СССР книга 3. Поющий волк в овечьей шкуре

Глава 14

«Эх-х, надо было их прямо на месте приголубить». — Начиная замерзать, злобно подумал я. — «А затем доставить в отдел и потрясти как следует».

Но сам же прекрасно понимал, что в этом случае бандиты просто открестились бы от всего.

Да, сбили случайно. Но, пострадавший сам нарушил правила, идя по проезжей части.

Да-да, товарищ следователь, хотели доставить в ближайшую больницу. Но гражданин-то, на поверку, оказался буйным. И сразу же принялся махать кулаками!

Повреждения?

Какие повреждения⁈ Да, будь на нём хоть царапина, разве смог бы он нам двоим рожи начистить⁈

Так или, примерно так, отпирались бы наехавшие на меня субчики. И, почему-то я на сто процентов уверен, что избежать уголовного наказания им бы удалось.

Так как телом своим я владею в совершенстве. Прыгнул я вовремя, сгруппировался правильно. И, соответственно, никаких переломов, вывихов и прочих «тяжких телесных» у меня нет. Разве что, пара ушибов, но это почти не считается.

Короче, задерживать их не было никакого смысла. А бить морды просто так, не выведав хотя бы минимальной информации, вообще глупо.

Вот я и ехал… В багажнике…

С нетерпением ожидая прибытия и предвкушая, как отблагодарю «комитет по встрече».

Вскоре, судя по небольшому крену, мы куда-то свернули и через пару-тройку минут остановились перед преградой. Снова хлопнула дверца, на этот раз одна. Потом, сквозь шум работающего на холостых мотора, послышался скрип и железное бряцание открываемых ворот. И, наконец, мы прибыли.

Мотор заглох, дверцы машины издали соответствующие звуки, а сам автомобиль еле ощутимо закачался. Когда ехавшие в более комфортных условиях пассажир и водитель вылезли из салона.

— Привезли? — Негромко но, с явно начальственной интонацией спросил новый мужской голос.

— Да, Альберт Трифонович. — С оттенком подобострастия заверил его один из моих похитителей. И, подхалимски захихикал. — В лучшем, можно сказать, виде. Связанного и упакованного по всей форме.

— Откройте. — Властно распорядился тот.

Крышка багажника с негромким щелчком поехала вверх, явив пред светлые очи заказчика этого, во всех отношениях замечательного, перфоманса. (Вот чёрт, опять не часто используемое советскими людьми слово. И, конечно же, в очередной раз прости, Создатель, за упоминание имени Врага Твоего)!

Не желая раньше времени выдавать, что нахожусь в сознании, не стал раскрывать глаза. И, тем более не поднял головы, чтобы как следует рассмотреть обрекшего себя на очень большие неприятности человека.

Пусть все трое побудут в блаженном неведении. Относительно своей дальнейшей судьбы и тех сроков, что отмерит им наше советское законодательство.

В том, что, пусть и не с лёгкостью но с очень большой долей вероятности, сумею вырубить и затем связать всех троих, я нисколько не сомневался. Ну, почти…

Ибо всегда может произойти какая-нибудь случайность. Вроде попавшего не вовремя под ноги камушка или ещё одного подельника. Притаившегося со стволом в доме или где-то поблизости.

Который, шмальнув из-за угла, попортит мою, горячё и нежно любимую шкурку. Заодно поставив жирный крест на воцарении законности и торжестве справедливости.

— Ладно, тащите его пока в подвал. — Отдал команду главный. И, удаляясь с сторону, как понимаю, дома, зачем-то пояснил. — А я пока мальчика подожду.

Кто такой этот юноша, рассказать он, естественно, не посчитал нужным. Очевидно, что подручные и так знали. А расширять мой кругозор никто из присутствующих не посчитал нужным.

Да, оно в общем-то и так понятно. К тому же, кто, в здравом уме и твёрдой памяти, станет толкать речугу перед находящимся в бессознательном состоянии телом?

В общим, пахан свалил, а два сбивших меня урода принялись выковыривать вашего покорного слугу из багажника.

Делая это без должного почтения. Не говоря уже о простой вежливости и мало-мальской заботе о целостности моей, как уже сказал, весьма обожаемой и беззаветно любимой, тушки.

Козлы, в общем. Безрогие.

Схватив — один за шиворот, а второй за ремень, — долбодятлы вытащили меня наружу и, поскольку я всё ещё отыгрывал полутруп, незамысловато бросили на землю.

Воротник, при этом, подозрительно затрещал, а пояс больно врезался в рефлекторно напрягшийся живот.

«Пиздец одёжке»! — В который уже раз, тоскливо подумал я. (То есть, простите, мой единственный гардероб, по независящим от меня причинам, стремительно приходил в совершенно негодное для появления в приличном обществе состояние).

«Раздеть бы вас, выродков»! — С мечтательным злорадством подумал я. — «Лишить шмоток а, заодно, вытряхнуть карманы»!

И, в самом деле. Несправедливо получается. Меня вон, сбили машиной, привезли, один Создатель знает куда и, при этом, обращаются, как с мешком картошки.

А я, между прочим, младший лейтенант Советской Милиции. А не абы кто или какой-нибудь хуй с бугра, извиняюсь за мой французский.

И тут же, с сожалением отбросил эту, весьма заманчивую, идею. Не гоже представителю власти крохоборничать и заниматься экспроприацией у арестованных.

Хотя и очень хочется.

Можно сказать, дело это жизненно необходимое и, если и не Государственного Значения то, для меня, очень и очень важное.

Завтра ведь предстоят съёмки на телевидении. И, судя по всему, привести себя в порядок времени у меня не будет.

Ну, не просить же, в самом деле, опять поделиться приличной одеждой Сергея. Хотя, скорей всего, придётся.

Ибо в таком вот, затрапезном и бомжеватом виде, меня не то, что в студию. Меня, возможно, даже в общественный транспорт не пустят.

Хотя, если всё сложится так, как планирую, то обратно в город поеду на служебном. С мигалками и в окружении товарищей.

Тут мои, пусть и не совсем радужные но, всё-таки, согласитесь, воодушевляющие мечты, прервали самым грубым образом.

— Вставай, курва! — Сипло выдохнул один из бандитов. И, безжалостно и, между прочим, больно, пнув ногой в бок, заверил. — Я тебя, падлу, на себе тащить не собираюсь.

— Уймись, Карась! — Осадил подельника второй.

А затем наклонился и, схватив меня за волосы, повернул лицом к себе.

Не то, чтобы я в совершенстве владел мимическими мышцами. Но изобразить, скажем так, «неприхождение в сознание» у меня получилось. И, наверное зря.

Так как гады, подхватив под мышки, потянули прочь от машины. А ноги мои, в единственных, между прочим, ботинках, волочились следом. Безжалостно шкрябая по залитой бетоном дорожке и напрочь лишаясь нанесённого на фабрике лакового покрытия.

И, при этом, как вы понимаете, приходя в абсолютно непрезентабельный вид.

«Сам себя перехитрил, умник». — Неприязненно подумал я в собственный адрес. — «Мог бы и не выпендриваться. А, встав на ноги и, для конспирации держась за, якобы немилосердно болящую голову, шкандыбать за этими дятлами».

Но, сделанного не воротишь. А содранную краску и глубокие царапины, по всей видимости, придётся маскировать толстым-толстым слоем сапожного крема.

Именуемого в народе «гуталин» и, которого, как известно, полно в наших, советских магазинах.

Атас! Ай, веселись рабочий класс!

Атас! Танцуйте мальчики, любите девочек!

Малина-ягода, Атас!

Неизвестно с каких хренов всплыло в моей многострадальной голове. Чтобы тут же смениться ненаигранным удивлением по поводу, чёрт-те откуда (прости, Создатель!) появившемуся куплету и припеву полноценной но, как с сожалением вынужден был констатировать, «идеологически неправильной» песенки.

За такое, с позволения сказать, «творчество», Сергей Петровича по головке не погладят. А, вместо всесоюзной славы, скорей всего, попрут с занимаемой должности и, вполне возможно, выпишут билет в одну сторону.

А именно на Колыму.

Тут, в очередной раз зацепившись носком многострадальной обуви, я решил, что пора кончать придуриваться и негромко застонал. Давая понять, что пришёл в себя и вполне способен передвигаться самостоятельно.

— О! Кажись, очнулся, болезный! — Обрадованно вскликнул тот, кого напарник обозвал Карасём.

И тут же, с места в карьер, отпустил вашего покорного слугу. Полностью веря в восстановившееся здоровье пациента и отправляя того в самостоятельное плавание.

Изображать умирающего лебедя и снова валиться кулем на землю я не стал. А, делая вид, что даётся мне это с очень большим трудом, кое-как принял вертикальное положение и, подняв голову, «мутным», в кавычках взглядом, посмотрел на конвоиров.

Ну, что сказать. Ничего нового для себя я не увидел. Оба принадлежали к виду «пролетарий обыкновенный». С закосом под блатных и пренебрежительно глумливым выражением на не обезображенных интеллектом мордах.

Мышцы инстинктивно напряглись, а кулаки зачесались с неимоверной силой. Но, понимая, что пока рано, я волевым усилием заставил себя расслабиться и, делая вид, что очень испуган, жалобно проблеял.

— Где я? — И, немудрящим образом давая понять, что нахожусь в шоке и совсем ничего не помню, добавил. — Ребята-а, вы кто-о?

— Кони в пальто! — Заржал так и оставшийся для меня безымянным, кореш Карася. — И, со всей дури приложив между лопаток, придал ускорение. — Пиздуй давай! Спящая красавица!

Снова стало очень обидно. Причём, до такой степени, что образ тяжёлого ножа и перерезанных от уха до уха глоток явственно замаячил перед моим, жаждущим справедливости, внутренним взором.

Но, с сожалением констатировав, что «так дела не делаются» я принял покорный вид и, постанывая и подволакивая ноги, поплёлся в указанном направлении.

Длина дорожки была метров десять. Которые, в связи с прекращённой мной симуляцией, мы преодолели за несколько секунд. И, открыв дверь подвала, меня, не позаботившись включить свет, бесцеремонно толкнули вниз.

Что, в общем и целом, не стало какой-то внезапной неожиданностью. Чего можно ожидать от подонков, в такой предсказуемой ситуации? Только мелкой подлости и гаденькой подставы.

В общем, кубарем, вопреки ожидания двух уродов, я не покатился. А, напротив, слегка напрягшись, восстановил равновесие и, аккуратно выставив вперёд правую ногу, начал осторожно спускаться.

И, ещё заметил, что до того, как за мной захлопнул дверь, позади мелькнул свет фар и послышался громкий и требовательный сигнал подъехавшей машины.

«Наверное, тот самый „мальчик“ прибыл». — Подумал я.

Мысленно прикидывая, стоит ли прекратить разыгрывать эту, изрядно поднадоевшую комедию. И, перестав изображать беспомощную жертву, поменяться местами с чувствовавшими себя хозяевами положения быдлоидами.

Никаких «предостерегающих уколов» которыми мой неведомый страж корректировал поведение не последовало. Из чего сделал вывод, что развитие событий оставлено на моё усмотрение. Но, так как дверь, всё-равно уже закрылась и в замке повернулся ключ, решил немного подождать.

Раз не убили и не прикопали сразу — значит хотят поговорить. А тот, кто ошибочно считает себя вершителем судеб, зачастую выбалтывает очень много лишнего.

Не то, чтобы рассчитывал выведать где спрятаны «золото и бриллианты». Но, по крайней мере, личности хозяина и таинственного юноши, ради встречи с которым меня привезли за тридевять земель, я выясню.

Да и, наличие в доме других — и, очень даже может быть, вооружённых, — бандюганов, нельзя сбрасывать со счетов. И, даже если это будет не полностью незаконный пистолет, а вполне себе разрешённое законом охотничье ружьё, знание об этом, ни в коем случае, не будет лишним.

Короче, ждём!

Вскоре мои глаза привыкли к темноте и, добравшись до какого-то ящика, я устроился более-менее комфотно.

Разумеется, мягкое кресло. Имеющееся в любезно предоставленной мне четой Синельниковых квартире. И даже не казённый стул в рабочем кабинете. Но памятуя, что «в ногах правды нет» и экономя силы, я пристроил зад на шершавых и занозистых досках и постарался устроиться поудобнее.

Беспокойство о состоянии брюк и других частей моего пострадавшего гардероба, незаметно ушло на второй план. И, закрыв глаза, я попытался прийти в состояние, чем-то похожим на медитацию.

На приведение мыслей в прядок ушло не более двух минут. После которых я, начав слегка замерзать, решил размяться.

Места, для этого, как вы понимаете, было мало. Но, для того, чтобы покрутить корпусом, сделать несколько наклонов и приседаний, свободного пространства вполне хватило.

«Я вам покажу, суки»! — Делая вращательные движения плечами, а затем пробивая воображаемому противнику двоечку, шептал я. — «Вы у меня ещё попляшете»!

В общем, время я проводил с пользой. Сохранив бодрость духа и, так и эдак прикидывая, кому понадобилось затевать соль масштабную, по моим меркам, само-собой, противозаконную операцию.

Но, так как данных пока было мало, просто выкинул это из головы и начал мысленно подгонять похитителей.

В самом деле, с того момента, как я беззаботно шёл по вечерней свердловской улице, прошло уже около часа. А ещё нужно сделать кучу дел. И, поспать немного перед завтрашней съёмкой.

В конце-концов, в телевизор не каждый день приглашают. А тут такое!

«Нет бы вам, козлам, устроить свою бяку завтра»! — С весёлой злостью раздумывал я. — «А, лучше, вообще никогда».

Настроение было хуже некуда. Ведь вечер, как вы понимаете, был безнадёжно испорчен. О состоянии изгвазданных шмоток вообще молчу. И, самочувствие от этого становилось всё более хреновым. А душу начало терзать нетерпение. Вкупе с желанием разобраться и как следует навалять незадачливым похитителям по ушам. И, с каждой минутой, мой боевой задор рос в геометрической прогрессии.

Несколько раз порывался выломать дверь и, форсировав события, добраться до ушлёпков и довести ситуацию до логического финала.

И только мысль о наличии у хозяев огнестрельного оружия останавливала благородный порыв.

Ведь, на шум приводимой в негодное состояние двери обязательно сбегутся. И — к гадалке не ходи! — будут настороже. А оно мне надо?

Гораздо проще, усыпив бдительность, дождаться, пока за мной придут. Выскажут в лицо претензии и, очень даже возможно, сделав внушение и дав пару-тройку раз по роже, отпустят с миром. Так как слишком больших косяков я, вроде бы, не наделал.

Никого смертельно не обидел. Во всяком случае, до такой степени, чтоб неведомый и загадочный злодей заимел горячее желание увидеть мой хладный труп.

Наконец послышался шум отпираемого замка и, посветив вниз фонарём, мне крикнули.

— Слышь, щегол! Выходи давай! — И, на всякий случай, предупредили. — И смотри там! Без фокусов!

Насчёт последнего я — кто бы сомневался! — имел прямо противоположное мнение. Но начинать прямо сейчас искренне считал преждевременным. Ибо, поднять шум и устроить трам-тарарам мог и не дожидаясь появления конвоиров.

— Хорошо, только не бейте! — Подпустив в голос испуганных ноток, как можно жалобнее проблеял я. И, изобразив на лице плаксивое выражение и заверив, — Иду! — Начал подниматься по лестнице.

— Смотри у меня, сопляк! — Пригрозил безымянный. — С тобой серьёзные люди говорить будут!

«Жду с нетерпением»! — Молча подумал я.

Но вслух, конечно же, ничего не сказал и через небольшой промежуток времени был наверху.

Связывать или ещё как-нибудь фиксировать руки не стали.

Видимо, посчитав слишком «жалким и не заслуживающим».

Вот и славненько! Не то, чтоб кусок верёвки на запястьях помешал бы моим планам. Но, раз у двух долбодятлов не хватило ума принять меня всерьёз — не просить же их об обратном.

Карась (вот ведь, непуганный идиот!) важно зашагал впереди, показывая дорогу. А второй шкандыбал сзади. Типа предостерегая от побега и изображая «страшную», в кавычках, угрозу.

«Дятлы»! — Презрительно думал я. — «Да мне вас вырубить — раз плюнуть»!

Но, так как «раздавать сёстрам по серьгам» и восстанавливать справедливость было пока рано, дёргаться я не стал.

А, пока шли, ненадолго задумался об этой хитрой субстанции, именуемой «правда».

Ведь, как ни крути, а сбили меня и привезли сюда чтоб наказать. Или же сделать внушение. Причём такое, от которого затрясутся и поджилки навсегда отпадёт охота переходить кому-то дорогу.

То есть, по мнению здешних обитателей, со всех сторон виноват был я. А они, эдакие благородные разбойники, просто решили надавать зарвавшемуся менту по рогам. Заодно обломав оные и указав болезному на его настоящее место.

В стойле.

Размышляя на тему «кто», я пришёл к выводу, что вариант был только один. В чём, через пару минут и сумел убедиться.

Мы обошли дом и, поднявшись по ступенькам, оказались внутри.

Поражённый убранством, я негромко присвистнул. Ибо никаких вам «деревенских сеней» и прочего крестьянского антуража не было и в помине.

Напротив. За верандой, служившей эдаким «клапаном» сразу начинался отделанный деревом холл. С претензией на вычурность и соответствующими прибамбасами.

В виде оленьих рогов на стене, лежащей на полу медвежьей шкуры и негромко потрескивающего поленьями камина.

— Ну здравствуй, родной! — Противно скалясь, приветствовал меня тот, чью тощую задницу я, совсем недавно, имел неосторожность попортить. — Вот и свиделись, сука!