Средневековые французские фарсы

Чего ты спозаранку взвился?

Небось еще не протрезвился,

Иль выдохлось в тебе вино?

Ты мастер говорить красно.

В тебе-то выдохлось оно?

Вчера ты крепко нализался,

Чуть под столом не оказался,

Двух слов связать никак не мог.

Ты ж сам меня завлек!

Молчок!

Раскинь-ка ты умом, приятель,

Теперь оправдываться кстати ль?

Признаюсь, коль на то пошло:

Меня ужасно пронесло —

Текло, как из дырявой плошки.

А я, не хуже драной кошки,

Мочиться бегал без конца

Всю ночь.

Хватили мы винца,

Веселая была попойка.

Во рту зловонная помойка,

Трещит с похмелья голова,

Я на ногах держусь едва,

Боюсь, в камин бы не свалиться.

Скорей бы нам опохмелиться

Со всей компанией честной.

Такая в брюхе резь — хоть вой,

Особенно вот в этом месте.

Как мокрым курам на насесте,

Сидеть без дела нам не след.

Для нас лекарства лучше нет,

Чтоб оклематься хоть чуток,

Чем доброго вина глоток.

А кто же в доле будет третьим?

Не скинуться ль нам снова с этим,

Как, бишь, его?

Колен Рено?

С ним столковаться мудрено —

Я гордецов не выношу.

Я думал о Тьерри Башу,

Да все не мог припомнить имя.

Об этом жутком нелюдиме?

Ну нет, его нам не поднять.

А почему?

Он будет спать

Теперь до самого полудня,

Колыша, словно гору студня,

Под одеялом свой живот.

Раз этот пентюх не встает,

Нам не гульнуть нашаромыжку.

И он хватил, должно быть, лишку:

Ведь он обычно, говорят,

Не дрыхнет сутками подряд,

А чуть заря — спешит умыться

И как-нибудь из дому смыться

Да поскорей в корчме засесть.

Ну, так ли это все — бог весть.

Сейчас-то хоть пали из пушки —

Он не поднимется с подушки.

Ты поглядел бы, как он спит —

Икает, кашляет, сопит,

Пыхтит и пукает спросонья.

Не в силах был такую вонь я

Терпеть.

Так он еще не встал?

Когда к нему я забежал,

Он все храпел без передышки.

Давай возьмем его под мышки,

Отволочем в питейный дом.

На стол положим и начнем

Пить прямо у него на пузе.

Что толку в этакой обузе —

Хватать, да волочить, да класть?

Уж коль потешиться — то всласть,

Чтоб долго помнил он потеху.

Послушай: то-то будет смеху,

Коль кто-нибудь ему соврет,

Что ночью треснул небосвод

От жуткой молнии и грома,

И двести тысяч из пролома

Свалилось ангелов к утру,

И что апостолу Петру

В господень плащ пришлось вцепиться,

Чтоб вместе с ними не свалиться,

И что толпа, невесть откуда,

Сбежалась поглазеть на чудо.

Бьюсь об заклад: наш дурачок

Туда со всех помчится ног.

И что с того? Ну, посмеется

Сам над собою — и вернется.

Тогда, чтоб лопнуть мне на месте,

Давай расскажем, что не двести,

А тысяч триста божьих слуг

На небесах явилось вдруг.

Они на туче сбились в кучу

И так перегрузили тучу,

Что вместе с нею, верь не верь,

Свалились вниз.

И что теперь

Пришлось беднягам лезть повыше —

На горы, звонницы и крыши,

Откуда ближе до небес:

Уж не один десяток влез

На колокольни и на шпили,

И обе башни Нотр-Дам[140]

Они до верха облепили.

Я душу дьяволу продам,

Коль не поверит он мгновенно,

Что до высот Мон-Валерьена[141]

Добралась ангельская рать...

А впрочем, коли врать, так врать:

Давай внушим ему всерьез,

Что над Парижем сам Христос

Служил сегодня утром мессу!

Ну, даже нашему балбесу

Поверить трудно в этот бред.

Глупей его на свете нет!

Вчера наплел ему я чуши,

А он так и развесил уши,

Поверил, будто в самом деле

Три камбалы на той неделе,

Кастрюли вздев взамен кирас,

Сражались против двух колбас,

И сам веселый Карнавал[142]

Призы героям раздавал.

А вот другая небылица:

Слепые вздумали учиться.

Кто стал менялой, кто портным,

Кто ювелиром, а иным

Вдруг захотелось поскорее

Определиться в брадобреи.

Есть оружейники-слепцы,

Есть живописцы, есть купцы,

И даже резчики печатей —

Не перечислить всех занятий...

Да ну?

А кое-кто без боли

Срезает старые мозоли

На зависть зрячему...

И все ж

Раскусит он такую ложь.

Вот если ты ему соврешь,

Что я теперь в парламент[143] вхож,

Но рад бы в монастырь укрыться,

Чтоб должностью не тяготиться,

То он помчится во всю прыть

Такой же чин себе просить.

Ну нет, в парламент вхож не всякий —

Не клюнет он на эти враки.

Тут нужен половчей обман.

Расспросим-ка, что наш болван

Видал во сне, а как узнаем,

Все сны немедля разгадаем.

Мол, так и так, наш бедный друг:

Они сулят тебе недуг,

Который, как мы знаем оба,

Вмиг доведет тебя до гроба,

Коль ты, раздевшись догола,

Не бросишь все свои дела

И в монастырь на покаянье

Не поспешишь. А одеянье

Мы сами за тобою вслед

Снесем в обитель.

Ну уж нет!

Какой нам в этом интерес-то?

Снесем тряпье в другое место,

И да поможет божья мать

Его нам в клочья разорвать,

Чтоб целой не осталось нитки...

Я, глядя на его убытки,

От смеха надорву живот.

А скажем, что ночной обход

На первом узком перекрестке

Забрал у нас его обноски

И стал делить их при луне.

Пусть откромсают ухо мне,

Коль он поверит этой песне.

Куда б нам было интересней

Дотла его обчистить дом

И заявить ему потом:

Вчера-де так ты нализался,

Что нынче мертвым показался,

И выморочного добра

Мы крохи продали с утра

Для предстоящей панихиды.

Да он от злобы и обиды

Решился тотчас бы ума!

Для сумасшедших есть тюрьма.

Таких на воду и мякину

Везут к святому Матурину[144]

На веки вечные...

Постой!

Придумал фокус я простой.

Но коль с умом за дело взяться,

Сам черт не сможет к нам придраться.

Все обойдется без заминки,

Вернее, чем твои поминки.

Ну-ну, рассказывай, я жду!

Сначала, значит, я войду

К балбесу в комнату украдкой,

К постели подберусь с оглядкой,

Чтоб не нарушить тишину,

И куртку у него стяну.

А после за одну минутку

Мы на три пальца эту куртку

Обузим ловко с двух сторон,

Чтоб швов не заприметил он,

И отнесем ее обратно.

Что с ней случилось — непонятно:

Хоть куртка вроде и цела —

С полой не сходится пола.

Напялит олух наш одёжу

И, вот увидишь, скорчит рожу,

От изумленья сам не свой:

Пола не сходится с полой.

Забьется сердце у бедняжки,

По телу побегут мурашки,

От страха перехватит дух:

Неужто за ночь он распух?

А мы ему поддакнем хором:

Мол, нынче выглядит он хворым,

Мол, никогда так не был плох

И к смерти близок...

Дай-то бог

Управиться нам с этим делом!

Дай бог!

Клянусь Христовым телом,

Что даже черту не суметь

Так ловко олуха поддеть!

Небось решит он, будто снедь

Или питье тому виной.

Коль в том уверен сам больной,

Не постоим мы за ценой,

Чтоб медики с серьезной миной

Взялись мудрить с его уриной.

Клянусь святой Екатериной,

Два франка нужно дать врачу,

Чтоб он исследовал мочу!

Боюсь, дороже обойдется,

Но франков пять у нас найдется —

Пусть забирают доктора

Все, что с тобою мы вчера

У дурня выиграли в кости.

И хоть подохни он от злости,

Ему придется, старина,

Вернуть нам денежки сполна.

Ну как, ты отыскал иголку?

Пока найду, ты втихомолку

К нему за курткой поспеши.

Клянусь спасением души,

Иду.

Потише к изголовью

Крадись.

Клянусь господней кровью,

Хоть дрыхнет он без задних ног,

Но я переступлю порог

Так, что и кошка не услышит.

Сперва послушай, как он дышит

И носом хлюпает во сне.

Все удалось на славу мне,

Теперь за дело.

Не проснулся?

Куда там! Если б я вернулся

И всю его одёжу сгреб,

Он и тогда б храпел взахлеб,

Как сытый боров у корыта.

Ну, с нами бог — все шито-крыто.

Я за иглу теперь примусь.

Орудуй посмелей, не трусь.

Кажись, не ризу шьешь для папы!

Учи ученого да лапы

Не суй в чужую кадь, дружок.

Коль он заметит мой стежок,

То все у нас пойдет насмарку.

А ты, черт побери, не каркай —

Не разберет он что к чему.

Чтоб сразу показать ему,

Что вспух он, словно пена в жбане,

Давай условимся заране,

Что, осенив себя крестом,

Застынешь ты с раскрытым ртом,

Когда он ввалится, понятно?

Болтлив ты, друг, невероятно.

Шей поскорее, не тяни.

Ты сам-то кроме болтовни

Какое в жизни знаешь дело?

Тут надо действовать умело

И все предвидеть наперед.

Когда он в комнату войдет,

Едва глаза продравши спьяну,

Напустим мы ему туману

И про болезнь его вдвоем

С три короба ему наврем,

Но, чур, вперед меня соваться

Не смей.

Такая мысль, признаться,

И мне пришла на ум как раз.

Ну, умник, надоумь-ка нас;

Что дальше делать?

Знать не знаю.

Тогда еще раз повторяю,

А ты молчи да разумей:

Пока я не начну, не смей

И думать о проделке этой...

Клянусь святой Елизаветой,

Вот это план!

Да что за план?

Клянусь я кровью крестных ран,

Не мне судить, но несомненно,

Что рассчитал ты все отменно.

Ну, можешь продолжать!

Итак,

Лишь он войдет...

Клянусь, не всяк

Оценит выдумку такую.

Да что я — с дураком толкую?

Ты выслушай меня сперва.

К чему тут лишние слова?

Давай без всякой канители

Поднимем олуха с постели

Да посмеемся.

За тобой

Я без раздумья ринусь в бой,

Ты только дверь оставь открытой.

Клянусь святою Маргаритой,

Хитро придумано, хитро!

Сто тысяч бесов мне в нутро,

Коль ты сумеешь отгадать,

Что я намерен предпринять.

Откуда знать тебе об этом?

Да над тобой с твоим секретом

Давно смеется целый свет.

Ах, целый свет! Хорош секрет!

Ну поделись же им со мною,

Коль знаешь.

Девой пресвятою

Клянусь: нам нечего делить.

Отсюда можно заключить,

Что ничего-то ты не знаешь.

Ты превосходно рассуждаешь,

Но все ж не вижу я причин,

Чтоб нам его из-под перин

Не вытащить без проволочки,

Как тащат яйца из-под квочки.

Ты прямо как пророк Наум —

Любого наведешь на ум.

Что ж, разным не в пример воронам

Я вырос ловким и смышленым

И памятью не обделен.

Не спорю, братец, ты умен,

Но все же помолчи немного

И выслушай во имя бога,

Что я сказать тебе хочу.

Ну говори, я помолчу,

Перебивать тебя не стану.

Итак, сперва, согласно плану,

Его нам с толку надо сбить,

Потом слегка потеребить,

Позлить... Нет, потерял я нить,

Не знаю, что и говорить —

С тобой запутается всякий.

Все верно. А дойдет до драки —

Его мы свяжем в пять минут.

Уйми ты свой словесный зуд,

Позволь мне с мыслями собраться

И объяснить хотя бы вкратце

Мой план с начала до конца.

Нам надо убедить глупца,

Что парни, в обществе которых

В застольных вольных разговорах

Он время коротал вчера,

Не дожили и до утра.

Повеселились — а в итоге

Им на кладбищенские дроги

Пришла ось до времени возлечь.

Чтоб сдохнуть мне, коль эту речь

Не примет олух близко к сердцу,

А я ему подсыплю перцу:

Мол, перед смертью два дружка

Распухли.

И наверняка

Его уложишь ты на месте:

Они ведь ужинали вместе

И пили с ним одно вино.

Шить кончил?

Кончил бы давно,

Когда б ты под руку не лез.

Держи.

Покуда спит балбес,

Я куртку отнесу обратно.

Иди на цыпочках.

Понятно.

Хоть у глупцов и крепок сон,

Я сам боюсь, что вскочет он,

Едва войду к нему украдкой.

А вдруг от страха лихорадкой

Он заболеет и умрет?

Ведь нас тогда на эшафот!

Ох, мне уже заране жутко!

Заткнись! Все это — только шутка.

А вздумай умереть болван —

Мы поднесем ему стакан

И воскресим его в два счета.

Ну, это не твоя забота,

Ты лучше куртку отнеси.

О господи на небеси,

Теперь наш дурень спит сторожко,

Точь-в-точь как возле норки кошка,

Что видит и во сне мышей.

Его ты курткой до ушей

Успел прикрыть, как одеялом?

А что?

Беда мне с этим малым!

Ну, кто теперь к нему пойдет?

Теперь, наверно, твой черед.

Ступай ты первым, бога ради,

А мне позволь остаться сзади.

Тьерри, Тьерри, ты что, оглох?

Кто поднял тут переполох?

Я вольных не терплю замашек!

Да ты, видать, из поздних пташек —

Уж полдень на дворе давно.

Давно иль нет — мне все равно.

Один мне черт — денек иль ночка,

Коль голова гудит, как бочка.

О боже, что за чертовня!

А ну, взгляни-ка на меня:

Тебе, я вижу, вовсе худо.

С чего ты взял? Катись отсюда!

И без того башка болит...

О матерь божья, что за вид, —

Да на тебя и глянуть тяжко!

С чего ты занемог, бедняжка?

С похмелья...

Эк тебя расперло!

Пощупай-ка лицо и горло —

Ты распухаешь, как квашня.

Послушай, не дурачь меня.

Ей-богу, тут смешного мало.

Считай, Тьерри, что все пропало.

Моли о помощи творца

Иль жди сегодня же конца.

Вставай же, нечего лениться,

Да начинай скорей молиться —

С такою хворью грех шутить.

Оно конечно, покутить

Не удается без последствий,

И все ж особо тяжких бедствий

Я, видит бог, не жду теперь.

Ну, коль не хочешь — и не верь,

А спорить мне с тобой накладно.

Чему не верить? Впрочем, ладно:

Пойдем в харчевню мы втроем

Да по стаканчику хлебнем —

Все сразу снимет как рукою!

Да как ты с рожею такою

Пойдешь в харчевню, милый друг?

Ты распугаешь всех вокруг.

Твоя, клянусь спасеньем, рожа

Точь-в-точь на задницу похожа:

Толста, красна и широка.

Да не валяй ты дурака,

Все это чушь!

Пусть так, и все ж

Ты до среды не доживешь,

Коль снадобье не примешь сразу.

Да где ж я подцепил заразу?

А ты не шутишь?

Не шучу.

Вставай скорей, пошли к врачу.

Тут, братец, медлить не годится.

Тому уж лучше не родиться,

Кто вздумал бы шутить со мной!

А может, я и не больной?

Ведь ты небось меня морочишь

Да за спиной моей хохочешь...

С чего бы вдруг мне распухать?

О пресвятая божья мать,

Здесь никакого нет подвоха,

Ты весь распух!

Уймись, пройдоха,

Впустую вся твоя игра.

Ну, одеваться мне пора.

Постой, моя ли это куртка?

Так, значит, все это не шутка?

Так, значит, я и впрямь распух?

Ты был и раньше толстобрюх...

Уж не подагра ль здесь виною?

Клянусь, такой беды со мною

Не приключалось никогда.

Сходились полы без труда,

Свободно куртка надевалась,

Так что в запасе оставалось

Еще, пожалуй, фута два.

Так-так... А как там голова?

Небось гудит еще сильней?

Не знаю, что сказать, ей-ей...

Гудит, как после каждой пьянки...

Послушай, может, от водянки

Я так чудовищно распух?

О горе! Испустили дух

Вот от такого же недуга

Два наших самых лучших друга!

Помолимся за них скорей.

Да что ты мелешь, дуралей?

Какая страшная утрата!

Тот и другой мне был за брата.

Кто умер? Кто?

Анри Латрай,

Что лил спиртное через край

В луженое свое нутро,

И друг его, Клозье Перро,

Убрались оба quado celis[145].

Уж чем они вчера объелись

Иль опились — не нам судить,

Но в скорбный путь их проводить

С толпой друзей должны мы тоже.

О ужас! Милостивый боже!

Да как же так? Еще вчера

Мы с ними чуть не до утра

И пили и гуляли вволю...

Кто знает — счастье иль недолю

Готовит нам грядущий час?

Они навек ушли от нас...

Какое горе, боже правый!

Наверно, им еда с отравой

В харчевне подана была.

А может быть, их довела

До смерти черная хвороба?

Что спорить, коль скончались оба?

Ведь их из гроба не вернуть...

Какая жуть, какая жуть!

Я вспомнить не могу без дрожи

Страданий их на смертном ложе.

Клянусь, и камни б зарыдали,

Когда б такое увидали!

Ох, и помучились бедняги:

От ядовитой вздулись влаги

Тела и лица у больных,

Да так, что лопнули у них

Утробы...

Дева пресвятая,

Вот ужас!

А одна простая

Старушка, что при них сидела,

Неосторожно поглядела

На умиравших — и как раз

Ей угодила прямо в глаз

Струя из лопнувшего брюха,

И окривела та старуха,

В одном глазу утратив зренье.

Увы, теперь уж нет сомненья,

Что неспроста и я распух.

А не было ль у этих двух

Болячек, чирьев иль бубонов?

Нет, эта хворь, людей затронув,

Один лишь оставляет след,

И не сыскать иных примет.

Ты лучше на Тьерри взгляни —

Он вздулся так же, как они.

Вот верная тебе примета.

Теперь и сам я вижу это.

От смерти мне спасенья нет.

Небось подсунули в обед

Вам всем троим одну отраву.

Что ж, погуляли вы на славу,

Но вот что, милый друг Тьерри:

Не время ль, черт меня дери,

Тебе пред смертью причаститься?

А то ведь может так случиться,

Что без причастья ты умрешь.

Клянусь, любого бросит в дрожь,

Кто поглядит на эти муки:

Все вспухло — щеки, ноги, руки!

Что время даром провожать!

На дурня нужно поднажать,

Иначе все у нас сорвется.

А как он там?

Пока что мнется,

А ну, давай-ка, поднажми!

Да не кричи ты, черт возьми!

Ведь он же может догадаться.

Да чтоб мне в петле оказаться,

Коль он почует наш подвох.

Боясь, чтоб смерть его врасплох,

Как тех болванов не застала,

Он поломается сначала,

А после сам начнет просить.

Нельзя ль погромче говорить?

Какие уж теперь секреты,

Коль смерти верные приметы

Я чую в собственной груди?

Э, нет, приятель, погоди!

Хоть смерть близка, но ты же вроде

Пока еще не на отходе:

Язык тебе не изменил,

Ты ум и память сохранил.

Воспользуйся отсрочкой краткой

Перед смертельной лихорадкой...

Чтоб от грехов освободиться

И всей душою примириться

С творцом.

Коль смерть моя близка,

Сыщите мне духовника,

Хотя, признаюсь вам по чести,

Не вижу я ее предвестий —

Вот только весь от пота взмок.

Ему б сейчас хлебнуть глоток

Успокоительного зелья,

Не то он взбесится с похмелья

Иль от волнения умрет.

Итак, мы двинулись в поход:

Я за врачом ушел отсюда,

Ты — за попом; с Тьерри покуда

У нас окончен разговор.

Бежим! Летим во весь опор!

Еще быстрей! Прибавим шагу!

Надули ловко мы беднягу,

Попался в лапы к нам Тьерри.

И не уйдет, черт побери!

Коль примемся за дело рьяно,

Всю подноготную болвана

Сумеем выведать теперь.

Во время исповеди в дверь

К нему заглянем втихомолку.

Да что же ты услышишь в щелку?

Я действовать ловчей примусь,

И, вот увидишь, этот гусь

Потом стыда не оберется.

Как это так?

Ему придется

Все выложить тебе иль мне.

Тогда б я счастлив был вполне:

Ведь прежде только понаслышке

Мы знали про его делишки, —

А тут узнать из первых рук!

Все разузнаем, милый друг,

Вплоть до подробности последней

Еще сегодня пред обедней.

Но выслушай сперва мой сказ:

Сначала пусть один из нас,

Кто лучше для того годится,

Духовником перерядится,

А после в этом одеянье

У дурня примет покаянье,

Пониже голову склонив

И голос сильно изменив,

Чтоб не заметил он обмана, —

И мы узнаем от болвана

Все от начала до конца.

Клянусь я именем творца —

Ловчей не выдумать подвоха.

Подденем мы его неплохо!

Но только ты уж мне позволь

Пред ним исполнить эту роль.

Уж я под выговор бретонский,

Иль пуатвинский, иль гасконский

Подделаться сумею так,

Что моментально наш дурак

Поверит, будто в самом деле

Духовника к его постели

Ты пригласил. А хочешь, сам

Напяль сутану.

Что уж нам

Здесь торговаться — все едино.

Коль так, поповская личина

По мне придется в самый раз

Я наряжу тебя сейчас,

Тебе понравится обнова.

Неужто все уже готово?

Ты раздевайся здесь пока,

А я пойду из сундука

Достану все, что нужно.

Ладно.

Ну как, черт побери, нарядно?

В сутану облачись сперва.

Не лезут руки в рукава!

Минутку! Вот и все в порядке.

Теперь давай расправим складки

И стянем пояс посильней.

Ай да одёжа! Впору в ней

Плясать, задрав повыше полу,

Мориску[146] или фарандолу[147].

Ну как, удался маскарад?

Втяни живот да выставь зад —

Всех баб затмишь в таком наряде!

Скажи, а мне остаться сзади

Иль за тобой войти к Тьерри?

Входи, но спрячься у двери,

Чтоб все услышать, да смотри

Не смейся, черт тебя дери, —

С тобой недолго осрамиться.

Эй, нам пора поторопиться,

Иди вперед.

Мы выйдем вместе,

Но ты признайся мне по чести:

Похож я на духовника?

Как тут не взяться за бока?

Ей-богу, братец, ты хорош:

Точь-в-точь на пугало похож —

Не рассмеяться невозможно.

Входи за мною осторожно,

Держись все время позади.

Да погоди ты, погоди,

Боюсь, не лопнуть бы от смеху!

Оставь ты глупую потеху,

И чтоб мне больше ни гугу!

И сам бы рад, да не могу,

Дай отдышусь.

Ну? Все, дружище?

Как гляну на твои ножищи,

Что под сутаною видны,

Так смех берет: они грязны,

Как будто ты не мыл их сроду.

Ты сам не моешься по году!

Ну, хватит языком молоть...

Молитесь, друг мой, и господь

Вознаградит вас за смиренье

И ниспошлет вам исцеленье.

Увы, от сходного недуга

Скончались оба ваших друга —

Я принял их последний вздох.

Ах, бог свидетель, так я плох,

Что исповедаться мне впору.

Искать духовную опору

Вам надлежит в страстях Христа,

А плоть грешна и нечиста —

Не думайте о бренном теле.

Ну, что вы мне сказать хотели?

Не знаю, в самом ли вы деле

Мне сможете теперь помочь.

Ведь я всю жизнь, и день и ночь,

Грешил всечасно, неустанно.

Коль без утайки и обмана

Вы мне поведаете вслух,

Что тяготит ваш скорбный дух,

Я отпущу вам прегрешенья.

Я не надеюсь на прощенье,

Я по уши в грехах погряз...

А кто-нибудь подслушать нас

Не может?

Нет, нас только двое.

Творил я с малых лет такое,

Что языком не описать...

Вам прежде не случалось знать

Тех двух парней, что перед вами

За мной смотрели?

Я друзьями

Своими почитаю их.

Ведь это же один из них

Вас пригласил ко мне, не так ли?

Ну да.

Покуда не иссякли

Надежды на исход иной,

Они тут нянчились со мной —

Ни дать ни взять родные братья.

Смотрите в угол на распятье

И продолжайте.

Ну, так вот,

Я вам клянусь, что не найдет

Никто на всем крещеном свете

Таких друзей, как парни эти.

Я им обязан несказанно:

Без них негаданно-нежданно

Дух испустил бы утром я,

Но эти верные друзья

Меня внезапно разбудили

И о беде предупредили.

А я-то преспокойно спал

И о болезни знать не знал!

Спанье могло мне выйти боком:

Я б так и умер ненароком,

Без покаяния, во сне.

И вот пора признаться мне,

Что в жутком свинстве, и распутстве,

И вероломстве, и паскудстве

Я перед ними виноват.

Я втерся, как последний гад,

В доверье к этим людям милым

И зла немало причинил им.

До вас дошел, наверно, слух,

Что был один из этих двух

На днях избит до полусмерти?

Дошел...

Он ни за что, поверьте,

Не заподозрил бы меня.

А я-то, дружбе изменя,

Подговорил троих пьянчужек,

Поставил им по паре кружек,

И на беднягу вчетвером

Мы навалились за углом

Да задали такого жару,

Что нелегко пришлось Ришару.

Влепили столько оплеух,

Что чуть не испустил он дух.

Добро еще — на мостовой

Лежал он, словно неживой,

А вздумал бы пошевелиться —

И вправду с жизнью мог проститься...

Короче, вздули, как собаку,

И, чтоб он помнил эту драку,

Расквасили в лепешку нос...

Ах, бедный мой Ришар Негос[148]!

Ведь он сегодня битый час

Духовника искал для вас.

Выходит, он не склонен к мести?

Отвечу, сударь, вам по чести:

Как я, будь на его я месте,

Мне б зла вовек он не простил

И, не замедлив, отомстил

За это страшное коварство,

Но, несмотря на все мытарства,

Не удалось ему никак

Узнать, кто поступил с ним так.

Вот и остались мы друзьями.

Да что за кошка между вами

Могла некстати проскочить?

Все вам открою, так и быть:

Не кошка здесь была виною,

А то, что я чужой женою

Давно и крепко увлечен.

И вдруг повадился к ней он

Едва не каждый день таскаться

И вместе с нею забавляться.

Ну как я это мог стерпеть?

И вот, чтобы не смел он впредь

И думать о чужой милашке,

Устроил взбучку я бедняжке —

Ведь он у нас не очень дюж.

А той жены законный муж

Об этих ваших шашнях знает?

Он мне, как брату, доверяет

И даже не подозревает,

Как перед ним я виноват.

Ах, знал бы он, что я за брат!

Есть у бедняги сыновья,

Но их отец — не он, а я.

Вот я и кончил покаянье,

Впредь не придется мне грешить.

Э, нет, мой друг, к чему спешить?

Не довершили мы дознанье.

Чтоб душу облегчить сполна,

Вы мне откройте имена

Всех, кто замешан в этом сраме,

И я клянусь, что между нами

Навек останется секрет.

Да нужно ль это?

Ваш ответ

Во всем поможет разобраться.

Коль так, тогда я рад стараться,

Ведь хитрость тут невелика.

Никто из уст духовника

Об этом не узнает деле.

Вы тех парней, что просидели

Как на иголках тут полдня,

Сходя с ума из-за меня,

Небось приметили?

Еще бы!

Уж так со мной носились оба,

Что не забыть мне их услуг!

Так вот, один из них — супруг

Той женщины, из-за которой

Другой поныне ходит хворый.

Не притаился ль он за шторой?

Пожалуй, встану-ка, взгляну.

А звать-то как?

Кого, жену?

Ну да.

Жену зовут Алисой.

Алисой? Ах я пентюх лысый!

Так-так... А мужа как зовут?

Ну поскорей — на пять минут

Мне нужно срочно вас оставить.

Могу охотно вам прибавить,

Что звать его Готье Фосрон[149].

Меня с постели поднял он,

Увидев, что со мной творится.

Тот, что горазд повеселиться

И выпить тоже не дурак?

Увы, воистину все так.

Да что же это? Бог свидетель,

Что этой дамы добродетель

Никто не отрицал при мне:

Всяк пел хвалу его жене.

Скажу вам с прямотой всегдашней:

Пять лет водил я с нею шашни,

С другими не гулял — увы...

Выходит, что дурной молвы

И ей не миновать?

Конечно.

Побудьте здесь, мне надо спешно

Оставить вас минут на пять.

Ну, что успел он разболтать?

Да поделись же новостями!

Боюсь, что добрыми вестями

Мы не потешимся с тобой.

Молчал он, что ли, как немой

Иль впрямь безгрешным оказался?

Зачем я только с ним связался!

Ведь мне признался этот гад,

Что я давно уже рогат,

Что он живет с моей женою!

Не может быть!

Передо мною

Он все грехи свои открыл.

А про меня он говорил?

Сказал, что он тебя избил.

Ну, хватит нам возиться с ним.

Пойдем, паршивца порешим,

Кишки повыпустим наружу!

Да, ловко посадил нас в лужу

Обманщик этот — спору нет!

А мы-то, дурни, столько лет

Его своим считали другом.

Но он получит по заслугам

И впредь не сможет никогда

Тебе и мне чинить вреда.

Да будет так!

Для этой цели

Поднимем мы его с постели

И скажем, что всему виной

Был воздух, спертый и дурной,

И что ему без промедленья

Покинуть это помещенье

Врачи советуют теперь.

А после вытащим за дверь,

Закутав плотно в одеяло,

И в Сену этого нахала

Швырнем с ближайшего моста!

Клянусь я именем Христа,

Все это выдумано ловко.

А впрочем, нож, вода, веревка —

На пользу все пойдет ему.

Где ж исповедник, не пойму?

Что без него я делать стану?

А ну, стащи с меня сутану!

Ну как ты тут?

Да так себе...

Послушай, надобно тебе

Врачей последовать совету

И, комнату покинув эту,

Скорее воздуху хлебнуть.

Согласен, только бы чуть-чуть

Хлебнуть спиртного на дорогу,

А то ведь с вечера, ей-богу,

Ни капли в рот не брал вина.

Сейчас напоим, допьяна,

Так, что вовек не протрезвится.

К тому же мигом исцелится

От всех недугов наш Тьерри.

Ну, потащили — раз, два, три!