Глава 7

Переговоры, прошедшие утром следующего дня, Марат даже не особо запомнил. В них не было абсолютно ничего примечательного. Марат проводил такие десятками. Очередной стандартный контракт российской компании с турецкой. Русские любят строить вместе с турками. Он расправился с работой за полдня, пожал руку клиенту, и тот, довольный подписанным контрактом, укатил в сторону аэропорта Стамбула.

Марат же остался в городе. Новых контрактов не предвидится, а его отпуск, который должен был стать самым счастливым периодом в его жизни, начнётся буквально через пару дней. Почему бы не провести его здесь?

После переговоров Марат позвонил домой, чтобы узнать, как обстановка. Ему ответил Шакир.

— Салям алейкум, брат!

— Алейкум ас салам, брат, — с искренней радостью ответил Марат. — Как вы там?

— Меня больше интересует, как ты там, — мягко проговорил Шакир.

— Да вроде, полегчало, если честно, — ответил Марат

— Ну это и хорошо, — голос Шакира потеплел.

— Что у вас там?

— Несколько дней тут всё гудело, как пчелиный улей, но сейчас успокоилось. Дамира поймали, он был на видео. В общем, сейчас Урусовы пытаются всё замять.

Старший брат намеренно не произносил имя невесты Марата. Марат был за это ему благодарен.

— Ну вот и хорошо. Хорошо, что это всё не падёт на вас, — ответил Марат с облегчением.

— Мы волнуемся за тебя. Что ты думаешь дальше?

— Не знаю, если честно, — Марат пожал плечами, забыв, что брат его не видит. — Думал, может, здесь остаться? Искупаться, погулять. Если приеду домой, многое будет напоминать, наверное.

— Марат, как думаешь, может, на Мармару?

— К Керим-ага[1]? — оживился Марат.

— Ну да. Живёт один, скучает. Рад будет тебя увидеть — это точно.

— Слушай, это — неплохая мысль, — приободрился Марат. — Съезжу, проведаю его. Посмотрю на места, где мы резвились в детстве. Почему нет?

— Конечно. Искупаешься, позагораешь, выспишься, прочистишь мозги. Как отпустит, приезжай, брат, мы тебя ждём, — сказал Шакир.

— Ты прав, — Марат кивнул сам себе. — Передай привет маме и отцу.

— Обязательно передам, брат. Звони.

— Обязательно, брат.

Марат положил трубку. Он был благодарен Аллаху за такую дружную, крепкую и добрую семью. Если бы не они, этот разрыв с Гюльшат он бы нормально не пережил. Он бы просто не выдержал.

А идея брата насчет Мармары была очень привлекательна. Шакир умел парой слов поднять боевой дух кому угодно. В их банде из пятерых братьев он был предводителем и носил это звание с честью.

Марат тут же задал вопрос поисковику, как добраться до острова Мармара. Он не был там с юности, небогатой семье всего пару раз удалось накопить на билеты. Но Марат помнил, что родители после прилёта в Стамбул отправлялись на пристань, после чего они долго-долго плыли по мраморному морю на пароме.

Марат с ностальгией вспоминал это ощущение бескрайнего простора вокруг, необозримой глубины под ногами, качки и обещания чудес впереди. Сейчас дорога стала для Марата досадным препятствием на пути к цели, а тогда, в детстве, она и была самим приключением.

Поисковик выдал два способа добраться до острова. Точнее, вариант был всего один — паром от пристани Эрдек. А вот добраться до Эрдека можно было на машине или по воде от пристани Йеникапы. Марат предпочел воду.

Марат понятия не имел, где в Стамбуле находится пристань Йеникапы, и приступил к поискам с энтузиазмом первооткрывателя. Удивительное дело: расписание сообщало, что из Стамбула до города Бандырма, что на противоположном берегу моря, можно было доплыть всего за три часа. Марат вдруг подумал, что в древние времена людям, наверное, в голову не приходило, что целое море можно пересечь за три часа.

После Марату предстояла самая живописная часть путешествия — четырёхчасовое плавание между островами Мраморного моря. Марат предвкушал это событие, спешить ему было совершенно некуда. На ближайшие две с половиной недели он был свободен, как весенний ветер.

Он не спеша добрался до пристани, дождался парома уселся на скамью и всё время плавания просидел на палубе, впитывая кожей теплый солёный ветер и солнечное тепло. Мраморное море было прекрасно. Темные воды, практически лишённые волн, сверкали на солнце, будто усыпанные драгоценными камнями. Около парома кружили чайки в надежде, что винты поднимут из глубины что-нибудь вкусненькое.

Этот шум успокаивал Марата. Уезжая всё дальше и дальше от шумного Стамбула, Марат оставлял за собой суету. Да, прав был Шакир. Марату действительно стоило уехать куда-нибудь в тишину.

Мармара, остров, которым владели римляне, византийцы и турки, был музеем под открытым небом. На нем не было толп туристов, как в тех же Стамбуле, Анталии, Алании и прочих курортных городах. Но пейзажи, которые Мармара предлагала восторженному зрителю, дали бы фору любому из этих городов.

Остров Мармара, имеющий в поперечнике всего восемнадцать километров, жил тем, что вылавливал рыбу и добывал знаменитый мрамор. Поселения здесь были крохотными. А прадедушка Марата, Керим-ага, жил даже не в поселении. У него был небольшой дом недалеко от крупнейшего города, который так же и назывался, Мармара.

Именно сюда Марат мечтал привезти свою жену и детей. Он мечтал, как они возьмут машину вдвоём с Гюльшат, объездят весь этот остров, будут купаться нагишом на диких пляжах, осмотрят древние руины. Мечтал, как они будут наслаждаться теплом и бездельем, есть виноград прямо с лозы. Марат усилием воли оттолкнул эти мысли от себя. Не будет этого, надо забыть.

Вот же сюрприз будет для прадедушки, что правнук явился, как снег на голову. Марат слегка неуверенно ступил на причал в Мармаре спустя восемь часов путешествия. После долгого пути на корабле всегда кажется, что земля немножко покачивается под ногами.

Марат прошёл по длинному пирсу до берега. На пологом склоне невысоких гор располагался городок из трёх-пятиэтажных домов с красными черепичными крышами. Выглядел он невероятно уютно и живописно.

Марат знал, что в этом городе был музей под открытым небом с руинами времён Римской и Византийской империй. Ребенком он играл у этих руин вместе со своими братьями. Он мечтал показать их Гюльшат… А черт! Как же справиться с этим? Мысли о бывшей невесте снова и снова возвращались к нему.

Городок Мармара был крохотным и состоял всего из нескольких кварталов. Для Того, чтобы добраться до дома прадедушки, нужно-то было пройти всего пару километров на восток по дороге вдоль берега.

Марат решил не брать автомобиль и прогуляться пешком. Он неспешно шагал, закинув сумку за спину, и любовался морем. Он шел спиной к заходящему солнцу. Небо медленно окрашивалось во все оттенки тепла от нежно-золотистого до розового. Там, где чернильная синь наступала на это буйство красок, растекался насыщенный фиолетовый. Море, у самого горизонта отражавшее столь тёплое освещение, казалось медным, а лодки, медленно скользящие по его поверхности — чёрными.

Марат осознал, что очень давно не обращал внимания, каким красивым бывает закат. Он работал. Непрерывно. Он был помешан на работе и на том, что зарабатывать как можно больше денег, чтобы осуществить свою давнюю мечту. От этого ещё более горько было понять, что она оказалась простым обманом.

Марат дошел до дома прадедушки очень быстро, хотя никуда не торопился. Небольшой участок земли, стоящий в оливковой роще, не был огорожен. От кого здесь прятаться? Люди здесь знали друг друга с детства.

В доме прадедушки горел свет. Марат с тоской посмотрел на гостевой домик, в котором он хотел остановиться с женой. Прадедушка ждал женитьбы Марата и был бы невероятно рад, если бы тот привозил жену и ребятишек погостить. Прадедушка очень ждал правнуков. Почему-то тех правнуков, которыми его снабжал Шакир, ему не хватало.

Марат уверенно постучал в дверь старого дома. Вскоре там послышались шаркающие шаги.

— Кто там?

Дребезжащий старческий голос был хорошо знаком Марату и невероятно дорог. Именно этот голос звал его и братьев, когда они отдыхали здесь. Правда, тогда ещё была жива их прабабушка.

— Это я, büyükbabam[2], Марат.

Дверь перед носом Марата резко распахнулась, и за ней показался сухонький, но ещё весьма бодрый старик с седой бородой. Морщины, испещрившие его лицо, навечно запечатлели на нём горделивое выражение. Керим-ага был худ, даже тощ, его составы были раздуты артритом, но, тем не менее, он стоял, расправив плечи. В его фигуре не было и намёка на старческую немощность.

Его глаза удивлённо распахнулись, когда он увидел Марата, стоящего за дверью. Несмотря на это, Керим-ага тут же распахнул объятия, чтобы обнять правнука, не позволяя тому по традиции поцеловать ему руку и приложить её ко лбу.

Когда они наконец расцепили руки, прадедушка мягко спросил:

— Стоит ли мне спрашивать, где твоя невеста?

Марат горько усмехнулся и уронил голову. Керим-ага вздохнул, хлопнул правнука по плечу и повлёк его в дом.

— Пойдем, Марат. Я заварю тебе чаю.

Чаепитие для прадедушки был особым ритуалом, впрочем, как и для многих в Турции. Наверное, можно было бы сказать, что туркам чайные заменяют пабы. Марат скинул обувь, бросил сумку у входной двери и последовал за прадедушкой. В плане комфорта Керим-ага никак не хотел отходить от традиционного стиля и наотрез отказался переделывать свой дом на современные лад. Братья даже как-то в шутку предложили ему поставить во дворе юрту кочевника и жить в ней.

Как же радовались братья и прабабушка, когда прадедушка наконец согласился организовать в доме нормальный туалет. До этого они все ходили на улицу. Но даже сейчас прадедушка наотрез отказывался ставить современный унитаз, и туалет представлял собой дырку в полу.

В остальном же дом остался прежним. Дровяная печь в отдельном помещении, служившем кухней, все остальные комнаты в доме совершенно не различались между собой. Все они были одновременно и спальнями, и столовыми, и гостиными. Для того, чтобы столовая превратилась в спальню, нужно было просто убрать столик из центра комнаты, достать из сундуков матрасы и разложить их на полу. Докатившееся до наших времён слабое эхо кочевого прошлого турков. Привыкшим к российским домам мальчишкам было трудно это понять, но прадедушка был непреклонен. Впрочем, это научило Марата дисциплине и неприхотливости.

Он прошёл за прадедушкой. Кухня соседствовала с огромной парной. Прадедушка отказывался называть ее хаммамом и считал невероятно маленькой. Марат же думал, что это — самая большая личная парная, которую он когда-либо видел.

Прадедушка, расспрашивая Марата о всяких мелочах, вроде того, как тот добрался и над чем работал в этот раз, начал затапливать дровяную печь. Он поставил на огонь чайник, заварил чай в традиционном двухэтажном заварнике и выложил на стол сладости.

— Ну а теперь рассказывай, — повелел прадедушка, когда душелечебный стол был накрыт.

— Что рассказывать, Керим-ага? Закрутила моя невеста с моим же лучшим другом, — с грустной улыбкой поведал Марат.

— Вот тебе на! Женщины, как море! Как же так вышло?

— Да я особенно не разбирался, если честно, — Марат пожал плечами. — Не особенно хочется знать, чем конкретно я так плох.

— Да чем ты вообще можешь быть плох⁈ — возмутился Керим-ага. — Красавец, умник. Что ещё нужно?

Марат вдруг вспомнил, с каким презрением на него смотрели Урусовы, когда он первый раз попытался просить руки их дочери.

— Всё очень просто. Безродный я, — хохотнул Марат. — Был нищий и безродный. Но теперь я им просто безродный. Это её родители так сказали. Видимо со мной размножаться нельзя. Порода испортится. Согласие на брак не давали несколько лет.

Лицо Керим-ага приобрело неописуемое выражение. На его лице было написано что-то среднее между изумлением и возмущением. Казалось, прадедушка потерял дар речи. Марат продолжал:

— Почему она выбрала моего лучшего друга, я не знаю. Ни денег, ни имени… Dede[3], ты чего? — всполошился Марат.

Лицо Керим-ага начало подёргиваться от ярости, его морщинистые руки начали подрагивать, едва не расплескав чай, крылья носа затрепетали. Марат всерьёз испугался, что прадедушку сейчас хватит удар.

— Ты сейчас серьезно? — начал старик обманчиво тихо. — Ты мне серьезно говоришь, что родители твои невесты отказывали тебе в браке, а потом и вовсе разорвали помолвку из-за того, что ты безродный⁈

— Не совсем, — покачал головой Марат. — Помолвку разорвал я, когда застал её с моим другом накануне свадьбы.

— Нечего себе! — прадедушка мгновенно растерял пыл и с сочувствием посмотрел на правнука.

Марат скривился и махнул рукой, призывая Керим-ага закрыть ему.

— Про «безродного» это — правда. Они из древнего рода. А я, вроде как — не очень. Поэтому они долго отказывали и согласились только потому, что я денег заработал.

Керим-ага презрительно фыркнул, а потом внимательно посмотрел на Марата и заговорил тише, подавшись к правнуку через стол:

— Вот, что я тебе скажу, внучок: никакой ты не безродный! Понял? Древность твоего рода может дать фору кому угодно!

Вообще, Марату было как-то наплевать с высокой колокольни на все эти родословные и аристократические заморочки, но Керим-ага говорил так проникновенно, что Марат понял: для прадедушки это значит много. Марат решил подыграть.

— Ты это о чем?

— О том, что наш род восходят по прямой линии к самому Осману I, — проговорил прадедушка торжественно.

— К кому? — на всякий случай переспросил Марат.

На это прадедушка почему-то обиделся и проворчал гораздо менее пафосно:

— К основателю Османской империи и первому её правителю, неуч!

Марат фыркнул и с широкой улыбкой откинулся на подушки.

— Ну скажешь тоже!

— Не веришь? — оскорбился прадедушка.

— Насколько я знаю, выжившие потомки Османов сейчас живут по всему миру и далеко не в Турции. А тебя что-то светская власть не тронула, — поддел Марат.

— Много ты понимаешь, недоросль!

Прадедушка плавным движением пригладил усы, поднял палец вверх и принял самый торжественный вид. Марат понял, что Керим-ага вознамерился вещать. Именно с таким выражением лица он приступал к рассказу сказок. И действительно:

— Слушай! — веско начал Керим-ага. — Почти тысячу лет назад основатель Османской империи, Осман Гази, воевал с окружающими народами, чтобы расширить свою империю, что начиналась с маленького городка. И всё бы ничего, если бы Осман не был сыном пришлого предводителя племени кочевников. По сути говоря, простым солдатом.

Марат с интересом слушал, склонив голову на бок. Его прадедушка умел держать внимание аудитории, у него к этому был просто талант! Шутка ли! Столько лет преподавать!

— Но простой кочевник не может быть императором и повелевать родовитыми пашами! — Керим-ага заговорщически поиграл бровями, будто приглашая Марата разделить с ним сомнения. — Местные не признавали его. Тогда ещё вождей утверждал совет старейшин, и Осману, чтобы заручиться их поддержкой, необходимо было подтвердить свою значимость. Создать, если можно так сказать, принадлежность к царскому роду. В противном случае, распрей в империи было бы не избежать. Понимаешь меня?

Марат с энтузиазмом кивнул и понёс к губам стаканчик с чаем.

— Вот представь себе, наставником Османа Гази, язычника, был настоящий мусульманский шейх из братства Ахи. Он имел огромное духовное влияние на народ и был настолько родовитым, насколько это возможно. И представь себе, у него была красивая дочь, Мал-хатун, — Керим-ага с многозначительной улыбкой кивнул Марату.[4]

— Если не он, так сын был бы родовитый?

Керим-ага довольно кивнул.

— Осману был необходим этот брак, чтобы его дети считались потомками царской крови.

— Династический брак! — протянул Марат.

— Именно! — припечатал Керим-ага. — Именно поэтому он так страстно и нежно ухаживал за Мал-хатун. А шейх сначала не хотел отдавать ему свою дочь, потому что Осман был, как ты выразился, безродным. Есть свидетельства, что Мал-хатун отказывала Осману со словами: «Ты — император, я не ровня тебе».

— Ага! Дело не в тебе, дело во мне, — с кривой ухмылкой поддакнул Марат.

— Осману Гази даже пришлось прибегнуть к уловке. После очередной ночевки у шейха Осман Гази рассказал ему восторженно о том, что ему, видишь ли, привиделся дивный сон, — саркастично проговорил Керим-ага. — Как будто бы из груди какого-то святого взошла полная луна и опустилась в грудь Османа, и будто бы из пупка Османа выросло дерево, и так далее, и тому подобное. В общем, великий шейх решил, что это было знамение Аллаха, которое говорит о том, что Осману Гази и его потомкам будет дарована верховная власть.

Марат давно забыл про остывающий чай.

— Впрочем, шейх не сильно ошибся. Османская империя была одной из величайших. Словом, после этого шейх согласился отдать свою дочь Мал-хатун за Османа. Осман был вне себя от счастья, ведь теперь их потомки, его и Мал-хатун, могут считаться потомками королевской крови, и им будут подчиняться беспрекословно.

Марат кивнул, призывая прадедушку продолжать.

— А вот дальше уже начинаются интересные вещи. Слушай меня внимательно Марат. Ты помнишь имя наследника Османа I?

Марат растерянно посмотрел на прадедушку и покачал головой.

— Hayır mı[5]⁈ — фыркнул Керим-ага. — Тебе еще учиться и учиться! Сына Османа I и наследника Османской империи звали Орхан, и все говорили, что он был сыном Мал-хатун, но это неправда. Матерью Орхана была другая женщина, детей же от Мал-хатун Осман по какой-то причине счёл недостойными трона. Даже первенца![6]

Керим-ага потряс пальцем в воздухе.

— Сыновья Мал-хатун, сыновья истинной королевской крови, оказались не у дел. Они были вышвырнуты на задворки истории! И поэтому ты — не безродный! Понимаешь, о чём я говорю тебе?

— Hayır, — честно ответил Марат.

— Я говорю тебе, мой тугодумный правнук, о том, что королевский род, истинный королевский род, можно проследить до нашего времени! Я — потомок Османа I и Мал-хатун. А поскольку я являюсь отцом отца твоего отца, значит и ты являешься потомком королевской крови.

Марат вытаращился на прадедушку, не в силах сказать ни слова. Кажется, Керим-ага всё-таки начал тихо скатываться в старческое слабоумие. А Марату казалось, что ум его до сих пор был остёр, как клинок. Какая жалость!

— Да, Марат. Ты и твои братья, вы — потомки истинных императоров Османской империи.

В комнате повисло молчание. Марат с ужасом прокручивал в голове варианты ухода за стариком. Он где-то слышал, что слабоумие прогрессирует довольно быстро, так что надо начинать что-то делать. Керим-ага с гордым достоинством смотрел на правнука, но, судя по всему, он совсем не такой реакции ожидал от Марата. Марату было безумно жаль великолепного профессора, что начал уходить в мир фантазий, порождённых наполненным фактами разумом.

— Ты, наверное, шутишь, dede? — Марат усмехнулся одним уголком губ.

Он отчаянно надеялся, что Керим-ага сейчас рассмеётся и скажет, что это был розыгрыш. Но старик молчал.

— Но это же было так давно… Кто теперь может это подтвердить? Как это вообще возможно сделать?

При этих словах лицо Карим-ага исказилось в такой яростной гримасе, что Марат отшатнулся и быстро проговорил:

— Да я верю, верю, dede!

— Смотри! — вдруг прошипел Керм-ага.

Он резко поднялся и порывисто, насколько позволяли его больные суставы, вышел из кухни. Через какое-то время он вернулся, неся в руке что-то очень похожее на тубус, в котором студенты архитектурного или художественного носят свои работы. Прадедушка с величайшей осторожностью открыл тубус и извлёк из него старый пожелтевшей пергамент. Марат заинтересованно склонился над столиком.

— Конечно же, это — копия, оригинал не сохранился, — пояснил Керим-ага.

— Что это? — спросил Марат, невольно подчинившись настроению прадедушки.

— Это — документ. Зашифрованный, — ответил Керим-ага.

Он медленно и крайне бережно развернул пергамент на столике, и Марат увидел написанный арабской вязью текст.

— В этом документе указан ключ к тому, как найти подтверждение того, что истинные потомки Османа Гази и Мал-хатун остались живы, и как найти их имена. А ещё, по легенде, вместе с подтверждением подлинности кровной линии должно находиться и сокровище, которое Осман Гази передал Мал-хатун в качестве калыма[7].

Марат с сомнением смотрел на документ. На секунду он предположил, что прадедушка просто подделал его, но тот выглядел и вправду очень старым. Марат поднял глаза на прадедушку и изумленно спросил:

— Это действительно возможно?

— Конечно, возможно! — с чувством подтвердил Керим-ага. — Наш род хранил эти сведения во времена Османской империи. Ты знаешь, что делают с побочными сыновьями Императора? С теми, кто не может наследовать трон.

Марат знал. День смерти императора и коронации нового был самым страшным днём гарема. Всех сыновей умершего императора, кроме наследника, во избежание борьбы за трон просто убивали. Марат мог представить зачем побочная ветвь потомков Османа I Гази могла бы хранить своё происхождение в тайне.

— Но, dede… Это было так давно. Неужели ты действительно думаешь, что столь древний род мог не прерваться, и что отследить его возможно до сих пор? — уже более заинтересованно спросил Марат.

— Конечно, возможно! Конечно! В этом свитке указан ключ. О нашем происхождении мне говорил мой отец, а ему — его отец, и так до самых времён Османа I. Наши предки были оскорблены тем, что истинная царская кровь была оставлена не у дел, и что на османский трон сел самозванец.

Керим-ага настойчиво постучал пальцем по столу рядом со свитком, доказывая свою правоту. Марат обратил внимание, что прадедушка задышал гораздо чаще, его руки дрожали, на его губах выступила лёгкая плёнка слюны, глаза покраснели.

— Dede, конечно, я тебе верю, — ответил Марат. — И мы должны сохранить это в тайне?

Тон Марата был вопросительным только наполовину.

— Теперь я не знаю уже. Я своими глазами видел распад Османской империи, — медленно проговорил прадедушка. — Потом, во время второй мировой войны, когда миром правили коммунисты, признаваться в наличии царской крови было опасно. Но сейчас! Сейчас мы можем заявить о себе. Ты понимаешь, Марат?

— Конечно, понимаю, dede! Конечно! — Марат видел, что старый Керим-ага не на шутку разволновался. — Мы обязательно заявим о себе, dede, если у нас будет такая возможность.

— Конечно, она будет! Я думаю, мы должны это сделать, чтобы больше никто и никогда не смел оскорблять моих сыновей, внуков и правнуков в том, что они безродные нищие. Мы должны пожать плоды. К нам должны относиться соответственно.

Марат аккуратно отнял свиток у прадедушки, свернул его и спрятал в тубус.

— Спасибо тебе, dede, за твой рассказ! Это очень приятно и очень важно, знать историю моих предков

— Кровь! Она определяет! — чуть разочарованно глядя на правнука, кивнул Керим-ага.

Марат протянул ему тубус, но Керим-ага покачал головой.

— Нет! Теперь этот свиток — твой, Марат.

Марат, кивнув с благодарностью, прижал тубус к груди. К счастью Марата, прадедушка перестал убеждать Марата в его царском происхождении. До поздней ночи они просидели на кухне, готовя лепёшки и запивая их чаем.

Наконец, Марат отправился в спальню, в которой он спал ещё ребенком. Он вытащил матрац из сундука, тот самый, на котором он спал в детстве, и расстелил себе постель. Слова его прадедушки никак не шли из его головы.

Что это? Фантазии старика или истина? Неужели, это всё возможно? Осман I и непризнанный царский род… Вот было бы забавно! Конечно же, Марат не представлял, зачем в современном мире ему нужен был бы статус потомка царских кровей, но это было бы очень занимательно.

Марат усмехнулся. «Я — потомок Османа I!» — патетичным шёпотом произнёс он и покачал головой. Он вспомнил квартиру в Москве, в которой он вырос. Обои в ней так и не поменялись ни разу до самого момента продажи, денег не было. Он вспомнил, как донашивал вещи за своими братьями. И его предки жили во дворце? Аллах! Какой он потомок Османа? Это всё — чушь. Впрочем, разубеждать прадедушку Марат не планировал.

За окном на ветру шелестели оливковые деревья, пели какие-то птички, трещали цикады. И Марат впервые с того ужасного дня, когда его сердце разбилось на куски, уснул спокойно.


[1] Ага — одно из служебных слов речевого этикета в турецком языке. Употребляется в общении с очень старым человеком или главой семьи.

[2] Мой дедушка (тур.)

[3] Дедуля (тур.)

[4] На самом деле, это — легенда. На данный момент историки сходятся в том, что упомянутый шейх не был отцом старшей жены Османа I. Тем не менее, эта версия была долгое время крайне популярна. История неземной любви Османа и Мал-хатун до сих пор является одним из любимых сюжетов турецкой литературы. Даже сериал есть. Впрочем, исторических данных настолько мало, что точно определить, кто от кого произошёл, довольно трудно.

[5] Нет⁈ (тур.)

[6] Такая легенда долго существовала на самом деле. Матерью Орхана Гази называли Мал-хатун, на самом деле матерью наследника Османской империи была другая жена Османа — Рабия Бала. Впрочем, есть и такие учёные, кто утверждает, что это просто имена одной и той же женщины, а у Османа была только одна жена. Кто теперь знает?

[7] Калым ошибочно считается выкупом родителям невесты за саму невесту. До прихода ислама у тюрков, как и у многих других народов, женщины действительно считались собственностью, ресурсом, и женихи покупали их у родителей, выплачивая некий дар, который назывался «калым». С приходом ислама характер этого дара изменился. Женщина больше не является собственностью, а дар должен быть отдан самой невесте. По-арабски он называется «махр». То есть, в нынешней исламской традиции калым — это свадебный подарок от жениха невесте. Без калыма мусульманская свадьба не считается действительной.

Загрузка...