Столетняя война. Том III. Разделенные дома

Глава XIV. Гасконь, 1381–1393 гг.

Когда в мае 1389 года Карл VI объявил о своем намерении посетить три южных сенешальства своего королевства, это событие привлекло внимание к региону, который в течение десятилетия был политическим захолустьем[943]. Герцог Анжуйский покинул Лангедок весной 1379 года, чтобы заняться делами Бретани. После этого он практически не занимался управлением этой провинцией, пока не был окончательно освобожден от должности лейтенанта в апреле 1380 года. В течение шестнадцати лет герцог Анжуйский был на юге грозной фигурой. Его не менее грозный преемник Бертран Дю Геклен умер по пути на юг, направляясь в Лангедок, чтобы приступить к своим обязанностям генерал-капитана. Исчезновение этих двух людей оставило пустоту, которая так и не была заполнена. В Лангедоке и соседних провинциях региона власть перешла в руки череды амбициозных местных правителей, действовавших в союзе с англо-гасконскими компаниями. Завоевание того, что осталось от английского герцогства, остановилось.

Главными из местных магнатов были графы Арманьяк и Фуа. В течение многих лет затянувшаяся распря между этими двумя могущественными южными семьями была одним из основных источников политической нестабильности в регионе. Гастон III, граф Фуа (известный как Гастон Феб), был тонким политиком, который унаследовал свои владения в возрасте двенадцати лет в 1343 году и самостоятельно управлял ими с пятнадцати лет. Он был противоречивым человеком: трезвомыслящий правитель, диктующий одновременно письма четырем секретарям; утонченный государь, содержащий один из самых известных малых дворов Европы; одержимый скупец, хранящий сокровища в замке Ортез; решительный человек действия, собирающий прекрасные книги и написавший на изысканном французском языке молитвенник и трактат о охоте с ястребом; осторожный политик, подверженный внезапным вспышкам неконтролируемого гнева. Все это были разные стороны одной и той же загадочной личности. Гастон Феб потратил целую жизнь на создание крупного автономного княжества только для того, чтобы собственными руками убить сына, который должен был его унаследовать. Владения Гастона состояли из трех отдельных территории в Пиренеях: виконтства Беарн и прилегающих районов южной Гаскони на западе; небольшого виконства Небузан вокруг Сен-Годенс на востоке; и графства Фуа в верховьях реки Арьеж к югу от Тулузы. В дополнение к ним он унаследовал от своей матери значительный участок территории между долинами рек Тарн и Агу, к северо-востоку от Тулузы, включая большую часть южного Альбижуа. Большинство владений Гастона Феба располагались в горах и были бедны. Но в них проживало большое количество выносливых горцев для пополнения армий графа. Доходы от владений Гастона были невелики, но он разбогател на добыче захваченной во время своих войн и покровительстве вольных компаний. Граф быстрее, чем большинство французских дворян того времени, понял, что деньги стали более надежным капиталовложением, чем земля. Накопленные им сундуки с деньгами позволили ему заняться выгодной торговлей военнопленными и ссужать деньги под проценты нуждающимся принцам и капитанам, а также использовать свои собственные политические возможности, когда они появлялись[944].

Большая часть долгого правления Гастона Феба была направлена на создание консолидированного пиренейского государства на юге от Гаскони и Лангедока. Главными препятствиями на его пути были графы Арманьяк и их давние ставленники графы Комменж. Эти два знатных дома владели большей частью территории, разделявшей разрозненные части пиренейской державы Гастона. Графы Комменж были также главными противниками Гастона в Альбижуа. В 1375 году умер граф Пьер Раймон II последний представитель династии Комменж, оставив единственной наследницей десятилетнюю дочь Маргариту. Между графами Арманьяк и Фуа началась открытая война за руку наследницы. Гастон Феб вторгся в Комменж со смешанной армией, состоящей из его собственных подданных и гасконских рутьеров из гарнизонов в Пиренеях. Сэр Томас Фельтон, сенешаль английской Гаскони, выступил на его стороне. Граф Арманьяк контратаковал со своей собственной армией, также набранной в основном из профессиональных рутьеров. В 1378 году, после трех лет столкновений, Арманьяк захватил юную наследницу и насильно выдал ее замуж за своего старшего сына. Ее опекуншу, вдовствующую графиню, которая пыталась помешать ему, увезли под охраной и заперли в "восхитительном месте" в его владениях[945].

Когда в марте 1379 года мир был восстановлен, казалось, что Арманьяк одержал победу. Однако настоящим победителем стал Гастон Феб. Правда, он был вынужден согласиться с тем, что его соперник завладел Комменжем, но ему было позволено сохранить ряд стратегических позиций, которые он занимал в самом Комменже, а также впервые получить в эффективное владение земли своей матери в южном Альбижуа. Вскоре после заключения мира Гастон укрепил свое положение, присоединив всю территорию графства Бигорр, расположенного к востоку от Беарна. Его мечта о контроле над единым объединенным комплексом территорий на севере Пиренеев была практически достигнута, но ценой его триумфа стало десятилетие напряженности и нестабильности на юге Франции. Гарнизоны Гастона теперь смотрели с трех сторон на гарнизоны графа Арманьяка: в Гав-де-По на северной границе Беарна, в долине верхней Гаронны, где проходила граница Фуа с Комменжем, и на реке Тарн. "Ах, сир Жан, — сказал рыцарь, сопровождавший Фруассара по дороге в Ортез несколько лет спустя, — какие прекрасные стычки и жестокие бои я видел здесь между людьми Арманьяка и Фуа, ибо в те времена не было ни одного города или замка, который они не набили бы вооруженными людьми, чтобы изводить и опустошать владения друг друга"[946].

Война в Комменже проходила на фоне растущей активности рутьеров по всей южной и центральной Франции. В конце 1370-х годов в регионе действовало несколько сотен их гарнизонов. Большинство из них были небольшими бандами, имевшими не более чем местное влияние, которые быстро ушли или были перекуплены. Основная угроза жизни региона исходила не от них, а от более крупных гарнизонов, действующих группами и способных объединиться в значительные конные армии. Самая крупная операция такого рода была проведена из Карла в Кантале. В 1379 году здесь, вместе с обширной сетью гарнизонов-сателлитов, располагалось до тринадцати крупных гасконских компаний. Они были способны совершать набеги числом в несколько сотен человек в соседние провинции Перигор, Керси, Руэрг и Овернь и были более или менее защищены от офицеров французского правительства. Единственная серьезная попытка захватить Карла в 1377 году была оставлена, когда Бертран Дю Геклен, вызванный с севера, чтобы дать совет, объявил его неприступным. Подобные сети гарнизонов рутьеров действовали в меньшем масштабе в Керси и Лимузене. Провинциальные власти предприняли несколько попыток выкупить у них эти места. Но все они провалились по одной и той же причине: цена капитанов-рутьеров была выше, чем региональные ассамблеи могли собрать с местных налогоплательщиков, а соседние налогоплательщики отказывались помогать. По правдоподобным оценкам современников, общая численность вольных компаний, действовавших на юге Франции в конце десятилетия, составляла от десяти до двенадцати тысяч человек, из которых, возможно, три тысячи были обученными латниками.

Последствия для региона были катастрофическими. Внутренняя торговля прекратилась. Поля за стенами городов были заброшены и заросли сорняками и бурьяном. Беженцы и нищие толпились в городах. Делегации, отправленные для участия в провинциальных собраниях, передвигались по ночам с вооруженным сопровождением и отправлялись в путь с публичными молитвами за их безопасность. К концу 1370-х годов появились первые симптомы порочного круга, который разрушил большую часть провинциальной Франции в 1350-х годах. Война разрушила налоговую базу, тем самым лишив провинциальные общины возможности защищаться и подвергая их новым нападениям. Овернь, заявили ее Штаты в 1379 г.:

Больше всего пострадали горы Оверни и их западные предгорья. Но и в Перигоре, Керси и Руэрге положение было не намного лучше[947].

Война рутьеров приобрела новый, более грозный характер после отъезда герцога Анжуйского на север. Правительство Лангедока было брошено на произвол судьбы, а налоговое истощение резко сократило его доходы. Урегулирование ситуации в Комменже и заключение договора между Кастилией и Наваррой, произошедшие почти одновременно в марте 1379 года, выбросили на рынок большое количество свободных от службы солдат. Вскоре они обрели внушительного лидера в лице Бертуки д'Альбре. Бертука вернулся из Наварры со своими сторонниками весной 1379 года и быстро восстановил свое прежнее верховенство над пограничными гасконскими компаниями. В их число входило большинство гарнизонов в Керси, которыми командовали его давние соратники, а также гарнизон Карла и его сателлиты, основанные еще в 1373 году его старым соратником Бернаром де Ла Салем. Под руководством Бертуки они достигли такого уровня координации, какого не видели со времен Сегена де Бадефоля в 1360-х годах.

Первым делом Бертуке пришлось обновить все имеющиеся у него позиции, чтобы перевести компании на новую, менее истощенную территорию. В этом начинании он нашел готового помощника в лице Жана II, графа Арманьяка. Арманьяк имел тесные связи с компаниями рутьеров, а одним из капитанов в Карла был его единокровный брат Бернар. Несколько других капитанов были наняты им во время войны за Комменж. Граф заключил ряд соглашений с провинциальными ассамблеями региона, по которым обязался организовать эвакуацию всех гарнизонов рутьеров из Оверни и с гасконской границы и избавить регион от дальнейших вторжений. В конце августа 1379 года граф заключил сделку с Бертукой о выкупе всех связанных с ним гарнизонов в Керси и Кантале за единовременную сумму, выплачиваемую в рассрочку, взяв комиссионные и плату за свои услуги. Арманьяк, вероятно, надеялся получить прибыль от этой сделки. Но его истинной целью было создание новой армии из рутьеров для действий против графа Фуа[948].

Граф Арманьяк без особых проблем собрал первые взносы, для выплаты компаниям и успешно побудил их покинуть свои крепости и направил их в долину реки Тарн близ Монтобана. Конечной целью, вероятно, были гарнизоны Гастона Феба в Альбижуа, в двух днях пути вверх по течению реки от Монтобана. Однако Арманьяк, как и другие до него, быстро обнаружил, что такие опасные вспомогательные войска трудно контролировать. Есть некоторые свидетельства того, что он не смог собрать оставшейся части обещанных им денег. Но по какой-то причине в конце 1379 года Бертука взял дело в свои руки. Он ушел со службы Арманьяку и во главе объединенных компаний отправился в грабительский поход по южной Франции, который продолжался около шести месяцев. Быстро пройдя через долины рек Тарн и Агу, Бертука в середине декабря вышел на равнину Лангедока. В течение нескольких недель его люди заняли по меньшей мере шесть укрепленных мест вокруг Безье и Нарбона и разграбили большую часть богатого прибрежного средиземноморского региона, пока им не заплатили откуп города Нижнего Лангедока. Затем, отступая на север через Севенны, в конце марта 1380 года рутьеры вторглись в Жеводан и захватили замки Монферран и Шатонеф-де-Рандон, расположенные к востоку и западу от кафедрального города Менде. Старый замок Шалье, доминирующий в долине реки Трюйер к югу от Сен-Флур, был захвачен примерно через шесть недель. Оттуда рутьеры потекли обратно в Овернь[949].

Вновь обосновавшись в своих старых охотничьих угодьях в центральной Франции, компании Бертуки нашли союзников среди нового поколения капитанов, некоторые из которых в последующие годы станут известными личностями. В шести милях к югу от Лиможа на скале над излучиной реки Брианс до сих пор можно увидеть впечатляющие руины крепости Шалюссе, XII века постройки. В апреле 1380 года Шалюссе занял Перро де Фонтан, известный как Ле Беарн (или Перро де Беарн). Вскоре это место стало одним из крупнейших гарнизонов рутьеров во Франции, насчитывавшим 500 человек. Гарнизон был способен выставить до 300 кавалеристов в одном рейде. Сам Перро разбогател на добыче. Его грандиозный укрепленный особняк и изысканные сады в Брассемпуи в южных землях Гаскони были наглядными символами его процветания. Еще большую известность приобрел давний соратник Перро Мериго Марше. В 1380 году он обосновался в Ле-Рок-де-ла-Борд в Оверни. Отсюда он распространил свою деятельность на Нижний Лимузен и большой коридор по долине Дордони, по которому между Гасконью и Овернью постоянно проходил поток солдат и добычи. Мериго Марше захватил еще и Шарлю-Шампаньяк, расположенный над ущельями верхней Дордони. Позже в том же году он вместе с Перро де Беарном захватил замок Меркер, сокровищницу и главную резиденцию дофина Оверни, который в то время служил во французской армии в Бретани. По собственному подсчету Мериго, этот захват принес 30.000 ливров добычи[950].

Несколько новых крепостей, которые компании заняли в конце 1370-х годов, были отвоеваны Бертраном Дю Гекленом во время его похода на юг весной 1380 года. В их число входили недавно захваченные крепости Шатонеф-де-Рандон и Шалье. Но преждевременная смерть коннетабля в июле 1380 года под стенами Шатонеф-де-Рандон оставила Лангедок под управлением временной администрации, которой руководила комиссия из королевских чиновников с ограниченным военным опытом. Рутьеры поняли, что настал их час. В октябре 1380 года, пока дяди короля ссорились в Париже, провинции Центрального массива были захвачены новым потоком конных отрядов рутьеров, поднимавшихся по долинам рек с запада. Выгодно расположенные на холмах города и замки были захвачены как базы для грабежей и дальнейших завоеваний. Два из них стали основными центрами операций рутьеров в центральной Франции. Карла, стены которого остались нетронутыми после его оставления в конце предыдущего года, был вновь занят 6 октября 1380 года его старым командиром, Гарси-Арно, бастардом де Каупен. Четыре дня спустя Перро де Галар, капитан-рутьер из Перигора, захватил Ле-Сайан, большой замок XII века, защищенный мощной стеной в трех милях к северу от Сен-Флур в южной Оверни. Существует достаточно много косвенных доказательств того, что Бертука д'Альбре руководил этими действиями. Он появился в Ле-Сайане в течение трех недель после его захвата. Довольно быстро обе крепости обзавелись новой сетью гарнизонов-сателлитов. Другие капитаны рутьеров, такие как Мериго Марше, перебрались сюда из соседних регионов, чтобы получить свою долю добычи. Сен-Флур, главный город региона, уже был поставлен на грань разорения в ходе компаний 1350-х и 1360-х годов. Теперь ему суждено было пройти то же испытание второй раз за поколение. Путешественники, направлявшиеся в город, сообщали, что вся страна на двадцать миль вокруг находится под контролем рутьеров. В начале следующего года горожане сообщили правительству в Париже, что их потери настолько велики, что они больше не могут постоянно поддерживать свои стены в надлежащем состоянии. Орильяк, крупнейший город Канталя, пострадал почти так же сильно, как Сен-Флур. Далее конные рейдовые отряды рутьеров из Оверни проникли в долину Роны, Тулузен и Нижний Лангедок. В Ниме впервые с 1360-х годов регулярно звучал набат[951].

В этом бедствии, как правило, винили графа Арманьяка. Он, безусловно, подвел общины, находившиеся под его защитой. Их жители заплатили ему целое состояние, чтобы он избавил их от компаний рутьеров, и все безрезультатно. Но ходили слухи, что граф виновен не только в халатности. Говорили, что он фактически потворствовал действиям рутьеров в 1380 году и, в частности, захвату Карла, в обмен на долю в добыче. Проверить в эти сообщения невозможно. Но, безусловно, верно то, что среди компаний, грабивших Нижний Лангедок, было несколько, капитанов которые в прошлом были на службе у Арманьяка, что должно было подтвердить распространяющееся мнение, что граф тоже враг. Уже осенью 1379 года Альби и, вероятно, другие города Лангедока обращались за защитой к графу Фуа[952].

Гастон Феб воспользовался этой возможностью, чтобы продвинуть свои собственные стратегические интересы. В октябре 1380 года Баскон де Молеон, капитан рутьеров, который был связан с Гастоном Фебом на протяжении четверти века, захватил Тюрье, мощный замок, доминирующий в ущельях реки Вьор к северу от Альби, на территории, традиционно контролируемой графом Арманьяком. Позже Баскон рассказал Фруассару, что он и его соратники проникли в сторожевую башню замка, переодевшись женщинами — одну из многих небылиц, которые хронист услышал от этого хвастливого гасконца. Место было немедленно осаждено королевским сенешалем, но через несколько недель он был вынужден уйти ничего не добившись. В ответ Арманьяк ввел отряд Перро де Галара в крепость Терсак на реке Тарн к западу от Альби. Бастард де Савойя, еще один выдающийся капитан рутьеров, который когда-то был одним из капитанов в Карла, был послан занять другие крепости региона от имени Арманьяка. Вслед за ними последовали другие компании рутьеров, провозглашая свою номинальную верность тому или иному графу. Между собой они превратили Альбижуа в поле боя. Баскон де Молеон утверждал, что за три года владения Тюрье он заработал 100.000 франков на грабежах и patis[953].

Именно в таких условиях в ноябре 1380 года герцог Беррийский был назначен королевским лейтенантом в Лангедоке. Эта новость вызвала смятение на юге. Города Лангедока совсем недавно избавились от герцога Анжуйского надеясь, что его преемником будет человек без дорогостоящего герцогского статуса и амбиций. Герцог Беррийский представлял собой худший из вариантов какой можно было ожидать. Жители Лангедока, по словам Фруассара, слышали, что он был "экстравагантным транжирой, который брал деньги и золото везде, где мог их найти"[954]. Он был столь же амбициозен, как и герцог Анжуйский, но не обладал его энергией, рассудительностью и харизмой. Назначение на должность лейтенанта герцога Беррийского было неудачным еще по одной причине. Его супруга была сестрой графа Арманьяка, а сам он был союзником дома Арманьяков. Во времена правления Карла V аксиомой королевской политики было то, что одной из главных функций лейтенанта короля в Лангедоке было поддержание баланса между двумя главными баронами региона. Это никогда не было так важно, как в 1380 году. С таким наследием герцог Беррийский столкнулся бы с огромными проблемами в Лангедоке, что бы он ни делал. Но он значительно ухудшил свое положение, оставшись в Париже до конца следующего года. А в его отсутствие граф Фуа сделал собственную заявку на власть.

Январь 1381 года стал временем активной политической деятельности в Лангедоке. Временная администрация созвала ассамблеи в каждом из трех сенешальств для рассмотрения требований правительства о восстановлении королевских налогов. Но города все еще страдали от фискального наследия герцога Анжуйского, их представители возмущались назначением герцога Беррийского, не доверяли временному правительству провинции и сомневались в его способности и, возможно, даже желании противостоять компаниям рутьеров. В результате администрация встретили полный отказ везде, кроме сенешаля Нима, который разрешил ввести подымный налог по заниженной ставке в четыре гроша. Представители временной администрации утверждали, и технически верно, что предсмертный указ Карла V не распространяется на налог с продаж. Но когда они попытались его собрать, то встретили яростные протесты. Представитель герцога Беррийского в провинции был избит толпой на улицах Нарбона. За кулисами, в провинциальных собраниях и в консульствах городов, агенты графа Фуа активно добивались поддержки альтернативного правительства под его собственным контролем.

Кризис наступил во время заседаний ассамблеи сенешальства Тулузы. Граф Фуа был представлен там одним из своих советников, Эмери де Рокфором. Эмери открыто осудил администрацию перед собравшимися. Держа в руках свои инструкции, он заявил, что Гастон Феб готов лично возглавить оборону Лангедока в обмен на субсидию в размере жалованья для 400 человек и ссуду в 200.000 франков. Он объявил, что Гастон Феб поведет 1.000 человек против компаний "французских или английских, от Бога или Сатаны" и устроит им такую взбучку, что они не посмеют украсть даже каплуна. После долгих дебатов собрание решило попросить короля назначить Гастона Феба своим лейтенантом. По словам собравшихся, они не хотели бы иметь никого другого. Если герцог Беррийский будет настаивать на своем, они будут сопротивляться ему силой. В Париж была отправлена делегация, чтобы передать это неприятное сообщение королю[955].

Гастон Феб не стал дожидаться ответа и с 1.000 человек был уже в пути. Около 15 января 1381 года он появился у стен Тулузы во главе смешанной армии из беарнских и гасконских наемников и был радушно принят в городе и назначен горожанами своим капитаном. В течение короткого времени он установил эффективный контроль над всей Тулузой, большей частью соседнего сенешальства Каркассон и разместил свои гарнизоны в стратегически важных точках региона. Из Мазера на границе Фуа, где он разместил свою штаб-квартиру, Гастон Феб написал королю письмо, в котором заявил, что будет подчиняться любому лейтенанту, которого тот решит прислать, за исключением герцога Беррийского. "Тот, кто посоветовал вам назначить вашего дядю лейтенантом в Лангедоке, посоветовал вам очень плохо", — писал он. В конце апреля делегаты от всех трех сенешальств Лангедока собрались в присутствии Гастона Феба в Мазере. Там они согласились выплатить ему субсидию, в которой они отказали уполномоченным короля Франции[956].

В Париже королевский Совет с тревогой следил за этими событиями. Парализованный налоговой забастовкой на севере и юге, Совет был не в состоянии вмешаться и даже не смог предоставить эскорт, чтобы герцог Беррийский мог достойно появиться на юге в своем новом лейтенантском звании. В конце концов, герцог покинул столицу и убыл в Овернь, в середине февраля 1381 года, чтобы собрать войска, которые он смог бы найти в своих владениях. Совет объявил, что другая армия двинется на юг, чтобы присоединиться к нему летом под номинальным командованием короля. Тринадцатилетний Карл VI уже достаточно осознавал свое королевское достоинство, чтобы выразить возмущение поведением графа Фуа и мятежных городов Лангедока. В начале апреля он принял Орифламму от аббата Сен-Дени в окружении пышности королевского двора. Но все это было блефом. Налоговые поступления возобновились только в следующем году, а на данный момент не было денег, чтобы вести гражданскую войну в Лангедоке. В частном порядке Совет уже решил предложить Гастону Фебу все, что он пожелает, при условии, что он признает власть герцога Беррийского[957].

Герцог Беррийский прибыл в Ле-Пюи в июне 1381 года. Там он собрал вокруг себя около 2.500 человек для вторжения в свои владения. Кроме небольшой личной свиты, армия состояла исключительно из рутьеров, находившихся на службе у графа Арманьяка. Примерно в последнюю неделю июня герцог вошел в Альби. Отсюда он отправил своих послов, чтобы начать переговоры с человеком, который всего пять месяцев назад заявил, что никогда не потерпит его присутствия в качестве лейтенанта в Лангедоке. У Гастона Феба было не менее 2.000, а возможно, и более 3.000 человек войска, но бросить вызов правительству силой оружия было бесповоротным шагом, на который он не собирался идти, если мог обеспечить свое политическое положение другими средствами. Поэтому он заключил сделку с герцогом, которая дала ему почти все, что он хотел. Он признал герцога лейтенантом, а взамен он получил солидную пенсию, обещание, что на службе у герцога будет столько же его людей, сколько и людей Арманьяка, и обязательство, что интересы Арманьяка никогда не будут превалировать над его собственными. Герцог ратифицировал эти условия 15 июля 1381 года в Ревеле, небольшом обнесенном стеной городке к востоку от Тулузы. На следующий день, отчаянно нуждаясь в деньгах, он распустил все отряды рутьеров Арманьяка. Они отступили на север, сжигая и грабя все по пути, и очевидно, намереваясь присоединиться к гарнизонам Арманьяка в Альбижуа. Но через пять дней, 21 июля, они попали в засаду на берегу реки Тарн у Рабастена, устроенную армией Гастона Феба под командованием Эмери де Рокфора. Большинство капитанов Арманьяка были взяты в плен, а их люди истреблены. Около 300 выживших в сражении были пойманы и повешены или утоплены в реке. Остальные рассеялись по холмам[958].

Теоретически Гастон Фебу ничего не сделал против лейтенанта короля, а армия, которую он разбил, находилась на службе у его врага. Но герцог был в ярости. В результате победы граф Фуа остался вершителем судеб Лангедока, так как командовал единственной крупной организованной военной силой в провинции. Его политические позиции на юге были намного сильнее, чем у герцога Беррийского. Большинство городов Лангедока по-прежнему отказывались принять герцога в своих стенах. Виконт Нарбона, объявивший себя сторонником герцога, столкнулся с тем, что горожане отвергли его власть, а его гарнизон в городской цитадели подвергся артиллерийскому обстрелу. Когда в сентябре 1381 года власти города Безье хотели принять герцога, разъяренная толпа напала на ратушу, убила большинство консулов и подожгла здание. Даже в Руэрге, в самом сердце владений Арманьяка, консулы Сент-Антонина были сметены толпой, которая захватила цитадель, провозгласила свою поддержку графу Фуа и впустила гарнизон, посланный на помощь восставшему городу. Необеспеченность герцога Беррийского была видна всем, когда они встретились с графом Фуа в начале августа. Герцог явился со своей скромной свитой, в то время как графа Фуа сопровождал грозный эскорт из 2.000 всадников[959].

22 сентября 1381 года Гастон Феб председательствовал на очередном собрании сословий трех сенешальств Лангедока. Оно проходило, как и предыдущее, в его родном городе Мазер. Здесь граф занялся посредничеством между провинцией и человеком, назначенным управлять ею. Компромисс, который был достигнут в результате дебатов, вряд ли понравился герцогу, но у него не было иного выбора, кроме как принять его. Больше не должно было быть запугивания местных собраний общин или отдельных городов. В будущем налоги должны были собираться только с согласия сословий всех трех сенешальств. Полученные средства должны были быть потрачены на создание постоянной армии, которая набиралась бы из "известных жителей", а не из рутьеров, и контролировалась консулами городов. Эти люди должны были быть использованы только против компаний рутьеров. Была разработана сложная схема взаимной военной поддержки, позволяющая извещать друг друга о происшествиях и разбираться с ними по мере их возникновения. Вся система должна была поддерживаться налогоплательщиками из расчета содержания одного латника, одного арбалетчика и одного конного пехотинца каждыми тридцатью домохозяйствами. Это, согласно текущей переписи налогооблагаемых домохозяйств, должно было обеспечить до 3.000 человек войска со всей провинции. Эти условия ограничивали использование налоговых поступлений новым лейтенантом лишь расходами на местную оборону. Больше не могло быть и речи о содержании герцогского двора или проведении наступательных кампаний против сохранившихся английских владений в Гаскони. После длительных переговоров, вскоре после Рождества 1381 года, герцог Беррийский подчинился. В новом году герцог сам смог председательствовать на собрании в Безье. Это не стало каким-то значительным событием. Представители Тулузы отказались явиться на собрание, а остальные, после продолжительных дебатов и с явной неохотой, согласились на скромный подымный налог в полтора франка (суммарно около 45.000 франков) для поддержки операций против компаний. Но даже и это оказалось почти невозможно собрать[960].

Главным проигравшим в результате этих событий стал граф Арманьяк. Он потерял большую часть своей территориальной власти и почти все свое политическое влияние. В военном отношении он так и не смог оправиться после катастрофы при Рабастене. В течение года после сражения между сторонниками двух графов велась разрушительная партизанская война в Альбижуа и Тулузене. Только в июне 1382 года Генеральные Штаты принудили соперников к непростому миру. Генеральные Штаты пообещали найти 40.000 франков, чтобы откупиться от около двадцати компаний рутьеров, действовавших в Лангедоке и долине Роны, большинство из которых были связаны с графами Арманьяком или Фуа. В течение следующих нескольких месяцев эти компании постепенно рассеялись или ушли в Центральный массив. К этому времени Арманьяк был поставлен на грань разорения. Он даже подумывал о том, чтобы перейти на сторону короля Англии. "Некоторые смерти — к лучшему, — написал сеньор д'Альбре, когда граф Арманьяк умер в 1384 году, — если бы он прожил дольше, то окончательно разрушил бы достояние своего дома"[961].

Офицеры английского короля в Бордо были праздными зрителями большинства этих событий. Финансовые трудности английского правительства в 1380-х годах очень сильно ощущались в Гаскони. Английская казна продолжала выплачивать жалование личной свите сенешаля, численность которой никогда не превышала 200 человек. Но в остальном английские доходы мало способствовали обороне Гаскони после 1379 года. Времена в Бордо были трудными. Большая часть внутренних районов, от которых зависел город, теперь находилась под французской оккупацией. Производство вина возрождалось, но цены были низкими. У английских сенешалей, прижатых к морю, было мало людей и не было денег. Их местные доходы сократились до менее чем 1.400 фунтов стерлингов в год, из которых на военные расходы выделялось едва ли 400 фунтов. Джон, лорд Невилл, занимавший пост сенешаля с 1378 по 1381 год, был последним сенешалем XIV века, который был способен развернуть полевую армию, пусть и небольшую, или даже содержать значительные гарнизоны. К концу своего срока полномочий даже он уже не мог этого делать. В письме королю в апреле 1380 года Невилл умолял о денежной помощи. Он захватил артиллерийский склад, оставленный герцогом Анжуйским в 1377 году и по его словам, он завоевал сеньоров двадцати трех замков и вел переговоры с капитанами еще тридцати. Как и любой полководец его статуса, Невилл утверждал, что стоит на пороге великих завоеваний, если только удастся найти средства для их оплаты. Но его мольбы остались без ответа. После его отзыва в Англию защита гасконской границы была возложена на жителей городов, которые укрепляли свои стены, и на владельцев и капитанов близлежащих замков, которые содержали себя за счет эксплуатации жителей, которых они должны были защищать. Выживание английского герцогства зависело не столько от его собственных усилий, сколько от бездействия правительства герцога Беррийского в Лангедоке. На суде в Париже в 1391 году лимузенский капитан Мериго Марше высказал мнение, что французы могли бы завоевать всю территорию герцогства, если бы были готовы держать в поле в течение года 1.200 латников и 300 арбалетчиков. Там была по меньшей мере сотня замков, которые сдались бы, даже не оказав сопротивления[962].

Не имея своей армии, офицеры английского короля в Бордо полностью зависели в наступательных операциях от иррегулярных войск. Сенешали содержали большую собственную компанию рутьеров, которая базировалась во Фронсаке, мощной крепости на северном берегу Дордони, к западу от Либурна. Капитаном Фронсака всегда был либо сам сенешаль, либо один из главных английских офицеров из его Совета. Гарнизон, который, судя по всему, по крайней мере, частично состоял из англичан, не получал жалованья от коннетабля Бордо, а существовал на награбленное в Перигоре, Ангумуа и Сентонже. Горстка английских авантюристов, обосновавшихся в герцогстве, сделала карьеру и состояние на пограничной войне. Генри Грин, английский капитан из Пюигильема в северном Перигоре, контролировал шесть гарнизонов в дополнение к своему собственному, чьи границы простирались до Дордони и дальше. Фронсак и Пюигильем, однако, были исключениями. Как правило, сенешали действовали через гасконские компании, находившиеся за пределами герцогства. Дворяне Борделе набирали свои собственные компании в надежде вернуть земли, которые они потеряли из-за французов, или пополнить свои уменьшившиеся доходы за счет военной добычи. Раймон де Монто и его племянник Аманье, которые были значительными территориальными магнатами на северо-восточной границе, держали большой гарнизон в Мюсидане на реке Иль, откуда они совершали набеги на большую часть южного Перигора. Другая компания, чей капитан не известен, в 1382 году захватила обнесенный стеной город Сен-Макер, на Гаронне. Далее вверх по течению у Комонов, Грайи и сеньоров де Леспар была совместная компания, которая постепенно проникала в провинцию Ажене. К 1384 году они создали постоянную базу в важном речном порту Порт-Сент-Мари и собирали пошлины на реках Гаронна и Ло[963].

Далее гасконские компании создали сети поддерживавших друг друга гарнизонов во всех провинциях, которыми Черный принц управлял в период своего величия, за исключением Пуату. Эти гарнизоны представляли собой важное военное присутствие в регионах, которыми англичане больше не управляли, но все еще претендовали на них как на свои собственные. Большинство из них имели тесные связи с английским правительством в Бордо. Перро де Беарн был достаточно известен там, чтобы сенешаль Гаскони назвал его одним из "ваших людей", когда докладывал о его делах Ричарду II. Мериго Марше служил оруженосцем английского рыцаря при осаде Лиможа в 1370 году. Он принес оммаж Джону Гонту "руки в руки". Группа рутьеров, не имевшая хотя бы номинальной верности королю Англии, была достаточно необычной, чтобы не рассказать о ней. Жоффруа Тет-Нуар, один из немногих бретонских капитанов, все еще действующих на юге Франции, обосновался примерно в 1378 году в старом замке Плантагенетов Вентадур в Нижнем Лимузене и продержался там более десяти лет, создав собственную сеть гарнизонов-сателлитов. В мире, полном ужасных преступлений, банда Тет-Нуара приобрела уникальную злодейскую репутацию. Моралист Филипп де Мезьер выделил его как архетипического мерзавца низкого происхождения, который присвоил себе статус рыцаря, никогда им не будучи, человека, чье мастерство, жестокость, хитрость и просто дерзость привели его к "великой власти и гнусной тирании". Возможно, Тет-Нуар и был хуже своих современников-рутьеров, но очевидно, что главная причина, по которой его считали негодяем, заключалась именно в том, что он вообще отказывался от какой-либо политической верности. Он никогда не называл себя никем иным, кроме как бандитом, сражающимся, по словам Фруассара, "против английских и французских интересов в равной степени"[964].

По мере истощения ресурсов министры английского короля в Вестминстере и Бордо все чаще прибегали к услугам компаний. Весной 1381 года Бертука д'Альбре посетил Англию для переговоров с Джоном Гонтом и министрами Ричарда II. В общих чертах предложение Бертуки заключалось в том, что он должен получить огромное наследство своего кузена Берара д'Альбре, сеньора де Лангуаран, который недавно был убит попав засаду, не оставив наследников. Большая часть этого имущества находилась на оккупированной французами территории в Борделе. Кроме того, Бертука хотел захватить еще более обширные территории, которые когда-то принадлежали сеньорам Комон, состоящие из разрозненных владений, расположенных между Гаронной и Дордонью. В настоящее время их занимали Бофоры из Лимёй, которые получили их от герцога Анжуйского после повторного завоевания в начале 1370-х годов. Взамен Бертука предложил использовать свои отряды для завоевания этих мест и создания проблем для французов в других местах. Он также утверждал, что в состоянии добиться сдачи Бержерака и Ла-Рошели. Насколько серьезны были эти претензии, сказать трудно, но Бертука, несомненно, был в союзе с капитаном Бержерака и, похоже, имел союзников в Ла-Рошели. Английское правительство было крайне заинтересовано и предоставило ему ряд стратегически важных городов и замков вдоль нижнего течения Дордони в дополнение к желанным сеньориям при условии, что он сам вернет их. Как и все, что делал Бертука, это было коммерческим предприятием. Для финансирования завоевания он взял значительные займы у лондонских филиалов итальянских банков и синдиката городских финансистов, заинтересованных в торговле вином. Эти долги в конечном итоге были обеспечены доходами от королевской лицензии на экспорт вина по морю с оккупированных французами территорий в долине Дордони[965].

Бертука вернулся в Гасконь в начале 1382 года и приступил к завоеваниям. В Бордо была набрана армия наемников. План состоял в том, чтобы захватить Энтр-де-Мерс, район к востоку от города, где были сосредоточены бывшие владения Берара д'Альбре. Затем он должен был двинуться в долину Дордони. Очевидно, в Энтр-Де-Мерс ему было оказано некоторое сопротивление, но оно было слабым.

Случайно или намеренно возвращение Бертуки д'Альбре из Англии ознаменовало начало нового всплеска активности рутьеров по всей южной Франции. Самой большой концентрацией компаний рутьеров оставались десять-пятнадцать гарнизонов, связанных с Карла, которые всегда обращались за руководством к Бертуке д'Альбре. Они действовали вместе как единая объединенная компания и осуществляли почти полный контроль над обширной территорией в Оверни и Кантале, простиравшейся на юг до Руэрга и Жеводана и на восток до Веле. С ними были тесно связаны гарнизоны по крайней мере восьми замков в соседней провинции Керси, которые были заняты собственными отрядами Бертуки и которыми командовали два его лейтенанта: Ноли Барбе, капитан из Пинсака на Дордони, и Бернар Дуа, чья главная база находилась в Монвалане на небольшом расстоянии вверх по реке. К северу от обширной территории, занятой конфедерацией Карла, существовали две различные группы гарнизонов рутьеров, действовавших из Нижнего Лимузена, которые сотрудничали с капитаном Карла, когда им это было выгодно. Одна группа контролировалась Перро де Беарном и Мериго Марше, которые обычно действовали в тесном сотрудничестве; другая — бретонцами Жоффруа Тет-Нуара в Вентадуре. Эти капитаны контролировали около сорока крупных гарнизонов на западных склонах Центрального массива в дополнение к большому количеству мелких крепостей, укрепленных церквей и фермерских домов, которые служили местными складами и центрами сбора. В провинциях, граничащих с Гасконью, в Ажене, Перигоре, Ангумуа и Сентонже, действовало примерно пятьдесят или шестьдесят гарнизонов[966].

Единственная организованная попытка обороны с французской стороны была предпринята в Оверни, где французский маршал Луи де Сансер изо всех сил пытался сдержать растущую волну разбоя. Его трудности прекрасно иллюстрируют трудную задачу, стоящую перед организованными армиями, по вытеснению хорошо подготовленных компаний рутьеров из отдаленных горных крепостей, расположенных на обширной и негостеприимной местности. Маршал прибыл в Овернь в июле 1382 года, но ему пришлось провести большую часть времени, торгуясь с жителями провинции о деньгах и военной службе, прежде чем он смог что-либо предпринять. Кампания, когда она все-таки началась, обернулась катастрофой. Прибыв в Сен-Флур в августе, Сансер объявил о своем намерении расправиться с четырьмя ближайшими к городу гарнизонами. Но он не смог собрать более 400 человек. Два замка все же были захвачены, но рутьеры устроили засаду на подходе к третьему и уничтожили обоз с осадной техникой, вынудив Сансера отступить. Ле-Сайан, четвертая и самая большая из захваченных крепостей, даже не подверглась нападению.

Уход Сансера из региона стал сигналом для нового взрыва активности рутьеров. 18 октября 1382 года гасконские компании захватили замок епископов Клермонских в Аллезе, инцидент, который в течение многих лет после этого считался показателем проблем защиты французской сельской местности от вольных компаний. До того, как ландшафт был изменен в связи со строительством водохранилища Грандваль, Аллез стоял на высоком утесе над ущельями реки Трюйер к югу от Сен-Флур. Его четыре высокие круглые башни до сих пор возвышаются над местностью на многие мили вокруг. Крепость была бы неприступной, если бы епископы упорно не отказывались тратить деньги на ремонт и содержание гарнизона. В 1382 году Аллез защищал человек, который большую часть своей карьеры проработал в бухгалтерии епископского двора, ему помогали двое слуг из крестьян не имевших никакой военной подготовки, одному из которых, по слухам, было около сотни лет. Как заметил лейтенант бальи, это была "хорошая крепость, но бесполезная". Средь бела дня ее взяли всего двенадцать человек из гарнизона Карла. Они выскочили из леса, поразили арбалетным болтом слугу, работавшего у ворот, и ворвались внутрь крепости. Вскоре после этого появилась целая орда каменщиков и плотников, чтобы провести ремонт, сделать помещение пригодным для жилья и построить новую башню. Бернар, бастард де Гарлан, человек, ответственный за этот захват, был назначен командиром всех компаний рутьеров, действовавших в окрестностях Сен-Флур. 23 октября, через пять дней, этот человек вошел в Сен-Флур под охраной конвоя и толпы телохранителей и за хорошим ужином объяснил консулам, во что им обойдется его присутствие в их регионе[967].

Сен-Флур платил patis по целому ряду соглашений с конфедерацией рутьеров обосновавшейся в Карла. Эти соглашения обходились в кругленькую сумму и редко давали надежную защиту. Они не защищали чужаков, приезжавших в город, которым приходилось нанимать охрану, да и капитаны рутьеров не всегда могли контролировать своих людей. Когда срок действия договоров истекал, или одна или другая сторона обвинялась в их нарушении patis накапливался в виде долга. Тогда капитаны выписывали каперские патенты — процедура, заимствованная из международного права и постепенно утвердившаяся на практике, которая позволяла им взыскивать долг с любого жителя той же местности. Рутьеры снова появлялись в городе, уводили скот и людей, уничтожали посевы и здания, пока горожанами предпринимались отчаянные попытки заключить новое соглашение перед лицом все более непомерных требований. Капитаны, принадлежащие к разным конфедерациям, отказывались выполнять соглашения и пропуска на безопасный проезд друг друга. Мериго Марше, например, основал гарнизон в Фортюньере на расстоянии дневного перехода от Сен-Флур и настаивал на том, что дальнейшие выкупы должны выплачиваться и ему. Тюшены не считались ни с чьими соглашениями и договорами. Группы крестьянских изгоев, усиленные небольшим числом обнищавших беженцев из городов, без разбора нападали на обнесенные стенами города и замки рутьеров, убивая своих жертв с жестокостью, превосходящей все, за что были способны вольные компании. Скрупулезные отчеты, которые вели консулы Сен-Флур, день за днем описывают разворачивающуюся катастрофу. Как правило, в неделю совершалось от двух до пяти налетов, большинство из которых приходились на долину из Аллеза. Жители были вынуждены дежурить посменно, каждый человек проводил на стенах в среднем две-три ночи в неделю. Для уплаты patis, взимаемых компаниями, и для покрытия расходов на оборону были введены тяжелые налоги, а для ремонта стен безвозмездно изымались строительные материалы. Торговля в городе заглохла. Без урожая, собранного в окрестностях, жители постоянно жили на грани голода. Мужчины уезжали, чтобы найти средства к существованию в других частях страны. Женщины и другие бесполезные рты были вытеснены за ворота, чтобы сохранить запасы продовольствия[968].

Сен-Флур был крайним случаем, но он не был уникальным. "Дорогие господа и добрые друзья, — писал капитан трех местных гарнизонов консулам Бержерака в властном стиле, который его клерк позаимствовал из французской королевской канцелярии, — поскольку вы находитесь ближе к Бридуару, Исижаку и Банну, чем к любому другому английскому гарнизону, я приказываю вам немедленно явиться в Банн для заключения договора о patis, в противном случае вам лучше держаться настороже, иначе мы нанесем вам весь возможный ущерб". В 1382 году Бержерак подвергался атакам по меньшей мере шести гарнизонов рутьеров и выплачивал patis трем из них. Консулы города вели дневник набегов, в котором записывали потери скота, зданий и виноградников, а также мужчин и женщин, искалеченных, похищенных или убитых. За первые девять месяцев, охватываемых этим документом, с февраля по ноябрь 1379 года, они насчитали сорок нападений конных рейдеров, в среднем примерно по одному в неделю. Однако жизнь в таких провинциальных городах, как Бержерак и Сен-Флур, вероятно, была бы еще хуже, если бы они отказались платить patis. В городе Родез Бург платил patis, а Сите — нет. Свидетельства показывают, что Бург выживал более или менее невредимым. Но в Сите в 1383 году было перечислено более двадцати гарнизонов, чьи постоянные грабежи доводили его жителей до нищеты. "Отправляйтесь в форты, берите с собой еду, выгоняйте скот из региона…", — провозглашал городской глашатай со ступеней собора в базарные дни, когда ожидался набег. То же самое было и в Альби, окруженном десятью англо-гасконскими гарнизонами на службе графов Арманьяка и Фуа, где горожанам запрещалось выходить за ворота без оружия. Сен-Антонин в Руэрге был атакован семью англо-гасконскими гарнизонами, а Фижак — четырнадцатью[969].

Похищение горожан и путешественников, оказавшихся за стенами без охраны, было ужасающим зрелищем. Мужчин попавших в руки разбойников, которые внезапно появлялись из леса и уводили в ближайший замок со связанными за спиной руками и скрепленными ногами под брюхом лошади. Большинство из них не стоили своего содержания в плену, и чтобы заставить родственников раскошелиться, с ними обращались намеренно жестоко. Жоффруа Тет-Нуар и Перро де Беарн были печально известны своими зловонными ямами, в которые они заключали своих пленников. Кондитер, которого судили за разбой в Шатле в 1391 году, сказал своим судьям, что его работа заключалась в том, чтобы избивать или морить голодом пленников, пока они не согласятся заплатить выкуп. Он подсчитал, что около шестидесяти его жертв умерли в процессе пыток. Однако подавляющее большинство пленников были крестьянами и рабочими, чьи выкупы были ничтожно малы. В 1382 году расследование деятельности рутьеров в замке Кастельжалу в Лангедоке показало, что средний выкуп составлял двадцать франков за живого пленника и двенадцать за труп. Но многие не могли позволить себе даже этого и их заставляли работать или убивали[970].

Бертуке д'Альбре так и не удалось завершить свой грандиозный план завоевания. Он попал в плен во время стычки летом 1382 года, и, хотя, судя по всему, его довольно быстро выкупили, его здоровье было подорвано. Он умер в сентябре следующего года. Его смерть лишила англичан союзника, обладавшего большой хитростью и организаторскими способностями, и поставила крест на перспективах возвращения Бержерака. Преемником Бертуки стал до сих пор малоизвестный капитан-рутьер из Ландов по имени Рамоне де Сорт. Рамоне называл себя племянником Бертуки. На самом деле он был сыном одного из соратников старого воина с ранних лет его карьеры. Бертука назначил его своим лейтенантом в Керси после отъезда в Англию в 1381 году и на определенном этапе сделал его наследником всего своего имущества за пределами Борделе. То, что после его смерти его выбор был в целом уважаем его соратниками, является данью силе личности Бертуки и прочности созданных им союзов. Рамоне стал главным капитаном шестнадцати замков рутьеров в Керси и по меньшей мере двух в Перигоре. В конечном итоге он, похоже, занял место Бертуки даже в Оверни, хотя лично командовал там только одной крепостью. Ясно только то, что Рамоне де Сорт, хотя и сражался ради прибыли, как и все ему подобные, считал себя английским партизаном, как и Бертука. Он подписывался в документах как "капитан короля Англии". В договорах о выкупе он оговаривал свои обязательства перед Ричардом II и заявлял, что будет волен снова начать войну, если представитель короля прикажет ему это сделать, а его люди шли в бой с кличем "Святой Георгий!"[971].

Было ли это делом рук Рамоне или нет, но его появление на сцене совпало с очередным увеличением размаха и смелости операций рутьеров. В сентябре 1383 года объединенные компании из Карлá и Вентадура предприняли дальний рейд по долине реки Алье, и дошли до Ниверне, более чем в 150 милях к северу от их базы. В какой-то момент поступило сообщение, что они направляются через плоскогорье Морван в Бургундию. Попытки компаний расширить свое влияние на север обычно срывались из-за бдительности офицеров герцога Бурбонского в Бурбонне, сильной местной сплоченности дворянства Пуату и непроходимого барьера реки Луары. В последующие годы были предприняты другие попытки проникнуть к северу от реки, но ни одна из них не увенчалась успехом. Однако на юге и западе дела у компаний шли намного лучше. Примерно в октябре 1383 года Рамоне де Сорт сам возглавил большой рейдерский отряд в походе из Керси на юг и осадил Пенне д'Альбижуа, важный королевский замок в ущелье реки Аверон. Осада с привлечением сил такого масштаба была чем-то новым в истории вольных компании, которые традиционно избегали сложных и длительных операций. Через несколько недель Рамоне захватил Пенне и сделал его базой для новых рейдов вглубь Тулузена. Из Лимузена англо-гасконские компании продвинулись на юг к Бержераку и на запад в Сентонж. Перро де Беарн на некоторое время обосновался в большой крепости семьи Гонто в Бироне, к югу от Дордони. В Сентонже его подчиненные и союзники захватили по меньшей мере шесть крепостей вдоль реки Шаранта, парализовав главный судоходный путь региона, что явно было согласованной кампанией по завоеванию[972].

Поскольку деятельность компаний ограничивалась южными и центральными провинциями, она не оказывала большого влияния на политиков в Париже, где принимались основные стратегические решения по ведению войны. Единственными влиятельными фигурами, проявлявшими реальный интерес к этой проблеме, были герцог Бурбонский, чьи владения находились на передовой линии их операций, и маршал Сансер, который провел большую часть своей карьеры в этом регионе. К югу от Дордони контроль над гасконской границей и оборона от компаний оставались в ведении герцога Беррийского как королевского лейтенанта в Лангедоке. Его внимание, как правило, было занято чем-то другим, а оборона не осуществлялась из-за скудости ресурсов. В 1383 году в Лангедоке были вновь введены налог на продажи и подымный налог, но анархия и разбойничьи нападения продолжали снижать доходы. Число налогооблагаемых домохозяйств в трех сенешальствах составляло 31.000 на момент отъезда герцога Анжуйского, что само по себе означало сокращение более чем на 60% с 1370 года. В 1387 году эта цифра составляла всего 23.000 и продолжала снижаться. Большая часть собранных средств была присвоена военными казначеями в Париже для финансирования последовательных попыток вторжения в Англию или присвоена придворными казначеями герцога Беррийского для финансирования его роскошного образа жизни. В 1370-х годах налогоплательщики Лангедока покрывали почти все расходы на кампании против английских владений в Гаскони. В 1380-х годах они не могли даже покрыть расходы на собственную оборону и внутреннее управление. Эти проблемы могли бы поставить а тупик и более умного и усердного человека, чем герцог Беррийский. Однако герцог не был ни способным, ни прилежным. Он был плохим администратором, не разбирающимся в финансах и не интересующимся военным делом, проведшим в Лангедоке всего двадцать три месяца из тех девяти лет, когда он был там лейтенантом Карла VI. Герцог Беррийский предпочитал жить в Париже[973].

Корень проблемы заключался в раздробленности обороны в то время, когда компании научились координировать свои действия и концентрировать силы. Никто из Совета герцога Беррийского в Тулузе не обладал достаточным авторитетом, чтобы руководить обороной территории, простирающейся от Роны до Атлантики и от Дордони до Пиренеев. Поэтому местным чиновникам пришлось выполнять эту работу по частям. Они должны были находить людей и деньги для выполнения этой задачи в своих округах, в общинах, которые они защищали. Поскольку именно эти общины больше всего страдали от деятельности компаний, они редко были в состоянии заплатить много. История этих лет — это бесконечные споры с городами и местными ассамблеями, которые приводили к набору крошечных армий для сугубо местных операций, как правило, не более чем на несколько недель. Когда капитан Пенне д'Альбижуа обратился за помощью к сенешалю Тулузы во время осады 1383 года, никто не шелохнулся. Даже в пределах одной провинции город Клермон не захотел прийти на помощь Сен-Флур или Каору, а Фижак или Мартель — на помощь Каору. Было предпринято несколько попыток объединить ресурсы провинций Центрального массива и ни одна из них не увенчалась успехом. В июне 1381 года герцог Беррийский уговорил провинциальные Штаты Оверни создать лигу с четырьмя соседними провинциями, чтобы собрать объединенную армию в 500 человек на четыре месяца. Эта затея провалилась из-за партикуляризма различных провинциальных ассамблей. Руэрг, которому было предложено принять участие в лиге, отказался от этого, а Жеводан, Веле, Виваре и Валентинуа хоть и согласились, но внесли менее 10% от требуемой суммы. Еще одна попытка была предпринята в конце 1382 года. На этот раз Руэрг согласился участвовать в расходах, но предприятие вновь не увенчалось успехом. В октябре 1384 года была сформирована новая Лига с тем же составом участников, но на этот раз активное сопротивление оказала Овернь, представители которой расценили это как попытку заставить их финансировать оборону других провинций. Чтобы заставить их изменить свое мнение, их пришлось бросить в тюрьму. И ни в одном из этих случаев не было и намека на то, что взносы на оборону должны делать налогоплательщики трех сенешальств Лангедока или Казначейство короля в Париже[974].

Министры французского короля в Париже осознали всю серьезность ситуации только после того, как объединенные компании Оверни и Керси начали прорываться в равнинные провинции. Потеря Пенне-д'Альбижуа и крепостей Шаранты стала шоком для Парижа. Но до середины 1380-х годов политика правительства не менялась. В 1385 году герцог Бурбонский был назначен королевским лейтенантом во всем регионе к северу от Дордони с полномочиями, равными полномочиям герцога Беррийского к югу от реки. Политическое положение герцога Бурбонского и его репутация военачальника сделали возможными первые эффективные коллективные усилия против компаний за многие годы. Примерно две трети расходов герцога были покрыты королем. Дальнейшие финансовые взносы на оборону были введены на всей подконтрольной ему территории. Большая часть баронов Бурбонне, Лимузена, Пуату и Сентонжа привели в его армию свои отряды. Включая пажей, корпус генуэзских арбалетчиков и валлийский легион Джека Уина, численность армии герцога Бурбонского должна была составить более 3.000 человек — самое большое войско, сражавшееся на гасконской границе со времен герцога Анжуйского. Герцог провел пять месяцев, с июня по ноябрь 1385 года, в долине Шаранты и добился почти полной зачистки гарнизонов рутьеров в Сентонже. Ле-Фаон, к западу от Ангулема, был взят штурмом. Небольшие форты Аршья́к и Ла-Тронш были разрушены, а их гарнизоны преданы смерти. Бур-Шарант сдался после того, как осаждающие подкупили часть гарнизона и отравили его водопровод. Нижний город Монлье был подвергнут обстрелу из камнеметов, а защитников цитадели заставили сдаться, угрожая "повесить их за шею". Большой каменный мост через Шаранту в Тайбуре был взят штурмом в ходе комбинированной атаки с суши и воды, и все его защитники были перебиты. Гарнизон близлежащей цитадели сдался через три дня. Вертей, одна из сильнейших крепостей региона, которую защищал гарнизон из почти ста человек, была оставлена после того, как люди герцога обстреливали ее более двух месяцев и подорвали стены. К концу кампании только одна англо-гасконская компания успешно противостояла французской армии, это был гарнизон огромной крепости Бутвиль, XII века постройки. Это место и небольшой город Жарнак на реке Шаранта к северу от него были единственными уцелевшими опорными пунктами компаний к северу от Жиронды. Герцог Бурбонский оставил для охраны границ Пуату, Перигора и Лимузена постоянные полевые войска численностью около 600 человек под командованием группы рыцарей из его личной свиты. После его отъезда граница с Гасконью была поручена маршалу Сансере. Ему было суждено служить постоянным военным губернатором в Сентонже и Ангумуа до 1389 года с постоянной армией, численность которой варьировалась от 1.400 человек до более чем 2.000. Эти шаги эффективно блокировали экспансию англо-гасконских компаний на север[975].

Оборона Лангедока оказалась более сложной проблемой. Весной 1384 года сенешали Тулузы и Каркассона обратились в королевский Совет через голову герцога Беррийского с просьбой о помощи против компаний, которые к этому времени проникали в регион из Альбижуа на севере и Бигорра на юге. Королевский Совет назначил Гоше де Пассата, протеже герцога Бурбонского, служившего в то время одним из капитанов телохранителей короля, временным генерал-капитаном Лангедока. Гоше де Пассат прибыл на юг в июне 1384 года и разместил свой штаб в Гайяке в Альбижуа. Там он объединил усилия с сенешалями Тулузы, Каркассона и Руэрга и занялся зачисткой компаний вокруг Альби. Его усилия в Альбижуа дали неоднозначные результаты. Большинство компаний этого региона уже согласились оставить свои опорные пункты за деньги. Самое большее, что можно сказать, это то, что присутствие его армии обеспечило соблюдение договоренностей. Но Гоше не удалось выполнить свою главную задачу — захватить Пенне-д'Альбижуа, единственную крепость в регионе, которая отказалась заключить сделку с местными общинами. В руках лейтенантов Рамоне де Сорта она оказалась неприступной, и Гоше пришлось отказаться от осады через несколько дней. В конце концов, в следующем году Пенне-д'Альбижуа был выкуплен у гарнизона Рамоне де Сорта с большими затратами. Гоше де Пассат отправился в Тулузу в конце 1384 года и в течение следующего года вел боевые действия по всей обширной территории лейтенантства герцога Беррийского, от Ажене до Пиренеев. Гоше был компетентным командиром, но не обладал статусом герцога Бурбонского и практически ничего не получал из королевской казны. В результате он полностью зависел от местных пожертвований и местных рекрутов. Но никто из них не хотел воевать за пределами своих родных провинций. Поэтому Гоше приходилось собирать и финансировать новую армию в каждом регионе и никогда не удавалось набрать более чем от 400 человек. К моменту его отзыва ситуация в Лангедоке была хуже, чем когда-либо[976].

После сильного давления со стороны королевского Совета герцог Беррийский был вынужден вновь посетить вверенную ему провинцию в августе 1385 года. Кроме одного короткого визита, он отсутствовал там в течение трех лет. Характерно, что его реакцией на нарастающий кризис, который он обнаружил в Лангедоке, стало перекладывание проблемы на кого-то другого. В октябре 1385 года герцог назначил своего племянника Жана III, нового графа Арманьяка, генерал-капитаном Лангедока и всех областей к югу от Дордони. Герцог передал ему все свои гражданские и военные полномочия и поручил набрать постоянное войско из 700 человек для обороны провинции, а в случае вторжения англичан из Гаскони — еще больше. За эту службу Арманьяку была обещана большая ежемесячная плата, а также еще большая пожизненная пенсия, чем та, которой он уже пользовался. В начале 1386 года герцог Беррийский снова удалился на север, оставив Жана III на произвол судьбы. К сожалению, граф Арманьяк был очень близок по мировоззрению к капитанам-рутьерам, против которых он выступал. Он был прирожденным авантюристом: амбициозным, агрессивным, непокорным и коварным человеком, а его назначение было серьезным просчетом. Арманьяк, судя по всему, собрал большую часть из 700 человек и разместил их в гарнизонах на северных границах Лангедока и в пиренейском графстве Бигорр. Но, сделав это, он пожаловался, что казначеи в Париже не выплачивают ему пенсию, и расценил это как предлог, чтобы больше ничего не делать. Деньги, собранные на жалованье солдатам, он присвоил. В результате большинство солдат дезертировали, а те, кто находился в Руэрге и Веле, остались на своих постах, но без оплаты и надлежащего снаряжения. Некоторые из них были вынуждены продать или заложить своих лошадей, чтобы прокормить себя.

Англо-гасконские компании не преминули воспользоваться своим шансом. Резко увеличилась дальность и частота их набегов. Советники герцога Беррийского в Тулузе сообщали, что наступление активно продвигает новый сенешаль Гаскони сэр Джон Харпеден, и есть некоторые свидетельства того, что так оно и было. В Ажене Дюрфоры из Дюраса, которые были главными союзниками англичан, рыскали по стране с отрядом из 500 человек, в то время как Харпеден вел переговоры с другими сеньорами и распространял прокламации, приглашая всю провинцию к покорности королю Англии. К осени 1386 года англо-гасконские компании установили контроль над большей частью Ажене и соседней провинцией Керси. Французская королевская администрация практически прекратила свое существование в обеих провинциях. Каор и Монтобан, как сообщалось, были на грани подчинения англичанам. Эта ситуация быстро распространилась на сенешальства Тулузы и Каркассона. Один из капитанов рутьерской конфедерации в Карла́, Бур де Монсак, действовал там весной 1386 года. К сентябрю он создал округа по сбору выкупов вплоть до ворот Тулузы. Все это катастрофически сказалось на поступлениях от налогов для французских провинциальных казначеев. Сборщики налогов не могли выезжать на дороги без большого вооруженного эскорта. Сбор налогов полностью прекратился в Керси и почти полностью в Руэрге. В апреле 1386 года в Лангедоке была фактически отменена талья, введенная для финансирования вторжения в Англию. По всей провинции доходность от налогов упала на четверть[977].

В городах привычные структуры власти распались. Люди мигрировали в другие места. Вахты на стенах больше не велись. Командиров гарнизонов ловили на попытках продаться врагу. Об атмосфере подозрительности, страха и неуверенности в маленьких городках региона можно судить по признанию Жана Фоссанаса, гасконца, который был захвачен в плен во время стычки и обвинен в измене. Фоссанас, вероятно, был крестьянином по происхождению. Он нашел работу в качестве слуги в Эспьене в Ажене, одном из замков, принадлежавших компаниям Номпара де Комона и капталя де Бюша, которые поручали ему выполнять различные задания связанные со шпионажем. Его наглядные рассказы о предательстве и шпионаже по-своему более откровенны, чем воспоминания более ярких личностей, чье хвастовство заполняет страницы хроник Фруассара. По словам Жана Фоссанаса, сначала определялся город как цель для захвата и туда посылался человек, который исследовал стены в поисках неохраняемых мест и не заделанных отверстий. Так в одном городе на стене рядом с церковью было обнаружено многообещающее место, но его оценили как слишком высокое. Еще трое мужчин проникли в этот город под видом наемных рабочих, чтобы посмотреть, как можно захватить ворота. Еще трое были отправлены в другой город, который возможно проще было бы захватить. Сам Фоссанас ездил проверять ворота Турнона, значительного города, обнесенного стеной. Этот город считался рутьерами весьма перспективным для захвата. В нем нашли трех жителей, готовых предать город за 1.500 франков и право взять себе лучшие особняки. Была назначена дата нападения. Но тут было получено письмо от человека из Лектура, который предлагал помочь компании войти в его город, когда наступит его очередь дежурить в ночном дозоре. Он даже не просит денег, а просто хотел, чтобы ему позволили занять хороший дом по своему выбору и "поступить по-своему" с двумя согражданами, которые когда-то перешли ему дорогу. Тогда компании Номпара де Комона и сеньора Дюраса направились к Лектуру, где были найдены две подходящие точки для проникновения в город. Для участия в этой операции было отряжено двести человек из объединенной компании, к тому же, на помощь были призваны другие компании рутьеров с юга. Подкрепление ожидалось даже из Лурда, главного англо-гасконского гарнизона в Пиренеях. Из одного из гарнизонов графа Фуа в Альбижуа приехал специалист по сложным эскаладам. Но попытка провалилась в последний момент, потому что все собаки в городе начали лаять при приближении штурмового отряда. На этом краткая автобиография Жана Фоссанаса заканчивается. Мы ничего не знаем о его судьбе. Возможно, он был одной из многих незначительных фигур иррегулярной войны, которые не стоили выкупа и были безвестно повешены в полдень на воротах какого-нибудь южного города[978].

Положение в Лангедоке было передано герцогу Беррийскому в его парижском особняке в череде панических донесений от его советников в Тулузе. По их словам, гасконская граница, которая всего несколько месяцев назад находилась в западном Ажене, теперь была всего в пяти милях от Тулузы. Председатель Совета герцога Беррийского лично отправился в Париж, чтобы рассказать о событиях и подать прошение об отставке. Герцог отмахивался от просителя и говорил, что он слишком занят, чтобы решать этот вопрос на месте. Он обвинил во всем графа Арманьяка. А Арманьяк, в свою очередь, в сентябре 1386 года тоже покинул Лангедок, чтобы принять участие во вторжении в Англию, взяв с собой большую часть рыцарства юга. Он не принял никаких мер по защите провинции в свое отсутствие и не оставил никого, кто мог бы представлять его интересы, кроме двух членов его собственного Совета в Родезе, которые не хотели ничего слышать и отказывались отвечать на письма. Советников герцога Беррийского можно было бы простить за то, что они преувеличили свои рассказы о бедственном положении, но мрачная картина, нарисованная в их отчетах, подтверждается другими свидетельствами. Известно, что Каор платил patis Рамоне де Сорту, чьи компании могли продавать добычу на городских рынках и свободно проходить в город и обратно по знаменитому укрепленному мосту через реку Ло. В ответ на возмущение министров короля горожане заявили, что ситуация в регионе не оставляет им другого выхода. У жителей Монтобана, окруженного четырнадцатью гарнизонами рутьеров, выбора было не больше, чем у каорцев. Они не только платили patis гарнизонам Рамоне, но и заявили, что не допустят в свою цитадель ни герцога Беррийского, ни Гоше де Пассата[979].

В 1387 году граф Арманьяк предпринял попытку набрать армию рутьеров, которая в чем-то напоминала провальную затею его отца в 1379 году. На этот раз целью был не граф Фуа, а король Арагона. Несколькими годами ранее Арманьяк выкупил у принцессы Изабеллы Мальоркской довольно сомнительные притязания ее семьи на корону Арагона. Это была чистейшая авантюра с обеих сторон. Изабелле нечего было продавать, поскольку она уже продала все свои права покойному герцогу Анжуйскому. А Арманьяк, со своей стороны, хоть и пообещал ей взамен пенсию, титул и долю в добыче, но все это при условии, что предприятие увенчается успехом. Но эта сделка дала графу то, что он хотел, — юридическое и политическое прикрытие того, что в действительности было откровенно грабительской экспедицией. 5 января 1387 года умер король Педро IV Арагонский. Арманьяк, только что вернувшийся из грязи и разочарований Слейса, разработал план, который должен был одновременно служить его собственным интересам и интересам Лангедока. Он предложил избавить юг Франции от англо-гасконских компаний, выкупив их из крепостей в Центральном массиве за счет местных налогоплательщиков и направив в Арагон. Предварительные переговоры были проведены с капитанам конфедерации в Карла весной 1387 года. Была получена поддержка от авиньонского Папы, который также был заинтересован в избавлении от разбойников на юге. Вскоре после этого Арманьяк обнародовал свои планы на ряде провинциальных ассамблей. Характерно, что весь проект был задуман и осуществлен без раскрытия конечной цели предприятия и без упоминания герцога Беррийского, который находился в Париже, занятый другими делами. Герцог, конечно, не одобрил бы этот проект, если бы узнал, что Арманьяк планирует делать со своей армией из рутьеров. Новый король Арагона, Хуан I, был убежденным франкофилом, женатым на французской принцессе. В тот самый момент, когда граф Арманьяк разрабатывал свой план по созданию армии из разбойников для захвата королевстве Арагон, Совет французского короля планировал отправить посольство к Хуану I в Барселону с предложениями о более тесном союзе[980].

В начале июля 1387 года во францисканском монастыре под стенами города Родез состоялось большое собрание, на котором председательствовал граф Арманьяк в компании с папскими легатами. Присутствовали делегаты от всех трех сенешальств Лангедока и пяти периферийных провинций — Оверни, Веле, Жеводана, Керси и Руэрга — беспрецедентное сотрудничество, за все время правления на юге герцога Беррийского. Вскоре было достигнуто соглашение. Граф обязался гарантировать эвакуацию гарнизонов тридцати крупных крепостей, контролируемых шестнадцатью капитанами-рутьерами в Оверни, Керси и Нижнем Лимузене. Это составляло примерно три четверти компаний, действовавших в центральной Франции, включая почти все те, что были связаны с Карла. Он обещал получить от рутьеров обязательства, подкрепленные, по возможности, письменными клятвами, не вести больше войны во Франции, Дофине, Провансе или владениях авиньонского Папы. Затем объединив их в большую армию он выведет рутьеров из Франции к 1 ноября 1387 года. Взамен общины юга согласились выплатить ему единовременную сумму в 250.000 франков, что стало крупнейшим единовременным платежом за эвакуацию компаний. Кроме того, папские легаты предложили субсидию от духовенства из епархий юга. В конвенциях, согласованных в Родезе, ничего не говорилось о цели похода армии Арманьяка. Даже рутьерам, которые должны были принять в нем участие, ничего не сказали. Им пришлось довольствоваться информацией о том, что они должны будут служить в "кампании, которую намерен предпринять его светлость, которая будет достойной и почетной для него и выгодной для его компаньонов, но которую он пока не может раскрыть, опасаясь, что известия подорвут это предприятие". В Париже министры короля насторожились, а герцог Беррийский потребовал заверений, что рутьеров выведут из Франции через Рону, а не через Пиренеи. Герцога успокоили ложью, а Совет послал эмиссара изучить условия соглашений Арманьяка с компаниями. Папа же, похоже, догадался, что затевается и отказался от своей поддержки предприятия и отменил субсидию от духовенства[981].

План эвакуации рутьеров графа Арманьяка сочетался с предложениями о том, чтобы силой справиться с их гарнизонами, расположенными ближе к гасконской границе. Либо они отказывались участвовать в этом предприятии, либо предполагалось, что они настроены враждебно. В конце лета, после того как делегаты из Родеза разъехались по домам, началось скоординированное французское наступление на гасконской границе к северу и югу от Дордони. В Сентонже маршал Сансер захватил Жарнак, единственный на тот момент удерживаемый англичанами город на Шаранте, и двинулся на Блай и Сент-Эмильон, основные английские опорные пункты на северном берегу Жиронды. Хотя маршалу не удалось взять ни один из этих городов, но пока сэр Джон Харпеден спешно перебрасывал подкрепления к Жиронде, Арманьяк во главе большой армии из кавалерии и конных арбалетчиков вторгся в Ажене через долину Ло. Граф захватил большинство гарнизонов в долине Ло, прежде чем англичанам удалось организовать слаженную оборону, а затем проник вниз по течению Дордони в южный Перигор. За несколько недель у англо-гасконцев было отбито в общей сложности двадцать восемь замков и обнесенных стенами городов и деревень. Это было значительное достижение, но единственное за четыре года, в течение которых Арманьяк фактически был губернатором Лангедока[982].

Соглашения, которые Арманьяк заключил в Родезе, были сопряжены с рядом трудностей. Прежде всего, они полностью зависели от дипломатических способностей и деловой хватки графа. Он должен был выкупить компании из их крепостей и выплатить им военное жалование, и все это из своего фиксированного гонорара. Финансовая сторона предприятия никогда не была продумана как следует. Три сенешальства Лангедока были самыми богатыми на юге и, несмотря на события последних трех лет, наименее пострадавшими от войны. Однако, чтобы добиться их согласия, Арманьяк ограничил их вклад в предприятие поступлениями от подымного налога в размере двух с половиной франков. Позже этот налог был повышен до трех франков, теоретический доход составил 69.000 франков, что равнялось примерно четверти единовременного взноса Арманьяка. Основное же бремя легло на две провинции — Овернь и Руэрг, которые должны были собрать по 50.000 франков с гораздо меньшего и более бедного населения. Штаты Руэрга отказались вносить более 9.000 франков. Общины Веле были вынуждены пожертвовать хоть что-то. В Оверни, в которой насчитывалось менее 3.000 налогооблагаемых домохозяйств, требовали подымный налог в размере 22 франков, что было неслыханной ставкой, которая была воспринята с негодованием, когда об этом объявили провинциальным властям в Клермоне. В итоге подымный налог был установлен в размере пятнадцати франков, но даже его оказалось невозможно собрать[983].

Трудоемкие переговоры Арманьяка с капитанами должны были завершиться к сентябрю 1387 года. На самом деле они затянулись более чем на год. Капитаны постоянно меняли свое мнение и ссорились между собой. Многие из них были подданными или сторонниками Гастона Феба, графа Фуа, который активно выступал против этого предприятия и убедил некоторых значительных лидеров рутьеров не участвовать в нем. В итоге Арманьяку удалось договориться с семью главными капитанами, на долю которых приходилось двадцать два из тридцати замков, названных в конвенции в Родезе. Среди них были Рамоне де Сорт, Мериго Марше и капитаны Карла и Аллеза. По общему признанию, это были самые важные капитаны рутьеров в Керси и Оверни. Но в их число не вошли шесть важных компаний, которые по какой-то причине не были включены в конвенцию в Родезе, в том числе большой гарнизон Ле-Сайан к северу от Сен-Флур, как и важные группы гарнизонов в Нижнем Лимузене, контролируемые Перро де Беарном и Жоффруа Тет-Нуаром, которые поддерживали тесные отношения с Гастоном Фебом и отказались от участия. Как бы демонстрируя свою независимость, в феврале 1388 года Перро добился величайшего успеха в своей карьере, захватив Монферран, один из трех главных городов Оверни. По словам Фруассара, это было сделано компанией из Шалюссе, усиленной отрядами из многих других гасконских компаний в Оверни. Горстка людей вошла в город в базарный день под видом торговцев и глубокой ночью открыла ворота для шестидесяти своих товарищей. Было сыро, ветрено и люто холодно. Капитан города послал своего сына совершить обход, но уличный патруль подкупил его, чтобы он отпустил их спать. Когда через три дня рутьеры покидали город, потребовалось 400 лошадей, чтобы перевезти награбленное у жителей имущество. Ни один город сопоставимого значения не доставался рутьерам в течение более чем двадцати лет[984].

Большинство капитанов рутьеров обещали графу Арманьяку соблюдать перемирие на время сбора денег для выплаты им жалованья. Но сбор денег занял гораздо больше времени, чем они ожидали. Со временем срок перемирия истек, и капитаны, которые не могли больше сдерживать своих людей, просто отказались от него[985]. Вскоре бедственное положение не укрепленных деревень сельской местности стало таким же сильным, как и до собрания в Родезе. Лимож был городом Святого Марциала, апостола Лимузена III века, чьи мощи, хранившиеся в большом бенедиктинском аббатстве в верхнем городе, выставлялись в дни церковных праздников. 30 июня 1388 года, в день памяти святого, истеричные толпы паломников хлынули в церковь аббатства, молясь об избавлении от физических и душевных страданий войны в напряженной атмосфере, усиленной чумой, неурожаем и бессвязными сообщениями о далеких переговорах о перемирии. Когда мощи святого, заключенные в эмалированную раку, были подняты над головами собравшихся, жертвы произвола рутьеров, некоторые из которых были полностью обнажены, вышли вперед чтобы провозгласить какое-то новое чудо благодаря его заступничеству и представить восковые фигурки, в качестве подношения в святилище, изображавшие: пленников Перро де Беарна, брошенных в глубокие ямы в Шалюссе; людей, закованные по рукам и ногам рутьерами Тет-Нуара в Вентадуре; странников, захваченных бандитами, когда те проезжали по дорогам без конвоя; священника, похищенного в долине Роны вооруженными людьми, возвращавшимися из Кастилии; бесчисленных жертвы, которых держали в темницах неделями, месяцами и даже годами, чтобы заставить их родственников заплатить выкуп. Все они были изображены освобожденными силой Святого Марциала, их ножные оковы были разбиты, двери темниц открыты, стражники парализованы. Беспомощность и отчаяние целого поколения отразились в этих наивных представлениях и историях о чудесах, собранных в одном месте в один день. Такие ситуации повторялись в течение длительного периода во время празднований других популярных святых, когда все больше паломников и верующих становились жертвами войны[986].

К концу 1388 года граф Арманьяк был разочарован медленным осуществлением своих планов, как и все остальные. К сожалению, поступление ему средств от провинциальных казначеев все еще значительно отставало от того, что он обещал компаниям. Чтобы получить людей для своей арагонской армии, ему пришлось пойти на некоторые нечистоплотные компромиссы. Крупные выплаты были сделаны капитанам Карла и Аллеза, чтобы убедить их сохранять мир и отрядить часть своих сил для службы за Пиренеями. Мериго Марше было выплачено единовременное вознаграждение в размере 4.000 франков, а также были предоставлены лошади на 1.000 франков и пожалован город в Руэрге. Согласно его собственному рассказу, ему также было дано частное заверение, что если его гарнизоны прибегнут к привычным методам, чтобы поддержать себя, то на это дело не обратят внимания при условии, что они будут держаться подальше от владений Арманьяка в Руэрге. Рамоне де Сорт заключил еще более жесткую сделку. В дополнение к доле от военных доходов он получил бессрочное пожалование (при условии королевского подтверждения) всех шестнадцати замков в Керси, которые были заняты его людьми, плюс город Гурдон. Это означало, что только Рокенату, единственная крепость Рамоне в Оверни, будет эвакуирована, и то только после того, как он получит за это деньги. В декабре 1388 года первые контингенты армии рутьеров Арманьяка были готовы. В течение последующих месяцев лейтенанты Арманьяка сопровождали их на юг небольшими группами и различными маршрутами в направлении границы с Руссильоном. Граф послал своего брата Бернара, близкого соратника во всех его предприятиях, принять командование над ордой разбойников, собравшейся у Средиземного моря[987].

К этому времени политический ландшафт Франции радикально изменился, что сулило графу Арманьяку недоброе. Когда в ноябре 1388 года Карл VI избавился от опеки своих дядей, все знали, что дни герцога Беррийского в качестве лейтенанта в Лангедоке сочтены. Граф Арманьяк, чья судьба была тесно связана с судьбой его дяди, был смещен с поста генерал-капитана через несколько недель после переворота в Реймсе и заменен маршалом Сансером. По самому герцогу Беррийскому удар был нанесен на заседании королевского Совета в Лувре 18 мая 1389 года. Король заявил, что он тронут шумом жалоб, дошедших до него из Лангедока и комиссия старших советников немедленно отправится на юг, чтобы доложить о ситуации там и взять на себя гражданское и военное управление регионом, пока не будут приняты более прочные меры. Герцог Беррийский не был официально отстранен от должности. Дело было слишком деликатным для этого. Но были посланы гонцы, чтобы объявить о переменах на рыночных площадях по всему Лангедоку. Герцог воспринял все это плохо, обвинил во всем Оливье де Клиссона и так и не простил ему нанесенного оскорбления. "Однажды, — заявил он, — их удача пойдет на убыль". Четыре месяца спустя, 1 сентября, он официально передал свои полномочия в Лангедоке в руки короля[988].

Через два дня Карл VI уехал на юг. Его слуги не жалели усилий, чтобы создать образ справедливого и могущественного государя со всеми сакраментальными ритуалами и символизмом, в которых была так искусна монархия Валуа. Короля проносили через городские ворота под балдахином из золотой ткани и вели по коврам из цветов. Повсюду его встречали коленопреклоненные сановники, процессии, хоры и толпы любопытных зрителей, никогда прежде не видевших короля. Папа принял его в торжественной обстановке в сумраке зала аудиенций дворца в Авиньоне. В конце ноября 1389 года Карл VI въехал в Тулузу. В течение шести недель, которые король провел в городе, администрация, оставленная герцогом, была очищена от его ставленников, как это было на севере. Все три провинциальных сенешаля Лангедока были заменены, и над ними было поставлено новое правительство, в котором ведущей фигурой был маршал Сансер. За два дня до Рождества личный секретарь и доверенное лицо герцога Беррийского Жан де Бетизак, главным преступлением которого было то, что он был гомосексуалистом, разбогатевшим на деятельности в некомпетентной и непопулярной администрации своего господина, был заживо сожжен на главной площади в Тулузе, несмотря на отчаянные усилия герцога спасти его[989].

Непосредственным следствием смены правительства в Лангедоке стало решение Совета о проведении двухвекторной политики в отношениях с рутьерами, включающей переговоры с теми компаниями, которые были готовы к переговорам, и использование подавляющей силы против остальных. В мае 1389 года Ангерран де Куси был отправлен в Центральный массив с 400 латниками и 200 арбалетчиками, которые должны были стать ядром постоянной армии для использования против компаний. Их первой целью был замок Жоффруа Тет-Нуара в Вентадуре. Длительная история дикого и непредсказуемого поведения Тет-Нуара делала его очевидной первой целью. Но к тому времени, когда Куси достиг Вентадура, Тет-Нуар уже был мертв. Он участвовал в стычке за воротами замка и был сражен арбалетным болтом, который пробил его шлем и вошел в череп. Когда в июле под стенами крепости появилась французская армия, ее защищали два его племянника, Ален и Пьер Ле Ру. Их единственной заботой было спасти свои шкуры. Их дядя всегда сторонился любой преданности кому-либо, но и без этого они знали, что с ними будут обращаться как с бандитами, а не как с военнопленными. Одним из первых их действий было письменное заявление о том, что они удерживают Вентадур для Ричарда II, которое они переправили в Англию, и где оно до сих пор хранится в Государственном архиве. Но к тому времени, когда эта неискренняя декларация достигла Вестминстера, было уже слишком поздно. Англичане только что заключили Лелингемское перемирие и больше не проявляли интереса к таким друзьям. Французы, со своей стороны, были полны решимости утвердить принцип, что те, кто продолжает воевать после перемирия, являются обычными преступниками, которые не могут рассчитывать на пощаду. Осада Вентадура продолжалась почти девять месяцев. Точные обстоятельства, при которых она закончилась, неясны, но свидетельства говорят о том, что гарнизон взбунтовался и продал двух своих капитанов вместе с замком и его запасами правительству примерно за 12.500 ливров. Гарнизон получил пропуск на безопасный проход и вооруженный эскорт до Бретани. Братья Ле Ру были доставлены в Париж и обезглавлены как предатели на площади Ле-Аль. Их судьба должна была произвести впечатление на других капитанов рутьеров и, несомненно, произвела. Даже Перро де Беарн, который отказался иметь дело с графом Арманьяком, счел разумным соблюдать перемирие, а Мериго Марше фактически досрочно сдал свои крепости[990].

Разочарованное медленным ходом выкупа крепостей правительство назначило комиссию из трех человек, чтобы вывести этот процесс из-под контроля графа Арманьяка. Ведущим членом комиссии был один из камергеров короля, Жан де Блези. Он был бургундским рыцарем и по словам Филиппа де Мезьера "знаменитым среди воинов, любимым принцами". Блези энергично взялся за дело. В начале сентября 1389 года он отправился на юг и начал расследовать темные дела графа Арманьяка с компаниями рутьеров. В ноябре эти два человека столкнулись друг с другом в Ле-Пюи. Должно быть, это была очень неприятная встреча. Арманьяк не хотел, чтобы его проект перешел в руки короны, но у него закончились деньги, и он не мог выплатить рутьерам причитающееся. Поэтому граф согласился назначить Жана де Блези своим агентом для обеспечения выполнения соглашений с капитанами рутьеров а также согласился добавить в список шесть главных гарнизонов в Оверни, которые не были включены в конвенцию в Родезе. Взамен он получил обещание финансовой поддержки для восполнения дефицита средств. Арманьяк, вероятно, получил не более половины из 250.000 франков, обещанных в Родезе. Когда его счета были проверены, выяснилось, что ему не хватало 50.000 франков до суммы, необходимой для выкупа крепостей у компаний, и ничего не оставалось на другие расходы. Этот вопрос обсуждался с советниками короля и они распорядились о дополнительном обложении южных провинций налогами. Папу удалось убедить санкционировать единовременный налог на духовенство. Остальные деньги, очевидно, предлагалось получить при продаже конфискованного имущества сожженного Жана де Бетизака. В течение зимы Жан де Блези с небольшим кавалерийским эскортом проехал через Овернь, Руэрг и Керси, ведя переговоры с одним гарнизоном рутьеров за другим. Заложники были взяты у тех, кто получил частичную оплату. Деньги для выплаты причитающихся рутьерам сумм собирались с мучительной медлительностью у многострадальных налогоплательщиков юга[991].

Самой неудобной проблемой было найти альтернативное занятие для выкупленных гарнизонов. План Арманьяка вывести их в Арагон был уже общеизвестен. В октябре 1389 года Бернар Арманьяк наконец собрал отряды, ожидавшие в Руссильоне, и отправился к Коль-дю-Пертус и прибрежной дороге в Каталонию. Карл VI не мог открыто одобрить вторжение в Арагон, как не мог и отречься от него, не подорвав стратегию избавления от компаний. Честного выхода из сложившейся ситуации не было. Поэтому король прибегнул к циничному уклонению. В феврале 1390 года, когда отряды Бернара Арманьяка начали опустошать северную Каталонию, Хуан I Арагонский отправил своих послов через Пиренеи, чтобы выразить протест. Послы столкнулись с французским королем в Безье, когда тот направлялся в долину Роны на обратном пути в Париж. Они потребовали, чтобы король отозвал своих подданных из Арагона, и призвали его к вооруженной поддержке против захватчиков в соответствии с их договорами. Карл VI заявил, что ничего не знает об этих договорах, по его словам, они были заключены герцогами Беррийским и Бургундским во время его несовершеннолетия и он пообещал навести о них справки после своего возвращения на север. На самом деле он ничего не сделал. В марте 1390 года сообщалось, что еще 4.000 рутьеров направляются на юг, чтобы присоединиться к своим товарищам в Каталонии. По слухам, сам граф Арманьяк планировал присоединиться к ним после Пасхи. В отчаянии арагонский король обратился к другому союзнику, Гастону Фебу, графу Фуа. У Гастона Феба было много причин желать унижения графа Арманьяка и он пообещал направить в Каталонию 3.000 человек из своих войск. Однако в итоге кампания Бернара Арманьяка развалилась еще до того, как Арманьяк или Фуа прибыли на место. В середине зимы, когда на полях не осталось урожая, а амбары и склады опустели после вторжения захватчиков, у компаний в Арагоне вскоре закончилось продовольствие. Они стали сильно страдать от голода. Весной 1390 года арагонцы постепенно вытеснили основную часть армии рутьеров назад через пиренейские перевалы. Братья Арманьяки были вынуждены отказаться от похода и вся затея обернулась для них обоих катастрофой. Бернар Арманьяк был вынужден продать свое самое ценное имущество, графство Шароле в Бургундии, чтобы возместить свои убытки[992].

Сделка Арманьяка с овернскими компаниями уже была на грани краха, когда гасконские компании начали возвращаться через Пиренеи во Францию. Первый серьезный вызов был брошен Рамоне де Сортом. Он дал заложников за сдачу Рокенату, но когда пришло время, он отказался сдать крепость. В Керси он отказался сдать любой из своих замков на том основании, что граф Арманьяк пожаловал их ему. Жан де Блези, со своей стороны, отказался признать это пожалование, которое в любом случае должно было быть подтверждено королем. В ответ Рамоне отказался присоединиться к Бернару Арманьяку в Арагоне и пригрозил войной Жану де Блези и его коллегам-комиссарам во Франции. Некоторые из компаний Рамоне отказались участвовать в этой размолвке. Два его главных лейтенанта, Ноли Барбе и Бернар Дуа, в любом случае согласились сдать свои крепости. Но сам Рамоне был непреклонен. В декабре Блези вызвал его на поединок. Оба были настроены очень серьезно. Для поединка было выбрано место в Ле-Пюи и была назначена дата — конец декабря 1389 года. Были составлены списки судей. В город привели "большого коня" герцога Бурбонского, чтобы Блези мог им воспользоваться. Доспехи французского рыцаря для поединка были отремонтированы, а его герб вышит на попоне его коня. Но в последний момент соперников убедили прийти к соглашению на условиях, что спор будет передан на рассмотрение Папы. Рамоне вряд ли мог надеяться на многое, но он выиграл драгоценное время, пока Климент VII проводил официальные слушания по этому вопросу. Тем временем Рамоне возобновил грабежи, а в марте 1390 года два замка в Керси были захвачены его сообщниками: Казильяк, близ Мартеля на севере провинции, и Монбрен, впечатляющая крепость, возвышающаяся над долиной реки Ло к югу от Фижака, принадлежавшая главному стороннику короны в этом регионе, маркизу Кардаяку. Пример Рамоне де Сорта быстро переняли другие. Капитан Тюрланда в Оверни, который, как и Рамоне, принял частичную оплату и предоставил заложников, начал совершать набеги на тех, кто не выплатил patis. Сеньор Мюсидана возобновил свои нападения на город Периге и его округу в долине реки Везер[993].

Что касается компаний, которые последовали за Бернаром Арманьяком в Арагон, то после провала кампании они были просто брошены на границе в Руссильоне, надежды на добычу не оправдались, а жалованье не было выплачено. Задумав отомстить дому Арманьяк, эти люди отправились на север под предводительством Мериго Марше. Примерно в мае 1390 года Мериго занял Ла-Рош-Венде, замок, принадлежавший дофину Оверни, расположенный на одной из самых высоких гор Монт-Доре. Другая группа захватила небольшой городок Перюс на границе Керси и Руэрга и обосновалась в его замке. Банды из обоих крепостей в течение лета распространяли ужас и разрушения на большей части Руэрга, нанеся огромный ущерб владениям графа Арманьяка. Фруассар представил себе Мериго, радующегося тому, что он вновь занялся привычным делом:

Это была литературная выдумка, но вполне реалистичная. Хронист встречал множество капитанов, которые говорили подобные вещи[994].

Не помогло и то, что разрыв соглашений Арманьяка с компаниями совпал с перерывом в работе английской администрации в Бордо, на поддержку которой рассчитывали французы. Английский сенешаль, сэр Джон Харпеден, умер на своем посту весной 1389 года. В ноябре следующего года Джон Гонт уехал из герцогства в Англию. Это означало, что соблюдение перемирия было возложено на двухсторонние комиссии хранителей перемирия, созданные в каждом регионе для обеспечения его соблюдения. Как язвительно заметили министры Карла VI, хранители перемирия Ричарда II были теми самыми людьми, которые несли ответственность за большую часть насилия. Рамоне де Сорт, Перро де Беарн, сеньор де Мюсидан и капитаны Карла и Аллеза были назначены хранителями перемирия регионов, контролируемых их крепостями. Принцип превращения браконьеров в егерей едва ли мог быть реализован в полной мере. В редких случаях, когда им удавалось договориться со своими французскими коллегами, их решения игнорировались их коллегами-разбойниками. Однако в Вестминстере никто не хотел, чтобы перемирие провалилось. В октябре 1389 года два рыцаря из королевского двора, сэр Уильям Элмхэм и сэр Ричард Крэддок, были отправлены из Англии в Гасконь в качестве дополнительных хранителей. Они привезли с собой инструкции по обеспечению соблюдения перемирия, но, судя по всему, не имели достаточных полномочий. Элмхэм и Крэддок вернулись в Англию примерно в конце февраля 1390 года, чтобы доложить о ситуации, в сопровождении одного из главных капитанов рутьеров в Керси, Бернара Дуа. Парламент в это время заседал в Вестминстере и в последние дни его работы Гасконь была главным предметом обсуждения[995].

2 марта 1390 года Ричард II, с одобрения Палаты Лордов и Общин, передал Аквитанию своему дяде пожизненно, торжественно вручив ему при полном составе Парламента корону и жезл. Инвеститура Джона Гонта в качестве герцога Аквитании должна была дать дяде короля независимое герцогство, достойное его статуса и богатства, а самому герцогству придать престиж, которым оно пользовалось во времена его брата Черного принца. Но хотя Гонт хотел получить титул и носил его до конца жизни, его правление в Гаскони было разочаровывающе неудачным. Это пожалование вызвало недовольство городов, особенно Бордо, которые имели привилегии, навечно присоединявшие их к английской короне. Они заявили, что Ричард II не имел права предоставлять герцогство кому-либо, кроме наследника престола, и отправили делегацию с жалобой к нему в Англию. В то же время глубокое возмущение вызвало решение Ричарда II отменить предыдущие пожалования, сделанные его чиновниками, чтобы восстановить герцогский домен в пользу Гонта. Жертвами этой меры стали некоторые влиятельные гасконские дворяне, которых ни Ричард II, ни Гонт не могли позволить себе обидеть. Эти дворяне отказались признать власть Гонта или его офицеров. Этот конфликт в некотором смысле был зеркальным отражением конфликта городов Лангедока с герцогом Беррийским десятилетием ранее. Все же он был временно разрешен в Вестминстере. Ричард II издал декларацию, в которой обязался, что после смерти Гонта герцогство вернется под прямое управление короны, а Гонт, со своей стороны, поклялся уважать вольности герцогства. Отмененные пожалования были восстановлены. К сожалению, эти события оставили в наследство взаимную подозрительность, которая усугублялась тем, что Гонт не мог лично посетить свое герцогство. Вместо этого его представляла там череда властных наместников. Сэр Уильям Скроуп, который был направлен в качестве сенешаля Гонта летом 1390 года, был способным профессиональным солдатом, который уже отслужил срок в качестве сенешаля несколькими годами ранее. Но его резкая манера поведения быстро вскрыла старые обиды. Жители Бордо обвинили его в попрании их свобод и в августе 1392 года заявили, что больше не будут ему подчиняться. В конце концов, Скроупа отозвали, но его сменщик, Генри Хотспур, был еще одним властным солдатом, который понравился гасконцам не больше[996].

Находясь далеко в Англии и занятый другими делами, Джон Гонт столкнулся с исключительными трудностями в обеспечении соблюдения перемирия на юго-западе. О демонстрации силы против гасконских капитанов не могло быть и речи, так как у его представителей в герцогстве не было сил для такой демонстрации. Вместо этого пришлось прибегнуть к долгому и медленному процессу убеждения. На следующий день после инвеституры Джона Гонта в Гасконь был отправлен сэр Ричард Крэддок в сопровождении нового мэра Бордо, сэра Джона Трейли. Они были вооружены инструкциями, требующими заставить местных хранителей перемирия выполнять свои обязанности, и привезли письма за личной печатью короля, адресованные каждому из главных капитанов рутьеров, в которых им предписывалось сдать свои крепости или быть заклейменными как предатели и мятежники. Язык этих документов был специально разработан для того, чтобы их получатели не могли утверждать, что ведут законную войну, если они когда-нибудь попадут в руки французов. В июле 1390 года французское правительство направило двух послов в Вестминстер, чтобы выразить протест по поводу действий капитанов-рутьеров на гасконской границе. Их прибытие вызвало тревожные дебаты на специально созванном заседании Совета Ричарда II в Виндзоре. Однако на самом деле худшее было уже позади. Крэддок и Трейли, похоже, положили конец бесчинствам сеньора Мюсидана в Перигоре. Спор с Рамоне де Сортом в Керси был разрешен, хотя и дорогой ценой для французов. Монбрен пришлось выкупить за 12.000 франков. Несколько гарнизонов в Руэрге сдались в июне 1390 года, а некоторые крупные компании в Керси последовали их примеру шесть недель спустя. Осенью 1390 года сэр Уильям Элмхэм вернулся в Гасконь с письмами на имя сенешаля, которые предоставляли драконовские полномочия для наказания непокорных капитанов. Крэддоку и Элмхэму суждено было провести следующие два года в качестве специальных посланников английского правительства к вольным компаниям, постоянно путешествуя между Англией и Гасконью, ведя переговоры с французскими хранителями перемирия и осыпая капитанов рутьеров угрозами и обещаниями[997].

Мериго Марше не поддался ни тому, ни другому. В начале августа 1390 года, вскоре после того, как Крэддок покинул его, армия из 600 солдат и 300 рабочих под командованием лейтенанта Ангеррана де Куси, Роберта де Бетюна, виконта Мо, двинулась на Ла-Рош-Венде. Осада этого места продолжалась чуть более двух месяцев. В начале октября 1390 года Мериго сдал его в обмен на обещание, что гарнизону будет позволено уйти, сохранив жизнь. Затем сам он ускользнул, унося с собой золото, серебро и драгоценности на сумму около 7.000 или 8.000 франков — все, что осталось от нажитого за последние несколько лет. Чтобы получить наличные деньги, он заложил ценный шлем украшенный драгоценными камнями, а остальное спрятал в разных тайных местах в Кантале. Затем он скрылся в холмах, замышляя со старыми друзьями захват одной крепости за другой. Но все его планы были оставлены или провалились. В новом 1391 году Мериго был схвачен Жаном де Турнемиром, сторонником графа Арманьяка, когда пытался ночью захватить замок Вентадур ранее принадлежавший Тет-Нуару. Турнемир поселил его в замке графа в Родезе и призвал овернские Штаты выкупить его за солидную сумму в 7.000 франков. В противном случае, пообещал он, Мериго будет выпущен, как бацилла чумы, на холмы Оверни. В конце концов Жану де Блези удалось занять эту сумму у ростовщиков в Клермоне и Мериго был выдан и доставлен в парижскую тюрьму Шатле.

Несмотря на утрату нескольких листов рукописи, протокол его допроса относится к числу наиболее интересных судебных документов XIV века. Мериго не оспаривал основные факты, выдвинутые против него. Неоспоримым является тот факт, что он вел войну во Франции по крайней мере в течение двадцати лет до своей поимки. Действия Мериго были государственной изменой, если он был подданным короля Франции. Они были изменой даже для подданного короля Англии, если Ричард II отрекся от него. Но юридический вопрос был далеко не простым. Хотя Мериго родился в Лимузене в то время, когда он находился под суверенитетом Франции, он перешел на службу к англичанам после того, как провинция перешла к Эдуарду III по договору в Бретиньи. Эта неловкая проблема была решена путем заявления, что Мериго добровольно принял подданство Англии, когда остальные члены его семьи признали суверенитет Франции. Он мог и, несомненно, должен был последовать их примеру, даже если это означало разделить их изгнание в соседние провинции. Но Мериго в любом случае был обречен своей деятельностью после заключения перемирия, и от которой, по сути, отрекся государь, которому он, как он утверждал, служил. Мериго рассказал своим судьям, что когда Ричард Крэддок посетил его в Ла-Рош-Венде, он передал ему письмо от Джона Гонта с секретными инструкциями удерживать свои крепости до истечения срока перемирия. Суд не поверил ему и Мериго был приговорен к смерти как "предатель короля и королевства, упорный грабитель и поджигатель" путем показательной казни. 12 июля 1391 года его протащили по улицам Парижа на волокуше до рыночной площади Ле-Аль и обезглавили. Голова была выставлена на месте казни на пике, конечности над четырьмя главными воротами Парижа, а туловище подвешено на общественной виселице в Монфоконе[998].

Взятие Ла-Рош-Венде и прибытие сэра Уильяма Скроупа в Бордо стали сигналом к общему распаду крупных гасконских компаний. Вскоре после этого замок Перюс сдался графу Арманьяку. Карла, Аллез, Тюрланд и Ле-Сайан были мирно сданы за деньги в течение января и февраля 1391 года. Семья Мериго Марше, возмущенная обращением с ним, некоторое время продолжала сопротивляться. Его супруга защищала замок Сент-Экзюпери в Оверни, который был частью ее собственного наследства, до конца 1391 года. Его брат Данти вновь занял Ла-Рош-Доннезат (современный Ла-Рош-Бланш), мощную крепость к югу от Клермона, и выдержал осаду в течение нескольких месяцев, прежде чем продаться в ноябре 1392 года. Операциями по зачистке оставшихся гарнизонов рутьеров руководил новоиспеченный маршал Жан де Бусико.

Куда же уходили оставшиеся без дела солдаты? Есть некоторые свидетельства общей миграции гасконских рутьеров обратно в Гасконь. Другие перебрались в Италию, единственное место в Западной Европе, которое все еще предлагало процветающий рынок для наемников. Несколько человек попытались вернуться к своим старым занятиям в центральной Франции. С ними обошлись без пощады. Судьба гарнизона замка Ла-Рольфи в Перигоре, который пал в ноябре 1391 года, была, вероятно, типичной: капитан сеньора Мюсидана был обезглавлен, а весь гарнизон повешен. Ричард II отрекся от них всех. Представители Джона Гонта в Бордо сидели сложа руки и отказались вмешиваться. Последним из великих гасконских капитанов, удержавшимся в Центральном массиве, был Перро де Беарн. Он оставался в Шалюссе до января 1393 года, когда, наконец, продал замок Штатам Лимузена. Последний раз о нем слышали примерно восемнадцать месяцев спустя, когда он ненадолго захватил два замка в Сентонже, откуда его быстро изгнали офицеры Джона Гонта[999].

Но с разбойниками менее высокого ранга так и не было покончено. Некоторые из освобожденных замков оказалось невозможно снести из-за инженерных трудностей или претензий бывших владельцев. Некоторые менее значительные места позже были вновь заняты, как правило, местными бандами. В 1393 году группа гасконских солдат ненадолго заняла город Дом, расположенный на вершине скалы, но сбежала, когда против него была направлена не одна, а сразу две значительные армии. С прекращением английской поддержки согласованные операции рутьеров в том масштабе, который наблюдался в середине 1380-х годов, прекратились. В северных провинциях столь возмущавшая жителей обязанность нести вахту на стенах своих городов была отменена во всех внутренних областях от Соммы до Луары в апреле 1390 года в течение года после заключения Лелингемского перемирия. Примерно в 1396 году караульная служба была окончательно отменена и в городах, расположенных вблизи гасконской границы. В Париже Эсташ Дешан в посредственных стихах отметил конец эпохи постоянного напряжения: ночные караулы, дневные дежурства у ворот, рытье рвов; постоянное присутствие вооруженных солдат и лающие приказы их капитанов; обучение распознавать звуки животных и людей в ночи, и вечно прислушиваться к скрежету лестниц о каменные стены[1000].