Страхи мудреца. Книга 2

ГЛАВА 137 ВОПРОСЫ

Хотя мэр Левиншира, похоже, одобрил то, как я обошелся с фальшивыми актерами, я понимал, что на самом деле не все так просто. Согласно железному закону, я был виновен по меньшей мере в трех вопиющих преступлениях, каждого из которых было достаточно, чтобы меня повесить.

Увы, мое имя и внешность были известны всему Левинширу, и я опасался, что слухи об этих событиях обгонят меня в дороге. Если это случится, вполне может оказаться, что в одном из городков по пути местные констебли пожелают исполнить свой долг и посадят меня под замок до тех пор, пока не прибудет странствующий судья, дабы решить мою участь.

Так что я торопился как можно быстрее попасть в Северен. Два дня я быстро шел пешком, потом сел в почтовую карету, идущую на юг. Слухи разлетаются стремительно, но их все-таки можно опередить, если ты готов путешествовать быстро и спать мало.

Через три дня тряской езды я прибыл в Северен. Почтовая карета въехала в город через восточные ворота, и я впервые увидел ту железную клетку, о которой рассказывал Бредон. Зрелище побелевших костей меня отнюдь не успокоило. Маэр уморил человека в клетке за обычный разбой. Что же он сотворит с тем, кто убил на дороге девять странствующих актеров?

Я испытывал огромное искушение отправиться прямиком в «Четыре свечки», надеясь найти там Денну, несмотря на то что говорил мне Ктаэх. Но я был покрыт многодневной пылью и потом. Прежде чем с кем-то встречаться, мне требовалось принять ванну и почистить одежду.

Очутившись во дворце маэра, я тут же отправил кольцо и записку Стейпсу, зная, что это самый быстрый способ встретиться и поговорить наедине с маэром. После этого я поспешно отправился к себе, хотя для этого мне пришлось неучтиво растолкать некоторое количество придворных. Я едва успел бросить свой дорожный мешок и отправить посыльных за горячей водой, как в дверях появился Стейпс.

— Наш юный господин Квоут! — просиял он и потряс мою руку. — Как хорошо, что вы вернулись! Господь и владычица, я так за вас переживал!

Его восторг заставил меня устало улыбнуться.

— И я тоже рад, что вернулся, Стейпс. Много ли я пропустил?

— Много ли вы пропустили? — рассмеялся он. — Ну, например, свадьбу.

— Свадьбу? — переспросил я, но понял ответ сразу, как задал вопрос. — Маэр женился?

Стейпс радостно закивал.

— О да, и свадьба была великолепная! Очень жаль, что вас не было, учитывая обстоятельства.

Он многозначительно взглянул на меня, но больше ничего не сказал. Стейпс всегда был весьма сдержан.

— Я вижу, они не стали терять времени, а?

— Со времени помолвки миновало два месяца, — сказал Стейпс с легкой укоризной. — Вполне достаточно для соблюдения приличий.

Я увидел, что он немного расслабился и подмигнул мне.

— Это не значит, что они не спешили.

Я усмехнулся. В дверях появились мальчишки-посыльные с ведрами, от которых валил пар. Плеск воды, которой наполняли ванну, показался мне нежной музыкой.

Дворецкий проводил их взглядом, потом подался ближе и сказал, понизив голос:

— Вам будет приятно знать, что и с другим неразрешенным делом тоже разобрались как следует.

Я непонимающе посмотрел на него, пытаясь вспомнить, что именно он может иметь в виду. Со времени моего ухода произошло столько всего…

Стейпс увидел мое замешательство.

— Кавдикус, — сказал он и горько поморщился, произнося это имя. — Дагон привез его всего через два дня после вашего ухода. Он окопался километрах в пятнадцати от города.

— Так близко? — удивился я.

Стейпс мрачно кивнул.

— Засел на каком-то хуторе, как барсук в норе. Он убил четверых личных телохранителей маэра, а Дагону это стоило глаза. Им удалось схватить его только после того, как они подожгли дом.

— И что было потом? — спросил я. — Суда, конечно, устраивать не стали.

— С ним разобрались, — повторил Стейпс. — Как следует.

Последнее он произнес веско, мрачно и неотвратимо. Его глаза, обычно добрые, сузились от ненависти. Сейчас этот круглолицый человечек очень мало походил на бакалейщика.

Я вспомнил, как Алверон спокойно распорядился: «Отрубите ему большие пальцы на руках». Учитывая то, что мне было известно о вспыльчивости и решительности Алверона, скорее всего, Кавдикуса больше никто никогда не увидит.

— А удалось ли маэру выяснить, зачем?

Я говорил вполголоса и все же больше ничего вслух не сказал, понимая, что Стейпс не одобрит, если я упомяну об отравлении вслух.

— Мне не пристало это обсуждать, — уклончиво ответил Стейпс. Его голос звучал слегка оскорбленно, как будто мне следовало понимать, что ему подобных вопросов задавать не стоит.

Я оставил эту тему, понимая, что больше ничего из Стейпса не вытянешь.

— Окажите мне услугу: передайте маэру от меня одну вещь, — сказал я и подошел к своему потрепанному дорожному мешку. Я порылся в нем и достал шкатулку маэра, лежавшую на самом дне.

Я протянул шкатулку Стейпсу.

— Я точно не знаю, что там, — сказал я. — Но на крышке — его герб. И она тяжелая. Надеюсь, там часть похищенных налогов.

Я улыбнулся.

— Скажите ему, что это свадебный подарок.

Стейпс взял шкатулку и улыбнулся.

— Я уверен, что он будет рад.

Появилось еще трое посыльных, но только двое пробежали мимо нас с ведрами. Третий подошел к Стейпсу и передал ему записку. Из соседней комнаты снова раздался плеск, и все трое мальчишек удалились, украдкой взглянув на меня.

Стейпс пробежал глазами записку и взглянул на меня.

— Маэр выражает надежду, что вам будет удобно встретиться с ним в саду после пятого колокола, — сказал он.

«В саду» означало вежливую беседу. Если бы маэр хотел поговорить всерьез, он вызвал бы меня к себе или пришел бы сам тем потайным ходом, что соединял его покои с моими.

Я посмотрел на часы на стене. Это не были симпатические часы, к которым я привык в Университете. Это были гармонические часы с маятником и все такое. Великолепный механизм, но далеко не столь точный. Стрелки показывали без четверти пять.

— Стейпс, эти часы не спешат? — с надеждой спросил я. Пятнадцати минут мне едва хватит на то, чтобы скинуть дорожную одежду и влезть в какой-нибудь достаточно приличный придворный костюм. Но, учитывая наросшие на мне слои грязи и застарелого пота, это так же бессмысленно, как перевязывать шелковой ленточкой свеженькую коровью лепешку.

Стейпс посмотрел мне через плечо, потом сверился с небольшими пружинными часами, которые носил в кармане.

— Похоже, они, наоборот, отстают минут на пять.

Я потер лицо, прикидывая, что можно сделать. Я не просто запылился в пути. Я был грязный. Я долго шагал под летним солнцем, потом несколько дней трясся в жаркой и душной почтовой карете. Маэр не из тех, кто судит исключительно по внешности, однако же он дорожит приличиями. Я не смогу произвести на него хорошего впечатления, если явлюсь к нему грязным и вонючим.

Перед моим мысленным взором непрошеной явилась железная клетка для казни, и я решил, что не могу рисковать и произвести дурное впечатление. Тем более с теми новостями, которые я привез.

— Стейпс, я буду готов не раньше, чем через час. Если ему угодно, я могу встретиться с ним после шестого колокола.

Лицо Стейпса оскорбленно окаменело. В чем дело, было ясно. Маэру Алверону не назначают другое время для встречи. Он зовет. Ты приходишь. Так устроен мир.

— Стейпс, — сказал я как можно мягче. — Посмотрите на меня. Понюхайте меня! За последний оборот я миновал четыре с половиной сотни километров. И я не собираюсь выходить в сад в дорожной пыли, воняя, как варвар.

Стейпс поджал губы.

— Я передам ему, что вы заняты.

Внесли еще несколько ведер.

— Скажите ему все как есть, Стейпс, — сказал я, принимаясь расстегивать рубашку. — Он поймет, я уверен.

Отмывшись, причесавшись и одевшись как подобает, я послал маэру свое золотое кольцо и карточку с запиской: «Личная беседа, как только вам будет угодно».

Через час посыльный вернулся с запиской от маэра: «Ждите вызова».

Я стал ждать. Я отправил посыльного принести ужин и ждал потом весь вечер. Следующий день миновал, не принеся новых вестей. И, поскольку я не знал, когда именно придет вызов от Алверона, я вновь оказался заперт в своих комнатах в ожидании его кольца.

Я был только рад возможности отоспаться и во второй раз принять ванну. Однако я был озабочен тем, что меня догонят новости из Левиншира. И то, что я не мог побывать в Северене-Нижнем и поискать Денну, меня тоже крайне раздражало.

Это был такой молчаливый укор, более чем обычный при дворе. Мысль маэра была ясна: «Ты приходишь, когда я прикажу. Либо на моих условиях, либо никак».

Это было ребячество, на какое способны только аристократы. Однако делать было нечего. Поэтому я послал серебряное кольцо Бредону. Он пришел как раз вовремя, чтобы разделить мой ужин, и поделился со мной сплетнями за все то время, что я отсутствовал. Придворные слухи могут быть ужасно нудными, но Бредон снял для меня самые сливки.

Большая часть этих сплетен вертелась вокруг головокружительного романа маэра с наследницей Лэклессов. Они, очевидно, были без ума друг от друга. Многие подозревали, что там уже и ребенок на подходе. Королевский суд в Ренере тоже трудился без устали. Принц-регент Алаитис погиб на дуэли, отчего в большей части южного фаррела воцарился хаос: разные дворяне спешили воспользоваться смертью столь высокопоставленного придворного.

Были и другие слухи. Люди маэра расправились с разбойничьей шайкой, засевшей в глухом уголке Эльда. Разбойники, по всей видимости, подстерегали сборщиков налогов. На севере появились недовольные: местному населению пришлось пережить второй визит сборщиков маэра. Но, по крайней мере, дороги теперь снова безопасны и виновные мертвы.

Бредон упомянул также любопытный слух о некоем молодом человеке, который побывал у Фелуриан и вернулся назад более или менее живым и здоровым, хотя и слегка тронутым фейе. Это уж были не придворные сплетни. Такое чаще услышишь в трактире. Плебейские слухи, до которых высокородные господа, как правило, не снисходят. Когда Бредон это говорил, его темные совиные глаза весело поблескивали.

Я согласился, что подобные побасенки и впрямь чересчур низменны и недостойны внимания таких важных персон, как мы. Мой плащ? Да, чудесный плащ, не правда ли? Где мне его пошили? Право же, не припомню. Где-то в дальних краях. Кстати, я тут недавно слышал занятную песенку, как раз про Фелуриан. Не желаете ли послушать?

Ну и, разумеется, мы сыграли в тэк. Несмотря на то что я давненько не садился за доску, Бредон сказал, что я стал играть куда лучше. Похоже, я наконец-то начал учиться играть красиво.

Нет нужды говорить, что, когда Алверон вызвал меня в следующий раз, я явился немедленно. Я испытывал искушение опоздать на несколько минут, однако же устоял, понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Когда я пришел, маэр прогуливался в саду в одиночестве. Он держался уверенно и прямо — казалось, он отродясь не испытывал нужды опираться на мою руку или на трость.

— А, Квоут! — он радушно улыбнулся. — Рад, что вы нашли время со мной повидаться.

— Я всегда с удовольствием, ваша светлость.

— Пройдемся? — предложил он. — В это время дня с южного моста открывается чудесный вид.

Я пристроился рядом с ним, и мы принялись петлять между ухоженных шпалер.

— Не могу не отметить, что вы при оружии, — сказал маэр. В его голосе звучало суровое неодобрение.

Моя рука машинально потянулась к Цезуре. Я теперь носил его у бедра, а не за плечом.

— А что, что-то не так, ваша светлость? Я так понял, что в Винтасе всякий имеет право носить оружие.

— Это противоречит приличиям, — он сделал ударение на последнем слове.

— Я так понимаю, что при королевском дворе в Ренере ни один дворянин не смеет показаться без меча…

— Как вы ни красноречивы, вы все же не дворянин, — холодно заметил Алверон, — попрошу об этом не забывать.

Я ничего не ответил.

— К тому же это варварский обычай и рано или поздно доведет короля до беды. И какие бы обычаи ни существовали в Ренере, в моем городе, в моем доме, в моем саду не являйтесь ко мне с оружием.

Он жестко посмотрел на меня.

— Прошу прощения, если оскорбил вас, ваша светлость.

Я остановился и отвесил ему поклон, куда более искренний, чем прежде.

Эта демонстрация повиновения его, похоже, умиротворила. Он улыбнулся и положил руку мне на плечо.

— Это все ни к чему. Взгляните лучше на скорбенник. Он уже скоро начнет краснеть…

Мы бродили около часа, мило болтая о разных пустяках. Я был безукоризненно вежлив, и настроение Алверона, похоже, начало улучшаться. Что ж, если для того, чтобы добиться его расположения, требуется угождать его самолюбию, то это невысокая цена за его покровительство.

— Надо сказать, что супружеская жизнь вашей светлости к лицу.

— Благодарю, — он милостиво кивнул. — Я нахожу, что она мне весьма нравится.

— А здоровье ваше по-прежнему в порядке? — спросил я, несколько выходя за границы светской беседы.

— Все превосходно, — ответил он. — Очевидно, тоже благодаря семейной жизни.

Он многозначительно взглянул на меня, давая понять, что дальнейшие расспросы будут неуместны, по крайней мере, не в таком людном месте, как тут.

Мы продолжали прогулку, кивая встречным аристократам. Маэр болтал о том о сем, о придворных сплетнях. Я старательно подыгрывал, исполняя назначенную мне роль. Но на самом деле мне требовалось покончить с этим и всерьез поговорить наедине.

Однако я понимал, что Алверона торопить невозможно. Наши разговоры следовали определенному ритуалу. И если я его нарушу, я только рассержу Алверона. Так что я выжидал, нюхал цветочки и делал вид, что меня ужасно занимают дворцовые слухи.

Четверть часа спустя в беседе наступила характерная пауза. Теперь должен завязаться спор. А потом мы можем удалиться в какое-нибудь уединенное место и поговорить о действительно важных вещах.

— Я всегда полагал, — сказал наконец Алверон, задавая тему для спора, — что у каждого человека есть вопрос, представляющий собой самую суть того, кем он является.

— Что вы имеете в виду, ваша светлость?

— Я считаю, что у каждого есть вопрос, который им движет. Вопрос, который не дает ему спать по ночам. Вопрос, который он точит, как собака старую кость. И если понять, в чем вопрос человека, это приближает к пониманию самого человека.

Он искоса взглянул на меня, слегка улыбнулся.

— Ну, я так думаю.

Я немного поразмыслил.

— Пожалуй, я соглашусь с вами, ваша светлость.

Услышав это, Алверон вскинул бровь.

— Вот так сразу? — он, кажется, был слегка разочарован. — А я-то думал, вы хоть что-нибудь возразите!

Я покачал головой, радуясь удобному случаю задать свою собственную тему.

— Меня уже несколько лет занимает один вопрос, и, думаю, я буду точить его еще несколько лет. Так что то, что вы говорите, представляется мне вполне верным.

— Да ну? — оживившись, переспросил он. — И какой же?

Я подумал было, не сказать ли ему правду. О поисках чандриан, о гибели моей труппы… Но нет, это было невозможно. Тайна по-прежнему сидела у меня в сердце, тяжкая, как гладкий булыжник. Это было слишком личное, чтобы рассказывать о нем такому проницательному человеку, как маэр. К тому же это выдало бы мое происхождение из эдема руэ, а я не хотел, чтобы об этом стало известно при дворе маэра. Маэр знал, что я не дворянин, но не подозревал, что я настолько низкого происхождения.

— Должно быть, это весомый вопрос, раз вы столько времени его взвешиваете! — сострил Алверон, видя, что я замялся. — Нет, расскажите, я настаиваю! На самом деле, предлагаю вам сделку: вопрос за вопрос. Быть может, мы поможем друг другу найти ответ.

На лучшее поощрение и надеяться не приходилось! Я еще чуть-чуть поразмыслил, тщательно подбирая слова.

— Где находятся амир?

— Кроваворукие амир… — задумчиво произнес про себя Алверон. И искоса взглянул на меня. — Я так понимаю, вас интересует не то, где покоятся их тела?

— Нет, ваша светлость, — серьезно ответил я.

Его лицо сделалось задумчивым.

— Интересно…

Я вздохнул с облегчением. Отчасти я ожидал, что он легковесно отмахнется и скажет, что амир не существует уже много веков. Но вместо этого он ответил:

— Знаете, я ведь много занимался амир, когда был моложе.

— В самом деле, ваша светлость? — переспросил я, удивляясь, как же мне повезло.

Он взглянул на меня, и чуть заметная улыбка коснулась его губ.

— Не так уж это удивительно. Мальчиком я хотел быть одним из амир.

Он выглядел несколько смущенным.

— Ведь не все истории о них мрачные, знаете ли. Они совершали великие деяния. Они делали тяжкий выбор, на который не решался никто, кроме них. Такое пугает людей, но я полагаю, что они были великими поборниками добра.

— Я и сам всегда так думал, — признался я. — Интересно, а какая была ваша любимая история?

— Про Атрейона, — ответил Алверон немного мечтательно. — Сколько лет я об этом не вспоминал… А ведь я, пожалуй, мог бы наизусть пересказать все восемь клятв Атрейона.

Он тряхнул головой и посмотрел на меня.

— А у вас?

— История Атрейона для меня, пожалуй, чересчур кровавая, — сознался я.

Алверона это, похоже, насмешило.

— Ну, недаром же их прозвали «кроваворукими»! — сказал он. — Татуировки киридов вряд ли были чисто декоративными.

— Это правда, — согласился я. — И все же я предпочитаю сэра Савиена.

— Ах, ну да, — кивнул он. — Вы же романтик.

Некоторое время мы шагали молча. Свернули за угол, миновали фонтан.

— Ребенком я был от них без ума, — сказал Алверон наконец, словно бы смущаясь. — Люди, за которыми стояла вся мощь церкви. И это во времена, когда за церковью стояла вся мощь Атура!

Он улыбнулся.

— Отважные, жестокие, не державшие ответа ни перед кем, кроме самих себя и Господа Бога.

— И других амир, — добавил я.

— И в конечном счете понтифика, — закончил он. — Полагаю, вы читали указ о роспуске ордена?

— Да.

Мы вышли к небольшому горбатому мостику из дерева и камня, остановились на середине моста и стали смотреть на воду и лебедей, медленно плывущих против течения.

— А знаете, что я обнаружил в юности? — сказал маэр.

Я покачал головой.

— Когда я перерос детские сказки об амир, я начал задумываться о некоторых вещах. Сколько всего было амир? Сколько из них были дворянами? Сколько всадников они могли выставить в бою?

Он слегка обернулся, проверяя мою реакцию.

— Я тогда жил в Фелтоне. У них там есть древний атуранский мендарий, в котором хранятся церковные архивы всего северного фаррела. Я рылся в их книгах целых два дня. И знаете, что я обнаружил?

— Ничего, — сказал я. — Вы ничего не нашли.

Алверон обернулся и посмотрел на меня. На его лице отражалось старательно сдерживаемое изумление.

— Я обнаружил то же самое в Университете, — сказал я. — Казалось, будто кто-то изъял сведения об амир из тамошних архивов. Не все, разумеется. Но подлинно надежных свидетельств там практически нет.

В умных серых глазах маэра оживали его собственные выводы.

— И кто же мог такое сделать? — осведомился он.

— У кого на это может быть больше причин, чем у самих амир? — сказал я. — А это означает, что они по-прежнему где-то существуют.

— И отсюда ваш вопрос, — Алверон пошел дальше, но уже медленнее. — Где находятся амир?

Мы миновали мостик и пошли по дорожке вдоль пруда. На лице маэра отражалась глубокая задумчивость.

— Хотите верьте, хотите нет, но та же самая мысль посетила меня после моих изысканий в мендарии, — сказал он мне. — Я подумал, что, возможно, амир сумели избежать суда. Ушли в подполье. Я подумал, что, возможно, амир существуют даже сейчас, много веков спустя, втайне действуя ради благой цели.

В груди у меня забурлило возбуждение.

— И что же вы выяснили? — жадно спросил я.

— Выяснил? — Алверон, похоже, был удивлен. — Ничего. В тот год умер мой отец, и я сделался маэром. Я отбросил все это, как мальчишеские забавы.

Он посмотрел на воду, на плавно скользящих лебедей.

— Однако если вы обнаружили то же самое на другом конце мира…

Он умолк.

— И пришел к тем же выводам, ваша светлость.

Алверон медленно кивнул.

— Меня тревожит существование столь серьезной тайны.

Он окинул взглядом сад и стены своей усадьбы.

— Да еще в моих собственных землях. Мне это не нравится.

Он снова обернулся ко мне, взгляд у него был пронзительный и ясный.

— Как вы предлагаете их разыскивать?

Я печально улыбнулся.

— Как вы уже заметили, ваша светлость, как я ни красноречив, как я ни образован, все равно я не аристократ и никогда им не буду. У меня нет ни связей, ни возможностей, чтобы исследовать этот вопрос так тщательно, как мне бы того хотелось. Однако с вашим именем, отворяющим двери, я мог бы исследовать многие частные библиотеки. Я получил бы доступ в архивы, к записям, слишком частным или слишком далеко запрятанным, чтобы их подчистить…

Алверон кивал, не сводя с меня глаз.

— Думаю, что я вас понял. Лично я бы дорого дал, чтобы узнать правду об этом деле.

До нас донесся смех и шаги приближающихся аристократов. Он отвел взгляд.

— Да, теперь благодаря вам у меня будет о чем подумать, — сказал он, понизив голос. — Обсудим это позднее, наедине.

— Когда вам будет удобно встретиться, ваша светлость?

Алверон посмотрел на меня долгим, задумчивым взглядом.

— Приходите в мои покои сегодня вечером. И, поскольку я не могу дать вам ответ, разрешите мне вместо этого предложить вам мой собственный вопрос.

— Вопросы я ценю не меньше ответов, ваша светлость.