Сплит (ЛП)

Глава 24

Шайен

Я права. Выражение лица моего отца, когда он видит каминную полку, вырезанную Лукасом, стоит поездки сюда. На мгновение я увидела человека, которым он был раньше. Беззаботный, улыбающийся, до того, как мама заболела, и я еще больше влюбляюсь в Лукаса за то, что он дает моему отцу это. Между ними много похлопываний по спине, и, увидев, как одобрение заставляет Лукаса покраснеть и улыбнуться, я немного смягчаюсь по отношению к своему отцу.

С удовольствием бы запечатлела этот момент, но у меня много дел. В то время, как Лукас остается, чтобы помочь отремонтировать дом, я еду обратно в офис со своим отцом.

Заставляю себя сидеть и слушать, как он разговаривает по телефону с поставщиками и страховой компанией, позволяя этому накалять и разжигать мой гнев. После возвращения в офис он заверяет меня, что ему ничего не нужно, и я говорю, что отправляюсь по кое-каким делам, лишь слегка заикаясь.

Он отпускает меня движением подбородка, и я заставляю себя медленно идти к двери, пока не скрываюсь из виду. Бегу к своему грузовику, завожу его и отправляюсь в магазин кормов Миллера.

Мои пальцы барабанят по рулю, и я пролетаю три знака остановки, и наконец подъезжаю к большому зданию, похожему на склад. Это хорошее место, отличное расположение прямо на главной улице, с настоящей парковкой, двойными дверями и бронзовой статуей длиннорогого быка перед входом.

Захлопываю входную дверь и направляюсь прямо к кассирше, которая подпрыгивает, когда мельком видит мое лицо.

— Могу я Вам чем-нибудь помочь?

— Мне нужен Дастин. — Я выплевываю его имя, как будто это ругательство, моя челюсть болит от скрежета зубов.

Ее глаза бегают по сторонам, прежде чем она берет телефон и нажимает на кнопку.

— Да, привет, это Бритни. Эм… к тебе пришла девушка. — Ее глаза встречаются с моими, и она вздрагивает, вероятно, читая мои мысли, которые звучат примерно так: «Тебе лучше не игнорировать меня, ублюдок». — Ваше имя, пожалуйста?

— Шайен Дженнингс. — Я скрещиваю руки на груди.

— Да, хорошо. — Она вешает трубку. — Проходите наверх.

Она указывает на лестницу в задней части магазина, но я уже знаю, где находятся офисы, поэтому уже на полпути туда.

Топаю вверх по лестнице и направляюсь прямо к старому кабинету его отца, но, прежде чем успеваю сделать это, он появляется в дверях.

— Шайен, что привело тебя… Вау! — он поднимает руки, когда я протискиваюсь мимо него в кабинет. — Что заползло тебе в задницу?

Я поворачиваюсь к нему лицом.

— Ты, Дастин.

— Хотел бы я залезть в твою задницу, Шай. — Он усмехается, затем закрывает дверь. — Но что-то подсказывает мне, что ты здесь не для того, чтобы обслуживать меня на столе.

Мои губы кривятся, и я чувствую себя грязной, просто стоя в его присутствии. Он направляется к своему столу в сапогах и коричневой рубашке на пуговицах — воплощение ковбойской честности. Возможно, он и способен одурачить людей в этом городе, но не меня. Шоры сняты. Он плюхается в кресло и закидывает свои ковбойские сапоги на стол, сверкнув непристойной ухмылкой.

— Я знаю, что это был ты. — Мои руки трясутся от ярости из-за того, что он совершил, что сказал о Лукасе и что сделал с моим отцом.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, детка…

— Не называй меня так, черт возьми! — я бросаюсь к нему, желая быть больше похожей на Гейджа, запугать его, обхватить руками за горло и перекрыть ему кислород, пока он не усомнится в собственной смертности, но замираю. — Ты связался не с той семьей.

Его глаза сужаются.

— Серьезно?

— Я знаю, что это ты разгромил дом Маккинстри. Я видела твою маленькую визитную карточку, Дастин. Меня от тебя тошнит.

Он только смотрит на меня холодными невыразительными глазами.

Гребаный ублюдок.

— Признайся, или я сама все расскажу копам.

Он пожимает плечами.

— Мне не в чем признаваться. Мои руки чисты.

— Лжец! Я видела, что ты написал, то же самое, как ты назвал Лукаса в баре, прежде чем он уронил тебя на задницу.

Его лицо краснеет, а взгляд становится жестче.

— Ты назвал его дебилом. — Я произношу это себе под нос, слово настолько мерзкое, что от одного его произношения меня тошнит.

— Это и есть твое доказательство? — он поднимает брови. — Черт, Шай, все в городе его так называют.

Я дергаюсь назад, и мой рот открывается.

Он смеется, приподнимая одну светлую бровь, чтобы придать своему образу американского парня опасный оттенок.

— Это стало для тебя неожиданностью?

Лукас другой, асоциальный, болезненно застенчивый, а этот город известен тем, что предвзято относится к новичкам.

— Этот парень практически не появляется на свет, и никто ни хрена о нем не знает, он не делится. Черт, он почти не разговаривает. А потом ни с того ни с сего затевает со мной драку. Ну же, Шай. Он просто фрик!

— Он не такой. — Слова произносятся шепотом, потому что все, что Дастин замечает о Лукасе, явлчется правдой, за исключением того, что он не нападал на Дастина без причины. — И ты начал эту драку. Он защищал меня.

— Ты неравнодушна к этому неудачнику?

— Не называй его так…

— Ты трахаешься с ним сейчас, Шай?

— Заткнись…

— Причина, по которой ты не хочешь снова быть со мной, в том, что сосешь его отсталый член?

Слова ударяют меня в живот, и я отступаю, чтобы отойти подальше от его ядовитого рта.

— Именно так я и думал. — Дастин встает и упирается костяшками пальцев в стол. Его дразнящая улыбка исчезает, а челюсть сжимается. — А теперь, если у тебя нет каких-либо доказательств, что это был я, или если с тобой нет полицейского, чтобы арестовать меня, убирайся к чертовой матери из моего магазина.

— Не могу поверить, что я когда-либо заботилась о тебе. — Разворачиваюсь на каблуках, бегу вниз по ступенькам и забираюсь в свой грузовик. Моя кожа липкая от пота и адреналина, а сердце бешено колотится.

Все в городе его так называют.

Слова Дастина повторяются у меня в голове. Возможно ли, что я не единственная в городе, кто знает о Лукасе… знает о Гейдже? В моей голове крутится больше вопросов, чем ответов.

Но я знаю кое-кого, кто мог бы на них ответить.

Толкаю входную дверь закусочной, и над моей головой звенит маленький колокольчик. Я ищу Дороти. Она стоит за прилавком, вытирает руки о фартук и улыбается мне.

— Привет, Шай. Ты здесь на поздний ланч?

Я сажусь на табурет в дальнем конце стойки, она следует за мной и кладет передо мной меню.

— Нет, я…

— Ты в порядке, дорогая? — она прижимает тыльную сторону ладони к моему лбу. — Не очень хорошо выглядишь.

Я заставляю себя улыбнуться и киваю.

— Я в порядке, просто… — Меня тошнит, и я злюсь на этот тупой гребаный город и тупых недалеких придурков, которые в нем живут. — Просто немного проголодалась, спасибо.

Я заказываю сэндвич и жду, пока Дороти оформляет заказ, а потом подзываю ее.

— Да, милая? — она улыбается.

— Эй, Дороти, могу я задать тебе вопрос?

— Конечно.

— Ты знаешь Лукаса, верно? Новый парень в городе, моего возраста. Он пришел однажды утром, чтобы налить себе кофе? Темные волосы, всегда носит кепку…

— Да, я его знаю.

— Что ты знаешь о нем?

Она опирается полным бедром на стойку и вздыхает.

— Милый парень. Особенный, понимаешь?

Желание зареветь почти невыносимо. Я точно знаю, что значит «особенный», и это не то, кем является Лукас. Вместо того чтобы плеваться огнем, я просто киваю.

— Он появился в городе не так давно. Был грязным, слишком худым, неопрятным. Он жил в своем грузовике, по крайней мере, так они говорят.

Они. Горожане. Внезапно я начинаю ненавидеть Пейсон за Лукаса.

— Люди пытались помочь ему, предложить еду, сводить в церковь и все такое, но он отказывался. — Она пожимает плечами. — Только когда он начал работать на твоего отца, люди заметили, что о нем заботятся, и оставили его в покое.

— Ты или кто-нибудь знает, что с ним не так?

— Ему не хватает пары «блинов в стопке» (намек на умственную отсталость; «нет пары извилин»), но в остальном, думаю, он безвреден.

Я делаю долгий, облегченный вдох. Они не знают.

— Можешь ли ты, я не знаю, вспомнить кого-нибудь, кому он мог бы не понравиться? У кого-нибудь есть причина хотеть причинить ему боль?

Ее лицо искажается от отвращения.

— Господи, нет. Он хороший парень.

— Дело в том, что один из домов, над которым работает папа, подвергся вандализму, и тот, кто это сделал, нарисовал на стенах какую-то гадость из баллончика.

— Слышала об этом.

Конечно, слышала.

Она чешет голову карандашом, затем засовывает его обратно на прежнее место за ухом.

— Ты же знаешь, какие люди Шай. Они ненавидят тех, кто от них отличается. Этот мальчик другой. Там что-то есть… — она показывает на свои глаза. — Это заставляет меня думать, что ему есть что рассказать. Не то, чтобы он когда-нибудь это сделал. Мальчик, не говорит ничего, кроме «пожалуйста» и «спасибо», «сэр» и «мэм».

Он говорит со мной.

— Верно. — Забавно, сидя здесь и думая об этом, я понимаю, как мало знаю о Лукасе. Столько времени мы провели вместе, а я даже не знаю, сколько ему лет.

Возможно, Дастин прав, любой в городе может разгромить дом Маккинстри. Но я все еще не могу избавиться от ощущения, что мой бывший парень далеко не невинен.

Дороти ставит передо мной тарелку с трехслойным сэндвичем и картофельным салатом.

Я пристально смотрю на нее снизу вверх.

— Можешь собрать это с собой для меня? Я только что вспомнила, что мне нужно кое-куда сходить.

— Конечно, Шай. — Она мило улыбается и кладет все это в коробку.

Я бросаю на стол десятидолларовую купюру и выбегаю за дверь.

— Спасибо, Дороти!

Она машет мне рукой, и я бегу к своему грузовику.

Мне нужно больше информации, и подумать только, все это время она находится прямо у меня под носом.

***

— Ты вернулась.

— Да, подумала, что тебе не помешало бы перекусить. — Я протягиваю отцу коробку с едой.

— Ты просто ангел. — Он набрасывается на еду. — Умираю с голоду.

Я указываю через плечо на свой стол.

— Есть кое-какие документы, которые мне нужно разобрать, так что я пойду и сделаю это.

Не ложь.

— Сегодня воскресенье. Ты можешь сделать это завтра, — говорит он, поедая картофельный салат.

— Хa! Конечно, ведь моя безумная общественная жизнь зовет меня.

Он хмыкает и запихивает в рот четверть сэндвича, не отрывая глаз от документов по страховке. Между едой и работой, надеюсь, он не заметит, как я просматриваю файлы сотрудников.

Моя систематизация за последние несколько недель позволяет легко найти нужную мне папку. Я подхожу к своему столу, прижимая к груди стопку заявлений. Перелистываю страницы как можно тише, чувствуя себя наполовину частным детективом, наполовину сталкером-слизняком.

Тоненький голосок в моей голове говорит, что я всегда могу просто спросить Лукаса, но что-то подсказывает мне, что он не будет таким откровенным, как его личное дело. И всегда есть риск, что мои вопросы спровоцируют Гейджа.

Файлы расположены не в алфавитном порядке, и я продолжаю просматривать их, пока, наконец, мой взгляд не останавливается на имени, написанном синими чернилами: Лукас Мензано

— Его фамилия Мензано, — шепчу я.

— Что такое?

Я вздрагиваю от глубокого рокота папиного голоса и роняю папку с документами сотрудников на пол.

— Черт! Ты напугал меня до смерти.

Мое сердце бешено колотится, и я спешу подобрать все выпавшие страницы.

В поле зрения появляются его ботинки.

— Зачем тебе нужны файлы сотрудников?

Я бросаю взгляд на него, хмуро смотрящего на меня сверху вниз с половиной сэндвича в руке.

— О… эм, просто расставляла их в алфавитном порядке, папа. Они в полном беспорядке. — Я нервно смеюсь и выпрямляюсь, роняя собранные страницы на свой стол.

— Хм… хорошая идея. — Он хватает свои ключи. — Я ухожу. Скорее всего, уже не вернусь, так что увидимся дома. Еще раз спасибо за обед. — Он набивает рот едой, хватает ключи и уходит.

Теперь, когда он уходит, мне дышится немного легче, и я могу продолжить свое коварное вынюхивание в одиночестве. Ненавижу скрывать что-то от своего отца, но правда как правило вызывает слишком много вопросов, на которые у меня нет ответов.

Как только я слышу, что двигатель его грузовика затихает вдали, просматриваю досье Лукаса в поисках заявления. Чувство вины захлестывает меня из-за такого вторжения в его личную жизнь.

Я не должна этого делать. Я узнала его фамилию. Этого должно быть достаточно.

Искушение взглянуть еще раз давит на мою совесть, заставляя мои пальцы дрожать.

Может быть, просто беглый взгляд, если случайно наткнусь, пока раскладываю их по алфавиту.

Мой телефон вибрирует. Я дергаюсь и визжу, как маленькая девочка.

— Срань господня! — рукой прикрываю грудь с колотящимся за ней сердцем. — Что, черт возьми, со мной сегодня не так?

Я хватаю свой телефон свободной рукой.

— Алло?

— Привет, милая.

Я внутренне стону от слишком бодрого звука голоса Тревора.

— Эй, что случилось?

— Мне тоже приятно с тобой поговорить, — усмехается он, а я закатываю глаза.

А затем снова нахожу имя Лукаса.

Мензано. Это по-итальянски? Звучит по-итальянски.

Почему это имя звучит так знакомо?

— Алло? Ты слышала, что я только что сказал?

— О, извини, нет. Я на работе, с головой в бумажной волоките. — В основном это правда. — Что ты сказал?

— Я сказал, что сделал первый шаг для работы в Лос-Анджелесе!

Мое сердце проваливается куда-то в живот, а тело мертвым грузом опускается на стул у письменного стола.

— Разве это не удивительно? Они только что позвонили.

— Вау… — Это должна была быть я. — Это здорово, Тревор. Я… я действительно рада за тебя.

— Я тоже рад за себя! Они хотят, чтобы я представил одну уникальную работу, и, если справлюсь, то меня наймут.

Еще больше хороших новостей о том, как Тревор живет жизнью, ради которой я надрывала задницу, в то время как я застряла в жизни, которую ненавижу.

— Эта станция ультрасовременная, Шай. Они ищут динамичных людей, увлеченных своим делом и способных придать новый поворот новостным репортажам.

Охеренно, Тревор. Почему бы мне не пойти и не сунуть лицо в чан с конским дерьмом, чтобы отпраздновать это событие?

— Я имею в виду, точно не знаю, но, думаю, что они могут посчитать твою вспышку в эфире чертовски крутой.

Я оживляюсь, его голос внезапно становится ясным и вытесняет все остальное из моих мыслей.

— Неужели?

— Да, очевидно, один из репортеров, которых они только что наняли, был уволен за то, что порезал шины педофилу во время освещения судебного заседания по делу психопата.

Вау, это значит…

— Ты хочешь сказать… Думаешь…

— Да, я думаю, ты бы им понравилась. Я отправляюсь туда на следующей неделе. Разнюхаю, намекну кое-что, расскажу им о тебе, хорошо?

Мое сердце подпрыгивает в груди.

— Тревор, спасибо тебе! Правда, большое тебе спасибо.

— Конечно, дорогая.

Неужели это действительно происходит на самом деле? Реальная возможность вернуться к моей карьере телеведущей, причем в Лос-Анджелесе.

Мое волнение быстро проходит, когда я вспоминаю свой предыдущий разговор с Лукасом.

Останься.

Боже, это единственное слово вырвалось из него с такой тоской, что мне захотелось обнять его и пообещать никогда не уходить.

Должна ли я отказаться от всего, ради чего работала, чтобы посмотреть, как пойдут дела с мужчиной, о котором я почти ничего не знаю?

Я изучаю небрежный почерк на его заявлении, а затем понимаю, что он не указал среднюю школу или колледж.

Неужели он не окончил школу?

Я провожу по его имени кончиком пальца.

Лукас Мензано.

— Кто?

Голос Тревора заставляет меня поднять голову, и я зажмуриваю глаза.

— О, эм… Извини, просто просматриваю записи сотрудников. Имя, оно показалось мне знакомым.

— Да?

— Мы знали кого-нибудь в колледже с фамилией Мензано?

Несколько секунд он молчит.

— Нет, но УНА (Универститет Нортен Аризона) — большой университет. Там мог быть Мензано.

Я прикусываю нижнюю губу, размышляя.

— Да, имя кажется мне знакомым. Просто не могу понять почему.

— Оооо, ты, наверное, думаешь о резне Мензано. Мы были детьми, когда это случилось, но помнишь, мы изучали это на уроке этики общения?

Мензано. Резня Мензано.

Да, именно там я слышала это.

Смотрю на свой стол, пытаясь вспомнить детали тематического исследования.

— … профессор, который пукал каждый раз, когда кашлял. — Тревор смеется.

— Повтори, что это было? История?

— Речь шла об этических решениях в отношении несовершеннолетних, которые совершают смертельные, тяжкие преступления и тому подобное дерьмо. Черт возьми, Шай, ты что, проспала всю лекцию?

— Ты можешь просто напомнить мне?

Он разочарованно выдыхает.

— Парень был несовершеннолетним, лет тринадцати или четырнадцати. Не помню. Мы говорили о том, как они обнародовали его фотографию, но не его имя, а затем обсудили, было ли это этично или нет.

Мое дыхание учащается, сердце колотится в груди, и мне трудно глотать.

— Да, ребенок, который…

— Он убил всю свою семью, Шай. Этот парень был гребаным убийцей. Он застрелил своих братьев, сестру и маму. Потом этот псих покончил с собой или попытался это сделать, но остался жив. Не могу поверить, что ты этого не помнишь.

Я облизываю губы. У меня такое чувство, что мои глаза подносят к открытому пламени.

— Парень, в конце концов, вышел, какая-то глупая формальность, чертовски страшно думать, что он где-то там, понимаешь? Наша правовая система крупно облажалась.

Моя рука дрожит, и у меня кружится голова.

— Я… мне очень жаль. Мне нужно идти, Тревор. Я поговорю с тобой…

— Подожди… Ты сказала, что в городе есть кто-то с таким именем? Кто-то, кто работает на твоего отца. Ты думаешь, он родственник?

Страх пронзает меня насквозь, желание защитить Лукаса становится непреодолимым.

— Не-а… Этот парень… эм… это не…

— Шай? Ты заикаешься.

Черт! Он думает, что я лгу.

А я лгу!

— Этот парень старше. Он друг моего… папы.

Я закусываю губу, надеясь, что Тревор купится на мой небрежный, даже слишком небрежный тон.

— Хорошо… Ну, мне, наверное, пора идти. У меня много дел, если я хочу получить эту работу в Лос-Анджелесе. Пожелай мне удачи.

— Хорошо, удачи. Калифорния, вот и мы. — Мое сердце болезненно сжимается при этой мысли.

Я не подвергаю сомнению свою реакцию, просто вешаю трубку и включаю интернет.

Используя поисковую систему, я набираю «Резня Мензано» и навожу стрелку на кнопку поиска.

Мой экран заполняется строками поверх строк, все новости десятилетней давности.

Я не нажимаю ни на одну из ссылок, а скорее на кнопку, которая выполняет поиск изображений, связанных с историей.

У меня есть всего секунда, чтобы подготовиться, и мой экран заполняется фотографиями. Одна из них сразу привлекает мое внимание.

Вот он.

Лукас-подросток.

У него впалые щеки, темные круги под глазами, худое, долговязое тело, облаченное в темно-синий костюм, который кажется на четыре размера больше, чем нужно, и большая повязка из белой марли на шее.

Прямо там, где у него шрам.

Я не могу моргнуть или отвести взгляд, рассматривая страницу изображений передо мной.

Он в выцветшей синей робе для несовершеннолетних.

Он, следующий за женщиной в красном костюме в здание суда.

Только когда прохладный ветер дует в окно рядом с моим столом, я чувствую сухость в моих воспаленных глазах.

— Гейдж… Что ты наделал?