— Мало нас — тревожился Попович, подсчитывая ратников, которые стекались в Римов — дружинников шесть сотен, и ополчения три тысячи. Устоим ли, пока подоспеет князь?
— Должны устоять — прогудел Муровец — другого совета нет.
Добрыня промолчал. Лишь кивнул головой. Хорошо, если со дня дедовой смерти сказал хоть два слова.
Той ночи в Римове никто не слепил век.
Женщины сносили хлеб в Городище или закапывали его по тайниках. Старые деды с ребятами собирали со всех усюд лодки и подводили их к обрыву. Это на тот случай, когда половцы прорвутся к городку и Римовским детям и женщинам не останется ничего другого, как спасаться в болоте.
Однако прятаться за мурами Городища спешили не все.
Тетка Миланка решила идти вместе с войском. К матери присоединилась Росанка и еще несколько десятков женщин и девушек.
— Кто же вас перевяжет, если что-то случится? — доказывали они Илье Муровцу — Кто, как ни мы?
— А вас самих кто перевяжет? — сердито отказывал Илья Муровец — А ну, прочь на Городище и, чтобы я больше не слышал таких разговоров!
Росанке тоже досталось на орехи. Олешко подъехал к ней и тихо сказал:
— Иди с женщинами и детьми. Потому что…
Росанка задиристо трепанула русой косой.
— Потому что — что? — спросила она.
— За косу поведу, вот что!
В Олешковом голосе была такая решительность, что Росанка поневоле отступила от Поповича. И только тогда возмутилась.
— Чего это ты мне указываешь?! — воскликнула она.
— Потому что… потому.
Ордынцы подошли к Суле, когда солнце уже высушило росу.
Впереди ехала разведка во главе с сыном половецкого хана Андаком. Степняки надеялись без препятствий преодолеть пустынную реку.
И вдруг остановились — по ту сторону, напротив переправы, стояло войско Римовцев. Небольшое, однако войско! И посреди того войска возвышался на своем тяжеловозе Илья Муровец.
Какую-то минуту половцы пораженно молчали. Тогда послышались разозленные возгласы и ряды вытолкнули перед себя два десятка ордынцев — тех, что вчера побывали под Римовым. Выведчики растерянно разводили руками и пытались что-то объяснить Андаку. Тот в сердцах огрел ближайшего плеткой и отвернулся.
Половцы все прибывали. Им уже было тесно на том берегу. В конечном итоге Андак что-то воскликнул — и передние направились к воде.
В воздухе засвистели тяжелые стрелы римовцев. Громко воскликнули раненные. По течению поплыли десятки половецких тел.
Первое нападение римовцы отбили достаточно легко, хотя и среди них упало несколько воев — половцы тоже осыпали их тучами стрел. Однако чужинцы уже зацепились за правый берег, их кони галопом покатили на первую лаву пеших римовцев.
Те быстро отступили назад — и ордынским нападающим открылись сотни косо вкопанных в землю березовых кольев, что были направлены остриями к Суле. За кольями виднелась валка телег. В проходах меж ними стояли самые сильные воины с рогатинами, способными пронзить не только человека, но и разозленного медведя.
Ударилась в березовый частокол первая половецкая волна, напоролась конской грудью на острые сваи и откатилась к Суле. Ударилась вторая — и захлестнула частокол. А за ней уже поднималась третья…
Храбро бились Римовцы, не отступали ни на шаг. Однако на каждого приходились не менее пяти половцев из тех, что уже перебрались через Сулу.
А к реке подходили все новые орды.
Илья Муровец избрал себе опаснейшее место, напротив главного брода. Они из Гнедком были закованы в панцирь и вместе смахивали на неприступную скалу, перед которой разбивалась в пену мощнейшая волна.
Левое Римовское крыло возглавлял Добрыня Никитич. Справа, ближе к Змеевой норе, бился Олешко Попович с горошинцами и младшей дружиной. За Олешком неотступной тенью следовал Лыдько. Молниями мигали их острые мечи, и уже не один половец тяжко свалился под копыта Римовских коней.
Однако натиск степняков нарастал с каждой минутой. На миг, на один лишь крошечный миг качнулось левое крыло Добрыни — и в промежуток между ним и топким болотом с пронзительным воем ворвался ордынский отряд. Видимо, кто-то из степных выведчиков загодя нащупал узкую извилистую тропу в трясине.
У Добрыни тревожно сжалось сердце: он не мог направить в ту сторону ни одного дружинника.
А половцы уже обходили русичей. За минуту другую они выберутся на сушу и ударят со спины…
И тут над полем брани прозвучал ужасный рев водяного бугая. Из глубины болота наперерез степнякам ринулось какое-то чудище. Она взмахнуло тяжелым дубовым окоренком и передний половец с разбитой головой исчез в липкой трясине.
Нападающие замерли из ужаса и неожиданности.
— Бу-у-у! — протяжно заревело чудовище. Свалился, не успев даже ойкнуть, еще один половец. За ним еще…
То мстил за своего брата Велес, дидько болотный. И такой ужасающий был у него вид, что даже привычные ко всему половецкие кони становились дыбом и сбивались с узенькой тропы.
Завопили нечеловеческими голосами всадники, напрасно пытаясь развернуться назад. А над их головами со свистом мелькал дубовый окоренок и взлетало ужасное:
— Бу-у!
Выровнялось левое крыло. Медленно, но непрестанно двинулось вперед, пока не встретилось с новой половецкой лавой, которая выплеснула из-за Сулы.
А на другом крыле половцы Андака все сильнее налегали на небольшой Олешков отряд.
Сам Андак в битву пока что не вступал. Белыми от ненависти глазенками следил он за Поповичем. Ожидал, пока тот совершит что-то неосмотрительное. И тогда уже никому будет в трудную минуту выводить Змея из тайника. И таки дождался своего сын половецкого хана. На какую-то минуту Олешков конь вырвался вперед и оторвался от своих. Андак пронзительно свистнул — и половецкие стрелы тучей полетели в Поповича. Тот едва успел прикрыться щитом. Еще раз сыпнули стрелы — и зашатался, упал на колени верный Олешков конь.
Сын половецкого хана показал в злобной ухмылке широкие зубы и галопом полетел на пешего. Но когда их разделяло лишь несколько шагов и Андак уже поднял над собой саблю — Олешко внезапно пригнулся и прикрылся мечом. Звякнула крица — и в тот же миг Попович взлетел в воздух. Сильный удар ноги выбил ханова сына из седла.
Половцы оторопели. Они не могли понять, как это случилось. А невредимый Олешко уже сидел на коне Андака и его меч опять мигал над головами нападающих.
— Молодец, Олешко! — загремел над Сулой густой голос Ильи Муровца — Молодец, парень! Так им и надо!
Радостно зашевелилось правое крыло и пошло на врага. Смущенные потерей своего вожака, половцы начали пятиться. Казалось, еще немного — и они ринутся наутек.
Но им на помощь уже спешила свежая орда.
Сам Муровец не отступил от брода ни на шаг. Его Гнедко, казалось, даже с места не сдвинул. Трудно и неумолимо раз-по-раз опускалась булава Муровца на вражьи головы и хребты. И не было от той булавы никакого спасения, так как легкие половецкие сабли при столкновении с ней разлетались на осколки.
Но обтекали ордынцы русского великана, как морские валы нерушимую скалу. Пытались ударить сбоку, зайти со спины — но рядом с ним все еще стояли испытанные не в одной битве дружинники.
— Эй, Добрыня! — звал Муровец — Посмотри, много ли еще полынцев за Сулой? Потому что уж и обедать пора!
— Пожди, Илька, еще немножко! — отзывался Добрыня.
Бился он рассудительно и без особенной спешки. Да, вроде бы выполнял привычную и от того уже немного скучную работу. Однако между поединками успевал переяславский тысяцкий и вмиг поле брани осмотреть, и бросить взгляд за Сулу, откуда подходили все новые половецкие орды, и назад оглянуться в надежде, что вот-вот поступят главные силы переяславцев. Однако их не было.
Уже несколько часов гремела под Римовым свирепая сеча. За пылью не видно было солнца. Волна за волной выплескивались на уставших Римовцев свежие ряды степняков.
Но неподвижными береговыми скалами стояли в шеренге русского войска Добрыня, Муровец и юный Попович. С невероятной силой ударялись о них безумные половецкие волны, однако здесь-таки превращались в брызги и откатывались назад. Но не было отдыха русичам, ибо вместо одной волны тут же поднималась другая — еще более могучая, еще неудержная… Друг за другом падали защитники Римова и не всегда на место погибшего становился другой воин. Их просто не было.
Силы русичей исчерпывались.
Случайно оглянувшись, Муровец усмотрел рядом с собой старшую сестру.
— Ты чего здесь? — сердито громыхнул Муровец — Почему не в Городище?
— Без вас, братец, мы и за городищенскими стенами не усидим — ответила на то тетка Миланка — а с вами, может, и здесь устоим…
Она взмахнула старым, еще отцовским мечом, и отбила нападение крепкого половца. Еще один взмах — и половец мешком сдвинулся на землю.
Витька примчал к Суле вместе с тетей Миланкой и Росанкой. За ними спешили все, кто мог держать в руках оружие. А кому это было не по силам, те вместе с малышней направились к лодкам, чтобы спрятаться в плавнях, когда половцы ворвутся в Римов.
Витька из Росанкой пробились было к Олешке. Однако измазанный кровью и пылью Олешко так окрысился на них, что парень даже не понял, как снова очутился позади Римовского войска.
Правда, он успел услышать, как Росанка сказала:
— Не гневись на меня, Олешко. Где ты, там и мне быть.
Поэтому теперь Витька с луком наготове разъезжал за спинами Римовских ратников. Однако невозможно было определить, где его поджидала большая опасность — впереди или за спинами воинов.
Уж не бились Римовцы бок о бок. Во многих местах их ряды были разорваны и в те щели, словно вездесущая вода, просачивались вьющиеся степняки.
Одна большая сеча превратилась в огромное количество поединков. Отовсюду доносилось тяжелые крики, звон ударов, вопли о помощи, проклятия…
Теперь кто-то из Римовцев радостно вскрикнул. Витька оглянулся и увидел, как с той стороны, где был Воинь, появилась немаленькая группа дружинников. Вел их заросший по самые уши мужчина. Воинцы с разгона, словно камень в воду, врезались в половецкие ряды.
Половцы на миг качнулись. Все же выстояли и за минуту с еще большим рвением подвинули вперед. Но двигали недолго, потому что теперь с той стороны, где бился Муровец, послышались напуганные возгласы.
Витька оглянулся.
Муровец уже не держал молот в руках. Вместо нее он крутил над головой половцем в пышной ханской одежде. Хан неистово верещал, а половцы отступали от Муровца, не поднимая ни сабель, ни стрел — боялись попасть у своего хана.
Заглядевшись на это, Витька едва не проворонил тот миг, когда из безумства битвы вырвался один половец и с пронзительным воем помчал на парня.
Это был Смоква, тот же половец, который преследовал Витька до Змеевой норы. Витька пустил в него стрелу, однако половец резко нагнулся и стрела только скользнула по его шлему.
Смоква налетел, словно вихрь. Все же Витьке удалось отбить первый удар. Во второй раз не смог, потому что рука онемел от сильного удара. А тогда разлетелся щит, не выдержали кольца кольчуги — и что-то острое впилось в Витькино плечо.
В глазах потемнело. Успел лишь заметить, как сбоку налетел Лыдько и наотмашь рубанул по незащищенной половецкой шее.
— Олешко, Мирко ранен! — вскрикнула Росанка.
Олешко порывисто оглянулся и это едва не стоило ему жизни. Все же отбил удар и приказал:
— К норе его! Слышишь, Лыдько, к Змеевой норе!
Лыдько подхватил ослабшее тело товарища и помчался с ним в обход половецкого войска — туда, где за несколько сотен шагов должна была быть Змеева нора.
— Да Змея выпусти! — звал вслед Попович — Змея, говорю, выпусти!
Несколько половцев, которые ринулись Лыдьке наперерез, нерешительно остановились.
Лыдько перенес товарища к куче камней, которыми на всякий случай было прикрыто место бывшей норы.
Напрягшись, откатил в сторону одну глыбу, вторую… Образовалась небольшая выемка.
— Лезь сюда — велел Лыдько, трудно переводя дух — И замри. Если останемся живы, вернемся по тебя. А нет…
Витька в последний раз бросил взгляд туда, где над Римовским обрывом возвышалось Городище.
— Лыдько! — внезапно вырвалось у него — Посмотри, наши идут!
Лыдько оглянулся. И правда, от Римова неслось достаточно большое войско. Передние были уж возле Портяной, а на взгорье и за ним все еще вздымалась густая пыль. Впереди, размахивая мечом, летел всадник в красном плаще. Его полы вздымались на ветру, как крылья разгневанной птицы.
— Князь Владимир! — радостно заорал Лыдько — Теперь живем! — и стал спешно подталкивать Витька к выемке. — Лезь, Мирко быстрее! Потому что еще копытами затопчут…
Витька из последних сил пополз между камнями. Голова прислонилась к месту, где виднелось темное пятно.
И здесь сознание оставило его…