Свет твоих глаз (СИ)

37. Эдуард. Избавление

Девчонки прощались долго и трогательно. Я стоял рядом с Никой, старательно улыбаясь ее подруге, и уверял, что в моем доме Тамара ― всегда желанная гостья. Тимофей злился, шипел рассерженным змеем, что у дорогой Томочки и без того есть, где остановиться. А я вспоминал, как изводил меня первые недели после появления Ники мой младший братец, и чувствовал себя немножечко, самую малость отомщенным.

Наконец, дверь за Томой и Тимом закрылась. Мы с помощницей остались вдвоем. И я тут же сделал то, о чем мечтал с самого пробуждения: поймал Нику, прижал к себе, как мог ― висящая поперек груди рука в гипсе порядком-таки мешала обниматься ― и потянулся к ее лицу с поцелуем. Медленно, осторожно. Пусть мы провели вместе ночь, точнее, утро, но я пока не был уверен, что Ника не передумает, не оттолкнет.

Ника положила ладошки мне на плечи, привстала на носочки ― подалась навстречу. Меня окатило волной тепла ― от затылка и до самого копчика. Губы сами собой расползлись в счастливой улыбке. Оказывается, целоваться и одновременно улыбаться ― тоже можно!

― Идем на диван? ― зацеловав помощницу до радужных пятен в глазах, я прервался, чтобы перевести дыхание, и сообразил, что сидя ласкать женщину всяко проще, особенно когда в твоем распоряжении только одна рука.

Ника не возражала. Мы устроились на широченном диване, включили повтор новогоднего концерта. Я закинул загипсованную руку на спинку дивана так, что мог кончиками пальцев поглаживать плечо и шею своей помощницы. Она прижалась щекой к моему плечу. Я повернул голову. Мы снова поцеловались, и я понял, что уже не выпущу Нику из своих объятий, пока мы не повторим все, что было между нами ночью, и не попробуем чего-то нового…

В результате оторвались мы друг от друга, только когда пришло время выгуливать Найджела.

― Ох! Я ужин не приготовила! ― расстроилась Вероника.

― Закажи, ― я пожал плечами.

― И то верно…

Ужин нам доставили как раз к тому времени, когда мы вернулись с прогулки.

Ника накрыла на стол, попыталась сесть напротив меня, но я не позволил ― усадил рядом.

― Ника… я знаю, что я не подарок, ― начал издалека. Откладывать разговор о женитьбе мне казалось бессмысленным. Лучше узнать сразу, что думает на этот счет моя помощница, и не терзаться сомнениями. ― Мало того, что человек я не компанейский, вечно занятой и требовательный, так еще и зрение у меня… сама знаешь.

― Знаю, ― согласилась Ника чуть удивленно. ― Но пока не понимаю, к чему ты ведешь.

― К тому, что, кажется, тебя не напрягает моя… зависимость от твоей помощи. Ты гибкая, уживчивая, терпеливая.

― Если это похвалы, то какие-то сомнительные, ― снова прервала меня Вероника.

― Погоди, я не все сказал.

― Говори.

― Еще ты ― красивая. Худенькая, миловидная. Мне нравятся твои губы… грудь… тело. Теперь, когда я их знаю ― нравятся вдвойне. В общем, мне… я хочу… ты согласишься выйти за меня? ― понимая, что начинаю блеять ягненком, прервал свои путаные объяснения и спросил в лоб.

Спросил ― и вдруг разучился дышать. Грудь словно сдавило со всех сторон многотонной тяжестью. Горло пересохло и сжалось. В мозгу стучала мысль: «Идиот! Надо было сказать, что любишь ее!» Но голос внезапно пропал, и я только беззвучно шевелил губами, словно выдернутый из воды карась…

Мгновения тишины растянулись, превратились в вязкую жижу. Каждый удар сердца отдавался в ушах гулом кузнечного молота. Ника молчала долго. Слишком долго. И мне казалось, что я задыхаюсь в этой тишине. Во времени, которое превратилось в желе.

Кое-как, через силу, заставил повиноваться левую руку. Нащупал ею плечо помощницы, повел по нему вниз, пока не добрался до пальцев. Оказалось, Ника комкает в кулачке бумажную салфетку.

Ушей достиг всхлип.

― Ты что, плачешь? ― откуда взялось дыхание и голос, я и сам не понял. ― Почему?! Я сказал что-то не то?

― Эд, ты же говорил, что никогда… что не женишься! А тут…

― И не собирался, да. Хватало редких встреч, и никого не хотелось видеть рядом. Но с тобой все по-другому, Ника! Я за два дня без тебя чуть сума не сошел! Бродил от стены к стене как потерянный. И Найджел следом… а вчера, когда твой бывший пытался тебя увезти, мне вдруг на мгновение показалось: а что, если ты сдашься? Согласишься? И во мне что-то взорвалось! Я понял, что не отдам, не отпущу! Хорошо, что он сразу присел, когда я ему в ухо дал, иначе я бы его…

― Не надо! Не хочу, чтобы тебя таскали по судам! ― Вероника обхватила меня за талию. ― Я бы ни за что не поехала с ним по своей воле!

― Это хорошо… ― я немного обмяк. Но тут же снова переспросил. ― Так ты согласна?

Вероника вжалась в меня еще сильнее. Засопела напряженно.

― Все так сложно, Эд! Ты ведь уже нашел суррогатную мать для своего ребенка, а я по-прежнему боюсь даже думать о детях!

― Ты не сможешь принять моего ребенка, да? ― я почувствовал себя проколотым воздушным шариком. Только вместе с воздухом из меня уходило что-то другое. Важное, теплое, светлое… Такое, чему я пока не мог подобрать названия.

― Да я любила бы его как своего! ― взвилась Ника. ― Но вдруг я не справлюсь? Подведу тебя ― и с твоим ребенком что-то случится?

― А вдруг со мной что-то случится после того как ты уйдешь от меня? А вдруг случится что-то с тобой, а меня не будет рядом, чтобы помочь, выручить, поддержать? Мы не можем знать, что нас ждет, можем только радоваться тому, что есть! Когда оно есть… Клянусь, у малыша будет лучшая няня, лучший педиатр края будет приезжать к нему по первому звонку, вместе мы сумеем справиться со всем, что бы ни случилось! Я понимаю… помню, какими были мы с Тимом ― то разбитое колено, то рассеченная бровь, то что-то пострашнее… отцу никогда не приходило в голову винить в этом маму Вику! Я тоже не буду тебя винить! Главное, чтобы ты сама…

Я говорил, говорил, говорил… Искал убедительные слова, разумные доводы. Ника тихо всхлипывала мне в подмышку.

А потом я выдохся. Понял: не знаю, что еще сказать. Кроме, пожалуй, главного.

― Иди сюда, ― заставил помощницу перебраться к себе на колени, поймал ее затылок, сжал, чтобы она не могла отвернуться. Запрокинул свою голову, чтобы хотя бы краем глаза видеть ее лицо, и проговорил на выдохе. ― Я тебя люблю.

Ника словно задохнулась от этих слов.

Ее губы заплясали, подрагивающие пальцы двинулись вверх по моей груди, скользнули по шее, приласкали уголки губ и замерли на моих скулах.

― Не знаю, ― повела она головой, и у меня внутри ёкнуло, будто срываясь и падая в бездну: неужели не любит? ― Не понимаю, как так вышло… я сопротивлялась чувствам! Я надеялась, что сумею… но это сильнее меня!

― О чем ты, Ника? ― прохрипел я, судорожно сжимая ее талию, комкая тонкую ткань ее домашнего платья.

― Я клялась, что больше никогда!.. Но ты каждый раз находил нужные слова, чтобы разрушить все преграды, которые я строила, и я… полюбила тебя, Эд!

― И это значит, что ты… ― я все еще не услышал ответа на свое предложение, и пусть после слов любви дышать стало легче, но расслабиться я все еще не мог.

― Да. Я выйду за тебя, если ты правда этого хочешь, ― не слишком уверенно договорила Вероника.

― А ты сама? Ты ― хочешь?

Секундная заминка… судорожный вдох… и потом, на выдохе ― тихо, смущенно, но искренне:

― Хочу…

Наверное, после этих слов я должен был сделать что-то необычное: вскочить и начать кружить Нику по гостиной, или хотя бы зацеловать ее до потери сознания, показывая свою радость и признательность. Но этот разговор дался мне так непросто, что сил на бурные изъявления счастья не осталось. Меня хватило только на то, чтобы уткнуться обессиленно лбом в плечо сидящей у меня на коленях помощницы и дышать открытым ртом, как после стометровки на скорость.

― Что? Эд, ты как?! ― встревожилась Вероника.

― Счастлив до головокружения, ― пробормотал я. Придвинул Нику к себе вплотную, вжал в свое тело, не имея сил ни говорить, ни двигаться. ― Хорошая моя, сейчас. Дай минутку ― перевести дыхание…

Ника прижалась щекой к моей щеке, засопела мне в ухо, запустила пальцы в короткие волосы на затылке, массируя напряженные мышцы, рассылая по шее и спине короткие колкие разряды удовольствия.

Я не знаю, как долго мы так сидели ― может, час, а может ― всего пару минут. Время перестало существовать, да и мир вокруг будто растворился, превратился в туман. Единственное, что существовало для меня в эти мгновения ― это гибкое, хрупкое тело любимой женщины, приникшее ко мне в ласковых объятиях.

Наконец, пульс перестал бить набатом в мои барабанные перепонки. Мышцы расслабились. Дыхание выровнялось, в голове посветлело, и я ощутил, что уже в состоянии мыслить, анализировать и ― планировать.

― Мы подадим заявление, как только закончатся новогодние каникулы, ― решительно заявил своей теперь уже невесте и все еще помощнице. ― И поженимся в последних числах января. Я не хочу ждать ни одного лишнего дня!

― Хорошо, ― согласилась Ника.

― Я помогу тебе все устроить ― ресторан, кортеж. С цветами разберется мама Вика. Она ― лучший флорист Яснодара, ― я продолжал прикидывать, как организовать нашу женитьбу.

― Эдуард, погоди! ― Ника завозилась у меня на коленях, чуть отодвинулась, заглянула в лицо.

― Что?

― Понимаю, для тебя это первый брак… ― теперь голос моей помощницы звучал так, будто она подбирала слова, чтобы не задеть мои чувства.

― Да, первый. К чему ты клонишь?

― Прежде чем выбирать ресторан, цветы и кортеж, обычно стараются определиться, как много людей будет приглашено на торжество. Я бы хотела, чтобы гостей было как можно меньше. Только самые близкие. Ели ты не против…

Об этой стороне вопроса я раньше не задумывался. Вообще не думал о женитьбе! Готового ответа на замечание Вероники у меня не было. Но, если так подумать… приглашать на свадьбу коллег, сотрудников и партнеров ― не в моих интересах. Почти никто, не считая самой верхушки руководства завода, не знал о том, что я почти ослеп. На банкете этого уже не скроешь. Все станет слишком очевидным. А значит, приглашать следует только самых близких.

― Я позову только родителей и брата, ― произнес вслух.

Почувствовал, как Ника кивнула.

― А я ― только Тамару. Она будет моей свидетельницей, подругой невесты.

― В таком случае, мне в свидетели придется звать Тимофея, ― сообразил я. ― Он мне не простит, если я позволю кому-то другому встать в пару с твоей приятельницей.

― Я как раз хотела попросить тебя о том же, ― теперь в голосе любимой звучала улыбка. ― Мне кажется, из них получится красивая пара.

― Надеюсь, не красивее нас с тобой, ― усмехнулся я.

Подробности и тонкости мы обсуждали еще долго ― далеко за полночь. Зато, когда настало время действовать, наш с Никой план работал, как часики. Двенадцатого января мы подали заявление. Роспись нам назначили на двадцать восьмое. Узнав дату и время, мы смогли заказать столик в вип-зоне все той же «Диканьки» ― Вероника сказала, что ей там очень понравилось.

Чтобы никто из родственников не садился в этот день за руль, Вероника договорилась насчет большого белого лимузина с водителем: места в салоне этого гиганта должно было хватить всем.

Цветы на капот, букет невесты и оформление вип-ложи взяла на себя мама Вика. Она вообще была счастлива и вдохновлена сверх меры. В какой-то момент я даже почувствовал себя залежалым товаром, который усталый торговец рад, наконец, сбыть с рук. Постарался откинуть прочь эти гадкие мысли, но осадок на дне души все равно остался.

Казалось бы, ну что такого в том, чтобы устроить праздник на шесть человек? Но хлопот оказалось неожиданно много. Правда, большинство из них взяла на себя моя невеста. Ника то ездила по салонам, то наведывалась в кондитерские. Время неслось стремительно, как селевый поток. Но, прежде чем мы расписались, произошло еще одно очень значимое событие. Если бы я знал, как оно скажется на нашей жизни ― сделал бы все, чтобы его избежать!