Страсть и судьба

ГЛАВА 12

Кажется, никто не рад ее возвращению. Весь день Сара чувствовала себя чужой в мире, куда она вернулась. Олимпия держалась с ней прохладно, Дэмьен полностью игнорировал. Даже Баптиста не скрывала своей враждебности. Встретившись с ней в коридоре, негритянка пробормотала всего лишь: «Вот вы обратно», кинув на Сару темный обвиняющий взгляд.

Все ее отвергли, и Сара чувствовала себя опустошенной. Весь день она проработала в салоне, стараясь не думать о том, как ей одиноко и как больно. Они с Дэмьеном так сблизились, и теперь эта связь, еще не прочная, разорвана. Как может она объяснить ему, что не виновата, что не собиралась покидать его, если она боится даже открыть, откуда она?

В отчаянии она решила вернуться в настоящее и остаться там, но сначала нужно закончить реставрацию. К тому времени она будет знать наверняка, простил ее Дэмьен или нет. Если нет, она уйдет. Что это за жизнь, когда она может пребывать в мире Дэмьена, только не выходя за пределы дома?

Но хотя Сара все время задавала себе этот главный тревожный вопрос, она понимала, что будет тянуть время, что пожертвует всем, чтобы остаться здесь, если только Дэмьен ее простит.

Целый день она его не видела: он не выходил из кабинета. И ленч, и обед Сара и Олимпия провели в напряженном молчании. Даже Каспер бросил ее; он признал Олимпию, а она — его.

Вечером после обеда Сара пошла к себе. Она была безутешна. Надежды ее пробудил стук в дверь.

— Войдите, — сказала она, думая, что пришел Дэмьен позвать ее посидеть с ним в салоне.

Но она сникла, когда в комнату вошла Баптиста.

— Я приходить перетряхнуть постель, мамзель, — угрюмо сказала негритянка.

— Пожалуйста, — ответила Сара, сидевшая за туалетным столиком. Нужно расчесать волосы и ложиться, подумала она. Но как только она коснулась первой шпильки, сзади раздался крик Баптисты. Сара обернулась и увидела, что негритянка в ужасе уставилась на кровать, расширив глаза и быстро крестясь.

— Что там, Баптиста? — Сара встала.

Но та только пятилась, указывая дрожащим пальцем на кровать. Нахмурясь, Сара подошла ближе и увидела на белой простыне странный мешочек из красной фланели.

— Что за… — пробормотала она, протягивая руку к мешочку.

— Нет, мистрис, не трогайте! — закричала Баптиста.

— Но что это? — Сара обернулась, рука ее замерла в воздухе.

— Это гри-гри, — Баптиста судорожно глотнула.

— Гри-гри? — повторила Сара.

— Вуду, колдовство, — многозначительно добавила Баптиста. — Это зло.

— Ах, вот что, — сказала Сара, махнув рукой. — Ты веришь в эту чепуху? — Она взяла мешочек. — Выброси его.

Но Баптиста отпрянула, яростно мотая головой. С глазами, полными ужаса, она выскочила из комнаты.

Сара вздохнула, глядя на странный мешочек, завязанный кусочком тесьмы. Она поднесла его к лицу, подула, понюхала. Запах противный и острый. Никакого желания посмотреть на содержимое у нее не возникло.

Интересно, кто положил в ее кровать гри-гри? Она знала, что вуду связано с африканской племенной религией и не могла поверить, что одна из служанок — Хэтти или Джейн — положила эту гадость ей в постель.

Тогда виновата Баптиста. Она ревнует ее к Дэмьену. С тех пор как они с Дэмьеном стали друзьями, Сара не замечала никаких признаков, что его связь с негритянкой продолжается. Конечно, Баптиста не хочет, чтобы Сара жила здесь, и, скорее всего, решила прибегнуть к колдовству, чтобы испугать ее и тем от нее избавиться. Если так, то она только что прекрасно разыграла сценку, завершив свой план.

Что же, это не сработало. Сара не верит в вуду, и первое ее побуждение — выбросить этот дурно пахнущий амулет.

Держа его в руках, Сара спустилась вниз и подошла к задней двери. Там сидел Каспер, словно комок белого хлопка среди розоватой лужицы закатного света. Заметив Сару, он жалобно замяукал.

— Тебе нужно выйти, молодой человек?

Хотя Сара уже пришла к выводу, что в саду с котом ничего не случится, она все колебалась, выпускать ли его. Но он продолжал проситься. Ничего не поделаешь. Она открыла дверь, кот выскочил в сад. Она облегченно вздохнула — Каспер не исчез, растворившись в воздухе.

Она вышла постоять на веранде и видела, как Каспер шмыгнул в кусты. Потом примерилась и швырнула гри-гри через стену. Туда ему и дорога.

Тут поднялся ветер, холодный, пахнущий осенью, и низкое солнце омыло пышный сад золотым потоком.

Ночная птица подала голос. Как странно, что здесь, в стенах дворика, ей ничего не грозит, но выйти через переднюю дверь она не может, иначе ее вернут в настоящее.

Вскоре к ней подошел Каспер. Он проводил ее до спальни, потом свернулся клубочком в ногах кровати и стал вылизывать лапки и умывать мордочку. Сара улыбнулась — значит, он не окончательно променял ее на Олимпию.

— Что ты обо всем этом думаешь, молодой человек? — спросила она, почесывая у него за ушком. Но он только закрыл глаза и замурлыкал.

Скоро она уснула; спала она неспокойно, ей снилось, что тихий, еле слышный голос навязчиво повторял: Уходи, ты здесь чужая.

Среди ночи она проснулась, дрожа и обливаясь потом, несмотря на прохладу. За окном завывал ветер. Каспер исчез, она оказалась в полном одиночестве — таком полном, в каком никогда еще не оказывалась.

Уходи, ты здесь чужая.

Всю ночь эти слова звучали в ее снах.

На следующее утро она пила с Олимпией чай в саду. Утро было солнечное, похожее на зимнее; обе женщины оделись в шерстяные платья и вязаные шали. Олимпия держалась отчужденно, но вежливо, предлагая ей чай и печенье из рисовой муки.

Сара подозревала, что Олимпия по-прежнему возражает против ее присутствия в доме. Но Саре отчаянно хотелось поговорить с кем-то о том, почему Дэмьен не выходит из кабинета и не хочет ее видеть. Кто же лучше понимает Дэмьена, чем его тетка?

— Мисс Фонтэн, — начала несмело Сара, поставив чашку, — меня беспокоит Дэмьен. С тех пор, как я вернулась, он сидит безвылазно в своем кабинете.

— А вы вспомните, как вы себя вели, — напомнила Олимпия.

Сара с трудом подавила желание скрипнуть зубами.

— Я еще раз прошу прощения. Но сейчас речь идет о вашем племяннике.

Вздохнув, Олимпия помешала чай.

— Боюсь, что у Дэмьена такой характер. С тех пор, как кончилась война, его снедает мысль написать воспоминания о Винси. Он сидит в своем кабинете целыми днями, а иногда и ночами.

Сара помрачнела.

— Мне бы только хотелось понять, как можно облегчить его горе, как положить конец его погруженности в самого себя.

— Никак, — отрезала Олимпия. — Дэмьен живет так, как хочет.

— Вы уверены, что он хочет жить именно так? — возразила Сара. — Знаете, я тоже потеряла брата — мы с Дэмьеном говорили об этом — и я просто не могу поверить, что он предпочитает прятаться всю жизнь за своей болью. Он, разумеется, не может не хотеть найти выход. Одному Богу известно, как я сама пыталась во всем разобраться.

Сара замолчала, осознав, что открыла Олимпии гораздо больше, чем собиралась, возможно потому, что была в отчаянье от разлуки с Дэмьеном. Теперь Олимпия уставилась на нее и с подозрением, и с неудовольствием одновременно. Спустя мгновение старая дева подалась вперед и сказала очень серьезно:

— Моя дорогая, я заметила, что вы и Дэмьен много времени проводили вместе. Полагаю, это совершенно естественно, раз вам нужно разобраться в характере Винси, чтобы восстановить его картины должным образом. Но я также подозреваю, что вы неверно истолковали доброту моего племянника, что вы увлеклись им.

Сара вздернула подбородок.

— Не буду отрицать этого.

— Моя дорогая, боюсь, вы совершили ужасную ошибку, — Олимпия издала нечто вроде кудахтанья, откинувшись на спинку стула. — Вы должны узнать одну вещь о Дэмьене.

— Да? — Сара вся напряглась, обратившись в слух.

— Дэмьен никогда больше не полюбит, — сказала Олимпия прочувствованно. — Способность любить разрушена в нем во время войны. Поэтому, я надеюсь, вы решите ради вашей же пользы как можно скорее закончить работу и вернуться в Новый Орлеан.

Эти слова обескуражили Сару, подтвердив ее худшие опасения.

— Спасибо за совет, — сказала она вежливо, — а теперь я прошу прощения…

И она бросилась в дом, где ей ничто не грозит.

Вечером, закончив работу, она вернулась к себе и обнаружила, что у нее на туалетном столике горит черная свеча, отлитая в виде женской фигуры и, очевидно, символизирующая ее самое. Внизу, под пылающей статуэткой, красновато-коричневым порошком было написано: «Уходи».

Сара замерла. Тихонько выругавшись, она приложила палец к порошку и понюхала его. Узнав сразу же смесь из охры, окиси железа и грунтовки, которые она использовала как пигменты, Сара нахмурилась.

Она задула свечу, недоумевая, кто это пытается ее терроризировать этими колдовскими амулетами. Взяв свечу, она подошла к открытому окну и, стоя на безопасном расстоянии, выбросила эту гнусную штуку в щель между раздвинутыми кружевными занавесками.

Она заходила по комнате, обеспокоенная и помрачневшая. Значит, в доме живет кто-то злонамеренный, кому не угодно ее присутствие. Это странно, ведь в доме она привыкла чувствовать себя в безопасности. Кто же теперь этой безопасности угрожает?

Хотя Баптиста и показалась ей поначалу виноватой, теперь Сара поняла, что это кто-то другой кладет амулеты в ее комнату, чтобы бросить подозрение на негритянку. Может быть, Олимпия? Или сам Дэмьен? Это предположение было таким обескураживающим, что Сара тут же его отбросила. Как бы ни гневался Дэмьен на нее, невозможно представить себе, что он прибегает к таким жестоким и коварным методам.

Нужно было ложиться, а Сара так и не нашла разгадки. Она опять заснула с трудом, спала тревожно, и опять услышала тихий зловещий голос, повторяющий: Уходи, ты здесь чужая.

Наконец Сара встала, накинула халат и пошла в салон. Дрожа от холода, она смотрела на кресла у окна, где они с Дэмьеном провели столько чудесных вечеров. Ее сердце сжималось от мучительной тоски. «Дэмьен, — шептала она, — что случилось? Почему ты не разговариваешь со мной? Почему избегаешь меня?»

Она повернулась и увидела Дэмьена. Он стоял чуть наискосок от нее, весь в черном, и пристально смотрел на нее своими прекрасными глазами. Ее сердце запело от радости.

— Дэмьен, вы простили меня, наконец? — Она словно перелетела через всю комнату в его объятья.

Она лихорадочно целовала его и задрожала от радости, когда он притянул ее к себе. Все ее нервы пришли в возбуждение, когда он, застонав, поцеловал ее со страстью, не уступающей ее собственной.

Потом она прижалась щекой к его рубашке, впитывая его запах и вслушиваясь в успокаивающее биение его сердца. Она была в восторге. Она опять в его объятиях!

— Дэмьен, как я скучала по тебе, — сказала она срывающимся голосом, — пожалуйста, не отдаляйся больше от меня.

Откинувшись назад, он вытер слезу на ее щеке.

— Ты собираешься опять вернуться туда? — обеспокоенно спросил он.

Сара часто заморгала. Она не сразу поняла его вопрос, потому что была охвачена радостью.

— Ты понял, — прошептала она, осознав все, — ты понял, что я пришла сюда из другого времени?

Он кивнул, соглашаясь.

— Я всегда подозревал, что в твоем пребывании здесь есть что-то эфемерное.

— А теперь?

— Когда ты исчезла, я говорил с тетей Олимпией. Она рассказала о странной одежде, в которой ты появилась у нас. Я пошел в твою комнату и нашел эту одежду. — Он в недоумении покачал головой. — Твоя одежда и эти странные карманные часы — они ведь не из нашего времени, да?

— Нет, не из нашего.

— Значит, они из будущего?

— Да, — кивнула она изумленно, — да. Не могу поверить, что ты, в самом деле, понял это.

— Я, действительно, сначала сомневался. Я без конца размышлял о твоем внезапном исчезновении и о необыкновенных вещах, которые ты здесь оставила. И хотя это невероятно, все-таки единственное осмысленное объяснение — это то, что ты пришла сюда из другого века и что, когда ты исчезла, ты вернулась в свой мир.

Сара все еще не могла опомниться от изумления.

— Значит, ты веришь в путешествия во времени?

— Мы с Винси, — вздохнул он, — часто обсуждали вероятность таких путешествий.

— Неужели!

— Да. — Легкая ироническая улыбка появилась на его губах. — Видишь ли, я не всегда жил отшельником. Когда-то мы с Винси поездили по континенту на скорых поездах и пересекли океан на новом быстроходном пароходе. Мы видели фантастические современные фабрики на востоке Англии. — Его голос зазвучал задумчиво. — Очень давно, еще перед войной, как-то мы с Винси всю ночь проговорили с молодым лоцманом на Миссисипи. У этого человека был могучий интеллект и острый ум. Он говорил об огромных шагах, сделанных человечеством, и о том, что когда-нибудь человек преодолеет пространство и даже время.

Услышав это, Сара похолодела.

— А как звали этого человека?

— Сэм… Сэмуэль и еще как-то, — пожал плечами Дэмьен.

— Ты встретился с Марком Твеном? — вскричала Сара.

— Ты говоришь о писателе Твене? — нахмурился он. — Забавно, я видел пару его книг перед самой войной, но никогда не связывал его с тем человеком, который встретился нам с Винси.

— Удивительно, — покачала головой Сара. — Ты удивителен! Значит, ты понял, что я переместилась во времени.

— Достаточно сказать, что я понял, что ты не просто ускользнула в Новый Орлеан ухаживать за больной подругой.

— Так вот почему ты был так рассержен, когда я вернулась!

Тень омрачила его взгляд.

— Да. Я ведь знал, что ты лжешь.

— Но ты не так понял, — сказала она умоляюще, — я не хотела лгать — в сущности, я и не лгала, — но я так боялась, что если расскажу тебе правду, то ты примешь меня за сумасшедшую. Что я разрушу чары, и меня вернут в настоящее, что я потеряю тебя навсегда.

Он снова привлек ее к себе. Она ощущала на своем лице его горячее дыхание; он провел рукой по её волосам.

— Ты не потеряешь меня, и я не считаю тебя сумасшедшей. Мне еще не все ясно, но я не сомневаюсь, что ты пришла из будущего. Думаю, что тому есть причина — как есть причина, почему ты вернулась обратно. Больше я тебе не дам ускользнуть. Ты слишком нужна мне.

— Ты тоже нужен мне, Дэмьен!

Он взял ее лицо руками.

— Прости мой гнев, дорогая. Знаю, что я вел себя грубо, отгородившись от тебя, но ты должна понять, что мне нелегко поверить человеку…

— Я понимаю, — прервала его Сара, поднимая на него глаза, полные слез и любви. — Понимаю, потому что чувствую твою боль, твою тоску. Теперь я осознаю, что меня перенесли во времени твои страдания. У нас так много общего, так много возможностей помогать друг другу.

— Это я понимаю, любовь моя.

Дэмьен поцеловал ее, и долгий страстный поцелуй пробудил в ней жажду. Прижавшись к нему, она вернула поцелуй, обретая в его объятиях любовь, радость и поддержку.

Глубокая мучительная рана в ее душе заживала. Она беззвучно вздохнула.

— Ты знаешь, как я счастлива обрести тебя снова. Я думала, что потеряла тебя навсегда. Твоя тетка сказала…

— Что она сказала? — Он отодвинулся от нее и помрачнел.

— Она сказала, что во время войны ты утратил всякую способность любить.

Дэмьен тяжело вздохнул, отпустил ее и подошел к окну. Он стоял к ней спиной — темная, внушительная фигура, залитая лунным светом.

— Ах, иногда я думаю, что тетка права. Во мне что-то сломалось, и я не уверен, можно ли это исправить. — Он повернулся к ней с грустной улыбкой: правильные черты его лица казались серебряным рельефом. — Я не знаю, что могу предложить тебе — еще и поэтому я отстранился от тебя.

— О нет! — воскликнула она, — пожалуйста, не нужно сомневаться в себе. Я уверена, что ты можешь дать мне все, что мне нужно. Я знаю, что мы можем обрести и великий покой, и исцеление, и любовь, если будем вместе. Вот только одно… — Она запнулась, слегка похолодев от страха. — Нам столько нужно преодолеть.

— Знаю, — кивнул он. — Моя прекрасная, отважная Сара. Ты слишком много несла на своих плечах — и слишком долго. — Он протянул к ней руку. — Иди сюда, посидим у окна, любимая.

— О да! — она бросилась к нему и взяла его за руку. Сев у окна, он нежно поцеловал ее, а их яркая звезда озаряла своими лучами это счастливое воссоединение разлученных и вновь встретившихся душ.

Дэмьен погладил ее волосы, освещенные лунным светом, и прошептал:

— Скажи, дорогая, как ты попала сюда и как вернулась?

Сара закусила губу, вспомнив, что она всегда чувствовала — говорить Дэмьену об этом нельзя, иначе она рискует разрушить чары. Она с сомнением посмотрела на него.

— Дэмьен, я боюсь.

— Со мной тебе ничего не грозит, — он сжал ее руку.

Она прерывисто вздохнула.

— Если ты так уверен…

— Уверен. — Дэмьен улыбнулся. — Расскажи мне о своем мире, любимая.