.

Я перевожу взгляд с Нэша на Шай, надеясь разгадать, что она имеет в виду. Она притягивает мое лицо к своему.

— Почему попрощаться, Шайен?

Ее губы дрожат, но она сильная и сдерживает слезы.

— Не волнуйся, хорошо?

Пожимаю плечами, но мое тело кричит, что я должен быть более чем обеспокоен.

— Хорошо.

— Ты доверяешь мне?

Тень улыбки щекочет мои губы.

— Да.

Она вздыхает и приподнимается на цыпочки.

— Я люблю тебя.

Мои веки закрываются, когда тепло ее слов распространяется по мне и вдыхает жизнь в мою душу. Мягкий жар ее губ касается меня в медленном поцелуе, прежде чем она прижимается своим лбом к моему.

— Я тоже тебя люблю.

— Лукас Мензано? — шериф Остин подходит ко мне с мрачным лицом. — Вы арестованы за нападение на Саманту Кроуфорд.

Звук рыданий Шайен прорезает ночь и проникает прямо в мою грудь.