34. Осторожно, это похоть!

Сегодня снова радостный день – Романа Григорьевича привезли к жене Валерии! Вера тащит Романа Григрорьевича на плече, за ними Лиза катит кресло, ожидая, когда Козырев соизволит в него бухнуться. В отдалении – чайный стол, за ним – Валерия с Майей.

Вера бухтит с затаенной злобой, которая не предвещает ничего хорошего:

– Значит, Михайлов хорошо стонет, а Михайлова лежит как бревно…

– М-да… Возможно… – невпопад бормочет Козырев. – Пушкин пьян? Ну не скотина, а?

Вера закатывает глаза к небу:

– Хорошо стонет… Лежит как бревно… Ну и дела, мамочка!

– Да если б я знал раньше, Вера, что Михайлов Вам нравится!

Вера, вцепившись в волосы Козырева, гневно теребит:

– Вот Вам за Максима! За то, что он хорошо стонет!

– Вера… Ээ…

– Это не любовь, неужели Вы не понимаете! Это похоть! Михайлов не любит Вас! И Михайлову не любит!

Лиза подставляет коляску и помогает Козыреву погрузиться в нее.

Из кресла он вскрикивает:

– К черту Михайлова! Он мне не жена! И Михайлову к черту! И Турмамедову! И Каплан! И Цыбину вместе с тетей! И… всех… Всех!

Вера потрясена:

– Так Вы и Турмамедову? И Каплан? И Цыбину!

– Да. Вместе с тетей.

– И тетю?!

Лиза тоже потрясена:

– И тетю? Вся на нервах, Господи…

Вера совсем в ярости:

– А может и дядю? Дядя хорошо стонет?

Козырев ласково говорит Лизе:

– Ах, ты моя мадонна… Ну иди сюда, поглажу твои волосы…

– Не подходи к нему Лиза! Вы и Лизу хотите?

– Но это в прошлом, Вера. В настоящем – только Вы!

– Так Вы его не любите?

– Михайлова? Да вы что, Вера?

– А он Вас? Он сделал Вам признание?

– Не помню.

Плечи Веры трясутся от слез:

– Тогда за что Вы его? Без признания! Без слов! Без отношений!

В самом деле…

А вот и чайный стол на лужайке. Вера садится за стол, переводчица Майя продолжает набивать текст в ноутбук. Преданный боксер Кархан спит, тяжело придавив ноги Валерии и храпя как мужик на конюшне.

Майя повторяет вслух текст очередного романа, который надиктовывает Валерия:

– …слезы катились из прекрасных глаз Анжелы как россыпь чистейших бриллиантов. Ромуальд протянул Анжеле прекрасный букет благоуханных прекрасных утренних роз…

Козырев слегка выползает из дремы:

– Вера, когда мы пойдем за куст сисяко-писяко?

Губы Веры сжимаются еще надменнее. Она клятвенно молчит как партизан на допросе.

– Где Пушкин? Он опять пьян? Почему я в работе, а он пьян?

Майя в ужасе:

– Ромуальд застрелится, Валерия Николаевна? Застрелится? Какой прекрасный роман Вы пишите!

Кархан совсем оскотинел: не только храпит, а еще и перевалился на спину, разбросал ноги и явил дамам тяжесть пудовых яиц.

Вера достает фотографию Максима Михайлова и долго вглядывается в милые черты. Лицо ее светлеет…

Майя нервно говорит боксеру:

– А ну заткнись! Надоел!

Украдкой пинает Кархана в бок. Пес обиженно отходит.

Мимо проезжает на шикарной двухместной электроколяске Перепечкин. На плече – Иннокентий. Любаша и сиделка Света стоят сзади на подножке.

Коляска останавливается, сиделка всем раздает цветы.

– От Ивана Михайловича… – говорит Света. – С наступлением прекрасного полдня!

Лиза пытается утянуть с шеи Валерии шарфик.

– Лиза, оставь! – предупреждает Майя. – Кому я сказала!

– Где она брала? – не может понять Лиза секретов современного шоппинга. – Почем?

Загрузка...