Страсть и судьба

ГЛАВА 8

В этот день за работой Сара размышляла о разговоре с Олимпией. Она думала о несчастьях, преследующих семью Фонтэнов в течение многих лет.

Неудивительно, что Дэмьен превратился в затворника. Ей казалось, что она страдает из-за гибели Брайана — и она, разумеется, действительно глубоко страдала. Но потерять всю семью — родителей, сестер, любимого брата, не говоря уже о жене и ребенке! Это выходило за пределы понимания. Значит, она даже еще не начала узнавать всей глубины мучений Дэмьена, но все-таки доставила ему минутную радость, восстановив портрет Винси. Сара почувствовала себя счастливой, из глаз хлынули слезы. Ей хотелось узнать Дэмьена ближе, у них ведь так много общего; они могут исцелить друг друга.

Уж не за этим ли переместили ее сюда? Уж не страдания ли свели их во времени? Эта мысль была подобна откровению; рука ее задрожала, и работу пришлось прервать.

В этот день Сара закончила реставрацию автопортрета. Отступив от мольберта, она критически осмотрела картину и осталась довольна. Ее мазки полностью копировали мазки Винси; его боль, его талант — все было в этих мазках. Теперь сырые места должны просохнуть; тогда через несколько недель, если она еще будет здесь, она заново покроет всю поверхность картины легким слоем лака.

Сара все еще восхищалась своей работой, когда в салон вошел Дэмьен. Каким-то образом она почувствовала его приближение еще до того, как услышала скрип половиц. Она повернулась к нему, улыбаясь и сияя, словно купаясь в волнах удовлетворения собственной работой. Он встал рядом с ней, и сердце ее забилось быстрее — так он был хорош в черном костюме и белой плоеной рубашке, с глазами, заблестевшими при взгляде на нее.

— Добрый день, Сара, — сказал Дэмьен.

— Добрый день, Дэмьен, — прошептала она.

Как странно, что между ними уже появилась близость, что они так быстро покончили с формальностями и стали называть друг друга по имени.

Он подошел ближе, внимательно глядя на портрет. Красивый рот его дрогнул.

— Вы все сделали превосходно, — сказал он прерывающимся голосом.

— Спасибо. Признаюсь, я и сама довольна.

Он оглядел комнату.

— Мне не терпится увидеть, как вы восстановите другие картины.

— Надеюсь, они получатся не хуже.

— Я в этом уверен, — сказал он с доброй улыбкой. — Вы талантливый человек, Сара.

— Еще раз спасибо.

— Ну что же, тогда… — он медленно повернулся, собираясь уходить.

— Дэмьен! — позвала она. Он обернулся.

— Да?

Увидев напряженное ожидание в его глазах, Сара глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

— Сегодня утром я говорила с вашей теткой, и она рассказала мне… рассказала кое-что об истории вашей семьи. Я просто хочу, чтобы вы знали, как я сочувствую вам.

— Благодарю вас, — ответил он чопорно, и по натянутому выражению его лица она поняла, что он подавлен. — У вас есть еще что-нибудь?

Она сделала еще шаг вперед и с трудом сглотнула.

— Прогну вас, не уходите, — тихо сказала она. — Останьтесь и расскажите мне о Винси.

Страшная боль появилась в его глазах, и его черты застыли, превратившись в непроницаемую маску.

— Это невозможно, — хрипло, сказал он и направился к двери.

— Прошу вас, — повторила она, заставив себя подойти к нему и тронув его за рукав. Она ощутила, что мышцы его напряглись от ее прикосновения, а когда он обернулся и посмотрел на нее, в его глазах появилась мука. О, он совершенно реален, подумала она, и так страдает!

Она окинула взглядом комнату. Ей было страшно и больно.

— Я только хочу понять его, — тихо сказала она.

Дэмьен вслед за ней обвел комнату мученическим взглядом, задержавшись на автопортрете. Его улыбка, его голос были исполнены доброты, когда он прошептал:

— Но вы уже поняли его.

В эту ночь у Сары на душе было неспокойно, и она никак не могла уснуть. Наконец она надела халат и опять пошла в салон еще раз посмотреть на живопись Винси при лунном свете.

Весь вечер ее мысли были заняты Дэмьеном и их коротким разговором. Она жаждет приблизиться к нему, а через него — к Винси. Всякий раз, когда она смотрит на работы Винси, она видит страдающую душу — и как же знакомо ей это страдание! Они видит его в себе; видит его в Дэмьене. Всякий раз в обществе Дэмьена она все сильнее убеждается, что ее присутствие здесь предопределено. Если бы только они могли поделиться своими страданиями!

Но Дэмьен, кажется, совершенно замкнулся в своем горе. При мысли о его ужасных одиноких мучениях слезы навернулись ей на глаза.

Вдруг мягкий голос сказал:

— Добрый вечер, Сара.

Она обернулась и увидела Дэмьена. Он стоял в дверях, и лунный свет обрисовывал его высокую прекрасную фигуру. Серебро омывало густые волнистые волосы, ртутный свет вспыхивал на атласной куртке и сверкал в глубоко сидящих глазах. Какое зрелище! Настоящий праздник для всех чувств, подумала она.

Ей не было стыдно стоять рядом с ним в халате и ночной рубашке. Ей казалось, что он ее старый друг, что она знает его всю жизнь.

— Добрый вечер, Дэмьен, — ответила она радостным шепотом.

Он долго смотрел на нее, и лицо его выражало смущение.

— Что вы делаете здесь так поздно? — спросил он.

Она вздохнула и окинула взглядом комнату.

— Изучаю живопись Винси, — ответила она, — странно, но я не могу от нее оторваться. Наверное, вы скажете, что я… — она осмелилась посмотреть на него и закончила тихо: — что я очарована.

И снова Дэмьен пристально посмотрел на нее, и ей показалось, что пространство между ними наэлектризовано.

— Да, я понимаю.

— Правда? — спросила она, улыбнувшись.

К удивлению Сары, Дэмьен подошел к ней и взял ее за руку; его пальцы были горячие, сильные, излучающие напряжение. От этого доверчивого дружеского жеста дрожь пробежала по ее телу, а его свежий мужской запах наполнял ее легкие, волнуя еще больше.

— Пойдемте, посидим у окна.

Она улыбнулась, тронутая и согретая его предложением — ведь это он сделал первый шаг к ней. А кресла у окна такие уютные и манящие, и сиденья омыты мягким лунным светом.

Но все же она опасалась таинственной преграды у наружных стен. Если сесть рядом с Дэмьеном у окна, не случиться ли с ней чего-нибудь?

Все эти беспокойные мысли промелькнули у нее в голове, но Дэмьен сжал ее руку, улыбнулся, и она растерялась. Она почему-то чувствовала, что его прикосновение защитит ее, что можно ему довериться и рискнуть. Она пошла с ним к окну и села, вздохнув с облегчением, — никакие бедствия не обрушились на них. Присутствие Дэмьена как будто отодвинуло наэлектризованное пространство, и теперь зловещая преграда начиналась по ту сторону стекла.

За окном покачивались деревья от ночного ветерка, на Сару и Дэмьена падал неясный серебристый свет, омывая их потоками призрачной красоты. Над мерцающей темной рекой пролетела сова.

Дэмьен долго не отпускал ее руку, и Сара ощущала, как через его прикосновение ей передается сила и исцеление. Каждый из них разделял боль, другого, просто сидя рядом, и Сара поняла, что в этом первом дуновении общности — залог приятия и исцеления.

Красивый лоб Дэмьена прорезала морщина: казалось, он погружен в размышления. Расскажет ли он ей о Винси? Может быть, хотя бы начнет? Она жаждет узнать об обоих братьях как можно больше. И Дэмьену, конечно, нужно поделиться с кем-то своими переживаниями, своей болью, и вместе с тем ясно, что откровенность необыкновенно трудна для этого необычного человека.

Наконец, он заговорил.

— Вы счастливы здесь, Сара?

Она улыбнулась. Вопрос удивил ее.

— Ну конечно.

— Я думал о том, как вам здесь живется, — медленно продолжал он, — должно быть, вам одиноко у нас? Я занят своей работой, в основном, а у тетки весь день расписан по часам.

Сара бросила взгляд на комнату.

— Мне нужно восстановить все картины. Этого достаточно. Видите ли, я художник и поэтому привыкла к уединенной жизни.

Он улыбнулся.

— Ах да, конечно. Значит, вы ничего не имеете против того, чтобы работать в уединении?

Она покачала головой.

— Напротив, — сказала она, — иногда само время может принести исцеление.

Он многозначительно кивнул.

— А что ваша семья? Вы по ней не скучаете?

Она насторожилась. Нужно ответить как можно честнее, но ничего при этом не выдавая.

— Да, скучаю.

— Вы из Атланты, не так ли?

Она кивнула. Приятно, что он запомнил.

— Расскажите о вашей семье.

Сара прикусила губу, обдумывая свои слова, И осторожно начала:

— Моя семья хорошо известна в Атланте и вполне состоятельна. В основном доход нам приносят железные дороги.

— А войну ваша семья пережила благополучно?

Ее подбородок напрягся, и она уставилась на холодное оконное стекло, вспомнив о другой войне, другом страданье.

— Сара? — мягко поторопил он.

Она обернулась, улыбнулась при виде тревоги в его глазах.

— Да, благополучно.

— Я рад.

Надолго воцарилось молчание. Ясно, что Дэмьен говорит обо всем, кроме того, что его на самом деле волнует. Наконец, он встал и сказал:

— Я, видимо, пойду.

— Так быстро? — разочарованно спросила она.

Он долго молчал, глядя на нее сверху вниз. Затем развел руками и сказал иронически:

— Говоря по правде, я не привык откровенничать с кем бы то ни было.

— Но вы, кажется, успешно сделали первый шаг.

— Да? — он опять смотрел на нее напряженно. — Знаете, Сара, у нас, видимо, много общего. Я хочу сказать, что хотел бы быть вашим другом.

Эти слова обрадовали Сару, и ее глаза засияли от счастья.

— Конечно, Дэмьен, я тоже хотела бы быть вашим другом. — И она добавила с тоской: — Вы еще придете навестить меня?

— А вам бы этого хотелось? — улыбнулся он.

— О да!

Дэмьен опять долго смотрел на нее, и его испытующий напряженный взгляд словно проникал ей в душу. Сара просто таяла под этим взглядом. Ей хотелось коснуться его, привлечь его к себе. Одно мгновение — упоительное, живительное мгновение — ей казалось, что он ее поцелует.

Но он просто кивнул.

— Доброй ночи, Сара.

Когда он повернулся, она схватила его за руку и посмотрела на него, вложив в этот взгляд всю свою душу.

— Прошу вас, останьтесь и расскажите мне о Винси.

И опять в нем что-то изменилось. Рука его напряглась, и он вырвал ее из рук Сары; лицо посуровело, глаза потемнели.

— Возможно. Со временем, — сказал он и ушел.

После его ухода Саре стало казаться, что весь этот разговор существует только в ее воображении. Но нет, Дэмьен действительно был здесь! Он держал ее за руку. Он сделал к ней первый шаг. Как ее растрогало, когда этот отшельник сказал, что хочет быть ее другом! Как ее восхитила его улыбка!

После стольких лет затворнической жизни Дэмьен, наконец, протянул руку другому человеку и заново стал учиться доверию. Ему страстно хотелось говорить о брате, но сегодня она получила хороший урок. Больше она не станет заставлять его откровенничать. Она будет говорить на всякие безопасные темы столько, сколько потребуется; она станет ему другом и будет терпеливо ждать, пока ему не захочется поделиться с ней своей болью.

Прошло несколько дней, Сара работала. Иногда она пила чай с Олимпией в саду, но мир за окнами дома по-прежнему пугал ее.

Она узнала, как протекает жизнь в Белль Фонтэне. Несколько раз в неделю Олимпия уезжала к обедне или по общественным делам, но Дэмьен покидал дом только для ежедневной прогулки верхом или иногда ездил в город по делам. За исключением дневных служанок Хэтти и Джейн, приезжавших четыре раза в неделю помогать Баптисте с большой уборкой, в Белль Фонтэне никто не бывал. У старшей, Хэтти, вроде был роман с конюхом Беном. Улучив свободную минутку, эта пара устраивалась рядышком на гнилом бревне. Сара иногда останавливалась у окна наверху, наблюдая, как они смеются и болтают, не обращая внимания на ветер и листья старого дуба, падающие вокруг. В такие минуты Сара ощущала еле уловимый запах осени, проникающий через кружевные занавески, и рвалась наружу. Но ее удерживал страх перед зловещей преградой.

Сара ничего не имела против своей уединенной жизни, потому что вечера стали ее утешением. По вечерам они беседовали с Дэмьеном у окна салона, и их фигуры заговорщиков купались в лунном свете. Часто снизу доносилась приятная музыка — Олимпия играла на фортепьяно, и горечь на время покидала их души.

Они ни о чем не договаривались — эти ежевечерние свидания начались сами собой. Они были совершенно невинными. Сара и Дэмьен только держались за руки и иногда обменивались страстными взглядами. Но в области чувств они сближались с каждым днем, между ними возникало напряженное влечение.

Несколько вечеров они говорили о чем угодно, только не о потерях Дэмьена. Они обсуждали живопись Винси и каждодневные успехи Сары. Они говорили о жизни Сары в Джорджии, и ей, в общем, удалось рассказать об этой жизни в подробностях, ничего не выдав. Дэмьен о своей жизни говорил мало, но их встречи становились все длиннее. Слова, которые они произносили, в основном были незначительными, но связь между ними росла с каждым прикосновением, каждым взглядом.

И вот, наконец, настал решающий вечер, когда они сидели рядом у окна, и Дэмьен сказал:

— Вы хотели узнать о Винси.

Этого мгновения Сара никогда не забудет. Прохладная комната была усыпана серебристыми тенями; призрачные тени плясали на темных картинах. Где-то вдали прокричала сова, ветка терлась о стену дома. Снизу доносились прекрасные грустные звуки «Последней розы лета».

При этих словах Дэмьена сердце у Сары замерло. А через мгновение бешено забилось. Быстро глянув на Дэмьена, она увидела у него в глазах боль и жажду — и еще неуверенность. Ее потрясло, что он наконец-то пошел на откровенность, наконец-то она дождалась, что ему захотелось поделиться с ней.

— Да, да, — отозвалась она радостно, — расскажите мне о Винси.

Дэмьен взглянул за окно, на лице его одновременно выразились и раздумье, и страданье.

— Винси был мне братом, — начал он, запинаясь, — он был мне другом. Кроме него, у меня никого не было.

— Я знаю, — прошептала Сара, сжимая его руку. — То есть, ваша тетка рассказала мне, как вы потеряли сестер и родителей.

Дэмьен кивнул.

— Мы были очень похожи, Винси и я. Мы думали одинаково. Иногда случалось, что мы были далеко друг от друга, но думали об одном и том же. — Он улыбнулся. — Однажды, когда мне было двенадцать лет, я попал в переделку. Пренебрегая пожеланиями отца, я сел на коня, с которым не мог справиться. Это был жеребец, горячий и норовистый, и в поле он меня сбросил. Но Винси знал, где в точности это случилось. И пришел мне помочь.

— Понимаю. — Действительно, между ней и Брайаном существовала такая же связь.

— У нас все время случалось что-нибудь подобное. Нам даже не нужно было разговаривать, мы понимали друг друга без слов. Мы были настоящими друзьями. Мы с ним знали хорошее время…

Дэмьен словно потерял дар речи. Он с трудом сглотнул и, часто моргая, уставился на какую-то незримую точку в пространстве. Сара коснулась его руки.

— Прошу вас, расскажите побольше. Расскажите о хорошем времени.

— Это было перед самой войной, — сказал он хрипло. На мгновение в его темных глазах мелькнула радость, и Сара поняла, что он перенесся мысленно в другое место. — Это были славные дни для Белль Фонтэна. Пикники, званые вечера, бесконечные поездки в гости, особенно летом, когда сахарный тростник не требует внимания. Мы с Винси часто ездили в Новый Орлеан. В оперу, на bals de societe[14]. — И он продолжал со странной интонацией: — Мы волочились за красивыми девушками и ездили на озеро. Мы заключали рискованные фрахтовые контракты на Миссисипи, и даже пару раз дрались на дуэлях. — Его рука сжала ее руку. — И вот началась война. Я женился на Люси Сен-Пьер, и после этого мы с Винси ушли на войну. И потом моя жена… моя Люси…

У Сары сжалось сердце при виде его страданий.

— Я знаю. Ваша тетя рассказала мне, как умерла Люси и ваш сын. Я так сочувствую вам, Дэмьен.

— Когда я потерял Винси, — продолжал он, задыхаясь, — я просто потерял возможность жить.

Она кивнула. Сердце ее было полно сострадания.

— Ваша тетя сказала, что его убили при Геттисберге. Вы не хотите об этом говорить?

Он покачала головой и сказал твердо:

— Я не могу, Сара.

— Но вы пишите о нем воспоминания? — мягко подтолкнула она.

— Да.

— Мне бы хотелось увидеть их как-нибудь.

Он поднял на нее глаза, лицо у него было несчастное, неуверенное.

— Да, возможно, когда-нибудь, но не сейчас — еще не сейчас.

— Я понимаю, — кивнула она, потом глубоко вздохнула и добавила: — Дело в том, что я тоже потеряла брата.

— Вы? — он посмотрел на нее сочувственным и одновременно чарующим взглядом. — Бедняжка.

Протянув руку, он коснулся ее подбородка кончиками пальцев, и Сара вздрогнула от удовольствия. И заговорила горестно:

— Я потеряла его… да, мой брат тоже убит в бою. Брайну было всего восемнадцать. Он мог стать скрипачом с мировым именем, но его забрали от нас так быстро, так жестоко. Он ничего не оставил после себя, в отличие от Винси. Все, что у меня есть, это кое-какие… — чуть не сказав «магнитофонные записи», она оборвала себя, помолчала и докончила: — кое-какие воспоминания.

— Я так вам сочувствую, — прошептал Дэмьен. Он погладил ее руку, и она почувствовала, что в этот момент между ними возникла особая связь.

Долго они сидели в молчании, и молчание сближало их. Потом Дэмьен спросил:

— Сара, зачем вы сюда приехали?

Она сразу же поняла его вопрос и ответила совершенно без всякого страха, честно глядя ему в глаза:

— Наверное, чтобы помочь вам. И может быть, себе.

— Сара!

Дэмьен наклонился и поцеловал ее поцелуем горячим и властным, поцелуем, в котором смешались нежность и жажда. У Сары закружилась голова; она страстно вернула ему поцелуй; в глазах у нее стояли слезы радости. Она ощущала губами его губы, и это было удивительно, это волновало и духовно, и физически. Когда его руки обхватили ее, она пришла в восторг, всхлипнула и прижалась к нему, чувствуя, что воскресает, а он шептал что-то успокаивающее, касаясь губами ее мокрой щеки. И тут она почувствовала, что зияющая рана в ее сердце затягивается.

— Какая вы красивая, — он откинулся назад и улыбнулся, любуясь ее лицом и волосами. — Как я рад, что вы здесь.

— И я рада, — прошептала она.

— Мы будем еще разговаривать.

— Да, Дэмьен, — отвечала она, сияя, — мы будем еще разговаривать.

Они вышли из комнаты, держась за руки, и неохотно простились в коридоре. Сара легла, сонно обняв подушку, припоминая каждую подробность разговора — блаженство, которое она испытывала от его голоса, его прикосновений, удивление его близостью, целительную силу его горячих губ. В их откровенности, поцелуях, в обещании неизведанных миров, которые они должны увидеть вдвоем, — во всем этом столько чувства!

Она влюблялась в этого измученного, страстного человека.

Дэмьен и Сара сближались с каждым днем. Казалось, что в тот вечер, когда они впервые были по-настоящему откровенны друг с другом, в обоих открылись шлюзы, и их чувства хлынули бурным потоком. Каждый вечер они сидели рядом у окна, держась за руки и изливая друг другу душу среди залитых лунным светом картин, а снизу постоянно доносилась игра Олимпии.

Дэмьен без конца говорил о Винси, Сара — о Брайане. Дэмьен рассказывал о том, как они с братом ездили в Европу, когда стали взрослыми, и как они ездили в Натчез объезжать диких лошадей. Она рассказывала о таланте Брайана, о его концертном дебюте. Она очень тщательно выбирала слова, чтобы не обнаружить, что она пришла из другого века. Когда Дэмьен спросил: «А Брайан погиб на войне?» — Она ответила только: «Да», потому что для каждого из них существовала только одна война.

Они говорили о хороших временах. Они держались на самом краю своих страданий. Исцеление можно было найти, только сострадая друг другу. И только сострадая можно создать глубокую и верную любовь. Дни шли, они касались друг друга и целовались все чаще, и эта физическая близость отражала их все углубляющуюся эмоциональную и духовную связь.

Хотя Дэмьен не возвращался к разговору о смерти Винси и Люси, Сара узнавала своего возлюбленного другими путями. Она разобралась в системе его ценностей, в его философии. Она узнала, что Дэмьен мыслит на удивление современно и практично, во многом так же, как она. Она обнаружила, что он никогда не был приверженцем рабства, что собирался освободить своих рабов, но началась война. Он воевал не потому, что защищал рабство, но потому что защищал Юг. Она обнаружила, что он верит в Бога, но отдалился от официальной религии, потеряв брата. Что он тоже чувствует себя неуместным в том времени, в котором ему довелось родиться.

Она обнаружила, что Дэмьен — истинный супруг ее души.

И Олимпия, и Баптиста, кажется, заметили дружбу, зародившуюся между Сарой и Дэмьеном. Сара никогда не спрашивала Дэмьена о Баптисте, но с облегчением отметила, что черная женщина больше не проскальзывает по ночам в его комнату. И обращение Баптисты с Сарой явно говорило о том, что она больше не любовница Дэмьена; она частенько адресовалась к Саре с нескрываемой враждебностью.

Неодобрение Олимпии выражалось более деликатно. Однажды, осенним свежим утром, они с Сарой пили чай в заднем дворике, и Олимпия хмуро сказала:

— Я замечаю, что вы подружились с моим племянником.

— Вот как, — сказала Сара с осторожностью.

— Да, пару раз я, проходя вечером мимо салона, слышала, как вы разговариваете.

Сара отхлебнула чай.

— Мы обсуждали работы Винси. Занимаясь такого рода реставрацией, необходимо понять художника.

— Ах, да, вы это уже говорили. — Олимпия поставила чашку. — Но почему-то мне кажется, что речь идет о гораздо большем.

Сара посмотрела Олимпии прямо в глаза.

— Дэмьен и я становимся друзьями, мисс Фонтэн. Разве вам не кажется, что вашему племяннику нужно с кем-то делиться своими мыслями и чувствами?

— Я не знаю. — Олимпия помрачнела. — Дэмьен действительно хотел, чтобы работы Винси были восстановлены, но иногда я думаю, не открыл ли он ящик Пандоры, привезя вас сюда и осуществив свои мечты?

У Сары одеревенела спина.

— Что вы имеете в виду?

Олимпия чуть вздернула подбородок и бросила на Сару холодный взгляд.

— Иногда лучше не воскрешать боль минувшего.

Некоторое время молодая женщина сидела и молча хмурилась.

— Мисс Фонтэн, я рискую противоречить вам, но разве не боль минувшего в первую очередь превратила Дэмьен в затворника?

Олимпия подалась вперед, ее карие глаза засверкали, когда она заговорила тихо и напряженно:

— Ах, да как же вы можете знать, что участь Дэмьена изменится к лучшему, если вытащить наружу его горести? Напротив, это может совсем свести его с ума.

Сара молчала. Слова Олимпии ее смутили. Не приведет ли откровенность Дэмьена к тому, что он полностью погрузится в себя?

Этого она не знает. Но на самом ли деле Олимпия Фонтэн хочет, чтобы состояние ее племянника улучшилось?

В этот вечер Дэмьен спросил ей:

— Не сходите ли вы со мной на могилу Винси, Сара?

Они сидели у окна, держа друг друга за руки. Вопрос застал Сару врасплох, и она кинула на Дэмьена быстрый вопросительный взгляд. Он ждал ответа, его темные глаза смотрели на нее с напряжением, и Сара поняла, что перелом произошел.

В последние дни Дэмьен рассказывал ей о своих отношениях с Винси, неизменно держась светлой стороны, то есть говорил о хороших временах, которые они пережили с братом. Неужели он готов оказать ей полное доверие и рассказать о темной стороне этой истории, поделиться с ней своим горем и болью?

— Вы оказали мне честь вашей просьбой, — ответила она, наконец.

— Я часто хожу туда отнести цветы. — Он смотрел в окно отсутствующим взглядом. — Брат похоронен к северу отсюда, неподалеку от реки, среди деревьев. Красивое место. — И он закончил хриплым голосом: — Люси тоже там похоронена… и мой сын.

— Дэмьен! — воскликнула она, и слезы хлынули у нее из глаз. Значит его жена и мертворожденный сын похоронены рядом с братом.

И вот, наконец, он решился разделить с ней все свои горести и печали. Но может ли она рискнуть и пойти с ним туда? Не случится ли с ней чего-нибудь за пределами дома? Кто знает. Она по-прежнему боялась внешнего мира и боялась рассказать Дэмьену, откуда она. Вдруг чары исчезнут, и ее вернут обратно, в тот мир, в котором она всегда ощущала свою чужеродность?

— Так что же? — Дэмьен провел пальцем по ее щеке. — Пойдете со мной?

В его словах, в его прикосновении была такая тоска! Она смотрела на него сквозь жгучие слезы. Отклонить предложение нельзя, оно ему слишком дорого досталось. Но ей нужно какое-то время, чтобы раскрыть тайну невидимой зловещей преграды. Она и сейчас чувствует угрозу, исходящую от оконного стекла. Конечно, Дэмьен ничего не подозревает, иначе он сказал бы об этом. Ему ничто не грозит, а ей?

— Можно, мы сделаем это через один-два дня? — осторожно спросила она. Заметив, что его глаза как будто заволокло, она погладила его по руке и быстро добавила: — Я очень хочу пойти с вами, но сейчас я заканчиваю «Уличную сценку в Старом Карре». Цвет очень сложный, и я не могу рисковать — терять светлое время дня, пока все не сделаю.

Дэмьен улыбнулся; кажется, объяснение его совершенно удовлетворило, и он посмотрел на картину, стоящую рядом на мольберте.

— Да, конечно, ведь это такая тонкая работа — восстановить «Уличную сценку». Пока вы не закончите, вам нельзя прерываться. Но потом вы пойдете со мной?

— Разумеется, Дэмьен, обязательно!

Тогда он притянул ее к себе и поцеловал. В последние дни его поцелуи изменились. Он становился более страстным, более требовательным. Вот и теперь он прижал ее к себе, а его губы властно завладели ее губами. Сара застонала, отдаваясь поцелую. Она дрожала, ее женская сердцевина ныла от желания. Сердце ее бешено билось. Она прижалась к Дэмьену, возвращая ему поцелуй с такой же страстью. Никогда еще никто не вызывал в ней таких чувств. А она думала, что просто не способна на это. И теперь жаждала слиться с ним физически так же тесно, как они слились духовно.

Спустя минуту они отпрянули друг от друга, чтобы перевести дыхание, и Дэмьен улыбнулся.

— Мне нравится, когда волосы у вас распущены, — прошептал он, вытаскивая шпильки из ее прически. Когда густые светлые волосы рассыпались по плечам, он пробежал пальцами по шелковистым локонам и тихо сказал: — Моя прекрасная Сара.

— Дэмьен! — тоже шепотом сказала она, дрожа от желания, от страха перед будущим, от страха потерять его. — Целуй меня, пока я не задохнусь.

Он поцеловал с такой силой и страстью, что, когда они, наконец, отпустили друг друга, на губах у них была кровь.

На следующее утро Сара ходила по салону взад-вперед, как зверь в клетке. Поскольку было холодновато, она оделась в длинное шерстяное платье и накинула светлую шаль. Каблуки ее высоких ботинок постукивали по натертому полу.

Вчера Дэмьен попросил ее пойти с ним на могилу. Он переступил через границы своей боли и протянул к ней руку. И она солгала ему, сказав, что сначала должна закончить картину.

Как же могла она отказать ему? Он стал супругом ее души. Ей придется найти способ выйти из дома. Может быть, тогда он поделится с ней своим горем. И, может быть, полюбит ее так же глубоко, как она любит его.

И все же она так боится внешнего мира! Там с ней непременно что-нибудь случится! И, конечно, она никогда не сможет объяснить этот страх Дэмьену, не рассказав ему, откуда она, а если она расскажет, он наверняка решит, что она сумасшедшая. И, может быть, от этого разрушатся чары, а эта мысль страшит ее не меньше, чём мысль выйти из безопасного дома.

Но убегать и дальше от своего страха она не может, иначе она причинит боль Дэмьену. Ей нужно выяснить, что это за странная невидимая преграда. Ей нужно пройти через входную дверь. Ей нужно сделать это одной, без Дэмьена. Нельзя рисковать у него на глазах.

Сара подождала немного, собираясь с силами, вышла из салона и медленно спустилась вниз. Нижний коридор был залит солнцем, светлые пятна лежали на дорожках, превращая их в лоскутные покрывала. Вокруг — никого, слава Богу.

Медленно подошла она к входной двери. Она почувствовала, что входит в вибрирующее пространство, но не остановилась.

Открывая дверь, она ощутила, что невидимые частицы бомбардируют ее с такой силой, как толчки в невидимой толпе. Какое-то поле толкало ее назад, угрожало ей, но его нужно преодолеть — ради Дэмьена. «Помоги мне», — повторяла она безмолвную молитву.

Сара с трудом преодолела дверной проем. Голова у нее закружилась, словно ее внезапно грубо встряхнули. Она оказалась внутри поля, ее завертело, а частицы энергии бомбардировали ее с такой силой, что она едва держалась на ногах. Вокруг мелькали цветные пятна, вселенная словно разверзлась у нее под ногами. Ей послышался чей-то крик, но она не поняла, она это кричит или кто-то еще.

А дальше она увидела, что стоит, прислонившись к тонкой колонне. Энергетическое поле исчезло, но голова все еще кружилась. Сара заморгала, чтобы прочистить глаза.

Первое, что она увидела, — что колонна серая и ветхая.

— О Боже! — закричала она, в ужасе глядя на серый заброшенный дом, который она покинула десять дней тому назад. — Этого не может быть! Этого просто не может быть!

Как безумная, бросилась она назад в дом. Там была только пустота и разруха; исчезла и вся обстановка, и люди.

— Нет! — кричала она в отчаянии и металась по комнатам. — Нет! Дэмьен! Умоляю!

Снова и снова пробегала она по комнатам, зовя Дэмьена надорванным голосом, ища каких-либо следов, каких-либо ключей от той жизни, которой она жила еще несколько мгновений назад. Ничего — кроме старинного платья, которое по-прежнему надето на ней.

Она села у входа в дом, на галерее, по лицу ее потекли слезы, она смотрела на лее перед домом, на том месте, где должно быть вспаханное поле.

— Дэмьен, — рыдала она, стуча кулаками по серым дверным косякам, — что случилось? Где ты? Я ничего не понимаю. Но мне так жаль… О как мне жаль!

Она вернулась в XX век. Дэмьен и все, что было для нее таким важным, исчезло.