Дед Овсей лежал на одеяле лицом книзу. На его челе выступили большие капели холодного пота. Рядом повизгивал Бровко — сочувствовал старому.
На дедовом плече была запекшейся широкая полоса крови, а вокруг нее сдулся здоровенный кровоподтек.
— Досталось же вам — сочувственно заметила тетка Миланка и нажала пальцами на одно место — Здесь болит?
Холодный пот полился ручьями.
— Нет — скрипнув зубами, сказал дед.
— А здесь? — тетка нажала на другое место. Дед подумал.
— Кто его знает. Будто болит, а будто не очень.
— Это хорошо — сказала тетка — Кость цела. И неожиданно дернула за руку.
— Ой… — дед аж скрутился.
— Все, деда, все — успокаивающе сказала тетка Миланка — у вас, кроме всего, еще и вывих был. Видимо, упали на эту же руку?
— Может быть — согласился дед — тот аспид, понимаешь, так двинул, что в голове до сих пор кругом идет. Если бы не Олешко, лежать бы мне сейчас не здесь… Еще будешь дергать?
— Да нет уже… — тетка Миланка наложила на дедов плечо какие-то мази и крепко перевязала его куском полотна.
— Все. Неделю-другую полежите, а там и косит можно.
— Ой, дай тебе, Боже, здоровья, Миланка — поблагодарил дед Овсей — что бы я без тебя делал?
— Ну что вы такое говорите? — возмутилась тетка Миланка — Мы же свои люди. Может еще чего надо?
— Да уж неудобно и просить… но коль уж так, то не зажарила ли бы ты мне гуся? Он там, в риге висит. Очень уж хочется гусиных шкварок. А ты, Мирко, любишь шкварки?
— Еще и как! — воскликнул Витька.
— У нас же борщ есть — вмешалась Росанка — и каша.
— Борщ с кашей — это хорошо — ответил дед — однако и шкварки не хуже.
Однако лакомиться шкварками при всех дед не торопился. Сначала он остудил жир, потом перелил его в щербатый горшок. Горшок завязал в узелок из полотняной тряпки.
— Вы куда-то собираетесь? — поинтересовался Витька.
Дед удивленно оглянулся. Кажется, старик даже забыл о Витьке.
— Я? Да нет… подвесить хочу, чтобы мышам не досталось.
— А шкварки почему не едите?
— Еще успею. Опять что-то плечо разболелось. Пойду, видимо, полежу немного.
И, покачиваясь, направился к хате.
Витька покрутился какое-то время на своем дворике и направился на улицу. К нему сразу же подбежала Оленка, младшая Лыдькова сестренка. Она воинственное размахивала деревянным мечом.
— А ну, кто кого? — звала Оленка и наставила меч на парня — Будем биться или мириться?
— Отцепись — буркнул ей Витька и пошел дальше. После битвы с половцами и плена соревноваться на деревянных мечах, да еще и с девочкой, было неинтересно.
Оленка отцепилась. Однако ненадолго.
— Если бы умел биться на мечах, то в плен не попал бы! — язвительно заметила она.
Витька вернулся к ней и топнул ногой. Воинственную Оленку как будто ветром сдуло.
А парень остановился посреди улицы и задумался. Чтобы бы сейчас сделать? Конечно, неплохо было направиться в Городище. Но пока туда доберешься, там побудешь, и назад вернешься — уж и ночь наступит. А тетка Миланка просила в темноте не ходить…
И здесь Витька вспомнил, что в кустарнике, сразу же за двориком деда Овсея, растет дикая малина.
«Видимо, начала уже созревать — подумал он — надо пойти посмотреть».
Витька обошел дедов забор с улицы и углубился в заросли. Шагов за двадцать натолкнулся на густые малиновые и ежевичные заросли. Через них пролегала едва заметная тропа. Вела она к дедову забору. Или наоборот. Видимо, ее протоптали Олешко и Илья Муровец. Внизу, у самой земли, в заборе виднелась дыра.
А малина, конечно, еще не думала созревать. Парень уж собирался возвращаться назад, как вдруг увидел, что через дыру в заборе протискивается Бровко. В зубах в него покачивался узелок. Тот, в который дед Овсей недавно завязал горшок с гусиным жиром.
Бровко пролез сквозь дыру, отряхнулся и деловито потрусил тропой, проложенной двумя богатырями. Похоже, решил где-то спрятаться и без препятствий заняться гусиным жиром.
«Вот же ворюга! — возмутился Витька — А притворялся таким приличным».
— Деда! — звал он — Ваш Бровко стащил горшок с жиром!
Дед не отвечал. Видимо, так и не вышел из хаты. А вот Бровко рванул вперед, будто его стегнули кнутом.
Парень направился следом за четырехлапым воришкой. Аж взмок, пока догнал беглеца. Однако, вместо того чтобы воровато броситься в кусты, Бровко вдруг обернулся и зарычал на парня.
«Ты смотри! — удивился Витька — Украл, да еще и огрызается!».
— И не стыдно тебе? А ну, отдай горшок!
Но Бровко оскалил клыки так, что Витька спешно отступил — чего доброго, еще и наброситься может!
А воришка подхватил узелок и направился в ложбину, что, как и все ложбины Римова, да и современной Вороновки, вели к болоту.
Витька полез напрямик через кусты. За минуту выбрался на край обрыва. С него было хорошо видно извилистую ложбину, травянистую опушку перед болотом и само болото.
А еще за минуту из ложбины появился Бровко. Остановился посреди опушки, опустил узелок на землю и облизнулся.
«Сейчас начнется» — подумал Витька и забеспокоился: а что, если пес с горшком на голове с испуга рванет в болото? Однако вместо сунуть морду в горшок, Бровко тихонько заскулил, завилял хвостом и еще раз заскулил.
Камыши едва заметно качнулись и у Витька отчаянно екнуло сердце, потому что на берег ступило чудище. Оно смахивало на черепаху или громадного, почти с Витькин рост, рака. Но этот рак имел длинные обезьяньи руки, что лишь на несколько сантиметров не доставали до конца коротких искривленных ног.
На спине уродец нес горб. С горба выглядывала заостренная, будто сжатая ужасной силой в висках, голова.
Витька крепко зажмурил веки. Надеялся, что чудовищный уродец исчезнет.
Однако он и не думал исчезать. Напротив, взмахнул длиннющими ручищами и глухо пробубнил:
— Бу-у…
Витька почувствовал, как в пятки зашли зашпоры: точь-в-точь так бубнил Велес, дидько болотный. Парень хотел повернуться и драпануть, однако ноги словно приросли к земле.
А Бровко еще быстрее завилял хвостом, подхватил узелок и в несколько прыжков очутился рядом с дидьком болотным. Тот взял узелок и свободной рукой погладил Бровка, что был вне себя от радости.
— Бу-у… — нежно бубнил дидько.
Вдруг позади послышались шаги. Витька оглянулся. К нему спешил дед Овсей и его лицо не предвещало ничего доброго.
— Ты что здесь делаешь? — резко спросил дед.
— Я… — Витька не знал, что сказать — вон там… И он показал вниз.
Но уродца уже не было. Лишь круги расходились по воде и Бровко все еще вилял хвостом.
— Забудь — ледяным голосом велел дед Овсей — Ты ничего не видел. И никому ни слова, слышишь?