Лукас
— Вы говорите, что были дома в ту ночь, о которой идет речь? — Гэри, помощник шерифа, допрашивающий меня, смотрит с недоверием.
Мы уже обсуждали это несколько раз, и независимо от того, насколько творчески он подходит к формулировке вопроса, мой ответ все тот же.
— Да, сэр, насколько я помню.
Он наклоняется через стол, его предплечья поддерживают его вес.
— И у Вас нет никого, кто мог бы подтвердить вашу историю?
— Нет, сэр.
Он с раздражением откидывается на спинку стула и качает головой.
— Свидетели говорят, что вас видели выходящим из дома жертвы сразу после шести утра.
— Нет, я никогда не был в доме Сэм. — Тошнота ползет по моему животу.
Кто-то видел меня, или, скорее, Гейджа?
После того, как темнота отступает, я не чувствую никакой разницы. Мои мышцы не слабые или болезненные; на теле не остается следов драки, на одежде нет крови, но я был в душе. Полагаю, что любые улики могли быть смыты.
— Правда ли, что у вас с жертвой были какие-то сексуальные отношения?
Опускаю голову и ищу мужество, которое потребуется, чтобы быть честным. Если я хочу остаться в Пейсоне, попробовать стать хорошим человеком, таким, которого заслуживает Шай, мне нужно признать то, кем я являюсь. Смотрю на него и надеюсь, что то, что собираюсь сказать, не приведет меня в тюрьму или, что еще хуже, в лечебницу.
— И да, и нет.
— Не хотите уточнить?
Я ерзаю на своем сиденье, мои руки немеют от наручников.
— Я… эм… Со мной жестоко обращались в детстве. Мой разум не такой, как у большинства людей, и из-за этого я отключаюсь. Это как лунатизм, только я бодрствую, но я… не здесь. Поэтому не могу вспомнить, чтобы у нас с Сэм были какие-то сексуальные отношения, но я слышал, что мы… переспали.
Он ничего не говорит, шокированный.
Его глаза сужаются.
— Сотрудники в «Пистолс Питс», которые видели вас вместе, сказали, что вы двое поцапались и что вы, — он пролистывает несколько страниц в маленьком блокноте на спирали, — повалили ее на пол. — Он смотрит мне в глаза, провоцируя меня на ложь. — Это правда?
Я сглатываю, зная, как плохо это должно выглядеть.
— Да, сэр, думаю, что это может быть правдой.
Он поднимает брови.
— Я выпил несколько бутылок пива, а Сэм начала целовать меня. Мне это не понравилось, и я хотел, чтобы она оставила меня в покое. Я… эм… — был в бессознанке — … Я не помню, что произошло после этого. — Выдыхаю. Это было сложнее, чем я думал.
Осуждение очевидно в его взгляде.
— По словам людей в баре, после ссоры с Сэм вы ушли с Шайен Дженнингс.
Я киваю, не потому, что помню, а потому, что это история, которую мне рассказала Шай.
— У вас с Шайен, похоже, все серьезно.
Мои глаза сужаются, и я снова киваю.
— Я влюблен в нее. Для меня это настолько серьезно, насколько возможно.
— Вы знаете, что Шай и Сэм были подругами давным-давно. Сэм сейчас с бывшим Шайен. — Он пожимает плечами. — Ревность — мощный мотиватор.
— Я не избивал Сэм. — Я просто не могу это доказать.
Он хлопает ладонями по столу.
— Точно. Ладно, уже поздно, и мне нужно домой. Я собираюсь посадить Вас в камеру, и мы разберемся с этим утром.
Камера.
Мое сердце колотится, когда он выводит меня из комнаты для допросов в одну из шести или семи камер предварительного заключения. Зарешеченная дверь ведет к мягкой скамейке и единственному туалету. Я замираю, мое тело отвергает команду двигаться. С твердым нажимом Гэри я вхожу внутрь, и мою кожу покалывает от беспокойства.
Дверь закрывается, и я подпрыгиваю от громкого лязга металла о металл.
— Отойдите, вытяните руки, и я сниму наручники.
Делаю, как мне сказали, и приток крови возвращается к моим пальцам.
— Лукас. — Гэри наклоняет голову, изучая меня. — Проблема с вашим разумом, это что-то, что вы не можете контролировать?
— Не могу. Когда это происходит, я беспомощен.
Он кивает и избегает моего взгляда.
— Поспите немного.
Свет гаснет, и я могу немного успокоиться, оставаясь один в темноте. Запах дезинфицирующего средства и спертый воздух окружают меня, и от клаустрофобии покалывает кожу. Я ложусь на скамейку, закрываю глаза предплечьем и представляю, что в постели в доме у реки, и это помогает ослабить панику.
Что бы ни делал, кажется, я не могу уберечь себя от неприятностей.
Свидетели говорят, что видели меня у Сэм, и я не могу этого отрицать, потому что в моей памяти пробел.
Тот, кто говорит, что видел меня у Сэм, должно быть, лжет, но это мое слово — слово обвиняемого и оправданного преступника — против свидетельских показаний.
Как только станет известно, что я сплит, меня не спасет даже моя невиновность.
Шайен
Я открываю дверь в дом отца далеко за полночь и нахожу его на знакомом месте на кухне. После того, как Лукаса арестовывают, я задерживаюсь в доме у реки с Бадди и убеждаюсь, что он накормлен и в тепле, прежде чем сесть и поговорить с его пушистыми маленькими ушками. Я притворяюсь, что разговариваю с собакой, но на самом деле обращаюсь к своей маме. Прошу у нее совета и молюсь, чтобы она помогла Лукасу каким-нибудь божественным вмешательством, чтобы освободить его от этого нелепого обвинения.
Мой папа опирается локтем на стол, подпирая голову рукой, и ставит перед собой небольшой стакан с янтарной жидкостью.
— Привет, пап. — Я бросаю ключи на кухонную стойку и опускаюсь на стул напротив него.
— Шай, ты в порядке? — он откидывается назад на своем месте.
— Нет.
— Не расскажешь мне, что происходит между тобой и Лукасом?
Я моргаю, глядя на него, и впервые не нужны все мои укрепленные стены и стальной настрой, чтобы сказать ему, что именно у меня на сердце.
— Я влюблена в него, папа.
— Подумать только. — Он берет свой стакан и делает глоток. — Кажется, он чувствует то же самое, и я его не виню.
Мои губы дрожат, а грудь пульсирует от его тихого комплимента.
— Знаешь, ты так на нее похожа.
Я вздрагиваю и подавляю надежду, расцветающую в моей груди.
Ты совсем не похожа на свою маму.
Его слова звенят в моих ушах, и я качаю головой.
— Например, чем?
Он вздыхает, и с его губ срывается тихий смешок.
— Знаешь, твой дедушка был не слишком доволен тем, что его дочь влюбилась в бледнолицего. Он сделал почти все возможное, чтобы разлучить нас.
Я ухмыляюсь, вспоминая истории, которые рассказывала моя мама о том, что у нее с папой были тайные места для встреч, как она проводила время с парнем, с которым выросла в резервации, и платила ему, чтобы он вел себя как ее парень, чтобы ее отец от нее отстал.
— Она мне рассказывала.
— Женщина была чертовски упряма. — Он потирает затылок и опускает подбородок. — Боже, я скучаю по ней.
Мой инстинкт — сказать что-нибудь, чтобы утешить его, слова силы, которые удержат его цельным, но я задыхаюсь от горя.
Я тоже по ней скучаю.
— Знаю, когда ты уехала в колледж, я сказал, что ты совсем не похожа на нее. — Его глаза светятся уязвимостью, которую я не видела в нем с того дня, как мы потеряли маму. — Я солгал. Ты так похожа на нее, что это пугает меня до смерти.
— Пап… — у меня перехватывает дыхание, и одинокая слеза скатывается по моей щеке.
— Было невыносимо потерять ее. А потом я потерял и тебя. Теперь ты вернулась, и, — он качает головой, — я не могу потерять тебя снова.
— Ты не потеряешь меня, папа. Я никуда не собираюсь.
— Можешь пообещать мне, что парень безопасен? — он наклоняет голову. — Я бы поспорил, что с ним все в порядке, но не буду рисковать твоей безопасностью.
— Я… да, я имею в виду…
— Мне не нравится этот парень Тревор, но факт в том, что Лукас его связал.
Я открываю рот, чтобы защитить Лукаса, но захлопываю без единого возражения.
— Он это заслужил. Нельзя устраивать засаду на человека в его доме посреди ночи, особенно на такого, как Лукас.
— Я чувствую себя ужасно из-за жизни, которую мальчик был вынужден вести. Понимать, как это может испортить ребенка. Он всегда казался порядочным парнем. И теперь ты влюблена в него. — Он осушает свой стакан и встает. — Твоя мама была слепа к моим недостаткам. Я чувствовал себя самым счастливым человеком в мире и воспользовался тем, что она их не видела. Не совершай ту же ошибку, детка. Ты видишь красные флажки, ты бежишь. — Он наклоняется и целует меня в макушку. — Я не потеряю и тебя тоже.
Смотрю, как мой отец неторопливо идет по коридору, как человек, тащащий за собой груз тысячи жизней.
Видишь красные флажки. Ты бежишь.
Не в этот раз.
Мне надоело убегать.