Глава 20

Утром их разбудил звонок телефона. Эмине привычно подскочила на кровати, но её тут же вернула на место чья-то сильная рука. Эмине спросонок недоумённо уставилась на эту руку. И правда, мужская рука с широким запястьем, покрытая тёмными волосками и рельефными венами.

Эмине тихо ойкнула и медленно обернулась. Рядом с ней на постели лежал… ну вроде как, её почти жених. Он крепко спал, и звонок её телефона, его совершенно не беспокоил. Эмине сглотнула и попыталась потихоньку выбраться из его хватки, но не тут-то было. Мурад лишь подтянул её поближе, сонно уткнулся ей в бок носом и всхрапнул.

Его волосы растрепались за ночь и встали торчком. Лицо заросло плотный чёрной щетиной. Расслабленное во сне, оно выглядело молодо и открыто. Пояс его халата развязался и полы его чуть распахнулись, открывая заросшую волосами рельефную. грудь. Дорожка волос спускалась от его груди к пупку.

Эмине невольно проследил за ней и наткнулась… О черт! Так вот, как это всё выглядит! Очень-очень странно и любопытно. Эмине застыла, разглядывая Мурада. Он не имел ничего общего с классическими греческими статуями, которые она видела. Гораздо больше он был похож на то, что Эмине украдкой видела на непотребных картинках в интернете. А он всегда такой? Вроде нет… Иначе Мурад не смог бы надеть брюки…

— Ай-ай-ай, джаным! Как тебе не стыдно так беззастенчиво разглядывать спящего беспомощного человека? — услышала Эмине насмешливый чуть хриплый ото сна голос.

Эмине вмиг похолодела, вспыхнула, ахнула от испуга и подскочила на месте. Подняв взгляд, Эмине увидела, что Мурад лежал, закрыв глаза, но широко улыбался. Девушка впервые увидела, что у него от улыбки появляются ямочки на щеках. Мурад чуть-чуть приоткрыл один глаз, и тот задорно блеснул в свете утреннего солнца.

— Ты ведь ещё не согласилась стать моей женой, — нарочито недовольно пожурил мужчина и улыбнулся ещё шире.

Эмине застыла, открыв рот, совершенно ошеломлённая, испуганная и смущённая.

— Мне любопытно, джаным, мой вид вдохновляет тебя согласиться или наоборот? — спросил Мурад немного тягуче.

Эмине растерялась окончательно и попыталась спастись из постели бегством, но мужчина не позволил. С тихим мягким смехом он подмял девушку под себя и склонился над ней, вглядываясь в её глаза.

Его грудь немного подрагивала от смеха, крупные мускулистые руки уперлись в кровать по обе стороны от её лица. Эмине замерла, разглядывая лицо Мурада. Улыбка увяла на его губах, и он стал медленно склоняться к ней.

Эмине могла отвернуться, но почему-то не сделала этого. Марат поцеловал её очень бережно. Он ласкал её губы медленно, нежно, почти невесомо, не стараясь распалить её. И в то же время, добился прямо противоположного эффекта.

Тяжесть его тела, движение его груди, прижавшейся к ней, звук его тяжелеющего дыхания, ощущение жёсткой щетины на щеках — такой контраст с невероятно мягкими чуткими губами заставил её потянуться к нему.

Тело Эмине невольно выгнулось, она завозилась под ним и наткнулась бёдрами на то самое, что её заинтересовало больше всего. Эмине дёрнулась, сбрасывая с себя наваждение, но Мурад настоял.

Он прижал девушку к постели, совершенно не стесняясь своего возбуждения, и углубил поцелуй, не позволяя окончательно выплыть из томного состояния. Его прикосновения не были грубыми и нахальными. Мурад был напорист и упрям, но не неумолим. И Эмине сдалась.

Она отказалась думать о других прикосновениях, что были первыми в её жизни. Мурад не позволит такому случиться, это Эмине знала точно. Он был сильнее, но не принуждал, он был больше, но не подавлял, он был более распалён, но не торопил её.

Она впустила в себя эти ощущения: его силу, его уверенность и его жар. Она позволила себе расслабиться в его руках, признавая его превосходство, и мужчина довольно заворчал. Через минуту Мурад разорвал поцелуй и взглянул на Эмине, тяжело дыша.

— Выходи за меня, Эмине, — повторил он.

Девушка ошалело смотрела в его потемневшие, почти чёрные, глаза и осознала — от не сдастся. Он не будет её неволить, как делали её отец и Бора, но он так просто не отступится. И это её радует, а не удручает.

— Ты выйдешь за меня, джаным?

— Tamam[1]…

Это было единственное, на что у неё хватило сил. Мурад моргнул, а потом широко и победно улыбнулся.

— Хорошо! — прошептал он и снова потянулся к ней.

Телефон Эмине затрезвонил снова. Мурад недовольно фыркнул, но всё же позволил девушке взять трубку. Мужчина чмокнул её в нос, скатился с девушки и прошествовал в ванну. Эмине схватила беснующийся аппарат. На экране высветился незнакомый номер.

— Merhaba[2]?

— Bayan Эмине Гюлер? — прозвучал незнакомый мужской голос.

— Evet[3]…

— С вами говорит Йылдырым Явуз, я — журналист Пошта. Мы увидели Ваш пост о находке в Биледжике. Это всё правда? Вы действительно нашли сведения о второй линии наследования османских императоров? — в голосе журналиста было столько надежды, что Эмине даже стало немного неловко.

— Ну да…

— И шкатулка действительно существует?

Эмине могла поклясться, что господин Йылдырым на том конце провода сделал стойку, как вышколенный сеттер, почуявший дичь.

— Да, она прямо передо мной. Абсолютно аутентична. Я планирую писать по этой находке диссертацию, — Эмине начала понимать, к чему он ведёт.

— Мы очень заинтересованы в интервью, не бесплатно, конечно! А не могли бы Вы подъехать в наш главный офис в Стамбуле?..

— Прошу прощения, не могу. Мы тут застряли по подписке о невыезде. Видите ли, во время изъятия шкатулки в нас немножко стреляли.

— Что Вы говорите⁈ — Йылдырым перешёл на ультразвук. — Вы в камере? Вам разрешено общаться с журналистами? Только скажите, где Вы! Я приеду! Я приду пешком!

Эмине расхохоталась так звонко и счастливо, что даже Мурад выглянул из ванной и заинтересованно взглянул на неё. Увидев её сверкающую улыбку, он ухмыльнулся одним уголком губ и с притворным укором покачал головой. Эмине показала ему кончик языка.

Полиция была в бешенстве, а отельеры — счастливы. Снующие туда-сюда журналисты и постоянные репортажи по телевиденью превратили расследование в балаган, зато привлекли в Биледжик небывалое количество туристов.

Шутка ли! Бывший декан исторического факультета стрелял в своего предшественника и погиб. А шкатулку нашли бывшая невеста декана и её новый жених, который пра-пра-пра Осману I. Кто-то из журналистов ненароком обмолвилась, что кто-то в Ай Йапым [4]уже строчит сценарий для сериала на основе их истории.

В общем, страсти не утихали уже неделю. Всю эту неделю они с Мурадом прожили в одном номере. Только в первое утро Эмине чувствовала некоторую настороженность, но мужчина вёл себя безупречно.

Он ненавязчиво соблазнял и искушал Эмине, но не позволял себе ни единого грубого или оскорбительного поступка. Он откровенно и трогательно ухаживал за девушкой, не пытаясь её купить. Он нежно целовал её и мурлыкал милые нежности, когда только мог.

Единственное, на чём он настоял — Эмине спала с ним в одной постели. Одетой, но только с ним. Девушка не стала возражать. Она чувствовала, что Мурад не будет требовать от неё того, чего она не готова ему дать.

Кстати, в один из дней Эмине узнала, что Мурад — совсем не Мурад, а Марат, но он абсолютно не возражал, так что Эмине так и продолжила звать его Мурадом, мотивируя это тем, что в её устах такое произнесение его имени звучит гораздо эротичнее и призывнее. А Эмине и не стала ничего менять. Просто произносить это имя на турецкий манер ей было гораздо удобнее, конечно же.

В первый же день Эмине позвонила хозяину кафе на набережной Стамбула и сообщила, что выходит замуж в каком-нибудь обозримом будущем, чему тот совершенно не удивился. Кажется, все в Турции теперь знали, что Эмине выходит замуж.

Кроме её родителей. Её отец, как истинный правоверный строгий мусульманин, блюл моральный облик своей семьи и запрещал всем смотреть телевизор. Всем, кроме самого себя. Однажды вечером он увидел мелькавшее на экране лицо Эмине в компании Мурада, тут же набрал её номер.

— Ты — проклятая Аллахом проститутка! — поздоровался он. — Я знал, знал, что это добром не кончится!

Эмине вспыхнула, как спичка, но не успела сказать ни слова, как её отец продолжил орать в трубку:

— Немедленно возвращайся домой! Слышишь⁈ Прошмандовка ты грязная! Ты немедленно выйдешь за Бора-бея, если этот добрый человек соблаговолит прикрыть собой твой позор!

Эмине прямо видела, как сейчас раскраснелась отцовская рожа, как он брызжет слюной, и оттого ещё более приятно ей было тихо, но отчётливо выговорить:

— Твой обожаемый Бора Шахин мертв! Так что утри слёзы со своих голодных глаз[5]! Калыма тебе не видать!

Отец стушевался и замолк на миг. Мурад рядом с ней подобрался и нахмурился. Кивком головы он спросил, всё ли хорошо, и Эмине кивнула. Она чувствовала, как по её лицу расплывается злорадная улыбка. Марат отступил, но остался рядом.

— Что? — наконец подал голос отец.

— А ещё, я выхожу замуж, — припечатала Эмине.

— Что⁈ — заревел отец разъярённым буйволом. — За того молокососа, с которым тебя показывали по телевизору⁈ Я не благословлю это брак!..

— Вообще-то, ему двадцать восемь! Его перед алтарём никто не заподозрит в педофилии, как твоего Бора! Твоё благословение не требуется.

— За неверного ты выйти не сможешь!.. — не слушал её отец.

— Он мусульманин, никях проведут, — хохотнула Эмине, а Мурад прижал её к себе покрепче.

— За нищего!.. — вопил отец.

— Его соль вполне сухая[6], — ехидно продолжила Эмине.

— За безродного голодранца!!! — орал отец.

— Ты не удосужился даже досмотреть сюжет? — язвительно осведомилась Эмине. — Он — потомок Османа I!

Трубка наконец затихла. Эмине физически ощущала, как в голове её отца заработал калькулятор и, спустя недолгое время, выдал верный результат.

— Хм. Так и быть, я рассмотрю его предложение, — протянул её отец с презрением в голосе.

В душе Эмине запели малаика[7]. Она набрала воздух в лёгкие и с мстительным удовольствием, чувствуя, как из неё по крупицам выливается ярость и ненависть, начала вколачивать слова в сознание собственного отца:

— А тебя никто ни о чём не спрашивает. Ты не приглашён на никях. Я попрошу имама быть моим опекуном ввиду невменяемости моего отца, — из трубки раздалось какое-то бульканье. — Махр, что подарит мне жених, останется моим, как и предписано законом, которые ты лицемерно насаждал всю свою жизнь. Тебе не рады в моём доме, я не назову тебя отцом, как и обещала, я помню всё! И тебя заставлю вспомнить! Мне от людей таить нечего!

С этими словами Эмине завершила вызов. Её трясло от пережитых эмоций. Она не знала, стало ли ей легче после всего сказанного, но она повторила бы этот разговор всё равно. Её потряхивало, и Мурад тут же подхватил её и прижал к себе.

— Ты в порядке, джаным?

Эмине напряжённо кивнула и прошептала:

— Он сорвёт зло на маме.

И расплакалась у Мурада на плече.

— Я обещал помочь, и я помогу, джаным! — твёрдо сказал Мурад и обнял девушку.

Керим-ага был на седьмом небе. Он с удовольствием давал интервью, нарочито демонстрируя повязку на сухоньком плече, и рассказывал семейную историю. Мурад пробовал с ним поговорить, прося умерить пыл, но это только раззадорило прадедушку, и Мурад сдался.

Они навещали старика каждый день. Эмине нашла в этих посещениях особую прелесть: как декан исторического факультета, пусть и очень пожилой, Керим-ага был просто кладезем информации и полезных советов.

На этот раз наставник был искренне заинтересован в успехе подопечной, так что советы были действительно ценными, и Эмине слушала Керима-ага, открыв рот, что очень радовало старика.

— Я тебя прошу, Эмине, не надо рассказывать комиссии историю Мал-Хатун! Они её прекрасно знают! — вещал Керим-ага, сидя на больничной койке.

— Они знают не всё! — возразила Эмине.

— О Аллах! Упрямица! Можешь рассказать те моменты, которые не совпадают с общепринятой версией! — Керим-ага воздел одну руку к потолку. — Но будь готова к граду вопросов и просо буре неверия!

— Керим-ага, я так живу! — хохотнула Эмине.

— Я это тебе говорю не для того, чтобы ты огнемёт на защиту принесла, фигурально выражаясь, — Керим-ага постучал её пальцем по лбу. — А чтобы ты была готова аргументированно и спокойно отстаивать свою точку зрения! Продумай вопросы, которые могут тебе задать, и напиши ответы на них прямо в теле диссертации! Это упростит защиту.

— Поняла!

Эмине записала ещё один совет в блокнот.

— И, пожалуйста, не заставляй членов комиссии чувствовать себя идиотами! — вздохнул старик.

Эмине подняла непонимающий взгляд от блокнота.

— О Аллах! Ну за что ты послал мне такую ученицу⁈ — возопил Керим-ага.

Эмине лишь ухмыльнулась. Оказалось, что Бора Шахин попросту подсидел стареющего декана, выставив его в дурном свете. Так что, как бы Керим-ага ни возмущался, она знала, что прадедушка счастлив вернуться к работе.

Мурад лишь в первый день занимал собой старика. Ну и на следующий день после её достопамятного скандала с отцом он попросил Эмине выйти на минутку для личного разговора с прадедушкой, после чего Керим-ага выглядел невероятно довольным и посматривал на Эмине с хитринкой во взгляде. Она решила, что Мурад сообщил об их помолвке, и зарделась.

После этого Мурад оставил Керима-ага на растерзание Эмине к их обоюдному удовольствию. Целых два дня Эмине пытала прадедушку по поводу правил составления и идей для плана диссертации. После долгого, но довольно вялого и неубедительного сопротивления Керим-ага согласился стать научным руководителем Эмине, и это было настоящим подарком.

На третий день после её скандала с отцом Мурад, копаясь в телефоне, вдруг спросил:

— Эмине, а где твоя семья живёт?

— В Стамбуле, а что? — Эмине с удивлением посмотрела на Мурада.

— То, что в Стамбуле — это я понял, — усмехнулся Мурад. — А точнее?

— В Енишехире, — Эмине с подозрением уставилась на Мурада.

— А ещё точнее?

Эмине отложила ложку и чуть отодвинула тарелку с супом.

— Мурад, ты что задумал?

— Ты можешь позвонить маме? — продолжал он, будто не слыша.

— Могу. Мурад! — Эмине взяла его за руку и ощутимо сжала.

Мурад оторвался от переписки в телефоне и взглянул на Эмине. Он побарабанил пальцами по столу и, вздохнув, заговорил:

— Эмине, только что в Стамбуле приземлился самолёт, в котором прилетели четыре моих брата и отец. Через два часа, с учётом времени на дорогу и аренду транспорта, они будут у дома твоих родителей, только скажи, куда ехать. Позвони маме и скажи, чтобы вся семья собирала вещи, самое необходимое, и предупреди, что через два часа к ним в дом вломятся пять мужчин, очень похожих на меня, их не надо бояться. Мой отец и братья увезут всех желающих на Мармару в дом Керима-ага отдыхать на неопределённый срок.

Эмине сидела, не в силах вымолвить ни слова, а Мурад, как ни в чём не бывало, вернулся к переписке.

— Сколько человек поедет? Трёх машин хватит? Или лучше микроавтобус? — мужчина задумчиво поджал губы и пробормотал, — да, лучше микроавтобус… Так какой адрес, Эмине?

Девушка не реагировала, и Мурад снова на неё посмотрел. Видимо, что-то поняв, он взял её за руку и твёрдо сказал:

— Эмине, я сказал, что помогу, значит, помогу! Керим-ага живёт один, он будет счастлив женщинам, которые могут сообразить хоть что-то сложнее лепёшек и кебаба, и ребятне, которой можно читать Неджати[8] по вечерам. Он одобрил идею и был рад! В Мармаре есть начальная школа, до средней в Текирдаге или Эрдеке можно добираться на пароме.

Эмине ошеломлённо хлопала глазами, и Мурад надавил:

— На острове живёт чуть больше семи тысяч человек, там все друг друга знают. И там всего один порт. Туда невозможно пробраться незамеченными. Твои сестрёнки смогут свободно гулять, не опасаясь никого…

Эмине едва не снесла столик, когда рванулась к Мураду. Она с маху бросилась ему на груди, вцепилась в него всеми четырьмя конечностями и уткнулась носом в его шею. Казалось, Мурад немного обалдел от такого бурного проявления чувств, но тут же прижал девушку к себе.

— Спасибо-спасибо-спасибо, — повторяла Эмине, не в силах остановиться.

Мурад мягко поглаживал её по спине и ждал. Когда Эмине смогла оторваться от него, мужчина тихо напомнил:

— Эмине, адрес, звонок маме.

— А? А, да. Сейчас…


[1] Хорошо, ладно (тур.)

[2] Здравствуйте, алло (тур.)

[3] Да (тур.)

[4] Один из крупнейших производителей сериалов в Турции.

[5] В Турции жадного человека называют açgözlü, буквально — голодноглазый.

[6] Эта идиома в турецком языке означает, что у человека хорошее финансовое положение.

[7] Ангелы в Исламе.

[8] Турецкий лирик XV века.

Загрузка...