СССР книга 3. Поющий волк в овечьей шкуре

Глава 22

Невооружённым глазом было видно, что простому народу песня понравилась. Люди покачивались в такт музыке а, когда умолкли последние звуки, собравшаяся послушать нас огромная толпа разразилась «бурными и продолжительными» аплодисментами.

А вот у начальства реакция оказалась немного более сдержанной. И, если уже слышавший наш опус в телестудии товарищ Мячиков ухитрялся сохранять на лице нейтральное выражение, то фэйс Бориса Николаевича почему-то оказался хмурым. Равно, как и озабоченные морды его приспешников.

Вика, видя такое дело, тоже немножко скуксилась. Но, вовремя заметивший состояние супруги Сергей, подошёл к нашей клавишнице и, кивком указав на восторженно сияющие глаза московской гостьи, что-то прошептал.

Причём, явно успокоительное. Так как личико Вики разгладилось, и она вопросительно взглянула на меня.

Мол, «всё идёт по плану»?

«Угу». — Дёрнув в ответ бестлоковкой, безмолвно информировал её я.

И Вика, забыв о своей мимолётной грусти, вызванной мнимым недовольством Бориса Николаевича и «Ко», начала проигрыш следующей композиции.

«Пам-пам-пАрам, пам-пам-парАрам, пам-пам-пАпарам, пам»! — Зазвучали весёлые и задорные ноты и, моментально откликнувшаяся на заводной музыкальный посыл масса народа, завибрировала в ритм.

А Оксана, подняв над головой палочки, «отщёлкивала» ими ритм. А все оставшиеся громко хлопали перед микрофонами.

«Пам-пам-пАрам, пам-пам-парАрам, пам-пам-пАрам, пам»! — Прозвучало над площадью ещё раз и, тут в дело вступил весь ансамбль.

Трубачи грянули в свои, сверкающие золотым блеском дудки, я, Сергей и Вадин вдарили по струнам а барабанщица, предварив свою партию рассыпавшимся дробью «переходом», мощно поддержала остальную банду.

И, после того, как мы все вместе проиграли незатейливое но, очень жизнерадостное вступление положенное количество раз, я чуть пододвинулся к микрофону и начал.

Добрый вечер, город мой

Околдованный мечтой

Город твист, город джаз

Город рок-н-ролл

Город песен и поэм

Тихих парков, старых стен

В эту ночь, я с тобой

Побродить пришёл!

Духовая секция, поддержала мой вокал мощными, слаженными аккордами. И я, воодушевлённый тем, что звучали мы «как надо» выдал.

По переулкам и бульварам

Горят загадочно огни

Гуляем ночь по тротуарам

Мы с ней на улице одни

Хей, город, хей!

Бриллиантов не жалей

Сколько их в танце фонарей!

Даже листва. Не жалеет тихих слов

Это ты, мой город, Свердлов!

Это ты, мой город, Свердлов!

Должен сказать, что изначально на ум пришёл немного другой текст. В котором речь шла о столице нашей Родины, Москве. И рифма, соответственно, была не такая. Но, по здравому размышлению, я рассудил, что «прогнуться», перед ставшем мне родным городом, будет не лишним.

Ведь, в конце-концов, в той Москве я, возможно ни разу и не был. Хотя, вряд ли. Скорее всего, удостоился такой чести. По крайней мере, проездом.

Но, так как совсем ничего про это не помнил то, как говориться, «не считается». Ну а про Пярну, сами понимаете, знал ещё меньше.

Так что, вполне закономерно, что решил увековечить место, где придётся провести значительную часть своей жизни. Ну, по крайней мере, положенных для отработки три года точно.

Лицо Бориса Николаевича, тем временем, разгладилось. Что самым чудесным, я бы даже сказал, волшебным образом, отразилось на сразу же «помягчевших», мордах прихлебателей.

Сияя приклеенными улыбками, они дружно хлопали в ладоши а, кое-кто даже притопывал. Показывая свой невротебенный энтузиазм и стопроцентную лояльность и согласие с мнением руководства.

То есть, простите, за мой французский, проявление эмоций было натужно-неискренним и, я бы даже сказал, преувеличенно-радостным.

Но, в общем и целом, реакция свиты была сущим пустяком, по сравнению с довольным выражением лица «хозяина Свердловска» и тем ликованием и огромной волной энергии, которую отдавала с восторгом слушающая нас масса народа.

Я затянул второй куплет, радуя слушателей полными энтузиазма строчками.

Добрый вечер, город мой

Очарованный весной

Город блюз, город вальс

Город рок-н-ролл

Город дивных миражей

И танцующих дождей

Пусть поют, небеса

О любви моей!

По переулкам и бульварам

Горят загадочно огни

Гуляем ночь по тротуарам

Мы с ней на улице одни

Хей, город, хей!

Бриллиантов не жалей

Сколько их в танце фонарей!

Даже листва. Не жалеет тихих слов

Это ты, мой город, Свердлов!

Это ты, мой город, Свердлов!

А, когда зазвучали две последние припев, люди начали подпевать. Или, скорее, я бы назвал это дружным и сплочённым скандированием.

Это ты, мой город, Свердлов!

Это ты, мой город, Свердлов!

Исторгаемый двойным комплектом аппаратуры, мощный звук раздавался над площадью и, заполняя пространство, уносился к небесам.

После проигрыша, мы исполнили припев лишний раз. И, когда прозвучал последний аккорд, были награждены… Нет, аплодисменты, тоже были. И весьма громкие и довольные.

Правда, наш маленький триумф был нарушен небольшим, но очень неприятными и, сложись обстоятельства по-другому, могущим привести к очень большим и тяжки последствиям.

Какая-то блядь (не побоюсь этого слова) сбросила с крыши бутылку. Которая, упав незадолго до того, как смолк заключительный аккорд, вдребезги разлетелась около моих ног.

Так как было уже довольно темно, а освещение на импровизированной сцене мы специально приглушили, кажется, никто ничего не заметил. Ну, по крайней мере, вызванная для защиты общественного порядка милиция никак не отреагировала.

Стоявшая неподалёку Вера ойкнула и, схватившись за ногу, невольно присела. Сквозь чулки проступило небольшое пятнышко крови и я, почувствовав, что начинаю звереть, снял гитару и опустился на колено возле девушки.

— Ты как, Верунь? — Пытаясь контролировать пространство сверху, озабоченно спросил я. — И, по размерам кровавой кляксы оценив незначительность повреждения, вытащил из кармана носовой платок и перевязал девушку.

Побледневшая от негодования Вика выскочила из-за своего электропианино и, судя по её решительному виду, собиралась привлечь к разбору полётов стражей порядка.

Но, поскольку взбудораженные и возбуждённые песней зрители громко скандировали: «Молодцы! Молодцы»! А наша небольшая заминка была воспринята всеми, как рабочее совещание, я решил не усугублять и разобраться самому.

Прерывать концерт просто глупо. Да и, вряд ли патрульные милиционеры сделают дело лучше, чем ваш покорный слуга. Ведь, в конце-концов, я сам принадлежу к этому же ведомству. И, в отличие от рядового сотрудника, нахожусь в гораздо лучшей физической форме.

К тому же, после недавнего визита в один загородный домик, стал смотреть на некоторые вещи под немножко другим углом. И значительно проще.

Так что, конкретно в этот раз, решил не заморачиваться излишним морализаторством и не давать делу официальный ход.

Эта, сука, сбросив довольно-таки тяжёлую стеклянную бутылку, метила в мою голову. То есть, попади снаряд, то я, скорее всего, если и не распрощался бы с жизнью, то получил бы, по меньшей мере, проломленную черепушку. И сотрясение вещества, в данный конкретный момент, заменяющего мне мозг.

— Вик, не бузи! — Осади я пылающую праведным гневом клавишницу. И, вставая, взял её за плечи и, глядя в глаза, пообещал. — Я сам.

— Хорошо. — После секундного молчания, согласилась Вика. И, понимая, что следующие пару-трйку песен им придётся играть без меня, приняла решение. — Девочки, давайте «Европу».

Сергей с Вадимом ударили по струнам, Вика подержала их залихватским проигрышем на своих «чёрных и белых» и я, под бодренький мотивчик, рванул к пожарной лестнице.

Заодно решив проконтролировать запасной выход. Вряд ли подкинувший эту подляну станет ретироваться через центральную дверь.

Мы девчёнки из простых

Без серёжек золотых

Вот таких! Золотых!

Запели, тем временем, наши солистки. Я же, перемахнув через кованную ограду, подёргал ручки запасного выхода и, убедившись, что этим путём «враг не пройдёт», подпрыгнул и, ухватившись за первую ступеньку, начал подниматься по довольно таки ржавой пожарной лестнице.

Оставленный без присмотра (шутка) ансамбль, тем временем начал первый, из залихватских припевов, про прелести наших, самых прелестных и очаровательных, лучших в мире, советских девушек.

А ты, Америка! Отдай Аляску!

У наших девушек самые, самые, самые

Красивые глазки!

Но, несмотря на довольно-таки громкий звук, эхом отражающийся от окружавших площадь зданий, я всё-таки ухитрился услышать, еле различимые шаги. Так как гулкое кровельное железо, было прекрасным резонатором. И, несмотря на все потуги находящихся наверху супостатов, их присутствие было обнаружено.

К несчастью для меня — моё тоже. И, последствия не заставили долго ждать. Без всякого предупреждения и, если можно так выразиться, «без объявления войны», на меня сбросили ещё одну бутылку.

Хотя, ежели вдумчиво разобраться, боевые действия были развёрнуты тогда, когда первый стеклянный снаряд, не иначе, как по милости Создателя, направленный неуверенной и, потому дрогнувшей рукой, пролетел мимо.

Ожидавший чего-то подобного я, задрав голову, на миг замер. И, каким-то неведомым, называемым в народе «шестым» чувством вычислив траекторию запущенной в меня смерти, успел уклониться.

Для чего пришлось буквально сойти со ступенек и, опираясь одной ногой и повиснув на левой руке, пропустить стеклотару мимо.

Видимо, боеприпасов у пока неведомого мне противника больше не имелось. Так как, за край карниза больше никто не выглядывал. И, судя по раздавшемуся топоту, враг решил ретироваться.

Я же, не переставая контролировать ситуацию, что было чертовски (прости, Создатель, за упоминание имени врага Твоего) неудобно, так как приходилось лезть с запрокинутой головой, продолжил подниматься со всей возможной скоростью.

Пожарных лестниц в здании Дома Офицеров больше не было. Так что, скорее всего, злоумышленники попытаются скрыться внутри строения. Или же затихариться на чердаке. В том случае, если ведущие на последний этаж люки окажутся, как это и положено по регламенту, закрытыми.

Что ж… Пободаемся. Благо, силушкой меня Создатель не обидел. Да и желание быстрей поквитаться и вернуться к своим, тоже придавало энтузиазма.

Ребята, тем временем, исполнили второй куплет и снова, наплевав на потенциальную угрозу заокеанских недоброжелателей, начали восхвалять прелести наших красавиц.

И, пусть всё НАТО! Палит из пушки!

У наших девушек самые, самые, самые

Красивые ушки!

Представив, каким воодушевлением светятся лица женской части нашего коллектива, я, мысленно посылая тысячи проклятий на головы улепётывающих от меня долбоёбов, заскрежетал зубами от злости.

Это ж, такого удовольствия меня гады лишили!

Песенка была не только весёлой и задорной. Последние строчки, если вы помните, носили несколько провокационный характер. И очень хотелось воочию увидеть реакцию «партийной знати» на этот, невинный по своей сути, маленький демарш.

Хотя, даже ежели не одобрят и, как следствие, запретят, песня всё-равно пойдёт в народ. Согласно хорошо известной истине, гласящей, что «слово не воробей, вылетит — не поймаешь».

Ну а номенклатурной мести и каких-нибудь карающих санкций тоже, в принципе, не боялся. Слишком уж хороши остальные наши композиции. И надо быть круглыми дураками, чтобы из-за немножко двусмысленной «Звезды по имени Солнце» и задорной и восхваляющей прелести самой красивой и так волнующей воображение мужской части населения Советского Союза песенки, начать серьёзные гонения.

Когда взобрался на крышу там, закономерно, уже никого не было. И, рассудив, что вряд ли испуганные индивидуумы решили спрятаться от меня на открытом и продуваемом всему ветрами пространстве, я нырнул в слуховое окно.

Названным так не потому, что с его помощью что-то там слушают. А, по имени жившего в незапамятны времена архитектора Слухова.

«И лезет же всякая хуйня в голову». — Спрыгивая на захрустевший по ногами аглопорит, сам себе удивился я. — «И это в то время, когда по этому самому, не о том думающем кочану, в любую секунду может прилететь куском какой-нибудь, ржавой и толстой, к тому же, снабжённой травмирующим рифлением, арматуры».

То есть, простите, в ситуации повышенной опасности и требующей предельной внимательности и концентрации, размышлять о не относящихся к делу пустяках несколько непродуктивно. Не говоря уже о разумности этих, отвлекающих внимание и, как следствие подвергающих моё здоровье, мыслей.

Ансамбль, тем временем, продолжил описывать роскошные формы самой замечательной половины Страны Советов. Звуки доносились в несколько приглушённом и искажённом виде. Но, тем не менее, я без труда мог разобрать, прославляющие достоинства наших гражданок строчки.

Рыдает Англия! Грустит Италия!

У наших девушек самая, самая, самая

Красивая талия!

Правда, к великому моему сожалению, это нисколько не помогало правильно сориентироваться в окружающем меня, довольно тёмном пространстве. И, обалдело крутя бестолковкой, я на секунду замер на месте.

Хорошо представляющий состояние реципиента симбиот, как это частенько происходило в последнее время, снова задействовал недоступные хозяину способности. И, просканировав ультразвуковой волной чердак, подождал, пока их общее тело сделает несколько шагов вперёд. А затем подал первый, корректирующий движение, сигнал.

«Блядь»! — Подзабыв, что у меня есть такой, «замечательный» в кавычках, помощник, я чуть не обосрался от неожиданности. То есть, простите, был несколько обескуражен и едва не утратил контроль над сфинктерами.

Но, поскольку избавиться от назойливой и, вопреки моему недовольству, так кстати возникающей боли было не в моей власти, я тут же взял себя в руки. И, следуя указанию, повернул в противоположную, выбранной мною по недомыслию, сторону.

Глаза, постепенно, обвыклись и я начал различать мешающие движению диагональные, сконструированные для поддержки стропильной системы, упоры. А так же куски кровельного железа, какие-то, наверняка забытые строителями, или же заныканные рачительным завхозом, доски и прочий, очень даже имеющий отношение к делу, мусор.

Почему отметил важность этого хлама вообще и для меня лично? Так ведь, не на прогулку собрался. А нахожусь, если можно так выразиться, в самом, сто ни на есть настоящем, логове врага.

Который, в своём непредсказуемом и весьма искушённом коварстве, может спрятаться в куче этих, хаотично разбросанных предметов. И, конечно же, выбрав неблагоприятный для меня и такой удобный для себя, любимого, момент, огреть вашего покорного слугу по той части тела, которой остальные, нормальные и отдающие себе отчёт в собственных действия граждане, думают.

По тыкве, короче. Она же «кочан», «бестолковка» и прочее, и прочее и прочее.

Так я и двигался. Не то, чтобы на ощупь, но где-то, очень близко к этому. Настороженно всматриваясь в непроглядную темень и изо всех сил напрягая слух.

Которому, в данный конкретный момент, очень даже мешали, отвлекающие от взаимодействия с окружающей действительностью, доносящиеся снаружи задорные голоса девочек.

Стенай вся Франция! Поплачь немножко!

У наших девушек самые, самые, самые

Красивые Ножки!

Залихватски распевали они. А я, злясь на то, что из-за этих уродов пропускаю такое веселье, осторожно, можно сказать, «кошачьей поступью», крался вперёд.

К счастью, мой неведомый помощник, как всегда, не оставил меня в трудную минуту. И, корректируя движение, лёгкими но, оттого не менее болезненными, уколами, отсекал бесперспективные, с его точки зрения, направления.

Танцуй Россия! И плачь Европа!

У наших девушек самая, самая, самая

Красивая Опа!

Перешли, тем временем, к завершающей части нашего славного опуса боевые подруги. И, повторив припев ещё два раза, эффектно закончили.

В наступившей, показавшейся оглушительной тишине, я отчётливо услышал вдалеке какой-то невнятный шорох. И, рассудив, что вряд ли это мыши, подхватил кусок так вовремя подвернувшейся по руку доски, бросился на шум.

Каждую секунду ожидая удара по голове, или ещё какой-нибудь подлянки. Ведь, как ни крути, а убить или, по крайней мере, покалечить, меня хотели на полном серьёзе. Причём, хладнокровно и целенаправленно, сделали это два раза.

В общем, я был начеку и, одним прыжком преодолев разделяющие меня и обнаруженного противника два метра, уклонился от замаха таким же корявым обломком и с огромным удовольствием ударил в ответ.