Гейдж
Эта женщина когда-нибудь, бл*дь, научится?
Я отрываю свои губы от ее, и она хнычет.
Жадная маленькая сучка.
Очевидно, мое послание оставить Лукаса в покое не понято.
Я опускаю руки, которые были так крепко прижаты к ней, что мышцы болят, и отступаю назад, кипя от злости.
Она задыхается, и я опускаю глаза вниз, чтобы не видеть жалкий взгляд женщины, когда ее отвергают.
Слабость отвратительна.
— Эй, мне очень жаль. — Она протягивает руку, и я шлепаю ее по руке, прежде чем она успевает прикоснуться ко мне. Ее руки обхватывают живот.
Я медленно поднимаю взгляд вверх по ее телу. Мешковатые штаны, которые не подошли бы даже самой сексуальной женщине, поношенная футболка, демонстрирующая ее вздымающуюся грудь, а потом…
Та-да! Вот оно.
Осознание.
Я ухмыляюсь.
Она хмурится.
— Гейдж.
Я протягиваю руки и кланяюсь.
— К твоим услугам, шлюха.
Она вздрагивает от моего словесного укола, но ее взгляд становится жестче.
— Почему ты здесь?
Я усмехаюсь и смотрю на звезды.
— Хм… Собирался спросить тебя о том же, но, видя, в каком состоянии я застал вас двоих, могу сказать, что точно знаю, почему ты здесь, Застенчивая Энн.
Она качает головой, длинные пряди ее волос колышутся от этого движения.
— Я здесь с Лукасом…
— Больше нет.
— Тебя не приглашали. — Последнее слово звучит ядовито, но я не упускаю дрожь страха в ее голосе.
Как, черт возьми, она смеет.
— Меня не приглашали? Меня не надо приглашать! — я подхожу к ней, от ярости мои мышцы напрягаются и дрожат. — Это ты шлюха, которую ни хрена не приглашали!
Должен отдать ей должное. Несмотря на боль, которая пронзает ее глаза, она не отступает, что, кажется, еще больше напрягает мой член.
Сука.
— Ты не послушала, когда я сказал тебе оставить его в покое.
Она расправляет плечи.
— Я не хочу оставлять его одного.
— Что, ты думаешь, здесь произойдет? Что за бредовая фантазия маленькой девочки крутится в твоем крошечном мозгу, а? Ты думаешь, он влюбится в тебя? Что вы вдвоем уедете в закат и будете жить долго и счастливо?
— Что?.. Нет!
— Ты ведь этого хочешь, не так ли? Ты хочешь Лукаса, потому что его легко контролировать. Тебе нравится власть, которую ты имеешь над ним, не так ли? Используя эту киску, чтобы контролировать бедного ублюдка.
Она съеживается.
Я наклоняюсь к ней и, как бы мне ни хотелось обхватить руками ее прелестную маленькую шейку, сжимаю кулаки по бокам.
— Держись от него подальше.
— Я не хочу. — Ее голос тихий, робкий. Она проигрывает свою борьбу. Наконец-то.
— Мне плевать, чего ты хочешь. Ты хоть представляешь, сколько женщин пытались трахнуть Лукаса? Сколько раз мне приходилось спасать его от изнасилования?
Ее губы дрожат, и она качает головой.
— Ты лжешь.
Низкий смешок эхом отдается в моей груди.
— Ни хрена ты не знаешь. И благодаря мне он тоже.
— Расскажи мне.
— Зачем? Чтобы ты могла жалеть его больше, чем сейчас?
— Мне его не жаль. — Ее полные губы опускаются, когда она, скорее всего, понимает ложь в своих словах.
— Ну, конечно. Повторю это еще раз. — Я глубоко дышу, пытаясь справиться со своей яростью. — Оставь его в покое, мать твою!
Она приближается, приподнимается на цыпочки и смотрит мне прямо в лицо.
— Если ты так сильно хочешь, чтобы я ушла, почему не позволил Дастину заполучить меня той ночью в баре?
Ее слова ударяют меня в грудь. Я надеялся, что она забудет ту ночь. Все это.
— Иди домой, Шайен. — Мое рычащее требование не сдвигает ее ни на сантиметр.
Упрямая сука.
— Скажи мне. Если ты так меня ненавидишь, то почему защитил меня от Дастина?
Я стаскиваю дурацкую кепку Лукаса, в отчаянии провожу рукой по волосам и сжимаю их в кулак, пока кожа не начинает гореть.
— Если я скажу, ты уйдешь?
— Ни за что.
Мой взгляд устремляется к ней.
— У тебя есть желание умереть или что-то в этом роде?
— Я не боюсь умереть, если ты об этом спрашиваешь. — Ее тело дрожит, выдавая ее слова. — Я тебя не боюсь.
Ах, ложная уверенность.
— Ты посреди темного леса. Дома нет никого, кто мог бы убедиться, что ты доберешься туда в целости и сохранности. Я мог бы похоронить тебя и отдохнуть к утру, если бы захотел.
Она отступает на шаг.
— Ты бы не стал.
Мои губы снова изгибаются, обнажая зубы.
— Ты ничего не знаешь о том, что бы я сделал и чего бы не сделал.
— Вот тут ты ошибаешься. — Она расправляет плечи в жалкой попытке обрести уверенность. — Ты защищаешь Лукаса. И никогда не причинишь мне вреда, потому что знаешь, что это причинит боль ему.
Я моргаю, обдумывая ее слова.
— Немного боли сейчас, чтобы спасти его от большой боли в будущем, того стоит.
— Да? Поэтому ты морил его голодом?
Туше. Сука умна.
— Так и знала. Ты морил его голодом в наказание. Совсем как его мать.
Я хватаю ее за руку и толкаю назад.
— Ты гребаная сука! Не смей сравнивать меня с этим бесполезным куском мусора. — Я снова толкаю ее, заставляя споткнуться. — Ты думаешь, раз Лукас поделился с тобой одной маленькой историей, ты знаешь нас? — снова толкаю ее, она теряет равновесие и падает. Я возвышаюсь над ней, глядя вниз на симпатичного маленького жучка, которого так легко раздавить ногой. Избавиться от нее навсегда. — Держись от него подальше. Ты меня слышишь?
Она шмыгает носом, но поднимается на ноги. Ее глаза встречаются с моими, и, хотя в них блестят непролитые слезы, взгляд у нее стальной.
— Пошел ты.
Мои ноздри раздуваются. Пульс бешено колотится, а в ушах звенит. Я протягиваю руку и хватаю ее за затылок, держа за волосы, пока топаю по тропинке к ручью.
Суки. Каждая из них заслуживает смерти.
Вода ударяется о мои ботинки, просачиваясь выше лодыжек, пока я тащу ее глубже в холодную воду.
Ее мокрые ботинки скользят по камням, и она вскрикивает, когда падает. Ее руки сжимают мое предплечье, а моя хватка за ее волосы — единственное, что удерживает ее на ногах.
— Гейдж, остановись!
Хa! Нет, пока она не поймет.
Мы по пояс в воде, когда я разворачиваю ее перед собой. Мои мышцы дрожат от гнева и кучи другого дерьма, на котором я отказываюсь зацикливаться. Сияние луны — наш единственный источник света, ее губы кажутся синими, а глаза кристально чистыми.
— На колени.
Все ее тело дрожит.
— Не делай этого.
— Встань на колени, мать твою!
Ее глаза мечутся по сторонам, голова не может пошевелиться, потому что я крепко держу ее.
— Но… — ее брови сходятся вместе, а затем ползут вверх.
Да, теперь она понимает.
Вода доходит мне до пояса и бьет в грудную клетку. Если она упадет на колени, то фактически погрузится под воду и навсегда замолчит.
Я подхожу ближе, наклоняю ее голову и яростно дергаю. Крик боли вырывается из ее горла, и я прижимаю ее губы к своим.
— Я хочу, чтобы ты встала на колени, Шайен. Не волнуйся, я не заставлю тебя отсасывать мне. Предпочитаю, чтобы мои шлюхи дышали.
Я тяну и свободной рукой надавливаю на ее плечо, опуская ее против воли. Она борется, но холодная вода и страх, должно быть, берут верх, потому что Шайен медленно опускается на одно колено, потом на другое. Течение пытается утащить ее, но моя крепкая хватка удерживает ее там, где я хочу.
— Пожалуйста, не делай этого. — Она вскидывает подбородок, вода поднимается и затекает в рот и нос. Она кашляет, давится.
Ее рот открывается и закрывается, как у рыбы, хватающей воздух, несущий смерть, и я чувствую, как ее тело борется за жизнь под моими руками.
— Лукас… Вернись… — ее слова бессвязны, пока она борется. Затем, наконец, вода покрывает ее лицо, и девушка полностью погружается под воду.
Мой рот расплывается в улыбке, и я наклоняюсь, чтобы она могла услышать меня сквозь воду.
— Сейчас ты умрешь, Шайен, и твоей последней мыслью будет, как Лукас подвел тебя. Ему не удалось спасти тебя, и он виноват в твоей смерти.
Она извивается в моих объятиях, последняя попытка ее тела выжить.
— Никогда не стоит недооценивать меня.