Сплит (ЛП)

Эпилог

Шайен

— Ты уверен, что эта та самая? — я моргаю из-за ослепляющего солнечного света, отражающегося от заснеженного дерева.

Бросаю взгляд на Лукаса, одна рука у него на бедре, в другой он держит ручную пилу. Он проводит зубами по нижней губе, обдумывая мой вопрос. Как бы сильно я ни любила его во всех его бейсболках, серая вязаная шапочка, которую он сейчас носит, моя любимая, потому что она не скрывает его глаз, которые так очаровательно щурятся, когда он концентрируется.

— Уверен. — Его ботинки хрустят на белом пушистом снегу, когда он обходит высокую голубую ель. — Эта та самая.

Это уже третье дерево за час, которое он назвал «тем самым» только для того, чтобы передумать и продолжить поиски. Если бы это был кто-то другой, то я бы сказала ему, чтобы он уже выбрал одну, но это первое настоящее Рождество Лукаса, и я хочу, чтобы у него была лучшая елка, которую могут предложить эти горы.

Он подходит ко мне вплотную, его большое тело излучает комфорт. Мало того, что он теплый, я также чувствую отчетливый аромат его кожи, и все это действует как мгновенный релаксант. Шуршащий звук его зимнего пальто привлекает мое внимание к его руке, когда она поднимается, и он потирает грубую щетину на подбородке. Нет, не его челюсть.

Его шрам.

Интересно, думает ли он о них, своих братьях и сестре, которые никогда не могли насладиться даже самым простым праздником.

Мое сердце сжимается.

— Это не должно быть трудно, Лукас. Здесь нет правильного ответа. — Я стараюсь, чтобы мой голос звучал легко и весело, но чувствую напряжение, исходящее от него, как туман.

Его взгляд отрывается от дерева, и выражение лица смягчается, когда он смотрит на меня сверху вниз с небольшой, почти смущенной улыбкой.

— У тебя синеют губы.

— Это всегда происходит, когда мне холодно.

Пространство между нами исчезает, он поворачивается и прижимается своей грудью к моей. Если есть что-то, что я узнала о нем за те несколько месяцев, что мы вместе, так это то, что я всегда для него на первом месте. Когда его большая рука ложится на мое бедро, я поднимаю подбородок, точно зная, чего он добивается.

Его мягкие губы касаются моих.

— Ммм… — еще одно движение его губ. — Холодные.

— Как твои остаются такими горячими?

Он целует сначала уголки моих губ, потом верхнюю губу, а затем нижнюю, делясь со мной теплом.

— Моя внутренняя температура, должно быть, выше твоей.

Проводя руками вверх по его груди, а затем по шее, я проклинаю свои перчатки и всю эту объемную ткань между нами. Наклоняю голову и прокладываю себе путь в его рот.

Звук ножовки, падающей на снег, сопровождается низким стоном, когда он углубляет поцелуй. Его руки обвивают мою талию, и он сдвигается так, чтобы наши тела были как можно ближе друг к другу. Я практически стою у него на ногах, пока он боготворит мой рот своим. Мои пальцы покалывает от потребности прикоснуться, почувствовать, как его сердце бьется рядом с моим, хотя бы для того, чтобы доказать, что он также взволнован нашей близостью. Как быстро его поцелуй может превратить меня из замерзшей в желающую раздеться догола в минусовую погоду.

Ледяной ветер со свистом проносится сквозь деревья, и я дрожу в его объятиях.

Он улыбается мне в губы.

— Мне нужно отвезти тебя домой, пока ты не замерзла окончательно.

Я провожу зубами по его челюсти и опускаюсь к месту чуть ниже уха.

— Мне уже не так холодно. — Я утыкаюсь носом в его шею, вдыхая пряный сосновый аромат.

Он усмехается, напоминая мне Гейджа, но по тому, как нежно он меня держит, могу сказать, что Лукас все еще со мной.

— Твой нос похож на кубик льда.

Вероятно, это правда. Не чувствую свой нос уже около тридцати минут.

Я прижимаюсь к его губам в еще одном поцелуе, прежде чем откидываюсь назад, чтобы встретиться взглядом с этими бушующими серыми глазами.

— Если подумать, то вернуться к тебе домой и снять всю эту одежду звучит неплохо.

— Ко мне домой, — шепчет он, как будто разговаривает сам с собой.

Я открываю рот, чтобы спросить его, что он имеет в виду, но Лукас проводит большим пальцем по моим губам, его перчатки без пальцев позволяют мне наслаждаться прикосновением мозолистых подушечек к моей коже.

Восхитительная дрожь скользит вверх по позвоночнику.

Голод в его взгляде сменяется беспокойством.

— Ты замерзла, Шай. Ты должна была что-то сказать. — Он поднимает пилу с земли. — Позволь мне отвезти тебя домой. Я могу вернуться пешком и добыть дерево позже…

— Эй, эй, эй. — Я хватаю его за руку, смеясь. — Ни за что. Мы пришли за елкой, и я скорее замерзну до смерти, чем вернусь домой с пустыми руками.

Он свирепо смотрит на меня, но ничего не говорит. Вместо этого его глаза устремляются в сторону, как будто он слышит, как кто-то говорит у него в голове.

Что, как я теперь знаю, что именно так и происходит.

Бабочки взрываются в моем животе при мысли о том, что я получу известие от Гейджа.

Проходит так много времени с тех пор, как проявлялась другая личность Лукаса, что я начинаю задаваться вопросом, не прогнали ли мы его полностью. Я не вижу Гейджа уже месяц, и поскольку люблю его так, как ну… люблю, то скучаю по нему.

— Лукас, что такое? — у меня нет ни малейшего шанса скрыть надежду в моем голосе.

Он качает головой и поворачивается обратно к дереву.

— Что он говорит?

Поговори со мной.

Неловко пожав плечами, он смотрит на меня сверху вниз, и в его глазах разгорается война. Лукасу нелегко делить меня со своим альтер эго. Даже сейчас, когда Лукас выздоравливает и больше контролирует личность Гейджа, он все еще нервничает, оставляя нас наедине.

— Ему не нравится, что ты холодная. — Его глаза снова перемещаются в сторону, а затем он улыбается. — Он бесится из-за того, что ты здесь так долго.

Мое сердце переполняется.

Я упираю руки в бедра.

— Не то, чтобы я никогда раньше не была на снегу, ребята.

Его брови сходятся вместе, и он кивает.

— Я возьму елку.

Не могу не смотреть, как Лукас низко приседает. Его джинсы туго обтягивают мощные мышцы бедер, и когда он тянется вперед, чтобы засунуть пилу под дерево, мне открывается прекрасный вид на его обтянутую тканью задницу.

— Это не должно занять много времени. — Он такой милый, и то, как напрягается его челюсть, когда он концентрируется, мужская решимость в его глазах, пока спиливает свою первую в жизни рождественскую елку. — И тогда мы отвезем тебя домой.

Мы отвезем тебя домой.

Никогда не перестану любить то, как он бессознательно говорит о Гейдже, напоминая мне, как далеко он продвигается в принятии своей темной стороны.

Но в последнее время я вижу, как он хмурится, массирует виски и как напрягается его челюсть. Хотела бы я придумать способ заставить его расслабиться настолько, чтобы позволить Гейджу выйти вперед, а не постоянно отталкивать его назад.

Мне недостаточно любить Лукаса таким, какой он есть, я хочу, чтобы он тоже любил себя.

Лукас

Дерево падает на землю, поднимая своим весом снежную бурю. Моя грудь раздувается от мужской гордости, что почти трудно глотать.

Мое первое дерево.

Наше первое совместное дерево.

Как бы мне ни хотелось посидеть здесь еще немного и окунуться в чувство удовлетворения и радости, искупаться в признательности и нежности, которые, как я чувствую, исходят от Шайен, Гейдж рвется наружу и заботится о ней, а я не готов ее оставить.

Пока нет.

— Позволь мне помочь. — Она наклоняется, чтобы ухватиться за ствол дерева.

Я поднимаю его и начинаю двигаться, прежде чем она дотрагивается до него рукой.

— Ни малейшего шанса.

— Эй! — она смеется, пытаясь ухватиться за верхушку дерева, которое скользит по снегу.

— Шай, пожалуйста. Тащи сюда свою задницу и составь мне компанию.

Она топает в мою сторону, и я поднимаю подбородок, чтобы скрыть улыбку, растягивающую мои губы.

— Ты никогда не позволяешь мне ничего делать. — Она выдыхает белую струйку пара.

Я пожимаю плечами.

— Ты переживешь это.

Ее взгляд устремляется на меня, а глаза сужаются.

Я знаю, что она ищет.

— Нет. Это все еще я.

— Когда ты говоришь такие вещи, трудно сказать наверняка.

Мои легкие немного сжимаются.

— Мне очень жаль.

Она хватается рукой в перчатке за мое предплечье, чтобы избежать пилы, и сжимает.

— Больше никаких извинений, Лукас. Тебе не за что извиняться.

Я киваю, хотя и не совсем согласен. Быть в настоящих отношениях с Шай — это лучшее, что когда-либо случалось со мной. Не могу сказать того же о ней. В конце концов, быть влюбленной в двух людей в одном теле не может быть легкой задачей.

Мы возвращаемся к дому в тишине, но я не упускаю из виду, как Шай продолжает пялиться на меня.

В последнее время я сдерживаю его, и почти уверен, что она об этом знает. К счастью, Гейдж не слишком настаивает на том, чтобы выйти вперед. Но он — моя иррационально защитная сторона, яростно собственническая сторона, и когда Шай дышит на свои руки в перчатках, чтобы согреть лицо, я чувствую, что его терпение на исходе.

Оставляю елку на крыльце, стряхиваю снег с ботинок и направляюсь внутрь, чтобы расшевелить тлеющие угли и подбросить полено в дровяную печь. Бадди свернулся калачиком на своей плюшевой собачьей подстилке, впитывая тепло.

— Кто-то наслаждается роскошью жизни в закрытом помещении. — Я глажу его по голове, и после хорошего, долгого потягивания он бежит к двери, чтобы полежать на солнышке.

Шай скидывает ботинки и снимает перчатки.

— Хочешь, я приготовлю немного горячего шоколада?

— Конечно. Ты все еще хочешь, чтобы дерево было здесь? — я устанавливаю подставку, которую мы собрали сегодня утром, прямо перед окном, выходящим на ручей.

Ее руки скользят вокруг меня сзади, и она утыкается носом в мою лопатку.

— Куда бы ты ни захотел, меня это устроит. Это Рождество для тебя. Для вас.

У меня внутри все сжимается от странного сочетания тревоги и возбуждения.

Никогда раньше по-настоящему не отмечал Рождество, и я понятия не имею, чего ожидать от Гейджа. Это одна из причин, по которой я сдерживаю его. То, на что я был неспособен раньше, но теперь немного контролирую.

Перевожу ее руки с пресса к своей груди и прижимаю костяшки ее пальцев к губам.

— Думаю, здесь дерево будет отлично смотреться.

Она подходит ко мне ближе, и эти голубые глаза, которые проникают глубоко в мою душу, наполняются теплом.

— Я люблю тебя, Лукас.

Боже, устану ли я когда-нибудь слышать эти слова?

Я втягиваю воздух и провожу своим носом по ее носу, закрывая глаза и расслабляясь в ее объятиях.

— Я тоже тебя люблю.

Она оставляет легкий поцелуй на моих губах.

Я стону, когда Шайен втягивает мою нижнюю губу в свой рот. Ее язык скользит один раз, прежде чем она прикусывает достаточно сильно, посылая быстрый укол боли от моего рта к животу.

— Шай… — мои руки крепко сжимаются вокруг ее поясницы, когда чернота мерцает у меня перед глазами.

— Да? — ее хриплый ответ — чистая невинность, прежде чем она посасывает мою верхнюю губу и с тем же удовольствием кусает ее.

Я окидываю завесу, когда она опускается, угрожая погрузить меня во тьму.

— Ты играешь с огнем. — Мое дыхание прерывистое.

Она скользит руками по моей талии и вниз… вниз… вниз…

— Я точно знаю, что делаю. — Ее голос похож на мурлыканье, и мои бедра толкаются к ней.

— Не могу удержать его, когда ты делаешь это. — Я погружаю свой язык между ее губ, наслаждаясь тем, как она жадно берет меня глубоко в свой рот.

Шайен трется своим телом о мое, ее ногти впиваются в мою обнаженную плоть, и я чувствую, как меня затягивает во тьму.

— Тогда не удерживай.

Завеса падает.

Гейдж

Я пытаюсь.

Я действительно чертовски стараюсь.

Но мужчина не может справиться со всем сразу.

Столпом силы я не являюсь. Не тогда, когда дело касается Шайен.

Лукас заслуживает этого. Провести нормальный отпуск с женщиной, которая любит его больше, чем свой следующий вздох. Он заслуживает это дерьмо, и если бы я был лучшим человеком, то оставил бы его в покое.

Единственная проблема в том, что я влюбленный эгоистичный придурок и черта с два буду сидеть сложа руки и смотреть, как она умоляет меня выйти и поиграть.

Ее нетерпеливые руки и болезненные укусы — моя визитная карточка, и она это знает. Шайен редко этим пользуется, позволяя нам с Лукасом время от времени меняться местами, но когда я слишком долго отсутствую, моя женщина становится жадной.

Хватаю ее за талию и оттаскиваю на несколько шагов назад, заставляя спотыкаться, пока ее задница не ударяется о стол. Она ахает, но вместо того, чтобы почувствовать, как ее мышцы напряглись от внезапного перехода от Лукаса ко мне, она тает в моих руках.

— Черт возьми, детка. — Я отрываю свои губы от ее рта и приподнимаю, чтобы получить лучший доступ к шее. — На тебе слишком много одежды. — Я срываю с нее шарф и расстегиваю все пуговицы на ее пальто, стягиваю его с плеч, чтобы добраться до обтягивающего свитера под ним.

— Ты вернулся, — шепчет она, когда я тону в аромате ее шеи и мягкости ее кожи.

— Пытался передать бразды правления Лукасу, но ты не позволила этому случиться.

Она выгибается от моего прикосновения.

— Я скучала по тебе.

Боже, она такая вкусная.

На теле этой женщины нет ни сантиметра кожи, которую я бы не попробовал, и все это имеет райский вкус.

— Я заметил. Коварная маленькая шалунья.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. — Ее смех вибрирует у моих губ, и я получаю то теплое чувство в груди, которое приносит только Шай.

Отступаю и смотрю на нее сверху вниз, на розовые щеки, влажные губы и те глаза, которые могут поставить самого сильного мужчину на колени от желания.

— Не скромничай, Шай. — Я запускаю руки в ее волосы и провожу большим пальцем по ее нижней губе. — Ты точно знаешь, как добраться до меня.

Она пожимает плечами, выглядя одновременно гордой и чертовски сексуальной.

Чувство вины накрывает меня такой тяжелой волной, что мои плечи опускаются.

— Лукас заслужил этот отпуск, малышка. Не я.

Она берет меня за руку и поворачивается, чтобы прижаться губами к моему запястью.

— Нет, Гейдж. Ты ошибаешься. Вы оба заслуживаете этого. Я знаю, что ты делаешь, пытаясь держаться подальше, но, пожалуйста… — ее голос срывается, и клянусь, если она заплачет, я надеру нам задницы за то, что мы заставляем ее грустить. — Вы оба нужны мне, Гейдж. Я люблю вас обоих. Разве вы не можете разделить Рождество?

Уголок моего рта дергается.

— Мы не очень хорошо умеем делиться.

— Смешно. — Она выпрямляется во весь рост, просовывает руку мне под футболку и вверх по моей обнаженной груди. Я втягиваю воздух, когда ее ногти царапают мою кожу. — Кажется, вы прекрасно делите меня.

Если бы она имела хоть малейшее представление о том, как часто мы требуем и боремся, чтобы провести с ней время, она бы взяла свои слова обратно.

— Я люблю тебя, Гейдж.

Я чуть не сгибаюсь пополам, когда ее слова ударяют меня прямо в грудь.

— Не исчезай, хорошо? — ее голубые глаза блестят от любви, которую я только начинаю понимать. — Я не хочу потерять тебя. Любого из вас.

Ошеломляющее чувство братства разрастается у меня за ребрами, как будто получаешь удар кулаком или «молодец». Лукас успокаивает меня. Он также подталкивает меня вперед, чтобы стереть сомнение и беспокойство в ее глазах.

— Мы будем стараться больше, детка. — Лукас переполняет меня нетерпением и ощущается как удар по затылку. Прочищаю горло. Я так плохо разбираюсь в этом дерьме. — Все, что мы можем отдать, принадлежит тебе. Нет ничего, в чем мы бы тебе отказали.

Чувства Люка исчезают и заменяются удовлетворением, как будто он доволен моим ответом.

— О, неужели? — вспышка желания в ее глазах притягивает мое тело ближе, пока я не оказываюсь зажатым между ее раздвинутыми бедрами, а ее руки не сцепляются у меня на затылке.

— Что тебе нужно, Шай? — я провожу губами по ее уху и впитываю ответную дрожь, представляя все способы, которыми могу раздеть ее на этом столе.

— Мне нужно… — она наклоняет голову, и я спускаюсь поцелуями к вырезу ее свитера. — Чтобы ты…

— Да? — у меня практически текут слюнки, когда я слышу, как она говорит это, выражая словами желания своего тела.

— Поставил елку и подключил гирлянды, чтобы я могла развесить украшения.

Мое тело замирает, и я встаю, чтобы посмотреть в эти глаза, которые искрятся от смеха.

— Ты шутишь.

Она быстро чмокает меня в губы, затем отталкивает назад, чтобы спрыгнуть со стола.

— Нет! — ее длинные женственные пальцы взмахивают в сторону подставки для деревьев. — Займись делом. Я принесу горячий шоколад.

Стягиваю с головы вязаную шапку и провожу рукой по волосам, пытаясь умерить свое разгоряченное либидо.

— Думаю, я мог бы просто отступить и позволить Лукасу взять это на себя.

Ищу его в тайниках своего сознания, но все, что я чувствую, — это его позабавленное сочтояние.

Смешок вырывается из моей груди.

Хорошо сыграно, брат. Хорошо сыграно.

— Люблю тебя, детка! — кричит Шай из кухни, и в ее голосе слышится юмор.

— Бл*дь… Я тоже тебя люблю.

Бросаю вязаную шапку на диван и направляюсь к двери, чтобы схватить елку, когда понимаю, что чувства, которые я испытываю к Шай, идут в обоих направлениях. Она заманивает меня сюда на понятном мне языке. Я могу сделать то же самое.

Кроме того, у нас есть весь день, чтобы поставить елку. Прямо сейчас мне больше всего нужно забыться в теплом коконе тела моей женщины.

Она стоит ко мне спиной и наливает молоко в кружку. Я щелкаю замком на двери.

Шайен резко оборачивается, и когда ее глаза встречаются с моими, они расширяются.

— Гейдж?

Я подкрадываюсь к ней, ухмыляясь, как хищник, который собирается съесть свою первую настоящую еду.

— Прошло слишком много времени, Шай.

Ее веки опускаются, а губы приоткрываются.

— С какого момента?

Я наклоняю голову и продолжаю свое медленное продвижение.

— Как я прикасался к твоему телу. — Расстегиваю пуговицы на своем пальто. — Чувствовал твое дыхание на моей коже. — Я сбрасываю его. — Слышал мое имя из твоего прекрасного ротика.

Ее рука вытягивается, чтобы ухватиться за стойку, как будто тело теряет волю оставаться в вертикальном положении.

Правильно, Шай… Я тоже знаю, как добраться до тебя.

Останавливаюсь в нескольких сантиметрах от того, чтобы коснуться ее. Глаза Шай вспыхивают от желания.

— Твой ход, Ш…

Она набрасывается. Я сжимаю ее задницу, когда она ногами обхватывает меня в самых сладких, мать его, объятиях.

Я ни за что не доберусь до кровати, поэтому поворачиваюсь и прижимаю ее спиной к кухонной стене. Мы — безумный клубок рук, пока делаем все возможное, чтобы раздеться, не разрывая нашу связь. Так всегда бывает с нами — полный хаос, встреча неконтролируемой похоти и любви, кружащихся вместе и оставляющих нас обоих мокрыми от пота и насытившимися.

Я опускаю нас на пол и снимаю с нее джинсы и трусики, отбрасывая их в сторону, прежде чем последовать ее примеру. Она открывается для меня, приглашает в колыбель своего тела и окутывает тем спокойствием, которое может дать только она.

— Мне жаль, что я так надолго пропал. — Я прижимаюсь своим лбом к ее, пока мы двигаемся вместе в медленном и размеренном темпе, впитывая каждое скольжение и ощущение. — Я никогда больше этого не сделаю, клянусь. Я просто подумал…

Она прижимает кончики пальцев к моим губам, и я останавливаю свой ровный ритм толчком.

— Больше никаких сожалений. Отныне мы смотрим только вперед, помнишь?

— Только вперед… — мои слова превращаются в стон, когда я снова начинаю двигаться в ней.

Я пытаюсь действовать медленно, заставляю себя сохранять контроль над непреодолимым желанием заявить на нее свои права с дикой самоотдачей. Нежные звуки, срывающиеся с ее губ, подобны топливу для моих мышц. Она обхватывает мои икры своими и выгибает спину, используя свое положение, чтобы принять меня глубже. Одобрительный рык вырывается из моего горла, и когда она облизывает мои губы, моя сила воли ослабевает.

— Шай. — Это должно быть выговором, но звучит скорее как предупреждение.

— Ты дрожишь. — Укол ее ногтей на моей спине заставляет мои бедра двигаться вперед. — Перестань сдерживаться.

Я обхватываю ее лицо дрожащими руками.

— Не хочу сделать тебе больно. — Моя кожа липкая от пота из-за попытки взять себя в руки.

— Ты этого не сделаешь. — Она сжимает мою задницу обеими руками, и последняя ниточка моей сдержанности рвется.

Я приподнимаюсь на локтях, упираюсь одним коленом в пол и полностью отпускаю себя. Она задыхается у моей шеи и шепчет мое имя, как молитву. Бьется подо мной, пытается высвободиться, но я прижимаю ее к себе, пока вращаю бедрами в наказывающих толчках, подводя ее к краю только для того, чтобы отступить и дать ей разозлиться.

— Гейдж, пожалуйста…

О, как я люблю, когда она умоляет.

Поставить такую сильную женщину, как Шайен, на колени с голодом, который могу утолить только я, заставляет меня чувствовать себя самым могущественным мужчиной на свете.

— Когда я буду готов.

Она издает горловой звук, который наполовину похож на рык, а наполовину на стон, и я улыбаюсь ей в губы. Это игра, в которую мы всегда играем, борьба за власть, которой мы наслаждаемся. С каждым наполненным удовольствием стоном и дрожью ее тела я чертовски схожу с ума от желания кончить. Прижимаясь своими бедрами к ее, мы вместе перестаем дышать, прежде чем нас бросает в ослепляющий экстаз.

Она сжимает меня в тисках рук и ног. Звезды пляшут перед глазами, и кажется, что все счастливое дерьмо, которое я когда-либо испытывал, обрушивается одним ошеломляющим взрывом.

Мое сердце колотится в груди, пока я мягко покачиваюсь внутри нее, уговаривая вернуться ко мне. Ее веки трепещут, а ноги безвольно опускаются на пол. Я утыкаюсь носом в ее шею и задерживаю дыхание, пока парящее чувство начинает исчезать.

Прикосновение к моему подбородку приближает мое лицо к ее.

— В следующий раз не пропадай так надолго.

— Если это будет моим приветствием, то я буду приходить и уходить в течение каждого дня, — отвечаю ей, прижимаясь поцелуем к распухшим губам.

— Мне бы этого хотелось. — Она улыбается, и это мило и невинно, и так чертовски наполнено любовью, которая наполняет и переполняет мою грудь.

— Спасибо тебе за то, что любишь Лукаса… за то, что любишь нас. — Я прочищаю горло. — Ты заслуживаешь самого лучшего, что может предложить эта жизнь. Заслуживаешь стабильности и надежности, и я знаю, что больше всего на свете Лукас хочет дать тебе это.

Ее кончики пальцев выводят узоры на моей спине, пока она задумчиво смотрит на меня.

— Все, чего я хочу, — это тебя. Всего тебя и все прекрасное, что делает тебя тем уникальным и замечательным человеком, которым ты являешься. Дай мне это, позволь себе просто… быть. Не только потому, что это то, что я люблю в тебе, но и потому, что это правильно. Никто не должен так упорно бороться за то, кто он есть, Гейдж. Особенно ты.

— Шайен Блу Дженнингс, ты — воплощенная мечта. — Неохотно я делаю то, что должен, чтобы доказать Шай, что мы дадим ей желаемое. Не только потому, что наша жизнь вращается вокруг заботы о ней и удовлетворения всех ее желаний, но и потому, что она права. После многих лет борьбы и пряток мы наконец-то нашли любовь и принятие другого человека, и именно в ее любви мы стали свободными.

Я делаю последний вдох, наслаждаюсь ощущением соединения наших тел, а затем проваливаюсь обратно в темноту.

Лукас

Я моргаю и смотрю вниз на Шайен, которая наблюдает за мной с озорной улыбкой.

Ищу в голове ключ к разгадке того, что происходит, пока я находится в темноте, и не нахожу ничего.

— Что он сделал?

Она смотрит вниз на наши обнаженные тела.

— Ты имеешь в виду… помимо очевидного?

Я знаю, что мы занимались любовью еще до того, как выхожу из темноты, это все равно, что знать, что солнце светит, когда ты стоишь внутри. Но выйти на солнце, по-настоящему почувствовать его на своей коже — это совсем другой вид знания. И когда я прикасаюсь губами к губам Шайен, чувствую, как ее тело прижимается к моему, это все равно, что выйти на солнце.

— Твоя улыбка напоминает мне улыбку Бадди, когда он принес нам ту мертвую белку.

— Ты имеешь в виду гордая и, может быть, немного самодовольная?

Я отстраняюсь как можно дальше, чтобы уловить всю красоту ее лица, мои глаза блуждают по каждой частичке, которую я запоминаю и откладываю в своем мозгу.

— Ты достучалась до него.

Ее бедра раздвигаются шире, и она целует меня с такой настойчивостью, что у меня перехватывает дыхание.

— Вы, ребята, делитесь.

Двигаюсь внутри нее, показывая, как сильно я это одобряю, и хотя в моем сознании есть сомнения в нахождении с ней вот так, чувствуя удовлетворение, сочащееся из нее, я уверен, что все будет хорошо.

— Как можно скучать по тебе, когда тебя не было совсем недолго?

— Не знаю, но понимаю. Я тоже скучал по тебе.

— А Гейдж вернется?

Вижу беспокойство по поводу его исчезновения, но ей не о чем волноваться. Я чувствую, как он ждет прямо под поверхностью, и вместо того, чтобы затолкать его глубже в тайники, я расслабляюсь в ее объятиях.

— Да, он вернется. И собирается поставить это дерево. — Мы смеемся вместе, пока трение между нами не требует, чтобы желание взяло инициативу на себя.

Я просовываю руки под спину Шай только для того, чтобы почувствовать, как неумолимая твердая древесина холодит мою кожу. Строго отчитав свою вторую личность, я встаю на колени и поднимаю ее.

— Что ты делаешь? — вопрос приглушен между нашими губами.

— Не собираюсь заниматься с тобой любовью на полу. — Я приподнимаюсь и встаю, следя за тем, чтобы Шай не упала.

Она сжимает меня между своих бедер, обхватив лодыжками мою поясницу. Спотыкаясь, я бреду через кухню в коридор, не в силах видеть дальше ее головы, когда наш поцелуй превращается из игривого в страстный.

Найдя свою кровать, я падаю на задницу и нащупываю одеяло. Оно толстое и хорошего качества, я потратился, когда Шай стала все чаще и чаще оставаться на ночь.

Я убираю его, а затем опускаюсь назад, чтобы она оказалась сверху. Ее волосы падают вокруг нас, погружая в уединение. Набрасываю одеяло на ее обнаженную кожу, и она тихо мурлычет.

Перекатываясь на бок, я наклоняюсь и глажу ее бедро, прежде чем закинуть его на себя. Она тянется за моими губами, но я держу свои на расстоянии вытянутой руки, чтобы утонуть в этих голубых омутах любви.

Мы движемся вместе, получая и реагируя на каждый едва уловимый сигнал, который подает наше тело. Каждый новый угол толчков вызывает покалывание вверх и вниз по моему позвоночнику, рукам, ногам, пока я не начинаю задыхаться.

Даже сейчас, когда потребность в освобождении свернулась клубком глубоко внутри меня, я продолжаю ленивые толчки, терпеливо любя женщину, которая навсегда меняет мою жизнь.

Ее дыхание прерывается, а губы приоткрываются, когда она так красиво сжимается вокруг меня, пульсируя и дрожа, пока мое терпение не иссякает, и я не стону ей в шею.

Мы лежим в объятиях друг друга, пока наше бешеное сердцебиение не замедляется. Я перекатываюсь на спину и притягиваю ее к себе.

Снег за моим окном больше не имеет яркого белого свечения, а несет в себе тусклый оттенок сумерек. Скоро стемнеет, а это значит, что Шай может уйти домой. Моя хватка на ней усиливается, как будто я могу удержать ее здесь одной своей силой.

— Останься со мной.

Она мурлычет и прижимается к моей груди, ее волосы падают мне на шею, как шарф.

— Хорошо, но я должна сообщить своему отцу, чтобы он…

— Навсегда, Шай. — Я приподнимаю ее подбородок, чтобы видеть ее глаза. — Останься со мной навсегда.

— Ты просишь меня переехать к тебе? — в ее голосе звучит надежда, которая делает то, о чем я собираюсь спросить, намного проще.

— Выходи за меня замуж.

Она поспешно садится, прижимая руки к обнаженной груди и прикрывая ладонями разинутый рот.

Я опираюсь на локти позади себя.

— Знаю, это скоро, но… Я не могу представить свою жизнь без тебя. Не хочу просто жить с тобой, я хочу соединить наши жизни навсегда. Хочу, чтобы ты носила мое имя, Шай. И, в конце концов… моего ребенка. Ты всегда говоришь мне, что нужно перестать бороться с тем, кто я есть, и ты права, я не хочу бороться с тем, кто я или что я чувствую, и то, что я чувствую, это… — я выдыхаю, когда эмоции от происходящего переполняют меня. — Выйдешь ты за меня замуж или нет, это не меняет того факта, что я предан тебе до последнего вздоха, но, Шай… — я полностью сажусь и заправляю ее волосы за ухо, прежде чем обхватить ее подбородок. — Если ты будешь моей женой, я никогда не перестану доказывать, что могу быть таким мужчиной, которого ты заслуживаешь, и…

Все ее тело врезается в мое, отбрасывая меня обратно на кровать.

— Да, Лукас! Да, да, да, тысячу раз да, я выйду за тебя замуж!

Мои глаза закрываются, когда ее ответ вызывает слезы, которые я отказываюсь проливать. Она осыпает мою шею поцелуями, прежде чем перейти к челюсти, а затем погружается в мой рот.

— Подожди. — Я поворачиваюсь и свешиваю верхнюю часть тела с кровати, чтобы схватить маленькую деревянную коробочку, которая спрятана под матрасом. — Я собирался отложить это на потом, но… — с этими словами я вкладываю коробочку ей в руку.

— Что это?

— Просто открой ее.

Она открывает крышку и ахает.

— Это ты сделал?

Я вытаскиваю кольцо, которое вырезал, отполировал и покрасил до насыщенного медового цвета. Никогда не предполагал, что это будет обручальное кольцо, а скорее заменитель, пока не смогу подарить ей что-нибудь получше.

— Ничего особенного. — Я беру ее левую руку и надеваю ей на палец, радуясь, что оно подходит. — Я пока не могу позволить себе бриллиант, но когда смогу, ты сможешь выбрать…

— Нет. — Дрожащая улыбка расплывается по ее лицу, а глаза сверкают. — Оно идеально. Ты и все, что в тебе есть, — совершенно. Не могу дождаться, когда стану твоей женой.

Она падает в мои объятия, и мы обнимаем друг друга в тихой, темной комнате, пока за окном падает снег. Возможно, это была не самая продуманная помолвка, романтичная или умная, но она кажется настоящей и раскрепощающей, и все, чем должно быть предложение.

Я обязан Шайен нашей жизнью, и это именно то, что я собираюсь ей дать.

Сделаю все, что потребуется, чтобы она была счастлива.

Она хочет любить каждую мою сторону.

Я могу дать ей это.

Начиная с этого идеального Рождества.