Сторожевая застава

Нападение Змея

Теперь с Витькой вели себя значительно лучше. Ему дали есть, опять напоили кумысом и ослабили путы. Но легче от этого парню не стало, потому что на ночь его привязали к стволу молодого берестка.

Половецкий лагерь погружался в сон. То один, то другой степняк клал под голову седло и начинал храпеть. Раз за разом из темноты появлялись всадники. Они о чем-то переговаривались с толкователем и опять растворялись в темноте.

Витька почувствовал, что, невзирая на боль от пинков и пут, его тоже клонит в сон. Однако и во сне ему виделся светлый Андак. Он сидел на кошме перед Витькой. И парень с замиранием сердца ожидал, что сын половецкого хана вот-вот моргнет бровью — и по его знаку не менее десятка половцев занесут над беззащитной Витькиной головой кривые саблюки…

Проснулся он от холода. Тихо накрапывал дождик. Поодаль прокричал пугач. Часовой с усилием поднял голову на тот крик, тогда перевел взгляд на Витьку и опять закрыл глаза.

Пугач крикнул опять. Часовой пошевелился, однако глаз не открыл. А парню вспомнилось, что точь-в-точь так пугукал Лыдько.

«Это мы так перекликаемся — объяснил тогда он — это значит, что один из нас что-то нашел. Или разведал».

Однако Лыдька, видимо, уже нет в живых. Он погиб, когда кинулся на помощь Витьке. Потому что на него же летело двое половцев, да еще несколько заходили со спины.

Больше пугач не отзывался. Дождик прекратился и в небе начали появляться зори. Далекие и чужие, безразличные ко всему, что происходит на земле. Так будут светиться они и завтра над Римовым, и через девятьсот лет над Вороновкой. Только Витьке, видимо, уже не придется их больше видеть. Бедная мама! Наверное, ищет его везде и заливается слезами… Внезапно ему привиделось, будто за холмами рванул к небу какой-то луч. Витька мотнул головой и напряг зрение. Однако все было так, как и перед этим.

Он опять закрыл глаза.

Неожиданно за холмами кто-то пронзительно вскрикнул. Потом послышался частый, переполошенный топот и к угасающему костру подлетел всадник. Перепуганным голосом он прокричал несколько слов, и между них было слово «Змей».

Степняки подорвались с земли как ужаленные, крутили головами во все стороны. Толкователь-переводчик попробовал о чем-то узнать у всадника, однако из уст в того вылетало лишь одно слово:

— Змей… Змей…

Не помогла и плетка, которой переводчик несколько раз угостил напуганного всадника.

И здесь за холмом, откуда примчался часовой, вспыхнуло странное сияние. Оно смахивало на пылающий взгляд какого-то громадного животного, которое с трудом выползло на холм и на мгновение остановилась, вынюхивая жертву. Ее ослепительно-мертвенный глаз бросал острый, словно спица, луч далеко перед собой. От его взгляда блекло сияние бесчисленных звезд, бредовым светом загорались деревья и испугано носились к земле черные ночные птицы.

На мгновение Витьке стало жутко. Но только на мгновение.

«Да это же свет моего фонарика! — понял он — Это, видимо, Олешко им светит»!

Тем временем луч опускался все ниже к земле и все ближе к половецкому лагерю. Вот он коснулся верхушек дубов, перечеркнул ствол берестка, к которому был привязан Витька, и остановилось на крыше палатки, откуда с повизгиванием выбирался светлый сын половецкого хана.

А потом из холма заревело. Глухо, напряженно, угрожающе. И, судя по тому, как качнулся мертвенно-желтый луч, громадное животное начало спускаться в ложбину — прямехонько на половецкий лагерь.

Завопили, засуетились степняки. Свистнули тетивы луков и с десяток стрел полетело в сторону невидимого чудовища. Но, видимо, лишь раздразнили его, потому что рев только усилился.

Светлый Андак в конце концов выбрался из палатки. Мигом вскочил на коня и уже из темноты заорал:

— Хватайте пленника! Берите его с собой!

К Витьке ринулся толмач. Однако не успел он сделать и двух шагов, как ему в горло впилась стрела. Другие половцы отшатнулись от пленника.

Рев на мгновение замер. Зато прозвучал звонкий насмешливый возглас. Витька был готов поклясться чем угодно, что это кричит Олешко Попович:

— С нами Змей! Ату на половца!

В ответ с другой стороны долетело:

— Там — Змей, а здесь — Муровец!

Тяжелый топот копыт, который доносился из-за холма, скоро заполонил ночное пространство степи. Змеев взгляд блуждал низко над землей и у ослепленных половцев из рук вываливалось оружие. С неистовыми криками бросились они туда, где паслись табуны. Однако кони, напуганные не меньше своих хозяев, испуганно ржали, становились дыбом и мчались куда глаза глядят. Пешие половцы с проклятиями спешили им вслед.

Витька плотно прижался телом к тонкому стволу — чтобы на него не наскочили конные и, чтобы защититься от стрел, которые раз за разом высвистывали в воздухе.

— Мирко, где ты? — послышался неподалеку знакомый голос — Ты жив?

— Лыдько! — вырвалось у Витьки.

Из темноты вылетел конь. Лыдько соскочил с него, выхватил нож и мигом разрезал путы.

Витька попробовал подняться, но мешком сполз на землю.

— Что с тобой? — испугался Лыдько — Ты ранен?

— Нет… я так… долго был привязан.

— Тогда побудь еще немного здесь, Мирко. И никуда не отходи, ладно?

Лыдько опять взлетел на коня и помчался туда, где неистовствовала сеча.

Собственно, сечи уже не было. Степняки, ничего не соображая от ужаса, спешили в глухую ночь, а на их плечах висела русская конница. И не одна сотня нападающих сложила головы в эту ночь.