Страхи мудреца. Книга 2

ГЛАВА 143 БЕСКРОВНЫЙ

По возвращении в Университет меня ожидал еще один, последний сюрприз.

Я пробыл здесь уже несколько дней, прежде чем вернулся к работе в артной. Я теперь уже не так отчаянно нуждался в деньгах, но я соскучился по работе. Все-таки есть что-то глубоко правильное в том, чтобы делать нечто своими руками. Настоящая артефакция — это все равно что песня, воплощенная в материи. Это акт творения.

И вот я отправился в хранение, решив начать с чего-нибудь попроще, поскольку давно не работал. Подойдя к окошку, я увидел знакомое лицо.

— Привет, Бэзил! — сказал я. — За что тебя загнали сюда на этот раз?

Он потупился.

— За неправильное обращение с реагентами, — буркнул он.

Я расхохотался.

— Ну, это не так страшно! Через оборот будешь свободен.

— Ага.

Он поднял голову и смущенно улыбнулся.

— Я слышал, что ты вернулся. За деньгами пришел?

Я мысленно перебирал все, что необходимо для изготовления жаропровода, но, услышав это, остановился.

— Прошу прощения?

Бэзил склонил голову набок.

— Ну, за твоими деньгами. За «бескровный».

Он взглянул на меня, и до него, видимо, дошло.

— Ах да! Ты же не знаешь…

Он отошел от окошка и тут же вернулся с предметом, который выглядел как восьмигранный фонарь, целиком сделанный из железа.

Эта вещь отличалась от изготовленного мной стрелохвата. Тот, который сделал я, был изготовлен с нуля, на скорую руку. А этот был гладенький и аккуратненький. Все подогнано на совесть, сверху тонкий слой прозрачного алхимического лака, защищающий устройство от дождя и ржавчины. Умно. Надо было это учесть в своем изначальном дизайне…

Несмотря на то что я отчасти был польщен тем, что мое изобретение кому-то настолько понравилось, что его скопировали, я все же испытал довольно сильное раздражение, видя, что этот стрелохват настолько вылизан, куда лучше моего, первоначального. Я обратил внимание на характерное единообразие деталей.

— Что, кто-то изготовил формы для отливки? — спросил я.

Бэзил кивнул.

— Ну да. Давным-давно! Два комплекта.

Он улыбнулся.

— Хитроумная штука, надо сказать. Я долго ломал голову, как же работает этот инерционный спусковой механизм. Но теперь, когда я понял…

Он постучал себя по лбу.

— Я сам две штуки изготовил. Хорошие деньги за то время, которое на них уходит. Гораздо лучше трюмных ламп!

Это заставило меня улыбнуться.

— Да все, что угодно, лучше, чем трюмные лампы! — сказал я, взяв стрелохват в руки. — Это твоя работа?

Он покачал головой.

— Мои ушли месяц тому назад. Они долго не залеживаются. Ты очень умно придумал, что назначил за них такую низкую цену.

Я повертел стрелохват в руках и увидел на металле надпись. Угловатые буквы были глубоко врезаны в металл, очевидно, они были частью формы. «Бескровный».

Я поднял голову и посмотрел на Бэзила. Он усмехнулся.

— Ты же уехал, не дав ему подходящего названия, — сказал он. — А потом Килвин подогнал схему под стандарты и внес ее в записи. Надо же было его как-то назвать, прежде чем выставить на продажу.

Бэзил перестал улыбаться.

— А это было как раз тогда, когда прошел слух, что ты погиб в море. И Килвин привел магистра Элодина…

— Чтобы дать вещи достойное имя, — сказал я, все еще вертя его в руках. — Ну да, конечно.

— Килвин немного поворчал, — сказал Бэзил. — Что это, мол, ерунда и показуха. Но название прижилось.

Он пожал плечами, наклонился, пошарил и достал конторскую книгу.

— Ну ладно, деньги-то забирать будешь? — он принялся листать страницы. — Сейчас, наверно, уже немало накопилось. Их многие делают.

Он отыскал нужную страницу и провел пальцем вдоль строки.

— Ага, вот. Пока что продано двадцать восемь…

— Бэзил, — перебил я, — я вообще не понимаю, о чем речь. Килвин же уже заплатил мне за первый, который я сделал.

Бэзил нахмурил лоб.

— Ну как же, комиссия! — сказал он. Потом, видя мой недоумевающий взгляд, пояснил: — Каждый раз, как хранение что-то продает, артная получает тридцать процентов комиссионных, а владелец схемы — десять.

— А я думал, хранение получает все сорок! — изумился я.

Он дернул плечом.

— Обычно — да. Старые-то схемы почти все принадлежат хранению. Многое изобретено уже давно. Но за новинки…

— А Манет мне этого не говорил, — сказал я.

Бэзил виновато поморщился.

— Старина Манет — просто рабочая лошадка, — вежливо сказал он. — Но не самый изобретательный человек. Сколько он уже здесь, лет тридцать? Не думаю, что он создал хотя бы одну новую схему.

Он полистал книгу, проглядывая страницы.

— У большинства настоящих артефакторов есть хоть одно изобретение, и они этим гордятся, даже если это что-то довольно бесполезное.

У меня в голове завертелись цифры.

— То есть это десять процентов с каждых восьми талантов… — пробормотал я, потом поднял глаза: — Это, получается, у меня там двадцать два таланта?

Бэзил кивнул, глядя в конторскую книгу.

— Двадцать два таланта четыре йоты, — сказал он, доставая карандаш и листок бумаги. — Тебе все сразу отдать?

Я ухмыльнулся.

Когда я отправился в Имре, кошелек у меня был такой тяжелый, что я опасался захромать. Я зашел к Анкеру и взял свой дорожный мешок, повесив его на другое плечо, для равновесия.

Я бродил по городу, лениво обходя все места, где прежде бывали мы с Денной, и гадал, где-то она сейчас.

Завершив свои ритуальные поиски, я отправился в переулок, где воняло тухлым салом, и поднялся по узкой лесенке. Я энергично постучался в двери Деви, выждал, постучался еще раз, громче.

Послышался звук отодвигаемого засова и отпираемого замка. Дверь приоткрылась, в щелочку на меня уставился бледно-голубой глаз. Я улыбнулся.

Дверь медленно распахнулась. Деви стояла в дверях и тупо смотрела на меня, уронив руки.

Я вопросительно приподнял бровь.

— Как? — спросил я. — А где остроумное приветствие?

— Я о делах через порог не разговариваю, — машинально ответила она. Голос у нее был абсолютно бесстрастный. — Заходи уж.

Я ждал, но она не освободила мне проход. Из комнаты у нее за спиной пахло корицей и медом.

— Деви, — спросил я, — с тобой все в порядке?

— Ты, это… — она умолкла, не сводя с меня глаз. Голос у нее был ровный и безжизненный. — Ты же вроде как умер.

— Я надеюсь всех разочаровать в этом, как и во многом другом, — сказал я.

— Я была уверена, что это все он, — продолжала Деви. — Баронство его отца зовется «Пиратскими островами». Я была уверена, что он это сделал потому, что мы подожгли его номер. Пожар-то устроила я, но он этого знать не мог. А видел он только тебя. Тебя да еще того сильдийца.

Деви подняла на меня глаза, щурясь от света. Эльфийское личико гелет всегда было светлокожим, но я впервые увидел, чтобы она побледнела.

— А ты возмужал, — сказала она. — Я почти забыла, какой ты высокий.

— А я почти забыл, какая ты хорошенькая, — сказал я. — Но тут уж я ничего не могу поделать.

Деви по-прежнему стояла в дверях, бледная, глядя на меня во все глаза. Я встревожился, подступил ближе и коснулся ее руки. Она не отстранилась, как я ожидал. Только посмотрела на мою ладонь.

— Ну а как же пошутить? — слегка поддел я. — Обычно ты куда острей на язык!

— Боюсь, мне сейчас не по силам состязаться с тобой в остроумии, — сказала она.

— Да я никогда и не думал, будто ты способна потягаться со мной в остроумии, — сказал я. — Просто, знаешь, хочется иногда поболтать о том о сем.

На губах Деви расцвела улыбка, и щеки чуть-чуть порозовели.

— Конский ты навоз! — воскликнула она.

— О, уже лучше! — обрадовался я и вытащил ее за дверь, на свет ясного осеннего денька. — Я так и знал, что для тебя не все потеряно.

Мы вдвоем дошли до ближайшего трактира, и благодаря полпиву и внушительному обеду Деви мало-помалу оправилась от шока из-за моего нежданного воскрешения. Вскоре она вновь стала самой собой, ядовитой и острой на язычок, и мы перекидывались шутками за кружками пряного сидра.

Потом мы вернулись в ее квартирку за лавкой мясника, и тут Деви обнаружила, что забыла запереть дверь.

— Тейлу милосердный! — воскликнула она, когда мы вошли, лихорадочно озираясь по сторонам. — Это впервые в жизни!

Осмотревшись, я увидел, что у нее дома мало что переменилось с тех пор, как я бывал тут в последний раз, разве что второй книжный шкаф был заполнен почти наполовину. Я принялся читать заглавия, пока Деви шарила по другим комнатам, чтобы удостовериться, что ничего не пропало.

— Хочешь что-нибудь позаимствовать? — спросила она, вернувшись в комнату.

— Вообще-то, — сказал я, — я принес кое-что для тебя.

Я положил свой дорожный мешок на ее стол и, порывшись, извлек плоский прямоугольный сверток, завернутый в клеенку и перевязанный бечевкой. Мешок я снял и положил на пол, а сверток подвинул к ней.

Деви недоверчиво подошла к столу, потом села и развернула сверток. Внутри оказался экземпляр «Целум Тинтур», который я спер из библиотеки Кавдикуса. Не то чтобы особая редкость, однако же полезное подспорье для алхимика, изгнанного из архивов. Хотя, разумеется, нельзя сказать, чтобы я особо разбирался в алхимии…

Деви посмотрела на него.

— И сколько это стоит?

Я рассмеялся.

— Это подарок.

Она, прищурившись, взглянула на меня.

— Если ты думаешь, будто за это я продлю тебе заем…

Я покачал головой.

— Просто я подумал, что тебе понравится, — сказал я. — Ну а заем…

Я достал кошелек и выложил на стол девять полновесных талантов.

— Ну и ну! — сказала Деви, слегка удивленная. — Я смотрю, кто-то съездил с пользой!

Она подняла голову и посмотрела на меня.

— Уверен, что не хочешь обождать до тех пор, пока уплатишь за обучение?

— А я уже, — сказал я.

Деви даже не попыталась взять деньги.

— Мне не хочется оставлять тебя без гроша в начале новой четверти.

Я подкинул на руке кошелек. Он полновесно звякнул — этот звон звучал почти как музыка.

Деви достала ключ, отперла нижний ящик стола и достала одно за другим: мою «Риторику и логику», мои талантовые дудочки, мою симпатическую лампу и кольцо Денны.

Она аккуратно сложила их на столе, но за деньгами тянуться не спешила.

— У тебя еще два месяца до тех пор, как истечет твой срок — год и один день, — сказала она. — Может, ты предпочтешь обождать?

Озадаченный, я посмотрел на деньги, лежащие на столе, потом окинул взглядом комнату Деви. Догадка распустилась в моей голове, точно цветок.

— Дело совсем не в деньгах, да? — спросил я, удивляясь, что мне потребовалось так много времени, чтобы сообразить.

Деви вопросительно склонила голову набок.

Я указал на книжные шкафы, на просторную кровать под бархатным балдахином, на саму Деви. Прежде я этого не замечал, но, хотя ее одежда не была особенно нарядной, покрой и ткань были не хуже, чем у любой аристократки.

— Деньги тут вообще ни при чем, — повторил я. Я посмотрел на книги. Ее собрание стоило никак не меньше пятисот талантов, если оно вообще чего-то стоило. — Ты используешь деньги как наживку. Ты ссужаешь их отчаявшимся людям, которые могут тебе чем-нибудь пригодиться, в надежде, что они не сумеют заплатить. На самом деле ты торгуешь услугами и связями.

Деви негромко хихикнула.

— Деньги — это тоже неплохо, — сказала она, блеснув глазами. — Однако в мире полно вещей, которые ни за какие деньги не купишь. Связи и обязательства стоят гораздо, гораздо дороже!

Я посмотрел на девять талантов, поблескивающие у нее на столе.

— И никакой минимальной ссуды у тебя нет, верно? — спросил я, заранее зная ответ. — Ты говорила это нарочно, чтобы я занимал у тебя все больше и больше. Ты надеялась, что я вырою себе слишком глубокую яму и рано или поздно не сумею расплатиться.

Деви широко улыбнулась.

— Добро пожаловать в игру! — сказала она и принялась собирать монеты. — Спасибо, что согласился сыграть со мной.