Ступени к чуду

Персонажи для ненаписанного рассказа Рассказ

Часы начали отсчитывать новые сутки, но я пока не ощущал их прихода. Вчерашний вечер еще длился для меня или, иначе сказать, я все еще оставался в нем. Он смотрел на меня с зубчатых лепестков белой гвоздики, и у него были глаза той случайной девушки, которая мне ее на бегу протянула. Время от времени я подносил цветок к лицу, вдыхал его сладковатый запах и по привычке думал о том, с чем бы его сравнить. Ничего особенного в голову не приходило. Ну, скажем: «так пахнут ее волосы…»

В троллейбусе (наверное, последнем — тоже из того, вчерашнего дня) ехали, кроме меня, еще несколько пассажиров. Один из них, уйдя с головой в поднятый воротник своего пальто, однообразно поклевывал носом. Каждый раз, когда троллейбус подбрасывало на выбоинах, спящий вздрагивал, на мгновение просыпался и испуганно приникал к темному окну, но видел в нем лишь свое отражение.

На заднем сиденье пристроилась молодая парочка. Парень и девчонка прижимались друг к другу так тесно, точно боялись, что если между ними останется хоть щелочка пустого пространства, она их разлучит навсегда. Он и она. Она и он. Тут следовало бы написать слитно: ОНАИОН. Казалось, они забыли о времени и время забыло о них.

С другой стороны сидела женщина. Одна. Лицо ее было повернуто к окну, нижняя губа напряженно прикушена. Я увидел, как она провела пальцем по щеке за очками. Не сразу я понял, что она плачет.

«Он подошел к женщине и сел рядом.

— Извините, — сказал он, чтобы что-нибудь сказать.

Совсем еще не старая, подумал он.

— Разрешите подарить вам эту гвоздику. Не подумайте, я просто так…

(Ах, глупо!)

Женщина взглянула растерянно и смущенно, но, пока она размышляла, ее пальцы сами потянулись к цветку.

— Спасибо, — чуть хрипловато ответила она и опять отвернулась к окну, словно спеша вернуться к своим мыслям. — Мне редко дарят цветы.

(Она тоже еще живет во вчера.)

— Из дому ушла, — неожиданно откровенно сказала женщина, не поворачиваясь к нему. — Вообще-то он ничего… почти десять лет прожили. И дочка есть. Если б только не пил…

Опять у нее задрожал подбородок.

Ему стало неловко: зачем было тревожить человека? Мало у нее своих забот?

Она плакала. Краска расплылась за очками, и то, что она прятала под косметикой — следы пережитого, тревог и волнений, — отчетливо выступило на ее лице.

— Не обижайтесь, — сказала она, вытирая пальцем темные разводы, — но это просто смешно: ваш цветок, последний троллейбус… прямо как в кино.

В уголках ее заплаканных глаз ожила на мгновение улыбка…»

— Садовая! — объявил водитель. — Троллейбус следует в парк.

Узкие дверцы, похожие на ставни, со скрежетом сложились вдвое. В троллейбус заглянул прямоугольник ночи.

ОНАИОН поднялись, нехотя разделились и канули в темноту.

Мы остались втроем — спящий мужчина, женщина и я — три островка одного зыбкого архипелага.

Я по-прежнему вертел в пальцах белую гвоздику. Все, что могло совершиться и не совершилось, теперь прокручивалось в обратном порядке: «прямо как в кино… ваш цветок… дочка… ушла… разрешите подарить вам…»

Нет, ничего этого быть не могло. Плохой рассказ.

И я снова посмотрел туда, где сидела женщина, окутанная одиночеством…

«Он подошел к женщине, но сесть не посмел.

— Извините, я могу чем-нибудь вам помочь?

Она, сухо:

— Не можете.

— И все-таки?..

Она, враждебно:

— …

— Смотрите, какой цветок…

Ее губы насмешливо сжались.

— Хоть бы что-нибудь новое придумали! — она отвернулась к окну и дальше говорила, глядя в темноту за стеклом: — Все одинаковые. Начинаете с красивых слов, а кончается…

— Поверьте, я не…

— Мы и так слишком много вам верим. Забываем обо всем на свете…

Слова, слетавшие с ее губ, ударялись в стекло и падали, как падает, случается, залетевшая в комнату синичка, обманутая прозрачной синевой окна.

— Не вы — мы сами себя обманываем, — с горькой окончательностью заключила она. — И вы такой же, как все. А может быть…»

— Строительная! Машина следует…

Дремавший мужчина резко поднялся и, качаясь, двинулся к открытой двери.

Еще одним островком стало меньше в разливавшемся половодье ночи.

Следующая остановка была моя. Неужели я так и буду сидеть с гвоздикой в руках и прислушиваться к голосам собственного воображения, втягивающим меня в странные игры. К чему эта придуманная жизнь, когда настоящая — вот она, рядом?! Почему я сам (не «он», а я) не подойду к ней, не спрошу, что у нее стряслось, не попытаюсь помочь?

Подняв голову, я посмотрел на женщину. Наши взгляды встретились. Она, кажется, уже успокоилась. Слегка пожала плечами, словно извиняясь передо мной за недавние слезы, и вынула из сумочки пудреницу.

Ну вот, убеждал я себя, ничего страшного. У женщин так часто бывает: настроения, капризы…

Я стоял один посреди ночи. Изнутри освещенный троллейбус с укоризненным завыванием уносился от меня в темноту.

ОНАИОН. Мужчина. Женщина. Островки. Необратимость. Где они? Все исчезло, осталось во вчера, а я не захотел или не смог этого сохранить.

И сегодня еще не наступило.