46. Я вас так любила… Где же вы?

В тот день, когда Яну доставили в Клинику (а это случилось спустя 16 часов после того как Синица увез ее с фотовыставки матери) с ней ничего не происходило. Замечена была только одна странность. Она не откликалась на голос переводчицы. Не откликалась она и на следующей день…

– Я легко допускаю, что в сопоставлении нашего времени с альтернативной действительностью существует некоторый сдвиг в 50-100 часов, – наконец заявил профессор Майер. – Будем ждать, она обязательно заговорит.

Ксюша послушно кивала, слушая профессора. Поздно ночью она уехала. В начале пятого утра переводчица уронила дремлющую голову на книгу как вдруг раздался звон разбитого стекла. Откуда он мог взяться никто не знает до сих пор.

Будем думать, что оффсет в 100 часов между нашим временем и альтернативным, действительно, существует.

В полной тишине раздался звон разбитого стекла и в ту же минуту неподвижное тело Яны быстро покрылось кровавыми ранами.

Ее начало трясти и она вдруг заговорила в голос, чего не бывает с летаргиками вообще.

– Синица, мне страшно… Я слепая, кажется… Здесь темно… Здесь никого нет…

Она окликает:

– Митя… Вася…

Голос ее громче, и в нем все больше и больше бесконечного страха:

– Дмитрий! Василий! Где же вы? Мальчики, где вы?!

Переводчица испуганно торопится к постели.

– Я здесь, Яна… Здесь… Я – Ваша переводчица, меня Валей зовут. Наконец-то Вы заговорили. Это первый контакт…

Яна как будто совсем не слышит переводчицу. Она просто плачет:

– Тут полная темнота, Синица… Мне страшно, я ничего не вижу… Я хочу уйти отсюда! Ты слышишь меня, я хочу уйти!

Голос ее срывается в крик:

– Мне страшно! Я хочу выйти отсюда!

Она корчится в постели, будто душа ее рвется из бренного тела и не может освободиться. Сейчас Яна похожа просто на бесноватую ведьму – так страшно ее кровавое изрезанное лицо, искаженное душевной болью.

Напуганная переводчица уже не в состоянии удерживать ее в постели.

– Яна… Яночка… Господи, да что это такое… Это я, Валя… Вы слышите меня, Яна?

Яна вдруг на секунду открывает глаза и устремляет страшный невидящий взор на переводчицу.

Переводчица отшатывается, а Яна вываливается из постели на пол: как-то безобразно, как покойник, с глухим звуком.

– Я хочу уйти отсюда! Выйти! Помогите мне… Пожалуйста… Ну, пожалуйста…

– Я не могу помочь, слышите Вы меня?

Яна медленно ползет вперед…


– Помогите мне… Ну, пожалуйста, помогите кто-нибудь… Я ослепла… Вася… Митя… Ну где же вы, мальчики мои… Вы только что были здесь… Я видела вас… Трогала… Я разговаривала с вами…

Переводчица пятится… Она натолкнулась на этажерку… Аквариум летит на пол и разбивается.

Яна медленно ползет дальше. На ее спине пляшет золотистая рыбка.

– Вася… Митя… Мальчики мои, я вас так любила… Где же вы? Почему вы обманули меня? Ну, почему? Что я вам сделала?

Яна горько плачет.

Переводчица выбирается в коридор.

– Эй, помогите! Люда! Марина!

Сиделки быстро тушат сигареты и выскакивают из курилки. За ними по коридору торопится Лиза, встревожено оборачиваясь и кому-то показывая пальцами ОК.

…И только к полудню наконец становится ясно, что Яна уснула. С ней был налажен полноценный контакт.

Тело ее перевязали. Рядом сидит Синица, стоит Лиза, с любопытством оглядывая белые бинты на новой пациентке, а также ее подружку.

Переводчица переводит:

– Что тебе подсказывают твои ощущения?

– Что ты не проснешься никогда, – отвечает Синица.

– Это я уже поняла. Возможно, так и надо. До какого времени ты будешь со мной?

– Навсегда.

Как он устал любить и бояться! Бояться и любить!

Синица автоматически снимает парик с головы, накладные ресницы, ногти, – и опускается на колени перед постелью любимой женщины.

Сначала целует руки, шею, потом – безвольные губы.

Изумленная Лиза достает фотографию мужской неэпилированной задницы и соображает.

Она находит поразительное сходство анонимной задницы с Синицей и торопится покинуть палату.

Переводчица сообщает Яне:

– Яна, это был поцелуй в губы от Вашего парня.

– Ты чего-нибудь почувствовала? – спрашивает Синица.

– Она ничего не почувствовала, – сообщает переводчица. – Увы. Она говорит, чтобы Вы купили по дороге назад нашим мальчикам какую-нибудь няку… Мите – сливочный рожок… Васе… Пиццу…

Синица кивает.

Переводчица синхронно переводит:

– Мне было так хорошо, Синица… Так легко… Теперь я снова начинаю верить, что они есть… Скоро я расскажу тебе, какие они в деталях… Как выглядят, какие имеют привычки…

– Они есть, Яна…

– Сколько я уже сплю?

– 109 часов…

– Возьми меня за руку… Может быть когда-нибудь я почувствую ее.

Синица прикладывает руку любимой женщины к своей щеке:

– Может быть…

Раздается выстрел, еще один, еще, еще… Словно стреляет сумасшедший в приступе ярости. Тело Синицы валится на тело Яны.

Это стреляет Егоров. За его спиной стоит Лиза, зажав руками уши. Это она привела Егорова сюда.

Константин, отбросив пистолет, поворачивает лицом к себе тело Синицы.

– Он! Точно он! Я убил его, Манана! Я поймал его, Манана! Я поймал и прикончил паскуду!

Константин торопится к себе в палату. Он влетает, приплясывая:

– Манана, я прикончил его! Как и обещал! Я прикончил эту паскуду!

Раздаются выстрелы: один, другой, третий… И все в голову, между прочим.

Это стреляет Лиза, достав из рябинового ридикюля пистолет, забытый Егоровым. Стреляет она смешно: вжав голову в плечи, левой рукой прикрыв ухо. Смешно, но метко.

Егоров валится на Манану и стихает.

Лиза, надев темные очки, выходит из палаты (крадучись по стенке, как в боевике).

Люция шепчет:

– Константин умер, Манана!

Ануш тоже восторженно подхватывает:

– Ты свободна, Манана!

Загрузка...