Сторожевая застава

Кто крадет черешни

Проснулся Витька от приглушенных голосов.

— Да пусть поспит еще хоть немного — уговаривала кого-то тетка Миланка — он же, сердечный, так намучался за эти дни…

— Не разнеживай парня, соседка — ответил ей голос деда Овсея — не на пользу ему это, поверь, не на пользу.

Витька не стал ждать пока его разбудят. Потирая глаза, он вышел на двор.

— Проснулся, сынок? — улыбнулась ему тетка Миланка. Она как раз несла кошевку с яйцами.

— Проснулся — ответил Витька и сладко зевнул.

— Ну и хорошо. А то деда Овсей хотят тебе работу загадать.

Дед Овсей стоял у перелаза. Невысокий, в своей соломенной шляпе он смахивал на домового.

— Эге ж — подтвердил дед Овсей — Вот думаю отнести сорвиголовам из Городища немного черешен. Да лета уж не те, чтобы белкой по деревьям носиться. Так может поможешь?

Долго уговаривать Витьку не пришлось. Уже не раз и не два заглядывался он на те черешни, которые росли на дедовом подворье. Высокие, с редкими разлогим ветками, они были густо усеяны большими янтарными ягодами. Такие черешни в их Вороновке росли разве что у пасечника деда Трофима. А вкусные же, как мед! Особенно те, что потрескались. Вокруг них всегда кружили тучи пчел.

К черешням деда Овсея из-за тех пчел тоже было не подступиться. К счастью, напившись сока, они становились добрее и жалили неохотно.

Витька уже знал, что когда-то, очень давно, дед Овсей привез из далекого похода на Дунай горсточку косточек и высадил их возле своей хаты. Выросли деревья на чудо. Лыдько говорил, что не только в Римове, но и в самом Переяславе таких ягод никто не видел.

Дед Овсей провел Витьку к деревьям, под которыми уже стояли две корзины. Ткнул пальцем в ближнюю черешню.

— Ишь — сказал он грустно — интересно бы узнать, чья это работа.

Две нижних ветки были совсем ободраны. На них осталось всего несколько листочков.

— Ну, ничего — угрожающе пробормотал дед — разберусь, кто тут вред делает. Ой, разберусь… А ты начинай с верхушки — приказал он Витьке — ишь, птицы там почти все исклевали.

И правда, на верхушке черешни разбойничала семья соек. Витькино появление они встретили возмущенными хриплыми криками. Одна из соек даже намеревалась клюнуть его в темя. Смахивало на то, что сойки считали черешню своей собственностью и делиться ею не собирались. Они разлетелись лишь после того, как Витька шикнул на них и замахнулся корзиной.

Целое утро Витька не слезал с черешни. И вовсе не потому, что там ему понравилось.

— Деда, меня же ожидают — несколько раз заводил он.

Однако дед Овсей лишь рукой махал:

— Ничего с ними не случится. Ожидали пять лет и еще немножко пождут. Ты же не в постели нежишься, ты дело делаешь! И не бойся, поедешь со мной. А я, если что — в обиду тебя не дам.

Дед Овсей тоже не сидел без дела. Он был занят важным делом — что-то внимательно разглядывал на земле.

— Есть! — наконец воскликнул он — Ты смотри, а я вначале думал, что это работа таких сорванцов как ты, иль Лыдьки с Мухой!

— Это не я — на всякий случай открестился от сорванцов Витька.

— Да уж вижу. Здесь кто-то из взрослых побывал, не иначе. Вишь, какие следы?

И правда, неподалеку от черешен виднелось несколько следов. Не очень выразительных, однако разобрать их было можно. В каждый след помещалось чуть не два Витькиных.

— А вот здесь никак не пойму — вторил дед сам себе — будто тоже следы, но — чьи? Будто кто метелки к ногам привязал. Хитрая, видать, штучка здесь побывала! Но ничего, я ее выведу когда-то на чистую воду. Так осрамлю, что в самом Переяславе будут смеяться. Ишь, в детство впал!

Солнце уже поднялось достаточно высоко над Римовым, когда Витьке было разрешено слезть с черешни. Дед Овсей перебросил корзины через седло, взял коня под уздцы, и они направились в Городище. Первым, кто им встретился, был Олешко Попович. Он с упреком посмотрел на Витьку, затем перевел взгляд на солнце, которое стояло над Городищем уже почти отвесно.

— И где же это тебя целый день носило, удалец? — спросил Олешко. Однако его взгляд сразу же остановился на корзинах — А это что, деда? Кому везете?

— Так вашим же лоботрясам, кому же еще — не слишком вежливо ответил дед.

Он все еще не мог успокоиться из-за следов.

— О! Тогда давайте мне первому! — потребовал Попович и протянул руку.

Однако дед Овсей не спешил угощать Олешка. Он измерил его с головы до ног, затем велел:

— Ты мне сначала левое копыто покажи!

— Зачем? — удивился Олешко.

— Показывай, показывай… Некогда мне с тобой тут болтовню разводить!

Олешко пожал плечами. И все же ногу поднял. Дед Овсей прикипел взглядом к подошве. Тогда вытянул из-за голенища черешневый прутик и приложил его к Олешкову сапогу. Прутик улегся точь-в-точь в подошву.

— Так-так-так… — загадочно начал дед Овсей. Потом схватил Олешкову ногу и начал трясти ее так, будто собрался оторвать от тела — Так это, стало быть, твоя работа? Твоя, разбойник?

— Да вы что, деда? — удивился Олешко. Он прыгал вокруг деда на одной ноге, словно гусь вокруг петли — Вы что — белены объелись? Так скажите, и нечего ногу выкручивать!

— Это я белены объелся? — дед Овсей, похоже, серьезно вспылил. Он выхватил из-за пояса плетку и замерялся ей на одноногого Поповича — Я взбесился, да?

Олешко резко отшатнулся и освободил ногу.

— Ну, деда, вы уж совсем… того — сердито сказал он — Я же могу и не посмотреть на ваши седые усы. Я, может, тоже схвачу вашу ногу…

Закончить Олешко не успел. Дед Овсей размахнулся и в воздухе звонко хлестнула плетка. Олешко едва успел уклониться.

— А что это вы мне, деда, войско разгоняете? — раздался над их головами густой голос Ильи Муровца. Витька и не заметил, когда тот подошел к ним.

— Вора поймал, Илька — воинственно ответил дед Овсей — поймал, а теперь проучить хочу.

— А что он такого совершил? — удивился Муровец — Корову с двора свел? Хату поджег?

— Да нет, тогда бы я с ним не так разговаривал. Две ветки на черешне напрочь ободрал, нечестивец!

— Ну, знаете, деда! — в край возмутился Олешко — Вы говорите, да не заговаривайтесь! Я к вашим гнилым черешням и близко не подходил!

— Тогда это что такое? — дед помахал прутиком перед носом Олешка — это что, брехло долговязое, а? Нет, я снял длину твоего следа! И в левом сапоге у тебя есть колючка, так?

Олешко поднял ногу, глянул.

— Ну, есть.

— И на тех следах ее отпечаток тоже есть. То кто сегодня ночью был в моем дворике? Кто, спрашиваю тебя?

Олешко молчал. Лицо его зарделось. На гвалт начали сбегаться дружинники. Весело гогоча они вслушались в каждое слово воинственного деда Овсея.

— Кг-мм… — прокашлялся Илья Муровец — За такие вещи, конечно, по голове не гладят. Вы, деда, вот что сделайте. Если поймаете его еще раз, то снимите с него портки и как следует отхлещите крапивой. Там в вашем уголке как раз есть подходящая…

— А ты откуда о ней знаешь? — подозрительно уставился дед на Муровца.

— Кг-мм… Я все должен знать, деда. А ты, Олешко, чтобы деда и пальцем не трогал, слышишь?

— Слышу — ответил Олешко. И тихо, чтобы не услышал дед, добавил — нужен он мне, как корове уздечка…

А дед Овсей, немного утешенный тем, что нашел преступника, принялся щедро одаривать дружинников. Первым подставил горсть Илья Муровец. В ней поместилась едва не треть корзины.

— А ну, племянничек, помоги — обратился Муровец к Витьке — сбегай-ка по шлем. А то, вишь, мои руки заняты.

Черешни Муровец осторожно ссыпал в шлем и только потом принялся ими лакомиться. Брал по одной ягодке, бросал в рот и даже глаза закрывал от наслаждения.

— Вкуснота! Ну, деда, порадовали вы нас! Эй, ребята, чур, косточки не выбрасывать! Я очень люблю те зернышки, что внутри.

— А мне, деда? — напомнил о себе Олешко. Однако в ответ дед свернул ему большой кукиш.

— Ни за что пострадал — пожаловался позже Олешко Витьке — Слово чести, я к тем ягодам даже близко не подходил!

— Но следы твои там были — возразил Витька — я их своими глазами видел… Слушай, а может, ночью, когда ты спал, кто-то обулся в твои сапоги?

— Может — легко согласился Олешко и взлохматил волосы на Витькиной голове — все может быть.