И, с огромным удовольствием, почувствовав, как попал тут же понял, что немножко переоценил свои силы. А, точнее, сообразительность и дружбу с такой замечательной, невидимой глазом и, как утверждают более старшие и подкованные в материализме товарищи, неосязаемой и даже (тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить) несуществующей особой женского пола, как удача.
Лоханулся, короче. А так же фраернулся, сел в лужу и выставил себя полным идиотом. Так как, из-за собственной невнимательности и несерьёзного отношения к противникам мог легко, если и не расстаться с жизнью то, по меньшей мере, огрести кучу неприятностей.
В меня ткнули ножом. Правда, каким-то шестым чувством сумев понять, откуда исходит опасность, в последний момент я всё-таки сумел увернуться. Так что, никаких повреждений не получил. Остро отточенная сталь не вошла в мою плоть. Не задела крупные сосуды и не нанесла каких-либо серьёзных или незначительных повреждений.
Но сам факт применения холодного оружия вызвал в душе волну ярости и справедливого негодования. А так же лёгкую досаду, оттого, что уверившись в своём физическом превосходстве над обычными человеками, почувствовал себя кем-то вроде Создателя.
Забыв о том, что и на старуху бывает проруха, а такой прозаический и совершенно неприспособленный для стрельбы предмет, как лопата, раз в год превращается в огнестрельное оружие.
Хотя, отдавая дань справедливость, в умелых, сильных и хорошо натренированных руках, обычный шуфель может натворить таких дел, что только держись.
В общем, отрезвлённый неприятными ощущениями, я моментально развернулся и, в темноте толком не видя противника, приложился своим «дубиналом» по его еле различимой в полутьме но, оттого не ставшей менее наглой и противной, роже.
«Два — ноль». — Со злой радостью подумал я и начал, на ощупь, обыскивать моих незадачливых противников.
Уловом оказалось ещё одно, насаженное на плексигласовую рукоятку лезвие, и два самодельных кастета.
«Серьёзные парни». — Хмыкнул про себя я, выгребая из из карманов незадачливых бандитов сигареты, спички и несколько рублей мелочью.
Затем добыл огонь зажёг, чиркнув о коробок одной и, наконец, удовлетворил своё любопытство. Которое снедало меня с самого начала этой, дурацкой по своей сути и задумке, но могущей привести к очень плачевным, ежели не сказать, трагичным последствиям, эпопее.
Неровное, дрожащее и так и норовящее погаснуть пламя осветило две чумазые мордочки, без слов выдавшие национальную принадлежность покусившихся на мою жизнь долбоёбов. То есть, простите, молодых парней, чья безбашенная отвага и вселенская наглость была основана исключительно на их, сравнимом с самой большой горой мира, слабоумии.
С чавэлами тёрки у меня возникли лишь один раз. Когда мы с коллегами наводили порядок в их, потерявшем всякие берега, посёлке. И, похоже, сегодняшняя хреново спланированная а, похоже, вообще спонтанная и устроенная под наркотическим опьянением акция, была «ответкой».
Тут один из уродов зашевелился. И я, дабы выиграть немножко времени, носком ботинка отоварил его по голове. Несильно так. Для острастки.
Нужно же мне несколько секунд, чтобы связать болезных. И, задав пару-тройку вопросов, убедиться в правильности своих догадок и, наконец, принять решение.
Что делать с этими конкретными дураками сейчас и потенциальной угрозой, исходящей от ромалов, вообще.
В общем, я вытащил у обоих из брюк ремни и, не жалея усилий, крепко стянул им руки сзади. Чуть повыше локтей и так, что плечи моих жертв выгнулись в обратную сторону.
И, должно быть, доставил пленникам немного неприятные ощущения. Так как оба очнулись и, пуча глаза и стараясь придать, искажённым страхом и ненавистью лицам, угорающее выражении начали меня «прессовать».
Ну, по крайней мере, это они так думали.
— Ты покойник, мент! — Злобно выдал тот, которого я отоварил первым. — И, дабы придать своим словам весомости, даже без моей просьбы, прояснил ситуацию. — Миня маляву прислал. Он в СИЗО с серьёзными людьми законтачил. И тебе не жить!
— А вот сами с ним и побеседуете скоро. — Приняв к сведению этот наивный детский лепет, тоже поиграл в предсказателя я. — Думаю, за двойное покушение на убийство, да ещё с применением холодного оружия, суд отвесит вам по полной программе.
— Мы малолетки, придурок! — Поспешил вмешаться в нашу великосветскую беседу второй.
И, повернувшись на бок, попытался пнуть меня в голень.
Ленивым движением убрав ногу я «пыром» засадил ему в ответ и, поскольку внизу зазвучала уже другая песня, призадумался.
Может помнишь тот сказочный сон
Позабыт он тобой, или нет
Плыл над полем малиновый звон
Занимался малиной рассвет
Пела Вика а я, переживая, что без моей гитарной партии композиция не будет звучать в полной мере, закусил губу.
Вообще-то, вставшая за клавиши Вера без труда исполнит мой сольный проигрыш. Причём, сделает это так виртуозно, что неискушённый зритель ничего не заметит.
Но, согласитесь, пропускать часть мероприятия, к так долго готовился из-за двух, вообразивших себя блатными выблядков, опять прошу прощения за мой французский, было очень обидно.
А ещё горше было осознавать, что они, в общем и целом, правы. Даже если дело и дойдёт до суда, их, скорее всего, отпустят. По причине молодости лет и гуманности нашего советского правосудия.
И выйдут соколики и, вместо того, чтобы вырасти в полезных членов общества, продолжат свои игры в «бродяг», «нормальных пацанов» и прочей, мелко уголовной шушеры.
Ягода малина. Нас к себе манила
Ягода малина. Летом. В гости звала
Как сверкали эти. Искры на рассвете
Ах, какою сладкой малина была
Выводила тем временем Вика и я, чертыхнувшись и дважды попросив прощения у Создателя, принялся раздеваться.
— Эй, ты что делаешь, урод? — Забеспокоился первый.
— Отстань от нас, извращенец! — Вторил ему любитель поковыряться в моей тушке ножичком. — И, елозя ногами и пытаясь уползти в темноту, заблеял. — Нас, по понятиям, не за что опускать!
«Да никто, в принципе, и не собирается». — Продолжая стаскивать с себя шмотки, молча усмехнулся я. — «Да и вообще… Я девочек люблю».
Правда, в силу независящих от мея обстоятельств и общей чистоплюйности организма, пока без особой взаимности.
Но о том, чтобы совершить противоестественный акт с этими, давно не мытыми и не вызывающими ничего, кроме брезгливости и отвращения индивидуумами, и в мыслях не было.
Правда, имелись некоторые соображения на их счёт. Идущие в разрез с социалистической законностью. И не сулящие двум незадачливым оппонентам ничего хорошего. Как в настоящем так, собственно, и в будущем.
Которого у болезных, согласно выработанному мною плану, не должно было быть, от слова «вообще».
Убить меня пытались? — Ответ положительный.
Связь с блатными признали? — Тоже верно.
А, учитывая то, что вступать на путь исправления оба не собирались то, предполагая мизерную вероятность вырасти в законопослушных и полезных членов общества и прожить более или менее достойную жизнь, у них была одна дрога.
Причём, совсем не «дальняя» и исключающая вероятность сколько-нибудь длительного пребывания в казённом доме.
Ну, разве что посчитать таковым морг. Где им придётся перекантоваться какое-то время. Пока судмедэксперт не закончит осмотр трупов и не выдаст устраивающее меня заключение.
Гласящее, что «в результате драки, с использованием тяжёлого тупого предмета с одной стороны и колюще-режущего с другой, обе жертвы нанесли друг другу повреждения не совместимые с жизнью».
Да и, надеюсь, этих двух уродцев не сразу хватятся. И, полежав на изрядно нагревающимся в дневное время чердаке, тела чуточку потеряют «товарный вид». Совсем немного, но даже это затруднит работу специалистов и даст мне небольшую фору.
Просто, не буду показываться в ДОФе пару-тройку дней. Которые проведу на запланированных соревнованиях. Подтвердив тем самым своё, надеюсь стопроцентное (ну, ладно, девяносто девяти процентное) алиби и полную непричастность к смерти двух, что-то не поделивших, малолетних дурачков.
— Заткнись! Жопа мне твоя не нужна. — Поспешил заверить обеспокоенного «потерей девичьей чести» несостоявшегося убийцу я.
А затем, поднял тот самый, предназначенный для близкого знакомства с моей бестолковкой кусок доски, в полную силу отварил первого по голове.
Для превращения живого и, вероятно строящего какие-то жизненные планы организма, в сочащийся кровью, похожий на фарш и совсем бездыханный кусок мяса, потребовалось не более пары десятков секунд.
Какую-то часть из которых потратил на произнесения, почему-то казавшихся важных слов, оповещающих пространство о том, что я — свободный разумный. Который полностью осознаёт содеянное и готов нести всю ответственность за свои поступки.
«Угандошивал» козлика я в два этапа.
Сначала, оглушив, я освободил болезному руки, чтобы восстановить кровообращение и не дать понять криминалистам, что жертва была связана. Ну а, затем, довёл до логического завершения начатое.
Закончив с одним я, обернув рукоять носовым платком, несколько раз ткнул лезвием во второго. Так же, поле первого, приведшего к болевому шоку ранения, сняв ремень и выждав некоторое время.
Затем вымазал руки забитого обломком доски покойника в крови, я сунул в правую нож. Оставляя отпечатки пальцев и — ну, по крайней мере, я очень на это надеялся, направляя следствие по ложному пути.
Потом полапал окровавленными руками второго обломок доски и решил, что сойдёт.
«Хреновая, конечно, инсценировка». — Вытирая при свете спички попавшие на голое тело капельки крови, печалился я. — «А, самый цимес в том, что расследовать двойное убийство придётся нашему отделу».
Но, поскольку времени было мало, я понадеялся, что «Создатель не выдаст, свинья не съест» и, аккуратно сложив носовой платок, быстро натянул одежду. Потом спрятал улику в карман и, напоследок оглядев «поле боя», направился к слуховому окну.
Специально наводить беспорядок не посчитал нужным. На этом чёртовом (прости, Создатель, за упоминание имени врага Твоего) чердаке и так царил почти что Вселенский Хаос.
Во всяком случае, строительного мусора было в избытке и пытаться что-то менять означало лишь потерю, драгоценного в этой ситуации, времени и стопроцентного подтверждения пословицы «лучшее — враг хорошего».
Под звуки следующей песни, исполняемой снова Викой я быстро спустился по пожарной лестнице. И, нащупывая в кармане захваченный с собою второй нож, быстро перепрыгнул через забор и, тихо и незаметно, присоединился к ребятам.
Чтобы, надев гитару, дождаться окончания мелодии и ответить на заданный тихим голосом вопрос Сергея.
— Что там? — Ели слышно спросил он.
— Нет никого. — Придав морде лица огорчённое выражение, извиняюще пожал плечами я. И, изображая досаду, буркнул. — Ушли, гады!
— Может, надо было милицию? — Снова занял принципиальную позицию басист.
— И прервать концерт и оставить в памяти зрителей и начальства совсем ненужную нам недобрую память? — Задал встречный вопрос я. И, закрыв один глаз и слегка наклонив голову, поинтересовался. — Ты хочешь, чтобы на считали командой, несущей с собой проблемы?
— Ладно, проехали. — Нехотя согласился Сергей. И, покосившись на так и валяющиеся на крыльце осколки, предположил. — Может, представители органов смогут снять отпечатки пальцев?
— А, уже появившееся у нас недоброжелатели, обвинили в пьяной драке и повесили всех собак? — Парировал я. И, проведя медиатором по струнам, отрезал. — Не было ничего! Да и вообще… Поздно пить боржоми!
Прислушивающиеся к разговору музыканты согласно закивали. Оксана дала отсчёт палочками, Вика заняла своё законное место за клавишами а я, исполнив вступление и приблизившись к микрофону, запел.
На часах двадцать ноль ноль
Мы идём на танцы с тобой
Город мой в ярких огнях горит
Весь район сегодня не спит
Весь район на танцы спешит
Виноват в этом Свердловский бит!
Сидящая за «кухней» барабанщица превзошла саму себя.
Пылающие энтузиазмом «трубачи» творили невозможное.
А над заполненной тысячами людей площадью летел мой задорный голос.
Этот новый танец, словно динамит
Пусть танцую с нами! Те, кто любит бит!
Киев и Магадан!
Пенза и Ереван!
Над страною звучит!
Свердловский бит!
Снова услышав в песне название родного города, преисполненные восторга слушатели, почти поголовно пустились в пляс. А на лица сидящих в импровизированной «царской ложе» людей появилось предвкушающе-довольное выражение.
«Слава Тебе, Создатель, что понравилось»! — Мысленно поблагодарил Всевышнего я. И, не снижая накала, начал второй куплет.
Это бит вечерних авто
Это бит, ночных поездов
Это бит, неоновых фонарей
Он так прост, что может любой
Танцевать, сегодня со мной
Это бит улиц и площадей
Забавно, но сначала пришла в голову слова про «ночное метро». Но, так как подземного вида транспорта в, постепенно становящемся «миллионником», родным городе не было,* пришлось спешно подыскивать другую, подходящую по смыслу и не выбивающуюся из общей канвы, рифму.
(*Свердловский, с 1992 года, Екатеринбургский метрополитен, начал работу 26 апреля 1991 года).
Просто невозможно, на месте устоять!
И сегодня с нами, будут танцевать!
Рига и Волгоград!
Тында и Ашхабад!
Над страною звучит!
Свердловский бит!
Саксофонист начал «отскакивающий от зубов» или, в данном конкретно случае, бодро и задорно слетающий с губ проигрыш. Который своим жизнеутверждающим и весёлым звучанием украсил эту, скажу без ложной скромности, ставшей настоящей жемчужиной концерта, песню.
Мы ещё два раза исполнили припев и, после неистовых оваций, могущих поспорить громкостью с двойным комплектом колонок, я снова тронул струны гитары.
Мы выбираем путь. Идём к своей мечте
И надо не свернуть, уже-е ни где
И, стоит шаг пройти
Заносит время сле-ед
Обратного пути
У жизни просто нет!
И, стоит шаг пройти
Заносит время сле-ед
Обратного пути
У жизни просто нет!
Притихшие зрители внимательно вслушивались в слова песни. Уверен, в эти мгновенья каждый вспоминал что своё. Особенное и присущее только ему одному.
Судя по враз посерьёзневшим лицам, на людей нахлынули будоражащие память образы прошлого. Весёлые и радостные, печальные и грустные.
И, тем неожиданней была смена ритма и разнёсшиеся над площадью и крышами окружающих домов, слова.
Поверь в мечту, поверь в мечту!
Поверь в мечту, скорей!
Поверь в мечту, поверь в мечту!
Как в красоту людей!
Поверь в мечту, поверь в мечту!
Поверь кода нибудь!
Поверь в мечту, Поверь в мечту!
Поверь в мечту и в путь!
Когда мы закончили то восторженный рёв больше напоминал проносящийся над океаном ураган. А вскинутые вверх и неистово хлопающие в ладоши руки были похожи на огромное бушующее цунами.
Мы стояли, улыбаясь и наслаждаясь волной энергии, исходящей от восторженной толпы почитателей.
Оксана отбивала большим барабаном ритм, а выражающие свой восторг люди громко скандировали.
— Мо-лод-цы! Мо-лод-цы! — В едином порыве гремела вся площадь.
И я даже начал опасаться за целостность оконных стёкол. Таким мощным и напористым было восхищение, выражаемое нашему, так понравившемуся людям, творчеству.
Собственно, этом, прекрасном и запоминающемся моменте, стоило бы и закончить выступление.
Но, так как наш первый концерт был приурочен ко Дню Космонавтики, заключительная песня была совсем другая.
Вика начала на клавишах медленное, лирически звучащее вступление. Мы с ребятами взяли гитары на изготовку. И, как только прозвучали последние ноты исполняемого клавишницей, лишь при поддержке Вадимовой гитары «соло» проигрыша, дружно грянули.
А, после нескольких бодро звучащих тактов, я подошёл к микрофону и неторопливо начал.
Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе
Земля в иллюминаторе видна
Как сын грустит о матери, как сын грустит о матери
Грустим мы о земле, она одна
А, звёзды, тем не менее, а звёзды, тем не менее
Чуть ближе, но всё так же холодны
И как в часы затмения, и как в часы затмения
Ждём света и земные видим сны
За исполнением этих, на первый взгляд таких простых но, в то же время трогающих сердце и берущих за душу строчек, последовала секундная пауза. После которой Оксана два раза ударила в барабан и мы, всей толпой слаженно и громко запели.
И снится нам не рокот космодрома!
Не эта ледяная синева!
А, снится нам трава, трава у дома!
Зелёная, зелёная трава!
Казалось, после того, как прозвучала предыдущая композиция, наш успех не сможет превзойти никто и ничто. В том числе и мы сами.
Однако приём, который оказали слушатели «Траве у дома» превзошёл самые смелые ожидания.
Подхватившие припев люди больше напоминали вышедший из берегов океан. И только законопослушность наших советских граждан, а так же хлипкое импровизированное ограждение и, чего уж греха таить, довольно малочисленное милицейское оцепление, не дало востороженным зрителям смести нас с превращённого во временную сцену, крыльца.
— Это успех, ребята! — Не стесняясь текущих по щекам слёз радости, улыбаясь, шептала Вика. — Это самый настоящий успех!