Собственно, составление протокола заняло не так уж и много времени. Старуха и мать юной прелестницы, не то, чтобы с охотой но и без особого сопротивления, расписались в нужном месте. И мы, оставив всхлипывающую малолетку на попечение а, скорее всего, на расправу родным, выбрались на улицу.
— В каком из них Миня живёт? — Спросил Позняков у участкового и тот, указал на ближайший к нам дом, рядом с которым стол один из патрульный УАЗиков.
— Василий, Коля. — Распорядился Анатолий Викеньтьвичь. — Думаю, вам нужно зайти с тыла и перекрыть пути отступления.
Возражать мы не стали. И, сделав небольшой крюк, чтобы обогнуть близлежащие хозяйства, заняли пост возле неидиффицированного мною за неимением листвы облезлого куста, росшего у покосившегося забора.
Маскировка была так себе, еле-еле на троечку. Но, чтобы не быть замученными угрызениями совести, мы с капитаном всё-таки предприняли попытку спрятаться получше. Для чего, присели на корточки, сочтя что сделали достаточно для выполнения отданного Позняковым приказа.
От места нашей засады до дома было метров тридцать. Да и сарай и деревянный туалет «типа сортира» закрывали обзор. Так что видимость была так себе. На троечку с с минусом. И мы вынуждены были догадываться о происходящем и ориентироваться исключительно на слух.
Сперва раздался стук в калитку и зычный голос участкового.
— Откройте, милиция! — Громко возвестил он.
После чего минуты полторы-две ничего не происходило. Разве что по округе разносился истошный собачий лай. Но к крайним мерам, вроде застреленной отрабатывающей свою обглоданную кость животины, прибегать никто не стал.
Вместо этого снова услышали предложение «хозяина здешней земли» убрать раздухарившуюся шавку и, наконец, псина угомонилась.
По всей видимости, дальше в дело вступил Позняков. Так как слов было не разобрать. Зато вполне отчётливо прозвучал истошный женский вой, поддержанный причитаниями собравшихся возле забора «группы поддержки».
О чём велась речь, из-за дальности расстояния, было не слышно. Но, судя по всему, Анатолий Викеньтьевичь требовал, если можно так выразиться, «выдачи подозреваемого».
На что, как понимаю, следовал выражаемый в визгливо-ультимативной форме, категорический отказ.
Ну да, чего ожидать от близких родственников совершившего тяжкое преступление? Разумеется, заверения следственных органов в абсолютной невиновности фигуранта и, с большой долей вероятности, попыток скрыть его от карающей руки правосудия.
Долго ли, коротко но коллеги, по всей видимости, перешли к осмотру жилища нашего приблатнённого ухаря. И тут, бывший вчера таким деловым и презрительно смотревший и, разве что не улюлюкавший вслед, цыганёнок, внезапно выскочил из окошка предбанника и, что было вполне предсказуемо, побежал в нашу сторону.
Ну а куда ему, родимому, ещё деться? Ведь во дворе находились коллеги. А лезть через забор к соседям — тоже не вариант. Так как хозпостройки были единственными строениями, скрывавшими его от глаз наших товарищей.
— Ну что, готов? — Доставая из наплечной кобуры «макаров» спросил Василий.
— Может не надо? — Погладив, уютно уместившийся под мышкой свой, осторожно промямлил я.
— В смысле? — Удивлённо вытаращился на меня капитан. И, едва не покрутил пальцем у виска. — Ты что, голыми руками его брать собрался?
— Да, мне кажется, он не остановится. — Пожав плечами, озвучил интуитивное предположения я. — А, скорей всего, сменит направление и, перепрыгнув через забор, ломанётся к соседям. — Я иронично посмотрел на «брата по оружию» и ехидно полюбопытствовал. — И что, вправду стрелять будешь?
— Хрен с тобой, золотая рыбка. — Убирая ствол в кобуру, неохотно согласился Вася. — Тут и вправду, народу столько, что шмальни я нечаянно — и большой беды не оберёшься.
Отговорил я Василия от угрозы применения оружия я по двум причинам. Во-первых, всё-равно беглецу нужно будет преодолевать препятствие в виде этого самого покосившегося забора. Ну и, не малую роль сыграла моя стопроцентная уверенность, что догнать его я смогу в любом случае.
Причём, сделаю это безо всякого труда и, в общем-то, не особо напрягаясь.
Да, хлопчик он молодой, резвый и к тому же, превосходящий меня по габаритам. Но то, как он двигался, ясно давало понять, что вашему покорному слуге он совсем не соперник.
В общем, я дождался момента, когда нашему беглецу пришло время перепрыгивать через это самый забор и приготовился к атаке. Подсознательно рассчитав траекторию и выбирая момент, когда его тушка будет в наивысшей точке и, на сотую долю секунды поправ законы гравитации, «зависнет» в пространстве.
Согласно задумке, я собирался врезаться в убегающего, сбив его в полёте и, ошарашив, взять тёпленьким. Но действительность сыграла с нами обоими, не так, чтобы совсем уже злую но, весьма неожиданную шутку.
Несущийся во весь опор Миня, схватился обеими руками за верхние концы заостренных штакетин и, взметнул своё бренное тело вверх. Чтобы, перемахнув через преграду, приземлится на ноги (как думал он) и продолжать улепётывать во все лопатки.
Или же, как предполагал я, быть остановленным моим мужественным броском, прерывающим «полёт» свободолюбивого сокола, со всеми вытекающими последствиями.
Но, увы… Ни его, ни моим планам не было суждено сбыться. Во всяком случае, так как они виделись в голове каждого из участников свернувшей немножко в другое русло сцены. Что ещё раз, и весьма и весьма наглядно, подтвердило хорошо всем известную истину, «человек предполагает — а Создатель располагает».
Изрядно подгнившие доски забора не выдержали и, сломавшись, сбили цыганёнка с траектории. И, потеряв точку опоры он, вместо того, чтобы лихо преодолеть эту досадную помеху на пути к свободе, шмякнулся вниз, тряпичной куклой повиснув на жалобно скрипнувшем но, пока ещё на сдавшем позиции, ограждении.
Ну а я, бывший на взводе и, если можно так выразиться, «бивший копытом», тоже взвился в воздух. Но, так как «место встречи», как оказалось «изменилось» само-собой, то, не налетев атакуемого, я продолжил двигаться по заданному подкоркой головного мозга вектору и, вполне закономерно, просвистел мимо.
Прелетев лишние и совсем не предусмотренные «хитромудрым планом» пару метров, я приземлился на ноги, оставив намеченную жертву за спиной.
А Миня, сообразив, что чуть не попал в засаду, матерясь и что-то выкрикивая (наверное «страшные цыганские проклятия») перевалился назад и, слегка прихрамывая но, с постепенно всё больше и больше набирая скорость, рванул в противоположную от меня сторону.
Где замер в засаде слегка охуевший (то есть, простите, неимоверно удивлённый столь бурно и непредсказуемо развивающимися событиями) Вася.
— Стой, сука! Стрелять буду! — Схватился капитан за кобуру скрытого ношения, в которую, по моему самонадеянному совету, поторопился спрятать табельное оружие.
Но эта угроза не возымела никакого действия на потерявшего голову от страха малолеку. А только придало ему скорости, и он удвоив усилия, припустил с не ожидаемой и весьма завидной мощью.
Когда Миня пробегал мимо бравого капитана, тот, оставив в покое плотно упакованный в застёгнутую на клапан кобуру пистолет, попытался исправить мою оплошность. И, навалившись грудью на забор, протянул руки поверх штакетника, стараясь схватить беглеца за одежду.
Для чего надавил корпусом на ограду и тут… решивший, что лучше находится с преследуемым, так сказать, «под одну сторону баррикад», преодолеть хлипкое препятствие решил я.
И, надо же было такому совпасть, что Васин напор и мои усилия совпали во времени и пространстве. И злосчастный «ветеран охранной службы», верой и правдой служивший не одному поколению хозяев, не выдержал и зашатавшись, начал крениться вниз.
Впрочем, состояние неопределённости длилось совсем недолго и, в конце-концов, забор рухнул. Вася, как и положено, давивший грудью, оказался сверху. А вот успевший таки перемахнуть я, правда частично но, всё-таки был придавлен утяжелённой немаленьким весом капитана оградой.
— Блядь! — Смачно и, что главное, к месту и очень даже по делу, выругался Василий.
«Хрусь» — Подтвердил забор, ознаменовывая окончание карьеры.
— Сука-а! — Ни кому конкретно не обращаясь, уведомил индифферентное к происходящему пространство я.
Причём первое, о чём подумал, это сохранность собственной одежды.
«Мещанство»! — С обличительным негодованием скажете вы. И, наверное, отчасти будете правы.
Но, когда единственные приличные брюки извазюканы в земле, а пальто явно придётся сдавать в химчистку, хорошее воспитание и пресловутая верность долгу, сами-собой отходят на второй план.
Ибо на штаны и услуги мастеров бытового обслуживания попросту нету денег.
Наконец с чёрными, от соприкосновения с размокшей почвой и сочащейся из полученной в процессе падения царапиной руками кровью, Вася кое-как поднялся. И, неверяще глядя на испачканные ладони, мучительно раздумывал, стоит ли, окончательно изгваздывая пиджак и рубашку, лапать кобуру.
Я, мысленно распрощавшись с верхней одеждой, поелозил, переворачиваясь на спину. И, помогая себе коленом, чуть приподнял, оказавшимся довольно-таки тяжёлым, придавивший меня забор. Затем, покряхтывая оценил диспозицию и смачно сплюнул.
Миня за это время успел отмахать метров двадцать и я, стиснув зубы, бросился наконец в погоню.
Лучше ведь поздно, чем никогда, правильно? Да и, вывазюканная в мокрой земле одежда (у меня) и маленькая ранка (у Васи) вряд ли послужат оправданием в глазах того же борова. И, позволь мы уйти этому быстрому и, что греха таить, везучему малолетке, не миновать нам начальственных пиздюлей. (То есть, простите, строгого и вполне заслуженного выговора и возможно, даже неуставной угрозы занесения оного в грудную клетку).
А наши вчерашние подвиги будут забыты, словно их никода и не было. УАЗик, надеюсь, не отберут. Но рассчитывать на благосклонность руководства, в ближайшее время, вряд ли получится.
Разве что, завтра или, в крайнем случае, после завтра, мы предотвратим покушение на Генерального Секретаря или совершим что-нибудь ещё более невероятное.
Короче, пиздец (то есть, простите за мой французский, неблагосклонность начальства) приближался с огромной скоростью и был вполне себе конкретным.
Выпрямившимся во весь рост и нагло щерящимся довольной и глумливой ухмылкой. При этом он радостно поигрывал воображаемой баночкой вазелина и тонко намекал на толстые и совсем неприятные для нас с Василием обстоятельства.
Пожалев товарища, которому досталось чуточку сильнее, чем мне, я вытащил из кармана носовой платок и кинул капитану.
— Держи! Руки вытри! — Крикнул я на бегу и помчался за уже улепётывавшем по соседнему участку Миней.
Перемахнув очередной забор, к счастью, с честью выдержавший испытание мной и цыганёнком, я обнаружил, что на меня, злобно рыча и заливисто лая хочет бросится, беспрепятственно пропустившая беглеца, дворовая собака.
— Р-р-р-гав! — Проявила она недвусмысленное недружелюбие.
Но, второй раз попасть впростак я не мог. И поэтому, наплевав на все конвенции разом и, рискнув пренебречь недовольством членов общества защиты животных, просто и незатейливо зарядил псине с ноги.
Целился я в оскаленную и очень злобную морду. И — слава Создателю! — мой сегодняшний лимит на казусы и ошибки оказался исчерпанным.
Во всяком случае, попал я с первого раза и точно туда, куда и целился. А псина, жалобно захрипев, отлетела на метр и завалились на спину.
«Один — ноль»! — Радостно подумал я и, не оглядываясь, продолжил преследование.
Миня, как раз собирался перепрыгивать через очередной штакетник и я, рассудив, что эта беготня изрядно поздаебала (да-да, простите, вызвала некоторую усталость и немножко набила оскомину) подхватил с валявшийся под ногами кирпич и запустил ему в спину.
Молясь, при этом, чтобы ничего не случилось и, не дай Создатель, не попасть тому по затылку или в голову.
Ведь, разгорячённый адреналином и, что греха таить, раззадоренный предыдущей неудачей, сил я не сдерживал. А напитанный влагой и, оттого ещё более тяжёлый снаряд, явно мог причинить травмы, не совсем совместимые с жизнью.
Что было бы очень и очень хреново. Так как улики у нас, как ни крути, косвенные. Признания подозреваемого нет. Ну а то, что решил «смазать пятки»… Так ведь, мало ли причин у добра молодца заняться утренним моционом и бегом по пересечённой местности?
Так некстати совпавшим с визитом невесть зачем заявившихся советских милиционеров. Даже не удосужившихся предъявить решившему заняться физкультурой ордер и вразумительно озвучить обвинения.
К счастью, фортуна была на мой стороне. Кирпич попал куда надо и Миня, жалобно хрюкнув, кулем свалился по ту сторону хрен знает чьего забора.
А я, подбежав и вслед за ним самовольно вторгшись на чужой участок, приземлился, для разнообразия, на этот раз на ноги. И, глядя на постанывающего и копошащегося на земле цыганёнка, улыбнулся…
— Ну что, родной? Добегался?
— Ты-ы⁈ — Поднимаясь, злобно протянул он. И, не желая признавать очевидное, вытащил из кармана щёлкнувший остро отточенным лезвием, выкидной нож. — Так и знал, что с тобой что-то не так, сука!
Пистолет, как и у Василия, был у меня в кобуре скрытого ношения. И, хотя после всего, моей одежде было ничего не страшно а вырвать с мясом пару пуговиц не составляло проблемы, вытащить ствол я даже не попытался.
Зачем? Мозг, вошедший в боевой режим, уже просчитывал комбинации. Пока Миня бежал и прыгал через препятствия, его, если можно так выразиться, «физиологический портрет» сам-собой сложился и отпечатался в сознании.
А то, как преступник держал выкидуху и положение его тела, красноречиво говорило о дельнейших действиях.
К тому же, я прекрасно слышал, наверное упущенную находящимся в панике цыганёнком, не так чтобы «тяжёлую» но, вполне себе различимую поступь Василия.
Тот, приблизился и, остановившись с другой стороны соседского забора, вытащил всё-таки пистолет. И, направив его в сторону Мини, громко крикнул.
— Брось нож, сука! Стрелять буду!
Нажимать на спусковой крючёк, правда, не стал. Так как отписываться за израсходованный патрон — та ещё морока.
Заебут ведь, затаскают по инстанциям и вывернут мозг наизнанку. (Опять прошу прощения за мой французский).
Но Миня, наплевав на угрозу, предпочёл пойти ва-банк. И, понимая, что поворачиваться ко мне спиной глупо и непродуктивно, бросился в атаку.
Причём сделав это «с подвыпердотом» и применением финтов и военных хитростей. И, перед тем, как сделать подшаг в мою сторону, он ковырнул носком ботинка землю, выстрелив кучкой грязи мне в лицо.
В глаза наверно, целился, гадёныш.
Заранее считав намерения, я уклонился он этой мелочи. А, когда последовал выпад, провёл двойной удар ногой. Безжалостно ломая врагу запястье и, изменив траекторию ступни и продолжив движение, заехав тому в голову.
Причём сделал я это так сноровисто и привычно, словно каждый день уделял тренировкам как минимум пару часов.
«Не бокс, однако»! — Мысленно присвистнул я.
Но, сильно заморачиваться не стал. Списав на всё ту же потерю памяти и хорошую спортивную подготовку.
Ну, в самом деле… Говорят же, что талантливый человек — талантлив во всём. А хорошее владение собственным телом, априори предполагает умение выкидывать вот такие неожиданные, но очень пользительные для собственного здоровья, финты.
«Трах-бах» ногой. По руке, «в бубен» и — наши в дамках.
А бесчувственное тело оппонента кулем валится на землю. Чтобы уже через пару секунд, несмотря на временную отключку, быть закованным в наручники и окончательно перейти в статус «задержанного».
А то «подозреваемый», «преследуемый»… Согласитесь, звучит как-то не очень…
«Арестованный», ну, во всяком случае, для нас с капитаном, выглядит гораздо, гораздо приятней!
— Что делать будем? — Оглядывая окрестности, полюбопытствовал Василий. — На себе потащим, или как?
И, поскольку ждать, пока субъект очнётся, было невтерпёж, я отрицательно помотал голосовой. И, присев, ухватил вырубленного чавэлу за шманты и, для приличия хекнув, взвалил его на плечё.
В классической такой позе, когда голова несомого болтается сзади, а ноги свешиваются вперёд.
— Силён, бродяга! — Уважительно присвистнул Василий. И, открывая калитку, ведущую на улицу, одобрил. — Могёшь!
— А хуле? — Что, в переводе на употребляемый в приличном обществе «великий и могучий», обозначало «ничего особенного», философски отозвался я. И, поскольку даже не ощущал тяжести, пренебрежительно дёрнул свободным плечём. — В нём и весу то…
Так мы и предстали пред светлы очи нашего начальника и топтавшегося позади участкового. Приданные для усиления патрульные, лениво поглаживали автоматы и не выказывали видимого удивления.
Для них, молодых здоровых мужиков, совсем недавно отслуживших срочную, в переносе равного собственному и даже чуть поболее веса, не было ничего особенного.
А то, что задержать фигуранта получилось малой кровью и без напряга, явно не вызывало ничего, кроме удовлетворения.
Старший лейтенант по-быстрому отрыл дверь арестантского отделения УАЗИка. И я, не особо церемонясь, сгрузил так и не пришедшего в себя Миню, на не очень чистый, покрытый пупырчатым резиновым ковриком, пол.