Спящие красавицы

17. Достал всех ширинкой

В Клинике тем временем снова беда – нет сладу с попугаем-похабником. Наглый он, конечно, слов нет. Всего-то знает пару слов на языке римлян, а в любую минуту готов козырнуть ученостью.

По коридору движется процессия. Впереди возмущенно вышагивает Любовь Семеновна, за нею Старшина и Леха. В руках у гендиректора клетка с Иннокентием. Сзади семенит адвокат г-на Перепечкина.

– О темпора, о морес! – говорит Иннокентий. – Спасибо.

– Пожалуйста, дурак! – замахивается Любовь Семеновна. – Так бы и треснула!

– Ну-ну, Любовь Семеновна… – урезонивает ее адвокат.

– Что Вы все время нукаете, уважаемый? – На! – Она протягивает клетку Старшине. – Видеть его не могу!

– Я буду вынужден доложить Ивану Михайловичу, что Вы назвали его лучшего друга нехорошим…

– Испугалась! Да Ваш клиент – ку-ку, судя по его другу! Не знала я, что у випов такие попугаи!

Иннокентий вопит:

– Застегни ширинку, о темпора, о морес!

– Вот видите! И сколько можно терпеть это бескультурие?

– Он говорит: о, времена, о, нравы…

– Птичка, ты чего? Тю-тю-тю… – сюсюкает Старшина.

Навстречу процессии – г-н Майер, Хильда и два ученых-японца.

– В чем виноват эта птица? – спрашивает сердобольно первый японец. – Почему ее бьют?

Хильда поясняет:

– Иннокентий направляется в лабораторию биометрической нейтрализации деятельности мозга. Некоторые любимые животные, находясь в биометрическом поле летаргиков, могут приобретать аномальные свойства. Например, публично дискутировать о гениталиях на латинском языке.

– В чем суть этой полемики? – дотошно спрашивает второй японец.

Хильда, выслушав Маейра, переводит на английский:

– Господин Майер не советует включаться в эти дискуссии – они бесплодны, как правило.

Японцы вежливо кивают.