Страхи мудреца. Книга 2

ГЛАВА 139 ЛАРЧИК БЕЗ ЗАМКА

Стейпс ввел Мелуан в комнату, мы с Алвероном встали. Она была одета в серое с сиреневым, и ее вьющиеся каштановые волосы были зачесаны назад, открывая стройную шею.

Следом за Мелуан двое пажей тащили деревянный сундук. Маэр взял жену под руку, в то время как Стейпс жестом велел пажам поставить сундук рядом с ее креслом. Затем дворецкий Алверона выпроводил пажей и заговорщицки подмигнул мне перед тем, как затворить за собой дверь.

Я остался стоять, развернулся к Мелуан и отвесил ей поклон.

— Рад случаю встретиться с вами снова… госпожа моя?

Я сделал из обращения вопрос, потому что не знал, как к ней обращаться. Прежде земли Лэклессов были графством, но это до бескровного мятежа, когда они еще владели Тинуэ. А ее брак с Алвероном еще сильнее усложнил дело: я не был уверен, существует ли женский вариант титула маэрсона.

Мелуан небрежно махнула рукой, давая понять, что это неважно.

— Между нами вполне достаточно будет и «сударыни», по крайней мере, когда мы не на людях. Я не нуждаюсь в церемониях с тем, кому я стольким обязана.

Она взяла за руку Алверона.

— Пожалуйста, садитесь, если вам угодно.

Я поклонился еще раз и сел, разглядывая сундук с напускным равнодушием. Сундук был величиной с большой барабан, из хорошо подогнанных березовых дощечек, окованных медью.

Я знал, что для начала полагается завязать вежливую светскую беседу, пока кто-нибудь из них не соизволит заговорить о сундуке. Однако любопытство взяло надо мной верх.

— Мне говорили, что вы принесете с собой вопрос. Должно быть, он весьма весомый, раз вы его так тщательно храните, — я кивнул на сундук.

Мелуан взглянула на Алверона и рассмеялась, как будто он удачно пошутил.

— Мой супруг предупреждал, что вы не из тех, кто согласится надолго оставить загадку в покое!

Я улыбнулся чуточку виновато.

— Такова уж моя натура, сударыня.

— Ну что ж, не стану заставлять вас бороться с собственной натурой! — улыбнулась она. — Не будете ли вы так любезны поставить его напротив меня?

Я сумел поднять сундук, не надорвавшись, но будь я поэтом, если он весил меньше пяти пудов.

Мелуан подалась вперед, склонившись над сундуком.

— Леранд рассказал мне о том, какую роль вы сыграли, соединив наши судьбы. Примите мою благодарность. Я считаю, что я перед вами в долгу.

Ее темно-карие глаза смотрели чрезвычайно серьезно.

— Однако я полагаю, что долг мой во многом уплачен тем, что я собираюсь вам показать. Я могу на пальцах пересчитать людей, которые это видели. И, невзирая на то, что я перед вами в долгу, мне бы и в голову не пришло вам это показывать, не поклянись мне мой супруг, что я могу рассчитывать на ваше молчание.

Она многозначительно взглянула на меня.

— Клянусь своей рукой, я никому не скажу о том, что видел, — заверил я ее, стараясь не выказывать своего энтузиазма.

Мелуан кивнула. И, вместо того чтобы достать ключ, как я думал, она надавила обеими руками на боковые стенки сундука, слегка сдвинув две дощечки. Что-то щелкнуло, и крышка слегка приподнялась.

«Ларчик без замка», — подумал я про себя.

Под крышкой обнаружился второй сундучок, поменьше и более плоский. Он был размером с хлебницу, и в плоской латунной пластине замка была замочная скважина, имевшая форму не замочной скважины, а круга. Мелуан что-то сняла с цепочки, висящей у нее на шее.

— Можно посмотреть? — спросил я.

Мелуан, похоже, удивилась.

— Прошу прощения?

— Этот ключ. Можно посмотреть на секундочку?

— Милость Господня! — вскричал Алверон. — Мы же еще не дошли до самого интересного! Я предлагаю вам тайну века, а вы уставились на обертку!

Мелуан протянула мне ключ, и я осмотрел его, быстро, но пристально.

— Я люблю раскрывать тайны слой за слоем, — объяснил я.

— Как луковицу? — фыркнул он.

— Как цветок! — возразил я и протянул ключ обратно Мелуан. — Благодарю вас.

Мелуан вставила ключ в замок и отперла внутренний ларчик, снова надела цепочку на шею, спрятала ее под одежду, оправила одежду и прическу, вернув себе безукоризненный внешний вид. Мне показалось, что на это ушло не меньше часа.

Наконец она протянула руку и что-то вынула из ларчика обеими руками. Держа это за поднятой крышкой, так чтобы мне было не видно, она посмотрела на меня и глубоко вздохнула.

— Это было… — начала она.

— Просто покажите ему, дорогая, — мягко перебил Алверон. — Мне любопытно знать, что он сам об этом подумает.

Он хмыкнул.

— К тому же боюсь, если мы заставим юношу ждать еще дольше, с ним сделается припадок.

Мелуан благоговейно вручила мне кусок темного дерева размером с толстую книгу. Я принял его обеими руками.

Ларец был неестественно тяжел для своих размеров, дерево на ощупь оказалось гладким, как полированный камень. Проведя по нему руками, я обнаружил, что стенки покрыты резьбой. Не настолько выпуклой, чтобы ее было видно глазом: мои пальцы еле чувствовали узор из неровностей. Погладив верх ларца, я обнаружил на нем такой же узор.

— Вы были правы, — тихо сказала Мелуан. — Он как ребенок со среднезимним подарком.

— А, вы еще не видели самого интересного, — ответил Алверон. — Погодите, пока он возьмется за дело. У юноши разум как кувалда.

— Как же он открывается? — спросил я. Я повернул ларец в руках и почувствовал, как внутри что-то сдвинулось. На ларце не было заметно ни петель, ни крышки, ни даже щели в том месте, где должна была открываться крышка. Он выглядел совершенно как сплошной кусок темного тяжелого дерева. Но я знал, что это должен быть ларец. Я это чувствовал! Он требовал, чтобы его открыли.

— Это нам неизвестно, — сказала Мелуан. Она хотела добавить что-то еще, но муж мягко остановил ее.

— А что внутри? — я снова наклонил ларец и почувствовал, как сместилось его содержимое.

— Это нам неизвестно, — повторила она.

Материал ларца был интересен сам по себе. Дерево, достаточно черное, чтобы быть роу, но при этом оно отливало темно-красным. Кроме того, эта древесина, похоже, была душистой. Она слабо пахла… непонятно чем. Знакомый запах, но я его никак не мог узнать. Я наклонился вплотную к ларцу и втянул в себя этот запах. Что-то вроде лимона… Безумно знакомый аромат.

— А что это за дерево?

Их молчание было достаточно красноречиво.

Я поднял голову и встретился с ними взглядом.

— Я смотрю, тут у вас и опереться практически не на что, а?

Я улыбнулся, чтобы смягчить свои слова, а то вдруг оскорбятся.

Алверон подался вперед.

— Согласитесь, — сказал он с плохо скрываемым возбуждением, — это замечательный вопрос! Вы уже прежде продемонстрировали мне свою смекалку.

Его глаза сверкнули серым.

— И что она вам подсказывает на этот раз?

— Это фамильное достояние, — небрежно сказал я. — Очень древнее…

— И насколько оно древнее, как вам кажется? — жадно перебил Алверон.

— Около трех тысяч лет, — сказал я. — Плюс-минус…

Мелуан застыла в изумлении.

— Я так понимаю, мои догадки близки к вашим?

Она безмолвно кивнула.

— Резьба, несомненно, стерлась за долгие годы использования…

— Резьба? — переспросил Алверон, подавшись вперед.

— Еле заметная, — сказал я, закрыв глаза. — Но я чувствую ее на ощупь.

— Я ничего подобного не почувствовал.

— Я тоже, — сказала Мелуан. Ее это, похоже, несколько задело.

— У меня чрезвычайно чувствительные руки, — честно сказал я. — Это необходимо для моей работы.

— Для магии? — спросила она. В ее голосе слышался старательно скрываемый оттенок детского благоговения.

— И для музыки тоже, — сказал я. — Вы позволите?

Она кивнула. Я взял ее руку в свою и приложил ее к крышке ларца.

— Вот. Чувствуете?

Она сосредоточенно нахмурила лоб.

— Может быть, чуть-чуть…

Она отвела руку.

— Вы уверены, что это резьба?

— Она слишком правильная, чтобы появиться случайно. Как такое может быть, что вы не заметили этого прежде? Неужели в ваших семейных летописях об этом ничего не говорится?

Мелуан была ошеломлена.

— Никому бы и в голову не пришло записывать что-то связанное с Ларцом Лоэкласов! Разве я не говорила, что это тайна из тайн?

— Покажите-ка, — сказал Алверон. Я положил его пальцы на рисунок. Он нахмурился.

— Ничего не чувствую. Должно быть, пальцы у меня слишком старые… Может, это надпись?

Я покачал головой.

— Это орнамент вроде арабесок. Но он не повторяется, он меняется…

Тут меня осенило.

— Должно быть, это иллийское узелковое письмо!

— Вы можете его прочесть? — спросил Алверон.

Я провел пальцами по ларцу.

— Я недостаточно знаю иллийский, чтобы прочесть самый простой узел, даже держа в руках веревку.

Я покачал головой.

— Кроме того, за три тысячи лет узелки наверняка изменились. Но я знаю нескольких людей в Университете, которые, возможно, могли бы это перевести.

Алверон взглянул на Мелуан, но та твердо покачала головой.

— С чужими я об этом говорить не стану.

Маэр, похоже, был разочарован ответом, но настаивать не стал. Вместо этого он снова обернулся ко мне.

— Позвольте задать вам ваши же собственные вопросы. Что это за дерево?

— Оно протянуло три тысячи лет, — принялся я рассуждать вслух. — Оно пустое внутри и тем не менее тяжелое. Значит, это должно быть медленно растущее дерево, хорнвуд или реннел. А его цвет и вес заставляют думать, что в нем содержится много металла, как в роу. Может быть, железа и меди…

Я пожал плечами.

— Это все, на что я способен.

— Что там внутри?

Я надолго задумался, прежде чем ответить.

— Нечто поменьше солонки… — начал я. Мелуан улыбнулась, но Алверон чуть заметно нахмурился, и я поспешно продолжал: — Оно металлическое, судя по тому, как смещается вес, когда я наклоняю ларец.

Я зажмурился и стал вслушиваться в приглушенный стук содержимого, перекатывающегося внутри ларца.

— Нет. Судя по весу, оно стеклянное либо каменное.

— Драгоценность, — сказал Алверон.

Я открыл глаза.

— Не обязательно. Теперь эта вещь, конечно, драгоценна благодаря своей древности и тому, что она столько времени хранилась в семье. Кроме того, она ценна тем, что с ней связана тайна. Но была ли она драгоценной изначально? — я пожал плечами. — Кто знает?

— Но под замок прячут обычно драгоценности, — заметил Алверон.

— Вот именно! — я поднял ларец, демонстрируя его гладкую поверхность. — А на этом ларце нет замка. На самом деле, возможно, его заперли таким образом нарочно. Возможно, там нечто опасное.

— Отчего вы так думаете? — с любопытством спросил Алверон.

— Но для чего столько хлопот? — возразила Мелуан. — Зачем хранить нечто опасное? Если вещь опасна, ее уничтожают.

И сама же ответила на свой вопрос, едва задав его:

— Разве что она не только опасна, но и драгоценна…

— Возможно, она слишком полезна, чтобы ее уничтожать, — предположил Алверон.

— Возможно, ее нельзя уничтожить, — сказал я.

— Последнее вернее всего, — сказал Алверон, еще сильнее подавшись вперед. — И как же он открывается?

Я долго смотрел на ларец, вертел его в руках, нажимал на стенки. Водил пальцем по узорам, нащупывая шов, незаметный глазу. Я встряхивал ларец, пробовал на вкус воздух рядом с ним, подносил его поближе к свету…

— Понятия не имею! — признался я.

Алверон несколько сник.

— Ну, полагаю, это было бы слишком хорошо… Быть может, тут не обошлось без магии?

Я замялся, не желая ему объяснять, что подобная магия бывает только в сказках.

— Если и да, я подобной магией не владею.

— А вам никогда не приходило в голову просто взять и распилить его? — спросил Алверон у жены.

На лице Мелуан отразился такой же ужас, какой испытал я от этого предложения.

— Ни за что! — сказала она, переведя дух. — Он же лежит в основании нашего рода! Я бы скорее засеяла солью все наши земли до последнего акра.

— И при том, какое это дерево твердое, — поспешно добавил я, — вы, скорее всего, уничтожите то, что находится внутри. Особенно если оно хрупкое.

— Это была просто идея! — заверил Алверон супругу.

— Крайне непродуманная! — резко заметила Мелуан, потом, похоже, пожалела о своих словах. — Простите, но сама мысль об этом…

Она не договорила, явно придя в замешательство.

Он погладил ее по руке.

— Я понимаю, дорогая. Вы правы, это было непродуманно.

— Ну что, можно, я его спрячу? — спросила у него Мелуан.

Я нехотя вернул ей ларец.

— Будь у него замок, я бы мог попытаться его вскрыть, но я понятия не имею, где тут петли и крышка…

«В ларчике без крышки и замка Лэклесс держит камни муженька», — пронеслась у меня в голове дурацкая детская песенка, и я еле сумел замаскировать смешок под кашель.

Алверон, похоже, ничего не заметил.

— Я, как всегда, полагаюсь на вашу осмотрительность.

Он поднялся на ноги.

— Увы, боюсь, я истратил большую часть нашего времени. Уверен, вас ждут другие дела. Давайте побеседуем об амир завтра? После второго колокола?

Я встал одновременно с маэром.

— Если ваша светлость позволит, у меня есть еще одно дело, требующее незамедлительного обсуждения.

Он серьезно посмотрел на меня.

— Я так понимаю, что дело важное?

— И весьма срочное, ваша светлость, — взволнованно сказал я. — С этим нельзя ждать больше ни дня. Я бы сказал об этом раньше, если бы мы могли остаться наедине и у нас было время.

— Хорошо.

Он снова сел.

— Что же у вас такое срочное?

— Леранд, — слегка укоризненно сказала Мелуан, — мы опаздываем! Хайанис ждет.

— Пусть подождет, — сказал он. — Квоут верно служил мне. Он ничего не делает без причины, и не прислушиваться к его словам — себе дороже.

— Вы мне льстите, ваша светлость. Но дело и впрямь серьезное.

Я взглянул на Мелуан.

— И довольно деликатное притом. Если вашей супруге угодно будет удалиться, это только к лучшему.

— Но если дело важное, может, мне стоит остаться? — лукаво осведомилась она.

Я вопросительно взглянул на маэра.

— Все, что вы хотите сказать мне, вы можете сказать также моей супруге, — ответил он.

Я заколебался. Мне срочно нужно было рассказать Алверону о фальшивых актерах. Я был уверен, что, если он услышит мою версию событий, я уж сумею представить их в наиболее выгодном для себя свете. А если до него сначала дойдут вести по официальным каналам, он, может, и не пожелает закрыть глаза на голые факты, что я самовольно убил девятерых путников.

Однако, несмотря на все обстоятельства, последнее, чего мне хотелось бы, это рассказывать мою историю при Мелуан. Это поневоле усложнит дело… Я решился попытаться еще раз:

— Это весьма мрачная история, ваша светлость…

Алверон покачал головой и слегка нахмурился.

— У нас нет тайн друг от друга.

Я подавил тяжкий вздох и достал из внутреннего кармана своего шаэда сложенный лист толстого пергамента.

— Это ведь письмо о покровительстве, дарованное вашей светлостью, не так ли?

Его серые глаза пробежали документ, на его лице отразилось легкое изумление.

— Да. Откуда оно у вас?

— Ах, Леранд! — воскликнула Мелуан. — Я знала, что вы дозволяете попрошайкам бродяжничать в ваших землях, но никогда не думала, что вы опуститесь до того, чтобы оказывать им покровительство!

— Всего нескольким труппам, — сказал он. — Этого требует мое положение. При любом уважающем себя дворе имеется хотя бы несколько актеров.

— При моем их нет, — твердо сказала Мелуан.

— Иметь собственную труппу очень удобно, — кротко возразил Алверон. — А иметь их несколько еще удобнее. Тогда можно подобрать подходящее развлечение для любого праздника, который устраиваешь. Как вы думаете, откуда я взял музыкантов, что играли на нашей свадьбе?

Видя, что лицо Мелуан не смягчилось, Алверон продолжал:

— Им не дозволено представлять ничего непристойного или богохульного, дорогая. Я весьма тщательно их контролирую. И можете быть уверены, ни один город в моих владениях не дозволит выступать у себя труппе, не имеющей письма о покровительстве от какого-нибудь вельможи.

Алверон снова обернулся ко мне.

— Это возвращает нас к делу, о котором мы говорили. Откуда у вас их письмо? Без него труппа, должно быть, бедствует.

Я колебался. Я не знал, как лучше подойти к делу в присутствии Мелуан. Я-то рассчитывал поговорить с маэром наедине…

— Они не бедствуют, ваша светлость. Они убиты.

Маэр не удивился.

— Так я и подумал. Печальная история, но что поделать, такое случается.

Глаза Мелуан сверкнули.

— Я бы дорого дала, чтобы такое случалось как можно чаще!

— Известно ли вам, кто это сделал? — спросил маэр.

— В определенном смысле — да, ваша светлость.

Он выжидательно поднял брови.

— Ну и?

— Это я.

— Что — вы?

Я вздохнул.

— Людей, у которых было это письмо, убил я, ваша светлость.

Он напрягся и вытянулся в своем кресле.

— Что?!

— Они похитили двух девушек из городка, через который проезжали.

Я помолчал, подбирая слова, чтобы не оскорбить слух Мелуан.

— Девушки были совсем юные, и эти люди дурно обошлись с ними.

Когда Мелуан это услышала, ее лицо, и без того суровое, сделалось холодным как лед. Но прежде, чем она успела что-нибудь сказать, Алверон спросил, словно не веря своим ушам:

— И вы взяли на себя смелость их убить? Целую труппу актеров, которым я выдал разрешение выступать?

Он потер лоб.

— Сколько их было?

— Девять.

— Боже милосердный…

— Я считаю, он поступил правильно! — с жаром воскликнула Мелуан. — Прошу вас, дайте ему пару десятков стражников, и пусть он поступит так со всеми бандами этих плутов-руэ, какие обнаружит в ваших землях!

— Дорогая моя, — сказал Алверон, и в его голосе послышались суровые нотки, — конечно, я дорожу вами куда больше, чем ими, но закон есть закон. Когда…

— Закон таков, каким его сделаете вы! — перебила она. — Этот человек оказал вам благородную услугу. Вам следует даровать ему земли и титул и ввести его в свой совет!

— Он убил девять моих подданных, — сурово возразил Алверон. — Когда люди начинают преступать закон, воцаряется безвластие. Если бы я услышал об этом мимоходом, я повесил бы его, как разбойника!

— Он убил девятерых насильников-руэ! Девять убийц, воров и плутов! На свете стало на девять руэ меньше, и этим он оказал услугу всем нам.

Мелуан взглянула на меня.

— Сударь, я считаю, что вы поступили как нельзя более правильно и достойно!

Ее неуместные похвалы лишь раздули пламя моего гнева.

— Там были не только мужчины, сударыня, — сказал я ей.

Услышав это, Мелуан слегка побледнела.

Алверон потер лицо ладонью.

— Великий Боже, сударь! Вы рубите наотмашь!

— Прошу прощения у вас обоих, но я должен также упомянуть, — серьезно добавил я, — что люди, которых я убил, не были эдема руэ. Это даже не были настоящие актеры.

Алверон устало покачал головой и хлопнул по письму, что лежало перед ним.

— Тут сказано иное. Это были эдема руэ и актеры.

— Ваша светлость, письмо было краденое. Люди, которых я встретил на дороге, перерезали труппу руэ и заняли их место.

Он с любопытством взглянул на меня.

— Вы как будто совершенно в этом уверены.

— Один из них сам сказал мне об этом, ваша светлость. Он признался, что они только притворялись труппой. Они выдавали себя за эдема руэ.

У Мелуан был такой вид, словно она не могла решить, смущена она этим известием или ей от него дурно.

— Но кто же станет выдавать себя за этих тварей?!

Алверон кивнул.

— Моя жена права, — сказал он. — Куда вернее, что они вам солгали. Кто бы на их месте не стал отрицать это? Кто по доброй воле признает себя одним из эдема руэ?

Услышав это, я густо покраснел: мне вдруг сделалось стыдно, что я все это время скрывал свое происхождение.

— Ваша светлость, я не сомневаюсь, что та, первая труппа была настоящими эдема руэ. Но люди, которых я убил, ими не были. Никто из руэ не поступил бы так, как они.

Глаза Мелуан яростно вспыхнули.

— Вы их не знаете!

Я встретился с ней глазами.

— Думаю, я знаю их достаточно хорошо, сударыня.

— Но зачем? — спросил Алверон. — Кто в здравом уме станет пытаться выдавать себя за эдема руэ?

— Ради удобства путешествия, — сказал я. — И ради защиты, которую дает ваше имя.

Он только плечами пожал.

— Должно быть, то были руэ, которые устали от честного труда и вместо этого взялись разбойничать.

— Нет, ваша светлость, — настаивал я. — Это не были эдема руэ.

Алверон укоризненно взглянул на меня.

— Ну что вы, право! Кто отличит шайку разбойников от шайки руэ?

— Они ничем не отличаются! — резко сказала Мелуан.

— Я отличу, ваша светлость! — с жаром возразил я. — Я сам эдема руэ.

Тишина. На лице Мелуан немой шок сменился неверием, потом яростью, потом отвращением. Она поднялась на ноги, на миг у нее сделался такой вид, как будто она вот-вот в меня плюнет, а потом она, напряженно вытянувшись, направилась к двери. Раздался стук и топот: ее личная стража вытянулась по стойке «смирно» и следом за ней направилась прочь из покоев маэра.

Алверон по-прежнему не сводил с меня глаз. Лицо его было суровым.

— Если это шутка, это дурная шутка.

— Это не шутка, ваша светлость, — сказал я, пытаясь взять себя в руки.

— И почему вы сочли нужным скрывать это от меня?

— Я не скрывал этого, ваша светлость. Вы сами не раз упоминали, что я далеко не благородного происхождения.

Он раздраженно стукнул ладонью по подлокотнику.

— Вы понимаете, что я имею в виду! Почему вы ни разу не упомянули, что вы из руэ?

— Полагаю, причины довольно очевидны, ваша светлость, — напряженно ответил я, стараясь, чтобы мои слова не звучали так, словно я бросаю их ему в лицо. — Имя эдема руэ чересчур крепко пахнет для многих благородных носов. Вот и ваша жена сочла, что духами этого не перешибешь.

— Моя супруга в прошлом имела неприятный опыт общения с руэ, — объяснил Алверон. — Вам не стоит об этом забывать.

— Я знаю про ее сестру. Про трагический позор их семьи. Сбежала из дома, влюбившись в актера. Какой ужас! — саркастически сказал я, весь ощетинясь от гнева. — Разум ее сестры делает честь их семье, а вот поступки госпожи вашей супруги — отнюдь! Кровь моего рождения стоит не меньше, чем кровь любого другого человека, и поболее, чем многих иных! А даже будь это не так, она не имеет права так обращаться со мной!

Алверон бросил на меня жесткий взгляд.

— Лично я полагаю, что она имеет право обращаться с вами, как ей угодно, — сказал он. — Ваше неожиданное объявление просто застигло ее врасплох. А учитывая, как она относится к вам, плутам, я полагаю, что она проявила недюжинную сдержанность.

— А мне кажется, что правда ей не по вкусу. Язык актера довел ее до постели куда быстрей, чем ее сестру!

Едва я это сказал, как тут же понял, что зашел чересчур далеко. И стиснул зубы, чтобы не наговорить чего-нибудь еще.

— Ну, довольно! — бросил Алверон холодно и сухо. Глаза у него сделались пустые и злые.

Я удалился со всем гневным достоинством, какое только нашел в себе. Не потому, что мне больше нечего было сказать, а потому, что, если бы я пробыл там секундой дольше, он вызвал бы стражу, а мне совершенно не хотелось удалиться оттуда под стражей.